Что делать

Это его, безумного и идущего напролом, отправили в Ли Юэ неотразимо (как и всегда) исполнить волю Царицы. Наличие Синьоры под боком изначально же ощущалось ненужной страховкой, даже зная характер Предвестницы, честолюбие полностью застелило глаза Тартальи. Щурясь от солнца, он смотрел на торговый город с высоты. Взгляд юнца – хмурый, губы поджаты в линию. Облокачиваясь на ограждение балкона, Тарталья крепко сжимал поручни. Синьора стояла в тени, которая скрывала её улыбку. Её веселили потуги парня театрально корчить драматичного злодея. Ох уж эта молодая пора неуверенности в себе. – Что скажешь, Чайльд? Женщина немного приблизилась к парню, но на солнце так и не вышла. Плечи парня еле заметно напряглись. – Убирайся! *** Он знал, что делал. Он же знал? Мысли о последних событиях хлестали по гордости той пощечиной, которую он получил от неё. Жгли ощущением пола за лопатками, когда она в шоке оттолкнула его. Копошились под кожей коротким мгновением прикосновения к её губам. Он выскочил из банка сразу вслед за ней, схватил за руку и застыл. Чайльд почти безумными глазами смотрел на лицо Люмин, полное если не отвращения, то раздражения как минимум. – Куда ты? – Вопрос сам по себе выбросился изо рта. Девушка даже прыснула, но сразу сдвинула брови ещё ближе к переносице. – Подальше отсюда. – Блондинка перевела взгляд на его хватку, резко вырывая из неё предплечье. – От тебя тоже. Ему, возможно, показалось, но перед тем как зашагать прочь, она улыбнулась. Злорадно или в усмешке или игриво. Какое бы значение улыбка не имела, Тарталья как завороженный бросился преследовать девушку дальше, с решительными намерениями и теми же сумасшедшими глазами. Он обогнал Люмин, крепко положив руки ей на плечи. Её лицо снова имело изначальное выражение, не зарождающее оптимизма. В его голове стрельнула мысль о бесполезности слов. Совершенно неадекватная мысль. И так же резко, как и все его передвижения в попытках ухватиться за неё, остановить, он дёрнулся вперёд, хватая губами её губы, почти в укусе. По телу прошлась дрожь. Но вот уже пощёчина, толчок, пол. Ему, возможно, показалось, но перед тем как зашагать прочь, она взглянула на него совершенно прекрасным, слишком румяным лицом. Зло или в страхе или в смущении. И вот вместо её лица только небо. Красиво, но не настолько как она. Ощущения от его попытки поцелуя, от мизерного вроде бы глотка этой девушки, заставляли его продолжать беспомощно лежать с красивым видом на небо. Тарталья чувствовал неудобство от той дрожи. Исполнение простого желания слишком сильно его прошибло. Он знает, что делает, когда идёт в бой – убивать. Адреналиновые качели, молниеносные движения, клинки и стрелы, напряжённое перекатывание мышц, трезвость боли и дурман победы. Знает, когда продумывает миссию. Потому что знает, что идёт в бой. Что случилось с его знанием, когда она впервые поддразнила его? Может быть, что-то пошатнулось во второй? В третий, в четвёртый, в чёрт знает какой очаровательный раз? Когда кровь начала стучать в висках при взгляде на светлую макушку, янтарные глаза, розоватые губы... Бёдра, когда она спонтанно подтягивает чулки. Что за анатомическая глупость это вожделение? Поцелуй это кроха от всего его вожделения. Но сейчас оно было полностью сосредоточено именно на этом поцелуе. Он же знает, что делает. Будь оно проклято. В этот раз вожделение абсолютно неестественно кружило голову. Заставляло задерживать дыхание, потеть ладони, неосознанно тянуться в её сторону. – Как, по-твоему, выглядят сумасшедшие? Какой-то парень здесь же около бара, задумчиво почесал подбородок. – Типа просто больные или прям маньяки? Здесь Чайльд задумался и сам. Либо собеседник попал точно в цель, либо алкоголь окончательно убедил его в собственном безумии. Почему в этот раз вожделение такое маниакальное? – А, к чёрту. Предвестник допивает бокал залпом и подскакивает. Слишком резко, приходится опереться о стол, чтобы не упасть. Люди чуть осуждающе смотрят. Идиоты. Он знает, что делает. А ещё он знает, где она снимает жильё. Какой жалкий итог. Он просто сполз по стене около её двери. Зарывшись пальцами в свои волосы. После решительной прогулки с бутылкой, взятой "на дорожку" и своим новым постоянным спутником – безумным взглядом, Чайльд застыл у входа в её обитель. Кажется, он все-таки не знал, что делает. Что делать сейчас. Картинки того, как он набрасывается на Люмин с порога, и возбуждали до той самой дрожи, и пугали отчаянным волнением мальчишки. Зачем она это сделала с ним? Он странно, почти невесомо проходиться пальцами по поверхности двери. Рука падает на пол. Но тут же поднимается и ударяется одним тяжелым стуком туда же. Сил встать толком нет. Сидеть около её дома в пьяном угаре стало уютно и расслабляюще меланхолично. В квартире за тонкими стенами стояла тишина, а бутылка недопита. В конце концов, болезненные метания в совокупности с алкоголем притупили вожделение. Притупили гадкой усталостью. От непрошенного успеха даже захотелось сказать, что он знает, что делает. Сон накрывает резко и тяжело под усмешку над самим собой. – Чайльд! Сладкий голос омрачён криком. А крики сейчас болезненны как никогда. – Долбанный Фатуи! Тарталью качает будто в шторм. Опять болезненно. Распахнуть глаза было тоже больно. Свет был везде, она тоже была светом. Взгляд золотых глаз был почти так же безумен как и его. А может ему хотелось так думать. Солнце рассеялось ореолом вокруг Люмин, струясь, обрамляло волосы, горячо лежало на плечах. Да, она красивее неба. Красивее чем всё, что он видел в этой жизни. Заметив его взгляд, она перешла с крика на взволнованное бормотание. Тарталья протянул руку к ней. К свету. Она хмыкнула. Девушка провела пальцем линию по его скуле вниз, затем подняла его лицо за подбородок. Дрожь сквозь вялое тело и больную голову – он облизнул сухие губы. – Я действительно не знаю, с какого вопроса начать. – Она наклонила голову ближе. – Я знаю, что со мной. – Он подарил ей кривую улыбку. – И что делать – тоже.