Дурак

      Делаю очередной глоток янтарной жидкости и откидываюсь на спинку скамейки, сканируя взглядом уже до боли знакомые окна седьмого этажа. Внутри второй час идёт борьба сердца и разума: подняться и наконец-то расставить всё по своим местам, или же жить как и прежде, скрывая истинные чувства под маской беззаботной дружбы, но при этом сжирая себя изнутри страхом потери — а потеря рано или поздно наступит, особенно в связи с последними событиями.       Пару дней назад, когда Сашка играючи рассуждала, идти ли ей на свидание или нет, я не воспринял это всё всерьёз: лишь посмеялся. Мы же уже проходили такое, и не раз. Вокруг Сашки всегда крутилось много мужчин, желавших её внимания, но она всех держала на расстоянии вытянутой руки, выстраивая защитную стену и пресекая на корню все попытки ухаживаний. Наверное, поэтому я и был так уверен, что в этот раз всё будет идти по уже знакомому сценарию, но Каштанова удивила нас всех: и, вместо того, чтобы следовать своим негласно писанным правилам, она, меняя всё в раз, с лёгкостью согласилась на встречу с малознакомым мужчиной.       — Ой, Каштанова, что же ты творишь... — рука на автомате тянется к бутылке, и уже через секунду алкоголь обжигает горло, заглушая тупое чувство ревности.       Как я мог вообще допустить мысль, что, пока я буду искать в себе силы признаться в своей слабости, такая девушка, как Сашка, будет одна. Кретин. Отреагировал бы на её слова по-другому — возможно, и не было бы никакого свидания, да и мужчин бы других не было. Надо было не тянуть, и, как только осознал, что не могу спокойно дышать без неё — сразу же бежать и ломать эти чёртовы рамки дружбы. Не будь мы горды и глупы, давно бы уже перестали играть в эти никому не нужные игры. Но нет: приходится изо дня в день изображать мнимое счастье с другими, делая вид, что внутри ничего не ёкает при встрече.       — К черту всё! — решительно поднимаюсь, направляясь в сторону подъезда.       Терять мне уже нечего: как раньше мы всё равно уже не сможем, а так хоть выскажу всё то, что так гложет меня уже на протяжении месяца.       До нужного мне этажа я добрался на автомате; правда, пришлось немного напрячь мозг, чтоб вспомнить нужную мне квартиру — ведь после переезда Каштанова не сильно жаловала гостей. Не дав себе времени на раздумья, да и боясь передумать, зажимаю звонок. Не знаю, сколько я так простоял, терзая бедную кнопку, но каждая секунда безжалостно полосовала мои нервы. И, когда я услышал шум за дверью, а затем — щелчок замка, выдохнул. Пути назад уже не было.       — Андрей? — удивление в голосе, а в глазах — страх. Неужели я так хреново выгляжу?       — Пустишь? — чтоб не смущать её, завожу руку с недопитой бутылкой за спину. Надо было выкинуть её ещё у подъезда, но я, как обычно, не сообразил.       — Андрюш... — стоит, заламывая пальчики; глаз на меня не поднимет. Вижу, что нервничает, но не могу пока понять причину. — Мне кажется, что сейчас не самое лучшее время для гостей, я…       — Сашуль, всё в порядке? — из кухни выходит высокий брюнет, сходу сканируя меня недовольным взглядом. Вот и причина, а заодно и мой самый главный страх.       Медленно перевожу взгляд с него на Сашку. Стоит, покусывая губы, трясётся вся. Всячески избегая зрительного контакта со мной. Недооценил я тебя, Каштанова, ой, недооценил. Но и я просто так сдаваться не собираюсь: на кону слишком многое стоит.       — Знаешь, Каштанова, а мне кажется, что сейчас как раз самое время. — откинув в сторону все рамки приличия, нагло перешагиваю порог и, скинув по-быстрому кроссовки, направляюсь в сторону кухни, по пути цепляя плечом этого горе-кавалера. Пусть знает, что я просто так ему Сашку не отдам. — О-у, да у вас тут всё по-взрослому, я смотрю!       За ухмылкой стараюсь скрыть всю свою злость от увиденного. На столе всё как в лучших традициях: бутылка красного вина, два бокала, фруктово-сырная нарезка. Для полноты картины только свечей не хватает.       — Молодой человек, мне кажется, Вам лучше уйти. — закинув в рот виноград, поднимаю взгляд на этого мудака. А он ничего так, хорош. Должен признаться: у Каштановой отменный вкус. Не замечаю, как губы растягиваются в улыбке, вызывая у него злобный оскал.       — Не нравлюсь, да? — игнорируя все его взгляды, по-хозяйски достаю из шкафа ещё один бокал, наливая себе виски. — А мне кажется, я как раз хорошо вписываюсь в вашу компанию! Как чувствовал: со своим вот пришёл.       Трясу перед его носом уже почти пустой бутылкой. И всё-таки хорошо, что не выкинул.       — Андрей! — Сашка делает шаг в мою сторону, разделяя нас с её «хахалем» по разным берегам. Правильно, ещё бы чуть-чуть — и я, не сдержавшись, врезал бы по его наглой роже. — Тебе лучше уйти.       Её слова бьют наотмашь. Не думал, что она так легко встанет на сторону почти незнакомого мужчины. Да, я не в самом лучшем амплуа сейчас, и, может, мне действительно лучше не лезть, но градус в крови даёт о себе знать, заставляя идти на возможный риск.       — Не думаю. — не разрывая с Сашкой зрительный контакт, заваливаюсь на стул. — Вы же тут знакомились поближе, да? Так я могу помочь тебе, солнце. Расскажу ему всё о твоих пристрастиях.       В миг сжатые кулаки брюнета меня очень веселят, добавляя при этом уверенности моим действиям.       — Факт номер один. — провожу пальцами по ножке рядом стоящего бокала, задумчиво разглядывая его. Он совсем не тронут. — Сашка пьёт только белое сухое. Пользуйся и не благодари.       Видя, как перекашивается от злости его лицо, довольно улыбаюсь. Если нервничает — значит, ничего серьёзного между ними ещё не произошло, а, значит, у меня есть все шансы убрать его из нашей жизни раз и навсегда.       — Андрей, не надо... — её молящий взгляд против моего решительного. Прости, родная, но эта битва будет за мной.       — Факт номер два. Который, к слову, ты никогда не проверишь. — встаю, направляясь в его сторону. — Самый чувствительный участок её тела — шея.       От моих слов глаза Сашки тут же увеличиваются в размере, а на щеках появляется лёгкий румянец. Знаю, я обещал забыть тот день, когда, не справившись с волной эмоций, мы переступили черту, долго терзая друг друга мучительными поцелуями и стараясь из последних сил не сорваться в пропасть. Тогда-то я и узнал, что сильнее всего тебя заводят ласки твоей изящной шеи. И, как бы я ни старался забыть это, у меня ничего не выходило — это выше моих сил.       — Серёж, пожалуйста... — Сашка молниеносно хватает мужчину за руку, останавливая от поползновений в мою сторону.       — Ты что себе позволяешь, щенок? — он — ну прям как истинный джентельмен — уже был готов наброситься на меня, защищая честь дамы. Вот только он — бедный — не знает, что Сашка, нарушая свои же принципы, беспомощно сгорала в моих объятиях, подпуская непозволительно близко к своему сердцу.       — То, что ты никогда не сможешь себе позволить. — дерзко парирую ему. Отмечая при этом, что он и сам это прекрасно понимает. Он не вывезет это состязание, как бы ни старался. Появись он раньше — возможно, шансы были бы у него получше, но не сейчас. Слишком многое мы вместе с Сашкой прошли.       — Нестеренко, я тебя убью. — шипит на меня, словно дикая кошка. Моя кошка. — Серёж, прости, но тебе…       — Не продолжай: я всё понял. — перебивает её и, схватив телефон со стола, направляется в сторону выхода.       — Какой сообразительный! — победно ухмыльнувшись, кричу ему вслед. — Приятно было познакомиться!       — Убью! — ещё раз кидает мне Каштанова и направляется следом за гостем.       Убивай сколько твоей душе угодно — я стерплю всё, лишь бы ты была рядом. Потому что лучше умирать около тебя, чем в одиночестве и болоте удушающей ревности. Я готов ждать столько, сколько ты пожелаешь; только дай хоть мизерную надежду на наше совместное будущее.       — Что за цирк ты устроил? — стоит на пороге, облокотившись плечом на дверной косяк. — И с каких пор ты стал пить?       — С тех самых, как ты стала ходить на свидания. — подойдя к ней, аккуратно притягиваю к себе, решаясь на откровения. — Сашка, одна только мысль, что ты можешь быть с другим, убивает меня. — утыкаюсь носом в её макушку, вдыхая уже такой любимый аромат. Ни одна девушка в моей жизни не будоражила моё сознание так, как это делает Каштанова.       — Андрей, ты пьян и не соображаешь, что сейчас творишь. — голос хрипит, а тело своей дрожью выдаёт ее истинное состояние. — Завтра ты будешь жалеть об этом.       — Я буду жалеть лишь об одном: если из-за свой глупости потеряю тебя. — чувствую, как под моими ладонями она ещё сильнее напряглась. — Я просто устал врать и тебе, и себе, громко крича, что мы всего лишь друзья. Друзей так рьяно не ревнуют; их не хотят обнимать и целовать каждую секунду; с ними не хотят просыпаться и засыпать в обнимку, полностью растворяясь в человеке; в конце концов, от них не хотят детей.       Произношу и замираю от осознания, что камень, лежавший на моих плечах в последнее время, упал, даря мне полную свободу и облегчение. Даже если Саша отвергнет меня, я всё равно буду счастлив, что мне удалось в этой жизни почувствовать такое сильное чувство, как эта любовь.       — Детей? — прожигает меня своим взглядом, пытаясь понять всю серьёзность момента.       — Именно. — нежно, боясь спугнуть, подношу её ладонь к губам, поочерёдно касаясь её пальчиков поцелуями. — Каштанова, если ты ещё не поняла, то перед тобой — безумно влюблённый дурак, который не представляет уже своей жизни без тебя. Это нормально?       — Вполне. — её горячее дыхание опаляет кожу, заставляя сердце учащённо биться. Эта близость — просто пытка для меня. — Особенно, если таких дураков двое. Я люблю тебя, Нестеренко.       — Повтори. — делаю шаг, прижимая её к стене. Хотя самому впору искать опору от нахлынувших эмоций.       — Я люблю тебя. — произносит сквозь улыбку, запуская свои ладони под мою толстовку. — И, если ты меня сейчас не поцелуешь, — то я сойду с ума.       Повторять мне было не нужно: я сам готов был сойти с ума от желания к этой девушке.       Провожу медленно, будто дразня, по её шее ладонью; а затем резким движением притягиваю к себе, сливаясь в таком долгожданном поцелуе.       И всё же я полнейший дурак, что так долго тянул с признанием.