Все еще нет

Камера фокусируется на комнате, погруженной в полумрак. В центре кадра стоит кресло, позади него висит картина, которая при монтаже в целях соблюдения рейтинга будет заблюрена. На самом деле члены съемочной команды не стали бы возражать, если бы кто-нибудь заблюрил ее прямо в их глазах. Сияние свечей вздрагивает от сквозняка: вне кадра беззвучно открылась и закрылась дверь. — Так что, вы хотите снимать здесь или… — раздается чье-то бормотание, — А, хорошо, ясно, я понял. В кадр заходит молодой человек с испанскими чертами, в свитере и больших очках, которые обрамляют его дружелюбное и немного смущенное лицо. — Эм, здравствуйте! — приветливо улыбается он и машет в камеру. — Я — Гильермо, но вы меня уже, наверное, знаете- о… — Гильермо отвлекается на что-то, что происходит за объективом, встает и возвращается в кресло уже с чашкой, от которой исходит пар, — спасибо, мистер Оператор — они очень попросили не называть их настоящие имена, — заговорщицки добавляет он шепотом, обращаясь к воображаемым зрителям. — В любом случае, спасибо, это было очень мило. Да. Так вы хотите, чтобы я рассказал, что происходит?.. Честно говоря, я не уверен, что именно вы имете в виду… — улыбается он, глядя в камеру. Его выражение без сомнения значит ничто иное как «я знаю точно, что вы хотите знать, так что спросите меня об этом немедленно». За кадром снова слышно бормотание. — Ах, вы об этом! Ну, я даже не знаю, — улыбается Гильермо снова и вдруг его выражение падает, как фарфоровый слепок. — Вы же не будете ему это показывать, да? Не будете? Точно?.. Нет, конечно, ничего такого, просто… Его добрый взгляд на мгновение отливает сталью, когда он снова устремляет его в камеру и оправляет безупречно облегающий его шею воротник рубашки. — Что ж, это в ваших же интересах… Монтажная склейка, Гильермо нетерпеливо качается в кресле, перебирая пальцами. Вдруг кадр заливает белым, пока кто-то не исправляет баланс яркости в настройках. Теперь Гильермо озаряет холодный свет и его видно гораздо лучше. — Эм, вы уже снимаете? Начинать? Сейчас? Отлично, — Гильермо делает глубокий вдох и смотрит в камеру со смущением и вызовом без какого-либо мыслимого водораздела. — Перейдем сразу к плотеволнующим вопросам… Нравлюсь ли я Нандору? Да. Знает ли он об этом? Скорее всего. Откуда я знаю об этом? Он признается мне в любви уже два месяца, если вы не заметили. Сбоку доносится недоуменное бормотание. — Оу, вместе ли мы? Нет. Почему? Он пытается загипнотизировать меня после каждой неудачной попытки. И гипноз не его конек, так что… Гильермо как бы виновато, но вместе с тем без тени сожаления развел руками и многозначительно закивал. — ... Что? Почему бы мне не сознаться, что гипноз на меня не действует? Что ж… — вдруг его лицо разглаживается, на него опускается тень злорадной, почти кровожадной жестокости и в его глазах отражаются факелы, и слышны крики народного восстания. Через несколько секунд он трясет головой, будто стряхивая с себя наваждение, и прежняя улыбка возвращается на его губы. — Знаете, просто как-то все не было подходящего момента.