Я отмолю твои грехи

      – И кто же пришёл ко мне?       Смех. Он звенит в голове Архонта металлическими колокольчиками для танца кагура, а сощуренные томные глаза свысока смотрят на божество грома.       – Милая, неужели мне вновь станцевать для тебя?       Она идëт. Подолы красно-белой одежды жрицы развеваются словно хвосты кицунэ, длинные лисьи уши плавно покачиваются в такт вальяжной ходьбы.       Останавливается. Скрещивает изящные руки на груди и смотрит. Ждёт ответа.       – Мико, – сдаётся Райдэн.       Улыбка прорезается на высокомерном лице.       – Я хотела услышать твой голос.       Длинные пальцы обхватывают гохэй, поднимая его вверх, к вечному тёмно-пурпурному небу. Искры элементальной энергии сверкают в воздухе вслед за ритуальным инструментом. Белоснежные одежды жрицы слабо колыхаются в плавных движениях.       Ритуал очищения начался.       Гудзи делает шаг вперёд и кружится в эфемерном мгновении времени. Её лёгкие, почти невесомые волосы порхают в розовом вихре вместе с воздушными хвостами кимоно. Красивые ноги идеально двигаются по бренной земле, что держит грациозное тело жрицы.       Райдэн застывает в единственном моменте бесконечности пространства и времени: там, где Яэ Мико танцует лишь для неё одной. Измученный тьмой воин, несущий бремя утрат, прикован к полёту смертной бабочки, которой как и всему дорогому, суждено исчезнуть.       Кицунэ одаривает божество хитрым взглядом. Он цепляется за душу Эи и тянёт её к смеющемуся лику. Гохэй идёт кругом, ленты сидэ трепещут в слабом дуновении ветра. Во мгле своего мира Архонт видит лишь сияющие фиолетовые глаза, похожие на мимолётные вспышки грома.       Такая лёгкая, невесомая, почти неощутимая. Её плоть не обременена оковами тёмной одежды, её душа не отягощена скорбными потерями, разъедающими сознание. Она – осколок света в затхлом тумане души.       В эти далёкие от идеалов вечности мгновения Эи чувствует себя свободным разрядом электричества, коротким проблеском молнии, что живёт и умирает в единственном миге. Буря, застилающая разум грузными тучами, уходит, даёт потерявшемуся внутри себя Архонту увидеть проблеск солнца во тьме.       Эи не знает, но каждый раз, когда она наблюдает за танцем Яэ Мико, её всегда холодно бледные щёки цветут розовой вишней, становятся по-человечески живыми. Она неосознанно тянется к лучам света, которые лечат измученный горем дух.       Жрица видит рану в сознании Райдэн, сочащуюся скверной и отравляющую ум божества. Гудзи может лишь властным жестом прогонять испуганных появлением беспощадного Архонта грома служительниц, чтобы попытаться впустить жизнь в душу Эи, превратившуюся в мрачный склеп.       Яэ Мико, эта коварная кицунэ, старается над каждым движением, каждым взмахом деревянного гохэя. Её танец – молитва о прощении грехов ослеплённого болью бога, лишившего мечт свой народ, повергнувшего сотни людей в забытье.       Жрица протягивает сверкающую кисть в заключительном движении ритуального обряда. Её взгляд не насмешливый, не горделивый – девушка печально смотрит на живую Райдэн. Если бы Яэ Мико и желала вечности, то лишь той, где глаза Эи отражают свет солнца в бликах радужки.       Всё возвращается в начало.       Тело Райдэн превращается в камень, а в еë очах появляется стена из толстого стекла. На ослепительно красивом лице Яэ обычная улыбка.       – Вот и всё, милая. Приходи в следующий раз.       Райдэн угрюмо хмыкает и разворачивается к главному святилищу храма.       – Я должна сражаться, – бросает через спину сёгун прежде, чем уйти.       Архонт покидает место очищения. Тяжёлые одежды воина почти не двигаются, и он как будто сам не движется, а плывёт по ткани застывшей реальности.       Сражайся, Эи. Руби головы змееподобных тварей, разделяй острова клинком грома. Рушь жизни подданных, не давай им надежду на проблеск будущего.       Сражайся, Эи. С убеждениями, мешающими тебе выйти за пределы плотного кокона.       Сражайся, Эи. С самой собой.       А я буду ждать тебя. Под тенью одинокой сакуры, где ты потеряла веру в жизнь.