Mort de Mercutio

Блеск лезвия и мысли даже не успевают возникнуть, тело делает всё само. Резко оттолкнуть от себя Ромео и броситься вперёд. Закрыть. Левый бок пронзает острая боль, в глазах разом темнеет, земля уходит из-под ног. Ощущение падения, кажется оцарапал ладонь об острые камешки мостовой, адская боль жжет слева под рёбрами. Попробовать встать, в глазах вроде прояснилось, но мир всё ещё неустойчив. Кто-то оказывается за спиной, жёсткие руки больно хватают за плечи, затем отталкивают и снова полёт на землю. В ушах шумит, но слышен отдалённый смех. Тибальт. Это Тибальт стоит над ним. Отползти, хотя бы отползти, но не валяться у его ног, ну уж нет. Силы как будто выкачали, даже ползти удаётся с трудом. Между лопатками давит ботинок и бок вспыхивает болью в три раза сильнее. Ладонь грубо хватает за волосы и тянет вверх. Перед глазами оказывается мерзкая рожа Тибальта. Засмеяться и плюнуть в лицо. Тибальт кривится, ха, так ему! и отпускает волосы, пинком переворачивая тело на спину. Мелькает что-то синее, псина Капулетти пропадает из виду и чувствуются знакомые руки. Ромео… — Меркуцио! Меркуцио, ты ранен? — Нет! — нервный смех рвётся из горла, — Нет! — даже получается встать, — Нет! — зацепится взглядом за Ромео, так надёжнее, — Что может ранить Меркуцио? Нет! — ноги снова становятся ватными, но тёплые руки подхватывают и держат, не давая упасть. Держаться, держаться за эти плечи и может быть тогда?.. — Это жизнь, Ромео, это жизнь, она уходит, ускользает… — Но ты истекаешь кровью! — Нет! — оттолкнуть Ромео, но устоять не получается и снова больно врезаться в мостовую. Перед глазами плывёт, но в голове почему-то ясно. Подняться тяжело. У Ромео потерянный взгляд полный боли. Не смотри так, пожалуйста, не нужно. Потянуться к нему, схватить за плечо, но равновесие теряется и он повисает на друге, тот только крепко держит в ответ. Ты цепляешься за меня так, как всё это время цеплялся за тебя я, Ромео. — Ты всегда был так неуклюж, Ромео, — снова смех, он царапает горло, — Зачем ты влез между нами?... — Ромео пытается что-то бормотать, но с силой оттолкнуть его, больше отталкиваясь самому. — Не извиняйся! — Бенволио подхватывает его. Бенволио, милый Бенволио, у тебя дрожат руки. Не плачь только, Бенволио. — Извиняются только малые дети, — опуститься на колени, одной рукой продолжая прикрывать рану, как будто это уменьшит боль, другой хватая Ромео за ворот. — А Джульетта любит мужчину, — Ромео гладит его по лицу, в глазах у него стоят слезы. — Нет, нет, нет, Ромео, не плачь, — пожалуйста, — Люби Джульетту, Ромео, — люби так, как можешь только ты, — Люби её и она даст тебе то, что ни одна женщина не дала мне, — слабая нервная улыбка, сил совсем нет и он почти падает на Ромео, — Люби её, Ромео, люби! Ромео держит, держит так, как не держал никогда раньше, обнимает, прижимая к себе и это кажется уже раем… Ромео медлено опускает его на землю и можно провести рукой вдоль щеки, погладить по волосам. Умираю, умираю в пыли, умираю на твоих руках. Что же ты будешь делать без меня? Ты же сломаешься, ты такой хрупкий. Я умираю, чтобы ты жил, но ты не выживешь. Я ухожу, но я буду ждать тебя на той стороне, Ромео. Тело перестает быть свинцовым, даже боль будто меньше, почему-то трясет, но это мелочи, можно встать. Обвести глазами толпу. Ромео, Бенволио… Поражённые Монтекки и Капулетти, мрачный Тибальт. Ненависть разгорается с новой силой, сжигая нутро. — Продолжайте вашу чёртову войну! — продолжайте уже без меня! — Я умираю сейчас в пыли! — зло крикнуть в лицо Тибальту — Но я умираю как король! — Будь прокляты ваши семьи! Будь прокляты ваши дома! — ярость пылает огнём где-то слева и ею хочется затопить весь этот проклятый мир. Взгляд натыкается на Ромео, он смотрит с таким отчаянием, что сердце щемит и больно, а вся злость будто потухает разом, только очень больно. — Ромео, — осипший голос срывается на хрип, почему-то тело становится чужим, не слушается совсем, но Ромео держит его, крепко, надёжно, безопасно — ты такой ранимый, ты потеряешься, — он уже сам себя не слышит, только чувствует тепло родного тела. Умереть в твоих руках — не так плохо, а, Ромео?