Re:Broken

Broken Anyway. Часть 12. Остатки дыхания Отчего мы любим и жалеем далёких, умерших, спящих. Отчего живой и близкий нам — чужой. Всё неизвестное и невозвратное — для нас любовь и жалость. Андрей Платонов. Маркун Утро началось сонно и сладко: хотелось дышать и плакать одновременно, пряча лицо на груди Тома. Фелтон улыбался, притягивая меня ещё ближе, хотя, казалось бы, ближе некуда: кожа к коже, душа к душе… — Я бы закурил, но не хочу портить момент, — тихо сказал он. — Так и бросить недолго, — подколола я, хотя мне было дико приятно, что он со мной считается. — Я не умру, если немного дымом подышу. — Покурю между завтраком и пляжем, не волнуйся. Мы же пойдём на пляж до того, как появится Док? — Обязательно. Но не прямо сейчас… — Конечно. Хочу, чтобы каждое утро начиналось вот так, — он коснулся губами моего виска, и мне почему-то вспомнился тот сумбурно-пасмурный день, когда вышла замуж Джейд. Такая же неопределённость, от которой сосало под ложечкой, но и та же радость, от которой замирает сердце. — Как — так? — На одной подушке с тобой. С запаха твоих волос и желания покурить, которое можно задвинуть подальше только потому, что мне нравится обнимать тебя, Стэсс. — Ты говоришь чудовищно приятные вещи, Том… — Знаю, сам от себя не ожидал. Но я всё сделаю, чтобы просыпаться с тобой каждое утро. Теперь… И всегда. В его голосе, чуть приглушённом и ещё наполненном сном, было что-то, отчего у меня перехватило дыхание. Впервые за долгое время меня это не испугало. — Не важно, где, когда и с кем ты просыпаешься, меня радует уже то, что ты есть. Одним движением он уложил меня на лопатки, оказываясь сверху. И по-прежнему улыбаясь. — Оставь это в прошлом, пожалуйста… И позволь уже мне решить эту проблему. И сладкое утро получило сладкое продолжение. Потом мы завтракали — прямо на пляже. Купались в тёплой воде океана, смеялись… Когда пришёл Док, мне уже не казалось, что я действительно чем-то больна. — Я бы не советовал прозак, — спокойно пояснил он. — Это стрельба по воробьям из пушки. Но совсем без лекарств не получится, конечно. Главное, свести к минимуму дополнительные стресс-факторы… Да, Док, да… Я только за. С радостью. Я почти абсолютно счастлива — здесь, сейчас, с ним. Научите только, как удержать это удивительное ощущение гармонии… В тот день ни я, ни Том, так и не позвонили в Лондон. И только назавтра, когда я включила-таки свой телефон и обнаружила добрый десяток неотвеченных вызовов, три первых из которых были от Роба, а последних — от Дэна, у меня появилось чертовски нехорошее предчувствие. Предчувствие беды, которое становилось тем сильнее, чем дольше я смотрела на этот короткий список из шести номеров в разной последовательности. Один из них мне был незнаком. Чувствуя, как медленно поднимается волна паники, я показала телефон Тому. — Мне страшно, — таков был мой короткий комментарий. — Перезвони, — предложил он, и тут же понял, что я имела в виду. — Хочешь, я сам позвоню? Кивнув, я села в кресло, обнимая колени. Незнакомый и явно муниципальный номер не давал мне покоя. Мы с Фелтоном планировали провести новый год и первую неделю после праздников здесь, в Австралии. Но сейчас мне казалось, что этим планам не суждено было сбыться. Том прошёлся по комнате, в ожидании того, что Дэнни снимет трубку. — Поттер! — выдохнул он, неуловимо преобразившись, будто выпуская из себя ядовитый голос Драко. — Счастливого тебе Рождества, надеюсь, миссис Уизли связала тебе ещё один гадский свитер… — Том запнулся, чуть меняясь в лице. — Ещё раз… Ты это серьёзно?! Да, всё правильно понимаешь. Правильно понимаешь, говорю! Дэн, не части! Чёрт, да нет меня в Лондоне, я далеко за пределами Королевства… Какая срочность в этом? Ты не знаешь некоторых нюансов её положения! Не стоит, поверь мне. Хорошо… Я сказал, хорошо, Дэниэл! Только я сначала сам, можно? Потому! Да спокоен я… Сам потом поймёшь. Всё. Закончив этот странный диалог, Фелтон максимально спокойно отложил телефон в сторону. Некоторое время он стоял, повернувшись ко мне спиной, но мне совершенно не хотелось спрашивать, о чем он молчит. Я знала, я всем своим существом чувствовала, что он прямо сейчас подбирает слова, чтобы сообщить мне что-то не слишком приятное. И мне ужасно не хотелось знать, что именно. Я тоже молчала, теряя счёт времени, и чувствуя, как ощущение солнца и здоровья становятся всё бледнее, выпуская на первый план убийственную тревогу. Наверное, когда Том обернулся, он увидел моё вытягивающееся лицо, больше похожее на картину Мунка, чем на меня саму. — Я не знаю, как можно сказать об этом и не испугать тебя, — упавшим голосом произнёс Фелтон, вынимая меня из уютного кокона кресла, обнимая, укладывая мою стремительно тяжелеющую голову себе на плечо. — Прости меня… Я хотел побыть здесь подольше, но, видимо, нам придётся вернуться в Англию, Стэсс. — Что случилось? — спросила я, наконец, хотя по-прежнему была не готова услышать что-то плохое. — С Дэном всё хорошо? — Рэдклифф в порядке. Дёргается, потому что не мог дозвониться… Дело в другом. У тебя дома был пожар. В общем, выгорело всё. Несколько квартир, не только твоя. Тебя разыскивали из пожарного департамента… — Как?.. — только и выдавила я, вцепляясь в его плечи. — Не знаю, да и Дэн не в курсе подробностей. В ночь, на Рождество. Мало ли, дом старый, проводка вполне могла закоротить. — Какой кошмар… — Это не всё, — со слышимым сожалением добавил Том. — Там люди погибли. Дэн говорит, что в департаменте хотели узнать, не было ли кого-то в твоей квартире. Поскольку никто из наших не был в курсе того, какие у тебя планы на Рождество… В общем, там полный хаос, Дэна на опознание вызвали. Завтра… — Опознание? — Да. Не волнуйся… Мне почему-то вспомнилось, что Роберт собирался быть со мной в Рождественский вечер. Зачем таскать на опознания моего близкого друга, если муниципальным службам моего боро доподлинно известно, что у меня есть муж? — Мне страшно, Том… — повторила я. — Позвони Рэдклиффу — ему тоже страшно, — мягко отозвался Фелтон. — И… Не называй его Поттером. Хватит того, что я уже это сделал. У меня дрожали руки, когда я набирала номер и включала громкую связь. Дэнни ответил сразу же, будто ждал звонка. Я понятия не имела, сколько сейчас времени в Лондоне — меньше всего в моём теперешнем состоянии я была способна адекватно сосчитать разделявшие нас часовые пояса. — Привет, Дэнни! — выпалила я со старта. — Угу… Бэйб, я чертовски рад тебя слышать, если честно. Это было самое ужасное Рождество в моей жизни, вообще! Хотя, для некоторых оно закончилось ещё хуже. Вы где вообще? — В Австралии, — механически ответив на вопрос, я решилась задать тот, что волновал меня саму. — Слушай… А почему ты, а не Роберт? — А почему Австралия, а не Италия? — начал было Дэн, но потом всё же ответил. — Не знаю. Насколько мне известно, никто не знает, где он в данный момент. Я звонил ему так же, как и тебе. Да и пожарный департамент, я думаю, тоже. А что? — Ничего, Дэнни. Просто… Он собирался быть на Рождество в Барбикане. — На что ты… — вопрос закончить он не успел. — Ну, нет… Так не бывает! — Авада Кедавра, — зачем-то сказала я. — Не смей такое даже в мыслях говорить! — рявкнул Дэн. Он вполне мог злиться на меня, потому что никак не мог видеть моих слёз. Мой муж звонил мне три раза. Вечером, с двадцать четвёртого на двадцать пятое декабря. Кое-как дослушав Рэдклиффа, который продолжал меня строить за использование непростительных заклятий, я положила трубку. Фелтон будто ждал этого момента. — Я забронирую нам билеты на ближайший рейс из Мельбурна или Сиднея. Поймав его за руку, я виновато потупилась. — Надо позвонить Роберту… — Конечно, позвони. — Побудь со мной, пожалуйста. Без лишних вопросов он усадил меня на диван, устраиваясь рядом, обхватывая меня за плечи… Я ожидала, что в моей голове будет сумбур, но мысли были ясными и чёткими. Кажется, именно сейчас я достаточно встряхнулась. Мне больше негде жить, чёрт подери! И мои финансовые дела не так уж хороши, чтобы планировать какие-то сделки с недвижимостью… Но куда больше меня взволновал тот факт, что номер Роберта не отозвался серией долгих гудков. Вкрадчивый женский голос телефонного автомата сообщил мне, что абонент находится вне зоны действия сети. Позвонить свекрови или его сестре? А что я могу им сказать? Ненавязчиво поинтересоваться, где мой супруг? Только представив себя на месте любой из них, в случае, если им уже звонили чужие люди и интересовались этим же вопросом, я почувствовала, как меня буквально тошнит от страха. Несмотря на летнюю жару за окнами, мне стало холодно — да так, что застучали зубы. Я понимала, что Том действительно должен встать, отпустить мои плечи и заняться билетами — сама я точно не была способна на подобные осознанные действия. Однако я не могла заставить себя отпустить его. Он гладил меня по волосам и молчал, но я и без слов знала, что он чувствует почти то же самое. Растерянность. Вину? Может быть. Но ему-то себя винить было не в чем. Моё воображение легко нарисовала мне картинку, раскрашенную всеми цветами моего собственного страха. Вот Роберт приезжает ко мне, открывает дверь своим ключом. Естественно, меня дома нет, и он решает меня подождать. Находит в баре располовиненную бутылку скотча, садится на диван, достаёт сигареты… Синтетическому ковру из ИКЕА, который лежит… лежал у меня на полу в гостиной, достаточно лёгкой искры, чтобы загореться. Дым едкий и удушливый, как от любой синтетики. От такого лёгкие перестанут работать уже через четыре минуты, как рассказывают в страшных телепрограммах для незадачливых потребителей. А дальше — дело техники. «Помнишь, мы любили друг друга на том ковре. И на том диване», — пропел голос Роберта на задворках моего сознания. — «А теперь этого больше не будет. Никогда. Ни-ког-да…» Мне не хотелось верить в это. Неужели я слишком старательно вычёркивала его из своей жизни, из своих мыслей? В очередной раз слушая короткое сообщение о том, что мне следует перезвонить позже, я старалась не думать о том, кого Дэн вполне мог опознать завтра… Нет. НЕТ! Так не бывает! Так не должно быть… — Я сойду с ума, Том. И… я не знаю, что делать, — честно призналась я, пряча лицо в ладонях, чувствуя собственное бессилие. Понимая, что слезами горю не поможешь. Чувствуя себя непонятно, кем… Фелтон решительно взял мои ладони в свои, отнимая их от мокрых щёк, заставляя меня посмотреть ему в глаза. Он был бледен и сосредоточен, и, может быть, это остановило возможную истерику, которая неизбежно назревала во мне. — Прекрати. Мы сегодня же летим домой. — У меня больше нет дома… — Глупостей не говори, ладно? У тебя есть я, и я тебя не брошу. Успокойся. Док выпишет рецепт на всё, что тебе присоветовал, мы соберём вещи — разложить толком не успели же — и полетели. — А что насчёт… Том приложил палец к моим губам. — Подумаешь об этом завтра, хорошо? Если бы я мог чем-то тебя обнадёжить, я сделал бы это. Но я так же точно, как ты, ничего не знаю о нём. И мне так же хочется верить, что он свинтил на выходные в Лас Вегас, а не… Ну, ты понимаешь. Лас Вегас я пропустила мимо ушей. В самом деле, разве это важно? Пусть лучше мой муж будет с парой шлюшек в казино, чем в комнате с белым потолком и с правом на надежду… Я попыталась представить и этот вариант — с Вегасом, — но получалось плохо. Никогда не думала, что улыбающееся лицо Роберта Паттинсона в моем воображении может причинить мне такую боль. Английский текст молитв рассыпался в моём сознании, как порванная нитка бус. И пока Том звонил в аэропорт, чтобы забронировать билеты, пока договаривался о транспорте для трансфера, я набирала номер Роба снова и снова. Я была согласна на что угодно, — только бы он снял трубку. Пусть ответит — любым голосом, только бы ответил. Пусть пошлёт меня к чёрту, пусть будет пьян в три пизды, пусть называет меня последними словами, пусть никогда не простит мне того, что я сейчас не с ним…. Пусть никогда не заговорит со мной больше, Господи! Только сделай так, чтобы он был жив. The subscriber is not available now… The subscriber is not available now… И даже когда мы приземлились в Лондоне, не изменилось ровным счётом ничего. И я хотела бы быть по-настоящему сумасшедшей, чтобы не осознавать пугающей реальности происходящего. Вместо этого я щурилась от солнечного света, многократно отражённого снегом, и редких фотовспышек: кажется, нас с Фелтоном кто-то фотографировал, но нам обоим было глубоко всё равно. Очень болели виски — так, что моргать было трудно… Всё вокруг было черным-черно, и моё нью-йоркское красное пальто казалось мне нелепым и неуместным, как игривая помада на покойнице. The subscriber is not available now, please call back later… *** Я не знала, куда и зачем лечу: теперь мне в Лондоне было решительно некуда податься, при всей моей душераздирающей любви к этому удивительному и невероятно жестокому городу. Мне не хотелось быть проблемой ни для золовки, которая по-прежнему жила в квартире Роберта на Кингз Кросс, ни для Рэдклиффа, который встретил нас с Томом в аэропорту. Ни для самого Тома, у которого вопрос с проживанием в городе стоял не менее остро. Я понятия не имела, что он решил — вернуться в дом родителей на время или снять номер в отеле… Док Спенсер выписал мне транквилизаторы, и я хватила три таблетки вместо положенных двух. Наверное, поэтому Дэн немало удивился, увидев моё ровное, как свеженакатанный асфальт, лицо. — Слушай… Бэйб, ну, ты не включай вдову, рановато пока! Я только отмахнулась. Покерфейс и полная тишина внутри — это всё, на что я была способна в данный момент. Мне хотелось лечь в тёмном и прохладном месте, и чтобы никто меня не кантовал ближайшие несколько часов. Вместо этого мне предстоял марафон по разного рода инстанциям, начиная от пожарного департамента и заканчивая страховой компанией. Стоило бы позвонить свекрови хотя бы из любопытства, но при мысли об этом меня параноило до стука зубов. Что, ну вот что я скажу Клер? А если трубку снимет Ричард? Я ничего не знаю о том, где их сын. Ни малейшего представления об этом не имею, хотя должна бы… Я несколько погрузилась в себя. Наверное, со стороны это тоже было заметно, а изнутри и вовсе походило на медленное превращение в усиленно думающее желе. Собственно, процесс активного думанья в данный момент требовал от меня буквально физических усилий. Заметив, что сидящие со мной за одним столом Дэн и Том перестали переговариваться и смотрят исключительно на меня, я попыталась сосредоточиться. И улыбнуться. — С ней всё хорошо? — заботливо уточнил Рэдклифф у Фелтона. — Она как под Империусом. Ну, как-то так я это и представляю… Ну, ты понимаешь же, о чём я? Будто меня и впрямь так же точно интересовал ответ на этот вопрос, я посмотрела на Тома. Он и сам выглядел несколько странно… — Неа, дружище. Не всё, и не хорошо. Совсем не хорошо, если честно сказать. Впервые он озвучил этот магический диагноз ещё в Нью-Йорке. Надо признать, проблема никуда не делась, и на каждый мой шажок по пути выздоровления болезнь реагировала неукротимой волной, оттягивающей меня на пару-тройку рывков назад. Мне казалось, что только присутствие Фелтона рядом даёт мне силы держаться и пытаться. Когда мне хорошо — я готова прыгнуть в небо и оттуда обнять весь мир. Когда мне плохо — я не вижу выхода. Я из всего делаю проблему. Я забываю, как дышать. И мне как неспециалисту неясно, что страшнее: то, что мне всё больше плохо, или то, что я совершенно разучилась находить полумеры, полутона и оттенки. Я больна. И только здесь, в Лондоне, который в этот раз ощерился на меня всеми своими шпилями, высотками и мириадами зимних бликов, я поняла, как сложно будет вернуть себе роскошь быть уравновешенной. Моя вода без газа не казалась мне пресной. Она такой и была. В то время как любой мог утопить нервные визги и эмоциональные всплески в вине, я не могла себе этого позволить. Это раньше можно было с комфортом набрать ванну, напустить душистой пены и запасть в её влажные глубины с бокалом шампанского наперевес, вооружившись телефоном с понимающей подругой или другом — чем чёрт не шутит? — на другом конце провода… А теперь мне всего этого нельзя. Мне нельзя скользких подоконников, нельзя открытых площадок на высоте от третьего этажа, нельзя смотреть в воду с моста, нельзя пить алкоголь и категорически нельзя нервничать. Даже в хорошем смысле. Я готова дать себе слово, что нахрен закроюсь в клинике — в любой, хоть в Бедламе, -только бы это чёртово напряжение спало. Найдись, Роберт. Желательно, сам. И сегодня же… — Дэн, я не знаю, что предпринять. Откровенность за откровенность. Я могу снять номер в отеле — но мне придётся несколько дней кряду надолго оставлять Стэсс одну, да ещё и при постоянном присутствии массы любопытных людей. Это не вариант. Я могу вернуться вместе с ней в Кенсингтон — ма столько слышала о ней, что будет не против. Но там будут лезть к ней в душу, не снимая рыбацких бахил. Особенно Эшли. — Ты семейство своё прямо извергами считаешь, ей-богу… — Дэн даже не фыркнул. Просто констатировал факт безо всякой дополнительной иронии. — Не в том дело, — достаточно мягко ответил Том. — Просто… Чужую депрессию сложно принимать всерьёз, если сам никогда не загонялся вот так. — Я примерно понимаю, о чём речь. — Ну вот. А моё, как ты выразился, семейство в сложных вопросах тонкой творческой психики вообще мышей не ловит. Они всё ещё уверены, что я сам наиграюсь в большого культурного деятеля и подам документы в какой-нибудь вуз на рыбхоз. А мне уж скоро четвертак, между тем… — А ты, между тем, весной сам загонял так, что просто мама, не горюй. — Я помню. — И как? Справился? — Можно и так сказать. Не совсем, если честно. Но спасибо, что позвонил тогда… Дэн рассмеялся, и от звука его смеха я, казалось, вынырнула на самый верх реальности. А может, просто действие лишней таблетки стало отпускать. — Это моё второе имя! Зовите меня Спасибочтопозвонил Рэдклифф. — Я всё ещё жду твоего совета, Спасибочтопозвонил. — Естественно, свекрови ты её не доверишь? — Более чем естественно, мне кажется. — Может, вы не будете говорить так, будто меня тут нет? — всё же возникла я. — Тссс… — Фелтон покровительственно обнял меня, притягивая к груди. — Мужской разговор, только и всего. Запах его одеколона. От него всегда хотелось плакать. Умолкнув, я прижалась лбом к основанию его шеи, позволяя ему решать всё самостоятельно. Мне было наплевать, кто и что увидит. И уж тем более — кто и о чём подумает. — Могу предложить своё гостеприимство, — я не видела, но мне показалось, что Дэн развёл руками. А что ему ещё оставалось? — Ты же знаешь, я и сам не очень-то сообразительный. Мехнический навык запоминания — основа моей эрудиции… — Брось, Поттер… — съязвил Том, не удержавшись. Рассмеялись оба, да я и сама улыбнулась — свитеру Фелтона. — Не вариант. Я уже слишком самостоятелен, чтобы пользоваться твоим гостеприимством, если ты о родительском доме. Своих напрягать не хочу, не то, что твоих. — Тогда тебе пора бы определиться с резиденцией Малфоев, — не задумываясь, вернул ему любезность Рэдклифф. — Дэн, я же говорил, что это не выход. Мне нужно будет решать все бумажные вопросы: пожарные, страховка, наверняка ещё какие-то… Я не смогу всё перепоручить своему юристу, я и сам только частично имею право на представительство интересов Стэсс. — Я помню, помню. Но у меня есть несколько свободных комнат в моём собственном доме. Ты не забыл часом, что я реальный маньяк по части недвижимости? — В чём интерес? Ты сам мотаешься по делам… — Кейти. Когда нет на месте меня, есть она. Всегда кто-то есть, улавливаешь? И пока Том улавливал, я чувствовала, как внутри разливается тёплая волна радости. Не от предвкушения скорой встречи с подругой и неповторимой атмосферы лондонского дома моего лучшего друга, к которой и она была, безусловно, причастна. Меня грела мысль о том, что мне не придётся делать всё самой. Меня никто не спросил, нужна ли мне помощь, справлюсь ли я сама. Видимо, Том считал это и своей проблемой тоже. «Я не виноват, что ты привыкла всё делать сама», — самопроизвольно выдала на-гора память его неосторожные слова, сказанные в ночном Нью-Йорке. — … втроём мы справимся, — заверил Дэн. Том колебался, очевидно, взвешивая все за и против. А потом взял меня за подбородок, заглядывая в глаза. — Ну, что скажешь, милая? Мне хотелось поцеловать его в улыбающиеся губы, поэтому я только кивнула, в очередной раз принимая то, что, по моему мнению, я не заслужила — помощь самого доброго и понимающего друга в мире, Мальчика, Который Рэдклифф. — Прекрасный шанс дописать кое-что, — намеренно тихо и невнятно прогундосил Дэнни. — Если переживу опознание — попробуем, — смело согласилась я. Слово «опознание» далось мне с трудом: оно сидело в горле блесной и тотчас же всколыхнуло мои не самые лучшие эмоции. — Я уверен, что тебе там опознавать некого, — тут же отозвался Дэн. Он почти допил своё пиво, и, поймав мой взгляд на почти пустом бокале, поспешил меня успокоить. — Я никуда не тороплюсь, собственно. Кейти до вечера будет на занятиях. А вечером она будет вне себя от счастья, когда увидит тебя. А пиво закончилось, да… — и, хотя он и так уже выпил пару пинт, Дэн явно намеревался продолжить. — Я схожу, ладно? Когда он направился к бару, я ещё раз посмотрела в светлые глаза Фелтона. — Том, ты же… — Конечно, я поеду с тобой. Время ещё есть… Успокойся, ладно? Его там нет. — Почему ты так в этом уверен? — удивилась я. — Потому что я этого хочу. Мы с Робом никогда не были друзьями, но… — на его губах появилась знакомая миллионам кривая усмешка. — Прости, но я не готов к тому, чтобы канонизировать его вот так. Слишком легко, слишком прямой путь в ангелы. Ах, бедный Роберт… Ни мне, ни тебе не нужен этот труп в постели, потому что он ляжет аккурат между нами! Это эгоистично, это чёрный юмор. Но ситуация стоит того, чтобы довести её до абсурда, мне кажется… — Том, вот прямо сейчас ты — абсолютный волшебник. — Вот только не начинай, ладно? — слабо запротестовал он, но я знала, что ему приятно это слышать. — Знаешь, за этот отыгрыш Седрика я бы с радостью дал ему в бубен. Но я только из тех соображений этого не сделаю, что когда он поймёт, чего тебе это стоило — сам себе палец откусит. Ты переживаешь, мучаешься… Ты прекрасная женщина! — Мистер Фелтон! — Что? — он снова притянул меня к своей груди. — Мистер Фелтон — полный кретин, и ты знаешь, почему… — Потому что всегда ведёт себя правильно? — подхватил Дэн, вернувшийся со своим пивом. — Однозначно, кретин. И я всегда пытался ему на это намекнуть, весьма недвусмысленно… Коснувшись его щеки коротким ласкающим движением, я выдохнула. Он переживает не меньше моего. Значит, и это не только моя — наша общая проблема. Мой страх стал меньше — может, оттого, что он действительно довёл его до абсурда, а может, оттого, что я сейчас слишком внушаема… В любом случае, моя уверенность в том, что в морге я обязательно увижу знакомые кроссовки или обгоревшую спину с приметной родинкой стала несколько меньше. В моей ситуации каждый микрон отвоёванного у паники здравого смысла — это повод для радости. Потому что полная победа — это титанический труд, от одного осознания которого становится муторно. Беседа вошла в привычное русло — гудения нервов и похоронного настроения как не бывало. Спустя три часа мы поехали на опознание: Роберта и даже кого-то, кто мог бы быть на него похожим, среди мёртвых не обнаружилось. А вот его телефон был действительно мёртв, потому что по-прежнему отвечал на мои звонки лишь сухой вежливостью заученных фраз автоматической службы. Несмотря на мою настороженность и задёрганность сразу после прилёта, медленно, по капельке, Лондон возвращал мне спокойствие. В гостиной у Дэна, где мы сидели вчетвером, развлекаясь игрой в «Монополию». Старая игра, нешуточные ставки которой и отвлекают, и заставляют мозговые шестерёнки стучать в унисон с реальностью. Смеясь, Том называл это «трудотерапией», хотя в глубине его глаз я видела беспокойство: он всматривался в меня, как в тёмные воды перед прыжком наугад. Кажется, они с Дэном вышли покурить, когда пришло сообщение. Я надеялась увидеть короткое «Абонент снова на связи», но текста было немногим больше. «С меня Джин Стингер, если ты приедешь в течение двух часов, детка. Но я подожду и дольше, но тогда выпивка — с тебя, Сара» Сара? Отлично. Номер принадлежал Роберту. Молча отложив мобильный, я выдохнула. Потом вдохнула и снова выдохнула. Собиравшая пустые чашки Кейти посмотрела на меня крайне внимательно. — Что? — тут же спросила она. — Ммм… Ничего. Я чувствовала, как меня окончательно отпустило напряжение ожидания, бесплодных поисков и ещё какой-то не идентифицированный моим внутренним зрением зажим. Вместе с этим на меня навалилась какая-то неподъёмная усталость. Судорожно подавив зевок, я попыталась встать и тут же вяло опустилась на место. Ноги будто налились свинцом, отказываясь повиноваться. Может, мы слишком долго сидели в низких мягких креслах? — Стоп, стоп, стоп, подруга. Что случилось? — Ничего, — повторила я, контролируя модуляции своего голоса от первого до последнего звука. — Просто я устала. Голова болит. — Хочешь, я постелю тебе? А то мы так лихо тебе на уши присели… — она смотрела по-прежнему внимательно, будто готовясь отнимать у меня вилку, испачканную сладким кремом пирожного. — Было бы просто потрясающе… — на этот раз не зевнуть не получилось. Я буквально засыпала на ходу. Даже контрастный душ не привёл меня в чувство: при выходе из душевой кабины, меня качнуло так, что я вписалась в тяжёлую стеклянную дверь, чувствительно приложившись плечом. На шум прибежал Том, который помог мне встать, дойти до кровати… Уже оказавшись под одеялом, едва различимо пахнущим лавандой, я как ребёнок обхватила сидящего рядом Фелтона за пояс. Кажется, я хотела что-то ему рассказать. Кажется, он тоже был не против о чём-то меня спросить… Но, увы — я отключилась, едва моя голова коснулась подушки. Мне снился мятный холодок коктейля Джин Стингер. *** Я проснулась от того, что мне просто невыносимо хотелось пить: во рту была самая настоящая пустыня, казалось, что язык намертво присох к нёбу. Изголовье кровати примыкало к окну, поэтому прямо сейчас яркое солнце перебирало мои волосы, заглядывая в лицо и делая жажду просто невыносимой. Первая же попытка встать едва не закончилась падением. Мои колени дрожали, хотя соображалось даже яснее обычного. Мне было спокойно. Впервые за долгое время, было спокойно так, будто всё, что волновало и будоражило меня, закончилось разом. Попытавшись определить, который час, я потерпела фиаско. В доме было тихо — это могло бы быть и раннее утро, и солнечный полдень. Спустившись вниз, я оправилась на кухню, где увидела Кейт. А Кейт, кажется, увидела призрака. Не спуская с меня глаз, она сперва открыла, а потом закрыла рот, будто раздумав говорить. — Каааать, — протянула я, напрочь позабыв, что она терпеть не может этого обращения. Получилось жалобно и тихо. Кажется, этим своим писком я напугала её ещё больше. Увидев на столе нарезанный тонкими кусочками сыр, я почувствовала такой припадок голода, что, казалось, у меня вот-вот затрясутся щёки. Но мне по-прежнему было спокойно. И это несколько пугало, но перед жаждой и голодом этот вялый страх отошёл на второй план. «Хочу пить. И есть», — пробормотала я себе под нос, и двинулась к холодильнику. Вынув бутылку воды, я свинтила крышку и принялась жадно пить. Следующим было яблоко, а потом я обернулась за сыром… Кейти стояла на прежнем месте в полнейшей растерянности. — Послушай… Дэн разрешил нам с Томом пожить у вас, или мне это просто приснилось? — Разрешил, — тихо ответила она. — Сыр бери… — А где Том? — Ты нормально себя чувствуешь? — Я? Смертельно хочу есть, в остальном — отлично. А что? И где Том? — Хороший вопрос. Если тебе интересно, сегодня — первое января. Дело к вечеру. — Шутишь? — В том и дело, что нет. — Выходит, я спала… три дня?! Шок, который ещё пару дней назад мог убить меня, вогнав в самую чёрную из меланхолий, сейчас вызвал во мне неудержимый смех. Кейти кивнула, даже не улыбаясь. — Мы вызывали врача. Но он сказал, что это почти нормально в твоём состоянии. — Чёрт… я хочу есть. И увидеть Тома. — Ты ешь, ешь… Фелтон уехал решать вопросы с твоей страховкой, его не будет до самого вечера. Три дня во сне. Это уже нарколепсия или ещё нет? Не важно! Главное, что прямо сейчас ко мне вернулся вкус жизни. И я от всей души надеялась, что это — не временное явление. — Кстати, ты не в курсе, где мой смартфон? — В тумбочке, у кровати. Где ещё ему быть? От Роберта новостей не было, если ты об этом… — Были, — покончив с сыром на тарелке, я снова повернулась к холодильнику. Чтобы ещё съесть? Нет… Скорее уж, сожрать. Отщипнула крылышко от курицы, которая осталась явно от празднования нового года. В глубине стояло блюдо с творожными кексами, и я потянулась за ним. — Он написал смс. — Тебе? — удивление в её голосе было совершенно искренним. И меня это даже немного задело. Как ни крути, он пока ещё мой муж. — Нет. Не мне. Но он жив — это самое главное. — Ничего не поняла, но меня радует твой пофигизм. Внезапно. — Знаешь… — я выбрала момент между вторым и третьим кексом, и выдохнула. — Пожалуй, нам с Робертом надо увидеться. — Дерзко. Мы тут вчера сидели, как мышки… Никто не знал, чем закончится твоя продолжительная спячка, а ты проснулась — и с корабля на бал! — Я жрать хочу, Кейт! Я сожалею, что лишила вас полноценного праздника, честно. — Неа, — она сложила руки на груди. — Ни о чём таком ты не жалеешь, я же вижу. Ты на каком-то странном бодряке, но мне это нравится. И что, ты знаешь, где искать его? — Кого? — я потянулась за четвёртым кексом, чувствуя, что добром это не кончится, но не в силах остановиться. — Роберта? Не уверена на сотню процентов, но догадываюсь. — Прошло три дня, — напомнила подруга, и я вновь почувствовала себя странной. Но, вместе с тем, мне казалось, что в меня снова влили мою собственную кровь — во мне бурлило что-то сродни тёмной силе, которая всегда толкала меня на бунты и подвиги. Но мне никогда не было просто дойти до точки сборки. И вот момент наступил. Сара? Меня тошнит от тебя, Роберт. Или это еда? — Разберусь… — сдавленно проговорила я, сгибаясь пополам, чувствуя головокружение, желчный привкус во рту и неукротимое желание сблевать. — Где тут у вас мусорное ведро? — Там, — она наклонилась, чтобы открыть дверцу, но это в мои планы не входило. Не хватало ещё предстать перед ней в таком виде. — Выйди, пожалуйста… — успела сказать я, прежде чем яблоко, курица и сладкий творог с изюмом покинули мой организм. Склоняясь над раковиной, чтобы умыться, я чувствовала себя дрожащей от омерзения булимичкой. Но живой. Куда живее, чем раньше. Я больна — и спорить с этим медицинским фактом глупо. Но я буду жить. Мой смартфон действительно лежал в тумбочке. Не особенно раздумывая, я набрала номер мужа, спокойно вслушиваясь в гудок. — Привет… — голос по ту сторону сети был похож на скомканную бумагу. То ли Роб не ждал этого звонка, то ли безмерно удивился. — С новым годом тебя, милый, — едко сказала я. — Как насчёт парочки Джин Стингеров? Таких же холодно-мятных, как моя жвачка. — Эээ… Чёрт. Извини, я тогда ошибся номером. — Эпичная ошибка, Роберт. Несколько по Фрейду, ты не находишь? — Ты злишься? — Нет, я очень рада, что ты жив-здоров. Но меня немного огорчает тот факт, что ты не удосужился мне об этом хотя бы намекнуть. — Ну… Я намекнул. — Правда? Так вот, что это было? — Так вышло, — он пошёл на попятную. — И я уже извинился. И… ты была не одна! — И извиняться за это не собираюсь. Так как насчёт выпить? — С тобой? — Ну, если тебе будет удобно, ты сможешь звать меня Сарой, — мне нравилось быть спокойной и саркастичной. Давно забытое удовольствие. Бонни где-то там, глубоко во мне, передёрнула затвор пулемета. — Диктуй адрес, я жду. — Это моё тайное убежище, и я не думаю… — Я жду, Роберт. Сдавшись, он сбивчиво назвал мне адрес в северной части города. Меня всё ещё мутило, но я рассудила, что проехаться мне не повредит. Мои глаза накрыли холодные, узкие ладони. — Ты отвезёшь меня? — спросила я, не оборачиваясь. Я прекрасно знала, кто стоит у меня за спиной. Этот запах я не спутаю никогда и ни с чем. Холодноватый, чуть горький одеколон Тома. — Ты проспала три дня, — коротко сказал он, прежде чем наши губы встретились, сплетая дыхания. А потом выдохнул: — Естественно, я не отпущу тебя одну… — Я ненормальная? — взъерошив его волосы, я снова поцеловала его и отпрянула, привстав на цыпочки, заглядывая в глаза Фелтону. — Том… — Абсолютно. Но разве это что-то меняет? — Я люблю тебя, Фелтон… — Знаю, — он улыбнулся. — Собирайся. — Подождёшь внизу? — поинтересовалась я, пытаясь отступить на шаг, и чувствуя сопротивление его рук. — Нет. Я могу веками смотреть на льющуюся воду, горящий огонь и то, как ты прихорашиваешься. — Прямо сейчас я буду раздеваться, милый… — Тем лучше для меня, — сев на край кровати, он медленно откинулся на спину, закладывая руки за голову. Коснувшись верхних пуговиц пижамного жакета, я чувствовала себя самой желанной женщиной в мире. *** Дежа вю. Мучительное, как и ощущение в моём желудке. Первую половину дороги я боролась с желанием попросить Тома об остановке: меня никогда не укачивало, но сегодня явно был не мой день. — Поговори со мной… — попросила я сквозь зубы. — Иначе меня стошнит прямо на твой замшевый салон. — Сколько угодно, Стэсс. Я это переживу, — весело сказал он. Внешне он был абсолютно спокоен, но чуть побелевшие пальцы на руле были красноречивее любых слов. — Наверное, я странно себя веду… — Почему ты так думаешь? — усмехнулся Фелтон. — Вполне нормально для девушки, проспавшей новогоднее торжество. Всё ещё тошнит? Я кивнула. — В следующий раз буду спать поменьше, а жевать повдумчивее. Посмотрев на меня, Том рассмеялся. — С большим удовольствием я свозил бы тебя к доктору, чем… — Я лягу в клинику, как только закончу с Робертом. — Думаешь, в этом есть необходимость? — Есть потребность. Моя, внутренняя… Хотя я и чувствую себя значительно получше. Практически здоровой. — Чуть-чуть не считается? — хмыкнул он. — Брось, ты просто никогда не была в психушке. То ещё удовольствие… Мне хотелось подробностей, но я прикусила язык. Не время, не место. Мне хотелось также и извиниться за то, что я в который раз впутала его в свои проблемы, но он слишком давно и убедительно дал мне понять, что всё, касающееся меня, касается и его тоже. И это было ценно. — Если меня не перестанет тошнить и после разговора с мужем, я точно сдамся на милость эскулапов, — констатировала я. — Кто знает, может, это не такой уж плохой симптом?.. — лукаво подмигнул Том. — Ах, ты об этом… Как насчёт того, что могут возникнуть некоторые разночтения с отцовством? — Никаких разночтений. Если случится чудо, и это не последствия твоего неуёмного аппетита, отцом всё равно буду я. — Благородно. И глупо, — отпарировала я. — Знаю. Но так уж я устроен, — усмехнулся он. — Что-то мне подсказывает, что все твои желудочные спазмы от долгого сна, Белоснежка. — Боюсь, сегодня вечером мне придётся превратиться в злую колдунью, мистер Фелтон. И если ты не хочешь увидеть мою сварливую внутреннюю карлицу, лучше бы тебе со мной не ходить… Мне кажется, или когда-то мы уже ехали вместе в похожей ситуации? Может быть, то, что я так легко и быстро сочла кошмаром, было вещим сном? — А я и не собираюсь ходить с тобой. Пока что он твой муж, и я позволю ему сохранить лицо. Во всех смыслах. — И снова благородно… Мне страшно, ведь такая пакость, как я, вряд ли заслуживает подобного трепетного отношения, — вернувшаяся ко мне ирония была как нельзя кстати. Том фыркнул, закатывая глаза. — Боже, Стэсс… Он тебя любит. И это — единственное, что его в моих глазах как-то оправдывает. Фелтон был прав. Как всегда. Я не хотела задаваться вопросом, откуда у моего мужа квартира, о которой я ничего не знаю. Какая теперь разница? Набрав номер на домофоне, я ждала ответа, чувствуя, как взгляд Тома терзает мне спину. Мне было приятно знать, что он будет ждать меня здесь, что мне не придётся плакать в такси, пряча лицо в поднятый воротник пальто. Дверь открылась, впуская меня в дышащий затхлым теплом подъезд. Момент истины. Роберт встретил меня на лестничной клетке. Моя попытка обойти его и войти в приоткрытую дверь квартиры была встречена сопротивлением: уперевшись рукой в стену, он преградил мне путь. Зажав сигаретный окурок в уголке рта, он усмехнулся. — Ты торопишься? — сказал он вместо приветствия. — Ты не один? — ответила я вопросом на вопрос. — А это как-то меняет дело? — Нет, — признание получилось быстрым, оттого честным. Крыть ему было нечем. Впустив меня, он запер дверь. Пока я топталась у порога, с недоверием посматривая на не слишком-то чистый пол, он присел у моих ног, медленно расшнуровывая мои ботинки. Он был трезв. Но от него пахло вчерашней пьянкой, трёхдневным отсутствием душа и… Гарью. У меня задрожали пальцы. — Кричи, — тихо сказал он. — Что? — Кричи, — его голос был хриплым, будто сорванным. — Ты же за этим приехала… — Роберт, ну откуда ты знаешь? — Оттуда, что я был там. У тебя. Как мы и договаривались — Рождество вместе. Вот только тебя там не оказалось… — Мне казалось, что ты понял, насколько я не хочу этого. — Я оказался несколько глупее, чем ты рассчитывала. Присев рядом, убирая его руки от своей обуви, я поймала его лицо в свои ладони. — Какого чёрта ты пропал? Он посмотрел на меня каким-то незнакомым взглядом. — Разве ты хотела меня видеть? — Я считала тебя мёртвым! — По-моему, ты сейчас с тем, кого по-настоящему любишь. Если ты вообще кого-то любишь, конечно… — он рывком освободился из моих рук. — Год назад я вышла замуж за тебя, Роберт. За тебя. По-моему, это что-то да значит… — Правда? — он улыбнулся, и я поняла, что он всё-таки пил. Пытался напиться, но безуспешно. — Для меня, но не для тебя. — Дурак… — я обняла его за плечи, притягивая обратно, снова вдыхая невыносимо едкий запах горения. — Я рада, что ты жив… Зачем ты так долго мучил всех? Ну, Роберт… — Потому что это я виноват в том пожаре. Понимаешь? Возможно, из-за меня погибли люди. Я выпил, потом уснул с сигаретой на диване… Когда я проснулся, уже горело. Я сбежал. Потом вызвал пожарных… Анонимно. — Роберт… — Ну, что?! Что Роберт?! — этот его вскрик получился сиплым, со слюнными брызгами и некрасивой гримасой. — Дело не в тебе, а во мне. Да, я не думал о том, как ты себя чувствуешь, я вообще о тебе не думал! Мне бы теперь с собой до конца разобраться… — Прекрати ты истерику, в самом деле. Поедешь с нами. — Куда? — обречённо спросил он, наверняка думая о том, что я подумываю сдать его в полицию. — И с кем это, «с нами»? — Угадай с трёх раз. Вставай и одевайся. Он молча поднялся, уходя вглубь квартиры. Мне было плевать, какой Саре он отправил своё сообщение. Но мне было не всё равно, как он себя чувствует. Ему было паршиво. А мне действительно хотелось кричать… — Какого рожна ты теперь возишься со мной, Стэсс? — индифферентно спросил он, проворачивая в замке ключ. — Ты не чужой мне человек, Паттинсон. Кажется, когда-то я любила тебя. — Почему-то мне всегда нравятся сильные женщины, — констатировал он. «Потому мы никогда не сможем быть вместе. Потому что я устала быть сильнее тебя, Роберт», — подумалось мне. Но вслух я этого не сказала. Ведь там, на берегу холодного Северного моря, в присутствии фальшивого священника я обещала беречь тебя, милый. Кажется, вечер первого января будет сложным. И мне было страшно подумать о том, каким будет год. Мне хотелось кричать по-прежнему.