***
Самое частое — звон. Или треск, а иногда даже хруст, когда его пальцы, не покрытые тканью перчаток, касаются чужой оголённой кожи. Миниатюрные голубые камушки падают к ногам, переливаясь и светясь, отражая от себя лучи солнца и смахивая на драгоценности. На деле же — безделушки, не стоящие особого внимания, и грош им цена. — Что это? — Тарталья спрашивает в манере своей любопытно, поднимая как-то раз подобный камень и рассматривая. Крутит его меж пальцев, переворачивает то одной стороной, то другой, почему-то ощущая поверхность камня совсем-совсем тёплой. Живой почти. — Кристалл, — коротко и ясно отвечает ему Чжун Ли, не пускаясь в свои обычные разглагольствования. Будто бы Чайльд должен сам всё сразу понять, и он понимает — не сразу, правда. То был самый первый раз, когда эти кристаллы появились, и никто из них даже предположить не мог, сколько же их ещё появится в их жизни. А лазурных камней становилось всё больше. Чайльд недовольно вытаскивал их из-за пазухи, когда ладонь Моракса скользила по затылку, вытаскивал из-под перчатки, стоило чужим пальцам забраться под плотную ткань. Их двоих можно было отследить по этим голубым следам — поначалу Тарталья старался подбирать все сыплющиеся кристаллы, но вот, когда шкатулка была заполнена, когда они стали встречаться в ящиках его стола, выпадать из стопок документов, а затем он чуть не проглотил один в собственной чашке, Предвестник постарался отгородиться от всего этого добра. Лежат на земле, ну и пусть себе валяются. Никому ведь не мешают. — Слушай, может, попробовать сделать на них бизнес? Чайльд недовольно кряхтит, вытаскивая из-под спины колючий кусочек синего камня. Белоснежная простыня была вся усыпана этими красивыми пустышками после ночей, когда Чжун Ли оставался у него ночевать. Или когда Тарталья оставался у Чжун Ли. Страшно подумать, что произойдёт, если они решат жить вместе. — Что ты имеешь ввиду? — голос Моракса как обычно спокоен и непоколебим. — Ну смотри, — Чайльд крутит камушек в руках, слегка приподнимается, натягивая на себя плотнее пододеяльник, — с нормальных людей сыпется песок, а с нас – целые кристаллы! Будем продавать их, например, в Инадзуму. В Ли Юэ мы их уже столько обронили, что на всех с запасом хватит. Смех Чжун Ли — бархатный и глубокий, совсем негромкий, но разносящийся по комнате приятной мелодией. Тарталья слушает с удовольствием, затаив дыхание и роняя на белую постель камень из рук. И в очередной раз утопая в любви к этому человеку, Архонту, Мораксу, Чжун Ли, влюбляясь в каждую его деталь. В такие моменты Чайльд мягко улыбается и тянется вперёд, позволяя пододеяльнику всё-таки упасть, а рукам обвить чужую шею. И очередным кристаллам упасть на землю. Чайльд считает так: в каждом кристалле заключена частичка его любви, и с каждым потерянным кристаллом, она не угасает, а наоборот, разгорается в груди сильнее.***
Чжун Ли — воин. Тарталья, впрочем, тоже, и может быть поэтому он вполне успешно подкрадывается к Мораксу сзади? Вот только... Чжун Ли — Архонт, а Тарталья — человек. И благо, Моракс, по престарелой своей напряженности, не вызывает каждый раз метеорит. Потому что когда чужие ладони хлопают по плечам, а ухо опаляет горячий шёпот, ещё целую секунду думается, а кто же это? И лишь потом сердце перестает заходиться в бешеном ритме, а тело расслабляется. Вот так пугать Моракса — любимое занятие Тартальи, но слишком увлекаться он этим не любит. После... нескольких случаев. Самый первый из них заставил попотеть обоих. Яркое Ли Юэвское солнце слепит, облака плывут по небу, слегка розоватые. Близится вечер. Листва слегка шуршит, мягко-мягко шепча что-то на ухо. Родной город успокаивает и очищает душу, и Чжун Ли чуть плотнее сжимает в ладони перила моста, как вдруг... — Хэй, Чжун Ли! Слишком громко, слишком резко — Архонт вздрагивает, распахивая глаза и резко поворачиваясь. Длинный хвост рассекает воздух, волосы даже задевают ладонь Одиннадцатого Предвестника, так и застывшего в удивлении за его спиной. Чжун Ли понять это может — нечасто встретишь перепуганного Гео Архонта, а главное — от чего! Но что уж поделать, не привык он иметь дел с шумной молодежью, особенно такой, что каждый раз со спины подбирается, да как...! Так ведь и оставшееся сердце остановится. — Боже, Чайльд, ты застал меня врасплох, — он прокашливается и поправляет рукава, опуская взгляд, — ты что-то хотел? Он поднимает взгляд обратно и замечает странность: Тарталья необычно молчалив. Застыл в одном положении, да не двигается, хотя обычно юлой вьётся вокруг, одновременно окружая со всех сторон своей гиперактивностью. А тут... молчит и даже не моргает почти. — Чайльд? — Чжун Ли начинает беспокоиться, и хмурится, отстраняясь от перил и подходя к парню. Касается ладонью чужого запястья, старается отвести ладонь в сторону, но... — о Архонты, Чайльд! Наверное, вспоминать в такой ситуации себя – немного самовлюбленно, но человеческие выражения на удивление быстро входят в привычку, а Чжун Ли как раз на людей и старается быть похожим. Но сейчас не об этом – Чайльд наконец может слегка изменить положение, и этого хватает чтобы опустить руку, покачнуться, да безвольно упасть в объятия мужчины. Перепугались все. И Чжун Ли, и сам Чайльд, все видящий и слышащий, но не имеющий возможности ни слова вставить, и лекари, успевшие парня похоронить и воскресить несколько раз. И только Ин Эр, наблюдавшая всё это с порога своего магазина, хитро улыбалась, с лисьим прищуром наблюдая сцену — но она всегда слишком уж много лишнего выдумывала. — Грёбанное окаменение... — бормочет ворчливо Тарталья, растирая онемевшее запястье в очередной раз за последний месяц. Он уже не застывает недвижимой статуей, как это было в самом начале, но ощущение затёкших конечностей всё ещё сковывает конечности, а движения становятся нерасторопными и медлительными. Чувствительность также падает до минимума и даже чашка горячего чая в руках ощущается лишь небольшой шероховатостью. Ни температуры, ни текстуры толком не ощутишь — остаётся лишь уповать на то, что всё поскорее вернётся на свои места. — Прошу прощения, Чайльд, — Чжун Ли утомлённо вздыхает, обречённо потирая переносицу и хмуря широкие брови, — но разве мы не договорились, что ты перестанешь так резко подкрадываться? — Да ладно тебе, ты ведь почти привык уже, разве нет? — хмурые брови Тартальи расправляются, и он с улыбкой поднимает взгляд на мужчину напротив, — смотри, если раньше я и пошевелиться не мог, то теперь вон — бегаю! Он в готовности поднимается на ноги, демонстрируя собственные возможности. И при том ощущая каждый свой сустав, чувствуя каждое сокращение мышц и, кажется, его уши даже улавливали хруст коленей и локтей, когда он двигался. Ей-богу, будто камень о камень бьётся. — Твои силы бы да в нужное русло, — ворчливо бормочет Предвестник, ероша чужие волосы и разминая шею. Как оказалось, небольшая гимнастика помогала избавиться от эффекта Окаменения быстрее — и Чайльд был только рад. И время с пользой проведёшь, и от надоевшей скованности избавишься, — а то ишь, взял в толк сковывать несчастных Предвестников Фатуи! Моракс же слегка хмыкает под нос, едва слышно и приподнимая уголки губ. Наверное, за это он и любит этого рыжего выходца из Снежной: какое бы препятствие на пути ни возникло, он с готовностью его преодолевает, оставляя за спиной любые сожаления и нерешительность. Только вперёд, без оглядки — таков чужой девиз. И Чжун Ли хотел бы разделить эту юношескую энергию, однако может лишь с улыбкой наблюдать, пока в сердце распускаются бутоны глазурных лилий. — А они и не слишком против, раз так настойчиво лезут на рожон, — Моракс тянется ближе, кончиком носа ведёт по чужой шее и опускает ладони на крепкую талию, чувствуя под перчатками ткань униформы Снежной. Слегка смеётся, когда обычно плавные и текучие движения Чайльда сменяются жестами прерывистыми и немного размашистыми, совсем не вяжущимися с носителем Гидро Глаза Бога, — раз так много жалуешься, то, может, завяжешь с привычкой пугать Архонтов, чей срок службы уже подошёл к концу? В ответ Чжун Ли слышит звонкий смех. И он отражается у него внутри, звучит колокольчиками и пением соловьёв, завыванием вьюги и полётом снежинок. Чайльд из тех, что могут совместить в себе палящее летнее солнце и морозную зимнюю свежесть. — Ха-ха, Чжун Ли, будет тебе! Ты выглядишь так непривычно и забавно, что-... Тарталья не договаривает, обрываясь на полуслове: ощущает чужое дыхание совсем близко, чувствует тепло чужого тела и ловит взгляд янтарных глаз. Мягкие губы на своих собственных, щекотку длинных прядей, касающихся его щеки. Чайльд прикрывает глаза и скрещивает руки за чужой шеей, притягивая ближе — быть может, их поцелуй секундами позже перерастёт в небольшое сражение, как он и любит. А может, всё на поцелуе и остановится. И Чайльд прикрывает глаза, отдаваясь рукам Архонта.***
Всё же, препятствий на пути их отношений больше, чем разнообразных приятностей. Не то чтобы Тарталья опечален этим: он препятствия любит, и с готовностью их преодолевает, чего, впрочем, не скажешь о его возлюбленном. Но тот лишь смотрит взглядом уставшего от жизни человека, и отдаёт все испытания Чайльду, раз тот так того желает, а сам в процесс включается лишь тогда, когда ситуация из шуточной в совсем серьёзную перерастает. Не будет же он бросать Предвестника на съедание стервятниками. Вот только, порой препятствия становятся слишком... буквальными. Мешающими пройти или больно стукающими в бок. —Господин Чжун Ли, не подскажите, пожалуйста, что у вас за дурная привычка демонстрировать свои нефритовые столбы посреди улицы? Чайльд говорит излишне-официально, со вздохом потирая ушибленное плечо и глядя через небольшую стену на Моракса. Жалко, конечно, плитку в Ли Юэвской гавани: такая ровная и аккуратная, но разбитая в щепки случайной гео-конструкцией. Конечно, Тарталья возместит всё чуть позже, но мысленно он желает удачи Похоронному бюро: когда он уедет домой, вся ответственность за чужой бюджет и компенсации ляжет на плечи несчастной Ху Тао. А Чжун Ли едва ли перестанет кромсать дороги — в этом парень не сомневается. — Может, у тебя отобрать Глаз Бога, чтобы-... Ах, точно, — Предвестник потягивается и спиной опирается о выросшую посреди набережной стелу, — это ведь всего безделушка для тебя. — Не будь так суров, Чайльд, — Моракс тупит взгляд виновато, пальцами стучит по столбу рядом с собой, а затем склоняется чуть ближе к Предвестнику, — я не задел тебя? Столь внезапные препятствия не так-то безболезненно врезаются в тела, а удары их чреваты последствиями: вот Чжун Ли и беспокоится. Тарталья даже злиться и ворчать долго не может, замечая это волнение в глубине чужих глаз. — Ерунда, не беспокойся. Однако ты даже после окончания спектакля продолжаешь создавать препятствия Фатуи. В этот раз путём опустошения нашего бюджета... — разглагольствования Тартальи прерываются, стоит его спине ощутить зияющую и притягательную пустоту вместо твёрдой опоры. Он от неожиданности пошатывается, грозясь вот-вот упасть, но его придерживает за лопатки чужая ладонь, — а вот это было подло. — Ничего не могу поделать, — Чжун Ли со вздохом отвечает, прерывая падение парня и уверенным жестом восстанавливая чужое равновесие, — однако в своё оправдание скажу, что твоя помощь является совершенно добровольной. Я не хочу принуждать тебя возмещать... — Возмещать учиненный тобой ущерб, ага-ага, вот только прошу, смилуйся над Ху Тао, у неё не хватит моры платить за тебя каждый раз! — он замечает чужой взгляд, похожий на взгляд несчастного и раненного в самое сердце щенка, — моя помощь добровольно-принудительная, сойдёмся на этом. В конце-концов, кто, если не я? Да и можешь считать это, кхм... в отместку за то, что Осиал разрушил половину Гавани в своё время. — Да уж, чудесные были деньки... — Тарталья поднимает бровь, деловито склоняя голову набок. "Чудесные"? Они точно говорят о том времени, когда Гео Архонт был объявлен мёртвым, Тарталья чуть не разрушил Ли Юэ, возродив мёртвого бога, а народ пребывал в панике? — единство Адептов и людей, ну не чудно ли? Ах. Вот он о чём. — Ха, порой мне кажется, что твоя воинственная натура всё ещё периодически берёт верх, — Чайльд смеётся, потирая щеку и не замечая опасного блеска в золотых глазах напротив, — ну, что ж, тогда за их единство стоит поблагодарить меня! Воссоздать те печати было задачей не из лёгких, к слову! Моракс усмехается, носком обуви сбрасывая осколки плитки и песок, оставшийся от появления Каменной стелы, в небольшое углубление. Песок раньше тоже был плиткой, но ей никто выбора не предоставил, когда Моракс решил внезапно всё разбить. Хотя и тот ничего не решал, говоря уж откровенно: скорее, Гео-силы ощутили рядом брата по разуму, вот и потянулись подсознательно. — Однако ты с ней отлично справился. Как и свойственно, кхм... плохим парням? — он слышит смех Чайльда в ответ, когда пытается использовать чужое выражение. Тарталья и сам так говорил, а потому Чжун Ли искренне недоумевает: неужто так смешно? — в любом случае, из тебя получился замечательный злодей. Чужой смех затихает, а вместо него слышится вздох. Взгляд синих глаз слегка тяжелеет, и Чжун Ли понимает, что эту тему он, вероятно, затронул зря. — Конечно, всё ведь было распланировано. Что ты, что Синьора, не допустили бы, чтобы что-то пошло не так, верно? — Чайльд тоскливо ухмыляется, но затем шагает вперёд, возобновляя их вечернюю прогулку, — ну, в любом случае, это в прошлом. Главное, что всё прошло так, как будет лучше для Царицы. И в этот раз сердце ёкает уже у Чжун Ли: имя Крио Архонта, которому так верен Предвестник, заставляет ладони сжиматься в кулаке, а брови слегка сходиться к переносице. Ничего тут, конечно, не поделаешь: Чайльд верен Родине, верен своим убеждениям. Но в будущем он всё равно постарается, чтобы именно имя Гео Архонта было у Тартальи на первом месте. — Час поздний, Чайльд, — начинает Чжун Ли, ненавязчиво перестраивая их маршрут ближе к его дому, — не думаешь, что пора бы возвращаться? — Есть такое, — Тарталья отвечает легко и расслабленно. Ночью им бояться нечего: кто может навредить Одиннадцатому Предвестнику и бывшему Гео Архонту? Однако претендент есть: насекомые. Надоедливые мошки и прочие паразиты активируются с наступлением темноты и пусть они не опасны, но чертовски раздражающи: даже каменные препятствия и гигантский Гидро кит от них не спасут, — что думаешь насчёт небольшой драки сегодня вечером? Для обывателя подобное предложение прозвучит, вероятно, странно и чуть-чуть двусмысленно, но не для Моракса. Он уже привык, и слышит то, что нужно, в ответ согласно кивая. — Если ты настаиваешь. И ни одна стена, внезапно возникшая, не разрушит устоявшуюся между ними связь.***
События проносятся внезапно: весть о смерти Синьоры, весть о побеге Скарамуччи, о его переводе в Инадзуму. Тарталья не шибко рад всему этому, пусть когда-то и мечтал о том, чтобы поскорее сбежать из жаркой гавани. Особенно сразу после обмена Синьоры и Чжун Ли, когда находиться в Ли Юэ было душно, неприятно и сковывающе. Неприязненные взгляды прохожих, направленные на него, каждодневное напоминание о произошедшем позоре... сейчас всё забылось и принялось, сейчас есть компания Чжун Ли и, честно, покидать её совсем не хочется. — Так ты уезжаешь? — голос Моракса, кажется, как и обычно твёрд, но звучит тише и чуть менее увереннее. — Я вернусь, — а вот голос Тартальи спокойнее и решительнее. Взгляд направлен вперёд, на водную гладь океана, на пребывающие корабли, — обязательно вернусь, как только выловлю в Электро-джунглях одного несносного волчонка. Скарамучча похож скорее на щенка, короткий, злой и лает много, но Чайльд обходится наименьшим. С этим парнем он всё равно не в ладах, так что отнять у него сердце не должно быть большой проблемой. А вот поиски такой небольшой по размеру, но гигантской по значимости, цели могут затянуться. — Возьми это, — слышится со стороны Чжун Ли, и Тарталья готовится увидеть дорогущий нефрит, счёт за который потом придёт в Банк Северного Королевства или, на крайний случай, в Похоронное Бюро. Но вместо этого... — О Архонты, Чжун Ли, это снова этот камень, — Чайльд смеётся и принимает из чужих рук небольшой лазурный кристалл. Тот самый, что появляется от их соприкосновения периодически, — у нас ведь их десятки, куда мне... — Это не просто один из кристаллов, Чайльд, — с мягкой улыбкой поясняет свой жест Чжун Ли, взглядом скользя по плавным чертам чужого лица. Запоминая и впитывая всё, будто они видятся в последний раз, — это самый первый. Пусть их и нападало, как ты и упомянул, десятки, но конкретно этот камень упал первым. Не то чтобы я был слишком сентиментален, но мне это явление показалось занятным. Так что я решил его оставить. Взгляд Тартальи на мгновение становится растерянным. Он хлопает ресницами, а затем улыбается тепло-тепло, пряча кристалл понадежнее в один из карманов. — Неправда, Чжун Ли, ты чертовски сентиментален. Что ж, в таком случае, — парень тянется к своей шее, к спине, щёлкая небольшими креплениями и брошами. А затем стягивает с шеи красный шарф, такой дорогой сердцу и напоминающий о доме, — ты возьми это. Чжун Ли колеблется. Взглядом скользит по алой ткани в чужих руках, по чёрной поверхности перчаток и тянет до того, что Тарталья сам наматывает его на чужую шею, замечая скорое отбытие корабля. — Но разве он не дорог тебе? — задаёт разумный вопрос Чжун Ли. — Это не подарок. Когда настанет время, я вернусь, чтобы забрать его, — с улыбкой отвечает Тарталья, — и, конечно, верну тебе кристалл. Но не сердце, ты уж прости. Моракс смеётся, поправляя ткань на шее. Вот оно как: что ж, обещание довольно детское, но от того... от того Чжун Ли верит, что они оба его сдержат. — Ты забрал у меня целых два сердца, Чайльд. И человеческое, и Архонтское. — Неправда. Архонтское забрала Синьора, и я ей в этом очень завидую, — народ начинает активно взбираться на корабль, пока Тарталья смотрит лишь в чужие глаза. — Тебе пора. — До встречи, Чжун Ли. — Приятного путешествия, Чайльд. Они не прощаются, напоследок соприкасаясь кончиками пальцев. Без перчаток, кожа о кожу. И когда после Тартальи остаётся лишь небольшой лазурный кристалл на перилах моста, а силуэт корабля в Инадзуму уже становится не виден на горизонте, Чжун Ли всё ещё стоит, глядя вслед и совершенно не желая стягивать излишне тёплый шарф. Они не прощаются, они лишь расстаются на время. И Чжун Ли обязательно дождётся чужого возвращения, потому что знает: Чайльд Тарталья всегда выполняет обещания.