Терапия для Стэнли

      Нескончаемый поток слов захлёстывает с головой. Стэнли вслушивается буквально в каждое из них, но благополучно игнорирует посыл, который стараются донести до его ума. Он слышит, но не слушает. Как бы там ни было, ничего нового Стэн не узнает. Что-то там про сценарий, снова. Жаль, работника 427 не завлекает ровным счётом никак. В отличии от кое-чего другого, вернее сказать кое-кого.       Тот, за кем он искренне, с интересом и любопытством наблюдает, прямо сейчас увлечённо ведёт один из своих многочисленных и часто длиннющих монологов.       Стэнли подпирает ладонями скулы, расположив локти на столе. Взгляд карих глаз устремлён в сторону активно жестикулирующего и всё ни в какую не унимающегося мужчины. Стэн видит его не в первый, и очень надеется, что не в последний раз. С момента первой встречи минуло уже три подобных.       Данный факт никак не смущает Рассказчика и не мешает расслабленно жестикулировать, невзирая на самого виновника его дискуссий. Раскладывает сценарий, листочек к листочку, по одному ему известному порядку, а Стэнли — такой невнимательный олух — не удосуживается хотя бы ради приличия сделать вид, что весь во внимании и на само деле ему интересно узнать, что же там такого придумал Рассказчик — такой ≪приторно≫ талантливый и внимательный ко всем деталям.       Ума не приложить! Вот для кого он тут распинается? Не для Стэна ли? Скрупулёзно работает как дьявол, старается тут и хоть бы хны!       Широкоплечая фигура стоит вполоборота спиной к Стэнли, напротив своего рабочего стола. Он находится в окружении по меньшей мере трех мониторов, проводов, что уходят под самый потолок, и неисчислимым количеством кнопок.       Стэнли вместо того, чтобы слушать и «мотать на ус», предпочёл внимательно и неотрывно наблюдать за жестами. В особенности за руками. 427-й точно знает — они тёплые, нет, чаще всего горячие и мягкие, а подушечки пальцев шершавые и сухие. Пальцы всегда жутко ловкие, визуально совсем не выделяются своей изящностью. Костяшки чуть заметно розоватые от частых покусываний и чуть выпирают — вредная привычка на фоне свойственной ему нервозности. Тоже касается и мест возле ногтей, и тыльной стороны запястий. Стэн время от времени ловил Рассказчика за покусыванием многострадальных рук, но чаще всего тот заламывает их.       Переизбыток эмоций наконец достиг ушей, а главное сознания работника 427, когда на него без намёка на всякую злость и прочие-прочие негативные эмоции, настойчиво так прикрикнули.       Рассказчик повернул голову совсем немного, чего было достаточно, чтобы Стэн поймал на себе проедающий насквозь внимательный взгляд голубых глаз. Как по обыкновению говорят, «человек с тяжелым взглядом». Рассказчик был из таких. Опять он хмурится и строит из себя недовольного поведением Стэнли. Или он в самом деле недоволен? По лицу не разобрать, а голос меняет нарочно невесть зачем.       Стэнли мысленно вздохнул и приготовился к отчитыванию, как маленький ребенок, которого ругают за плохое поведение.       Ну, сейчас начнётся. Сам нарвался!        — Стэн, ты слушаешь? Это важно, — Стэнли кивает настолько, насколько представляется возможным кивнуть с подпёртыми ладонями скулами. Рассказчик язвительно и максимально демонстративно цокнул.       Из-за глубоко посаженных глаз цвет радужки делается темнее чем есть. Но Стэн то знает, что в близи они невозможно светлые и вовсе не холодные. Не сказать, что Стэнли выучил его наизусть — Рассказчик остаётся непонятным для работника 427 и по сей день — к счастью Стэн наделён какой-никакой эмпатией, и способен отличить подлинные эмоции.       Если Рассказчик ругается — а он часто ругается — об этом знают все присутствующие, если не весь мир. Когда ликует или просто радуется, раздражается и бросается из крайности в крайность — это происходит максимально показательно. Не то, чтобы Рассказчик строит из себя показушника или принцессу-жертву, он просто любит внимание публики. И он, чёрт возьми, его получает благодаря своей харизме! При всех этих фактах, Рассказчик не выносит критики, что неизбежно провоцирует больший эмоциональный шквал.       Зато отлично выносит мозг Стэнли. Рассказчик, в отличии от инертного Стэнли (который выбрал путь держать и накапливать всё в себе. Выбор не из лучших. Согласитесь?) своего рода часовая бомба без таймера и малейшего намёка на то, когда он там соизволит взорваться. Рванёт ровненько в тот самый момент, когда ты совсем того не ожидаешь. Забавная аналогия, по большому счёту от причины его непродолжительных накапливаний и самонагнетаний. Впрочем, гиперэмоциональности, в качестве дополнения, офисному Стэну как раз-таки категорически не достаёт.       Как оказалось, Стэн действительно пропустил знатный отрывок монолога и уже предвкушает, как здоровски отхватит за это.       Сценарий уже аккуратно сложен ровной стопкой и прикреплён к планшету. Рассказчик подхватывает его обеими руками и уверенно разворачивается всем корпусом к Стэнли. Тот рефлекторно сжался, но нарочно не двигается с места.       Хотя, в самую пору бежать.       Нагловато смотрит своим наивными-щенячьими глазками, тупо держит улыбку да мило хлопает ресницами. Подумать только! У него и в мыслях не промелькнуло, что он отхватит нагоняй немного другого типа и иного масштаба.       — После красноречивых размышлений вслух, я, как ты мог заметить... Мх, вернее, как ты мог благополучно проигнорировать моё замечание: я решил разнообразить нашу рутину твоими правками… — он еле заметно наклонил голову в бок, — Нет, не так! Твоими дополнениями в сценарий. Писать буду, разумеется, я, — Рассказчик пожимает плечами, — ибо твой почерк — что-то без ничего-то. Конечно, не курица лапой, но Боги милостивые! Чтоб их чёрт побрал эти твои закорючки и смайлики в конце предложений! — Стэн улыбнулся забавному построению предложений, — и это наиболее удачный исход, а вот если тебе взбредёт в дурную голову залепить размашистую спираль… Кощунство какое-то! Тебе ж плёвое дело над текстом надругаться! Ухх. — Рассказчик поёжился. Стэнли растянулся в довольной улыбке, прежде чем потупить взгляд. Диктор встречно фыркнул и насупился хуже прежнего:       Эх! Жаль, как же жаль! Его труды успешно обделили справедливой оценкой. Между прочим, Стэн очень неравнодушен, от того старается скрупулёзно рисовать забавные порисульки всех цветов и мастей. Страдают то тетрадные поля, то офисная бумага или коробка. Вплоть до досок и стен. Не останавливают рамы окон, дверей.       Забавно. Рассказчик бесится и раздражается со стэновых каракуль в то время, как за его спиной виднеется рукотворный (пусть не живописный и не на уровне знаменитых художников) «шедевр». Своеобразный автограф Стэнли, который он решил оставить во время последнего «свидания». Собственно, чего лукавить-то? Ассиметричная непропорциональная мордочка, кто бы мог подумать, самого Рассказчика. Именно та каракуля послужила причиной выставления Стэнли за дверь. Мол, нечего здесь наводить свои порядки! А сам-то не притронулся, не говоря уже о том, чтобы стереть, с вашего позволения обзовём сие «произведение искусства».        — Ну и что ты лыбишься? — да ему откуда знать? Если на чистоту: просто улыбается и всё тут! Всегда, с перерывом лишь на то, чтобы воздержаться и не заулыбаться дурачком. Когда Рассказчик приводит его к себе и они сидят вместе вот так вот. Улыбается искренне, пока мышцы лица не заболят.        — Ты белены или дурости объелся? — снова наклоняет голову уже в другую сторону, — когда успел? Я, вроде, за тобой неотрывно наблюдаю, — Стэнли хмыкнул, растянувшись в какой-то блаженной улыбке. Думается, куда ещё шире? Он то лыбится, то перестаёт, то опять по новой.       А всё от невольного сравнения Рассказчика с любопытной кошкой. Кошкой, что по долгу пялит в одну точку, наклоняет голову, дабы рассмотреть под разными углами интересующий её предмет.       Рассказчик сокрушённо и как-то судорожно вздыхает и широким шагом устремляется в сторону Стэнли с выражением лица, будто готов вот-вот вспылить. Целенаправленно и уверенно так.       Возможно, так оно и есть. В противном случае он нечто задумал. Что-то, что Стэн упустил или прослушал.       Идёт заполнять всего-навсего какую-то несчастную маленькую вечность, которая в силу своей насыщенности затмевает одиночное время препровождения в офисах. Тогда Рассказчик — голос сверху.       Удивительно, как он умудряется находиться и на расстоянии и вблизи одновременно. Вопреки сему, до первой встречи рассказчик казался Стэнли непостижимым, отдалённым человеком не то что внутри симуляции — во всей Вселенной, точно Вояджер-1.       Он до сих пор ведёт себя отстранённо, но лёд потихоньку трескается. Стэн по большому счёту этому помогает.       — Ну так вот, о чём это я? — диктор становится напротив стола, материализованному специально для Стэнли.       В самом деле, о чём же? Стэн, вот незадача, в сотый раз всё упустил. Отвлёкся, что тут поделаешь? На что? Засмотрелся на кое-чьё лицо.       По внешности, за маленьким исключением потрёпанных мятых рук — лицо выглядит жутко молодо. Чёрт его знает, сколько Рассказчику лет. Он и имя-то называть отказывается, не говоря о возрасте. Но если судить по рукам — от силы не более сорока. Голос? Он точно не скажет, когда звучит он как человек за 60, а телосложением плечистее и выше Стэнли на голову.       Но, так уж получилось, привлекательный не только на голос или харизму, но и внешне. Чего стоят тонкие изогнутые губы, особенно в моменты по-хищнически хитренькой улыбки. В такие моменты Рассказчик делается каким-то коварным. И после всего он хочет сказать, что это у Стэнли в голове сплошь тараканы!       Иногда, в зависимости от того, о чём диктор толковал ранее, Стэн по разному воспринимает жутковатую ухмылку на фоне странно-добрых черт лица. От того, собственно, она у него и жуткая. Моментами — предзнаменование к громкому смеху, изредка — хитрость перед совершением одного из своих творческих замыслов.       Рассказчик, в равной степени как и Стэнли — самый что и ни наесть непредсказуемый человек из самых непредсказуемых. Он может улыбаться по-доброму, но 427-й убедился — супер редкая возможность застать такое. Чаще он хмурится. Принимает серьёзный вид. Но, опять же, в силу разной угловатости черт, и прямоугольной формы лица — Рассказчик выглядит добрым дядькой (скрывает, надо думать, всё мирское зло и вспыльчивость). Если бы он слышал ход мыслей Стэнли — наверняка тот час же и разверзся словесным цунами.       427-й любезно закроет глаза на факт того, что по большей мере Рассказчик злыдень. Иногда надменный и нарцистичный говнюк, истеричка и тот ещё манипулятор. Искусно давит на жалость, часто намеренно провоцирует конфликт, а потом сам же с полна расхлёбывает это варево.       Стэнли тоже не подарок: Рассказчик до одной поры считал его циником. Хорошо, что ошибался. Открылось, искусство он ценит и в некотором смысле увлекается им, но вертел он на буре всяческие стандарты. С этим диктор смирился — долой рамки и ограничения! Стэн капризный ребёнок. Всё ему нужно здесь и сейчас, хоть ты тресни! Руки слишком длинные, а сам он дурашливый, в обществе нелюбим, любопытный, очень влюбчив, хоть и не романтик. Плюсы есть и не мало — подкован в распознавании людских намерений, худо-бедно читает эмоции. Не то, чтобы сильно, но разбирается в технике лучше Рассказчика. Знает, и умеючи может по памяти разобрать и собрать обратно какой-то предмет, будь то компьютер или что-либо из симуляции. Фантазия отменная. Правда, с ней же он и застрял по уши в эскапизме. Работник 427 доказал: он способный мальчик. Так или иначе, консоль ему больше не доверят, а компьютеры оставили без внутренностей, чтоб не собрал из них что-нибудь. Достойное оружие против клерка. Также его чудесное свойство понимать вещи, до которых не додумается или упустит из вида Рассказчик.       Но уж кто-кто, а Стэнли готов принять всё вышеперечисленное по одной до боли простой причине: привык. Оно создаёт особую ауру, задаёт динамику их странных отношений. Абсолютно так же свыкся и Рассказчик. Ворчит, иногда злится, в конце извиняется, жалеет о содеянном и раскладывает всё по полочкам.       Данный факт важен для каждого по отдельности, не то что им обоим.       — Стэнли-Стэнли-Стэнли, — Диктор качнул головой и обречённо вздыхает, — это становится неприличным. Ты знаешь? Где блин твоё ощущение личного пространства и такта? Да как ты так умудрился и его потерять… — Где? Кто ж его знает было ли оно изначально. Хороший вопрос, — я зову тебя к себе далеко не в первый и, да-да, ни в второй раз. и ух ты! Даже не в третий! В четвёртый! Четвёртый Стэнли, — он вот-вот сам засмеётся от абсурда.       Сегодня добрый дядька в самом деле добрый. Не колется как обычно, и невероятно заразительно кривится в улыбке.        — И всякий раз ты пялишься на меня так, словно видишь в первый! — всё как в первый раз значит, да? Возможно, ибо ему наверняка маловато. Да вот, хотя бы тех же прикосновений! Стэн примет Рассказчика, и принимает со всеми его недостатками, но вдруг он позволит подойти к себе ближе чем на пушечный выстрел — вообще прекрасно! Все обиды прощены, недосказанности автоматически досказаны, а сам Стэнли счастлив.        — Тебя ничего не смущает? — 427-й вопросительно вскинул бровь. Правильнее будет спросить: а должно ли смущать что-либо? — совсем ничего? Ну, не знаю, например, что я тебе в отцы гожусь? — Стэнли отрицательно мотнул головой, — нет? Как же всё запущено! — Рассказчик сказал, он Стэнли в отцы годится. Значит ли это, что он в самом деле порядком лет на 20 старше него самого? Дьявол в визуально молодом теле!       Не то, чтобы Диктор не тактильный. Напротив: в тайне очень. Особо касаемо тематики стукнуть чем-то Стэна. Он признаёт лишь самостоятельно дарить, а не принимать от невесть кого прикосновения. Без воли на то и заранее одобрения Рассказчика — раздражает любая тактильность.       Проблема, о чудо, в нём. В Стэнли. Кто бы усомнился? Ни Рассказчик по привычке осыпает его, как известью, требованиями к Стэнли, а Стэн их не выполняет. Подчёркнуто: требования не нарушать личные границы в физическом плане.       Чрезмерно любит нежиться и ластиться, а обниматься подавно обожает! Сам 427-й тучный тип, да и не разговорчивый. Раз в столетие из него получится вытянуть одно словцо, и можно закатывать грандиозную вечеринку по этому поводу. Раз на то случилась речь, то они оба по большей части — антиподы вплоть до образа жизни.       427-му работнику позволили секундные объятья во время третьей их совместной посиделки в кабинете Рассказчика. Тогда Стэнли «обнаглел» и ожидаемо отхватил по шапке. На первый раз его с трудом но простили, а на второй жалеть не стали, а бесцеремонно выкинули за дверь, перед этим сам же Рассказчик находился в каком-то не то замешательстве, не то шоке. Оно и ясно от чего! Не обними он в ответ — Стэнли бы испугался, загнался, снова замкнулся, но тут несказанно повезло.       На месте диктора любой бы растерялся.       Нечестно как-то получается. Рассказчик, значится, позволяет себе потрепать Стэнли по волосам, или щёлкнуть по лбу. Правда, крайне невесомо, но всяко лучше, чем ничего. Для воистину щенячьего восторга подобных действий достаточно.       Стэнли, так уж и быть, временно утихомирится.       — Тебе по приколу или как? — Рассказчик как-то незатейливо шикнул и развернулся боком, зашагал куда-то, — не буду я попусту сотрясать воздух и повторю специально для особо одарённых, то есть тебя, — язва и зараза, вот кто он! Любезный якобы. Эмоции его шиты белыми нитками.       Неужели уходит? Ага, куда идти, ведь в силу каких-то там ограничений он не может покинуть рабочее помещение. Просто прогуливается туда-сюда. Будучи перед Стэнли, которому по определению равнодушен к такому, умудряется держаться ровно, будто так и надо.       Стэн был прав: та самая «доброта» и смешки вполне себе могли, и оказались фасадом. Обманщик! Или Диктор попросту переменчив и нестабилен как погода. Тем не менее, затаившаяся обида сама себя не простит и не исчерпает.       — Слышишь? Отлично! — Стэнли надулся в щеках, — сейчас слушаешь что я тебе говорю, пока не заставил пересказывать. — ух, псевдоприказной тон. Из его уст пренебрежительная интонация звучит как родительское наставления, чёрт бы его побрал! Только этого не хватало. Стэнли тряхнул головой и внимательнее прежнего… Стал провожать взглядом перемещающегося Рассказчика. Слушать? Как же! Снисходительный тон работник 427 слушать не собирается.       — Что в двойне лучше, я тебя выгоню, — вот уж в чем Стэн ещё убедился на собственном, горьком опыте — Рассказчик ненадёжный. В смысле из тех, кто держит слово и действительно даёт последние шансы. Одноразовые.       ≪Как скажите наставник, вернее начальник.≫ Ладно, Стэн в последний раз что-то там сделает, а потом пойдёт по своим делам.       И… Он не ослышался? «заставит пересказывать»? заставит. Прямо-таки страшно!       Страшно любопытно. Что же дальше?       На кой Рассказчик подставляет к впалой скуле два пальца и сгибает их? Казалось бы, в простом, но ставшим таким родным, привычном всего лишь за четвёртую встречу жесте, скрыто столько всего. Поджимает и без того тонкие губы, сосредоточенно смотрит на Стэнли, думает, что сказать?       Стэнли снаружи — влюблённый балда с глуповатой улыбкой, но внутри у него взрываются звёзды и вспыхивают целыми мирами, как бы это ванильно не звучало.       Наконец, Диктор перестал хмуриться и успокоился. Вот еле заметно наклоняет голову в бок, от чего несколько прямых не сильно длинных рыжих прядей падают на глаза. Ещё одна особенность, которая выдаёт возраст Рассказчика: редкие седые пряди, и тронутые ею же виски, что он старательно прикрывает волосами. Обычно волосы собраны в хвост, но не сегодня.       Когда-то явно яркие-рыжие волосы с возрастом потускнели и утратили свой блеск. Весь пигмент видно, остался только в глазах. 427-й надеется, они не скоро выцветут. Неволей Стэн вспомнил: он рассказывал, что специально красил волосы одно время, а потом бросил назвав бесполезным. В конце концов — это не избавит от какого-то недуга.       Диктор тремя пальцами заправляет пряди за ухо и продолжает монолог. Стэнли нервно кашлянул и прикусил губу. Он что ли слишком громко? Рассказчик тот час же среагировал:       — О, — он поднял голову, — признаки жизни, замечательно, прекрасно. Одна беда: я не вижу ни намёка на то, что ты меня слушаешь, — постепенно градус горения у Рассказчика непреклонно повышался, что собственно не может не обозначать предзнаменование неминуемого ругательства, — и, как бы так по мягче выразиться? А да к чёрту! Ты меня перебил! — 427-й облизнул пересохшие губы кончиком языка и сглотнул. Предвкушение заскреблось как нельзя кстати, — больше игнорирования я не переношу, когда меня перебивают. И чтоб ты знал: мне важно чтоб меня хотя бы слышали. Заметь, не перебивали! — он раздражённо отвернулся и сделал небольшой круг по комнате.       Тишина. А затем он навеселе обратно поворачивается лицом к Стэнли, и продолжает говорить как ни в чём ни бывало. Вот так качели! Уже перегорел. Быстро же. Подозрительно скоро. Больно Рассказчик сдерживается.       — Как с тобой всё туго… Ну ничего, хах. — он добавил что-то жутко неприличное под конец. Словно На зло Стэнли включился в нужный момент, хоть и смутно расслышал «растянем». Это сейчас к чему было?! и хитренькая омерзительная улыбочка под стать зловещей ауре Рассказчика тоже зачем? К чему эти шутки-то? Или не шутки… Стэн уставился округлёнными глазами, полными противоречий: ужаса, вопросов, и шальной искорки.       — Попался. Так и знал! — это что же получается, он нарочно сказанул что ли?! Стэнли смущенно и стыдливо попрятал глаза и скрыл проступивший румянец ладонями, — Ты — чудила, — непонятно как и когда он успел очутиться за спиной Стэнли так шустро, — а ну, — 427-й было развернулся в непонятках, но застал момент того, как Рассказчик замахнулся от плеча, — выпрямись! — то ли приказной тон, то ли удар сценарием по спине все-таки заставили Стэнли выпрямиться и более того: аж подскочить с места да встать штыком.       — Когда не нужно, ты всё слышишь! — да так получилось!       Во-первых, Рассказчик умеет шутить подобным образом? Или не шутит всё-таки? А во-вторых, тут только Стэнли прикалывается партизанить подобным образом! А в-третьих смотрите пункт первый.       — Вот тебе и нежданчик, а, Стэнли? — исторически так и запишем: с сегодняшней встречи, клерк отказывается, и более не намерен подпускать к себе данного человека с тыла.       Рассказчик, в свойственной ему манере подёрнул плечом. Забавно. Не злится. Скорее наигранно раздражённый, а самому тайком лишь бы повод сыскать, за чтобы ещё стукнуть. Диктор не скупился, и приложил картонный планшет со сценарием от сей души. Не теряя скорости и времени, он быстро обошёл стол и намеревался опуститься напротив шалевшего работника. Но тут:       — Напомни-ка мне в другой раз приложить тебя посильнее, — к чему же интересно? Зачем ждать, когда можно здесь и сейчас?       Ой. Стэн, думается, не успел сдержать невольную ухмылочку. Услышал сдавленное шипение и поймал на себе гневный взгляд. Эх, Стэнли-Стэнли-Стэнли! Держи и распишись вторично: Рассказчик наклонился через стол, замахнулся и… Не сильно но ощутимо стукнул бедолагу собственным же сценарием по макушке. Опять. И что он заладил? Хотя 427-й не против.       Работник про себя отмечает, сегодня его компаньон слишком активен. Переизбыток сил и эмоций? В прочем, отлично. Даже к лучшему. Стэн так проверяет, всё ли у него хорошо? Пока улыбочка Стэнли выдавала больше, прямо-таки до детского полёта фантазий — в чём он очень хорош — его выучили наизусть. Разве что, непредсказуемость ни в какую не поддаётся какому-нибудь контролю.        — Стэнли, я боюсь, таким образом вытрясу из тебя остатки разумности, ну, или что там у тебя вместо неё? — как будто токсичные шутки Рассказчика давненько перестали колоться. Юмор у него специфичный. Те самые «шуточки» значительно сократились, стали мягче.       Почему вдруг? Не хочет обидеть или переборщить?       Совесть треплет, как бы то ни было странно. Видно, работник 427 благополучно перешагнул ту грань, когда он перестаёт быть просто знакомым, которому можно наплевать в душу случись что, не бояться ненароком обидеть или задеть. Как минимум в ответ на брошенное нелицеприятное слово, комментарии, ту же непрошенную критику в адрес Рассказчика.       — Не то, чтобы я надеялся буквально вбить тебе в голову весь сценарий, просто ты- — он сбился, — ты — это ты! — Рассказчик повёл одной рукой в многозначительном жесте. Той же рукой он снова поправил волосы. Наверное мягкие… Стэн еле-еле избавился от посторонних мыслей, навязывающихся сами собой.       До сей поры неизвестным феноменом для Стэнли является вот что: всего лишь Рассказчику можно всячески прикасаться к нему. Но не в обратную сторону. Те первые объятья не в счёт. От вопиющей несправедливости работника 427 нехило распирает. Похоже, он сорвётся, получит, потом опять сорвётся и получит сильнее, Не в силах усвоить урок.       — Неймётся же тебе, — выдохнул Рассказчик, сел на стул лицом к лицу со Стэнли, и, опустил сценарий на середину стола.        — Что добавляем? Я приму любые предложения, — визави сложил руки в замок и согнулся в спине, — охотно верю, что ты понимаешь: под словами «любые предложения» я подразумеваю те предложения и идеи, которые сходятся с моими, — он хитро улыбнулся и сощурился. Стэнли, вероятно, впервые за вечность в самом деле задумался, пока Рассказчик терпеливо дожидался ответа.       В последствии сказанные Стэном слова, выбили почву из-под ног обоих, и всё от неожиданности:       — Больше времени в твоей компании, наверное, — пожал плечами Стэнли. Тишина. По-настоящему неловкая лично для Рассказчика тишина.       Стэнли не из разговорчивых, совсем. Из него и слова-то не вытянешь, как тут вот те раз — цельное предложение выговорил! И что теперь с этим делать? Непонятно. Очевидно, сценарий наконец помог, хоть не для этого предназначался.       Чего стоило всеми мирскими усилиями выдавить из себя слова помыслить трудно. Он справился, и не задумывался над словами. диктора хватило на половину, чтобы только переспросить:       — Что, прости? Я не ослышался? Ты хочешь… — Рассказчик выпрямился. Работник 427 неуверенно кивнул. Как-то неловко получилось. Сказать, что Рассказчик обомлел равносильно молчанию, — Правда? То есть, тебя всё устраивает? — смесь эмоций на лице Рассказчика не поддаются никаким описаниям, — в таком случае, я в растерянности и негодую, почему тогда ты… — повторный кивок Стэнли, и ступор диктора, — то есть, ты нуждаешься в моей компании? Моя физическая компания? —Уточнил окончательно потерявшийся Рассказчик.       Кивок.       Ох и в каком же он сильнейшем замешательстве! Существуют ли такие слова — да и возможно ли вообще найти и подобрать их — чтобы хотя бы приблизительно описать весь тот спектр эмоций: искреннее удивление, смущение, (о чём дополнительно свидетельствует едва заметный проступающий румянец). Выглядит он жутко потеряно, уставился куда-то в одну точку — пытается переосмыслить. Того гляди запинаться в словах начнёт. 427-му невпервой подобным образом баловаться. Редчайшая возможность, которая всегда напрямую касается конкретно Стэнли. Подобный инцидент доводилось застать во время последний приключений-погони за Желтой Разметкой (Нельзя не ответить: встреча-то взаправду оказалась последней, как и ожидалось).       — То есть… Тебе нравится? — всё вернее некуда. Историю бы, конечно, в самом деле подправить, но как-нибудь в другой раз. Стэн намеренно распорядился приоритетами. Попытайся он припомнить, когда был уверен в чём-то настолько сильно — не вспомнил бы никоим образом.       Стэнли готов поклясться, в какой-то момент голос Рассказчика чуть дрогнул.       — Ты хочешь сказать, что… — переосмысления самую малость затянулись. Долго же он переваривает полученную информацию. Ничего страшного, Стэн подождёт. Диктор уставился на него совершенно стеклянными глазами. Неуверенностью так и распирает. Работник медленно, неторопливо и старательно пытается привлечь максимально меньше внимания к себе, поднялся с места.       — Хорошо, — Рассказчик неожиданно поднимается с места будто деревянный. Неторопливо, не отрывая взгляд от 427-го. Эмоции считать невозможно — те полностью отсутствуют. Он сломался или нет?        Так и, куда ему бежать? Запрёт дверь же! Рассказчик обрабатывал и принимал (может, не принял) сказанное Стэном достаточно долго.       Так, когда всё-таки мотать от сюда плёнку бедолаге-Стэнли? Ежели Диктору взбредёт в голову вспылить, то считай финита!       В моменты, пока Рассказчик не занят по голову их совместной (важно! Совместной) историей — старается угодить Стэнли: интересуется, порой настойчиво его мнением. Вместе с тем иронично ругается, когда что-то идёт наперекосяк или поперёк его желаний. Хлебом не корми, дай поругаться и обидеться. Мнения Стэна не спрашивали. Спросят — тогда пусть выпендривается! А вы думали? Если и играть, то по его правилам. Выкидонов и нежданностей не от себя Рассказчик на дух не выносит.       Это — написанный сценарий, игра — подарок для Стэнли. Бесценный для Рассказчика и неоценимый для Стэна.       Стэн помнит сценарий наизусть. Выучил, чёрт бы его побрал! Досконально, слово в слово, чтоб его. От части не только потому, что проживал его снова и снова, раз за разом, рестарт за рестартом, но что более значительно — история важна Рассказчику. это — подарок. Времени, сил, таланта было убито до истощения много. За него 427-го ни единожды не попрекнули. Рассказчик никогда не давил на жалость тем. «Он — такой молодец! Отдаёт себя без достатка, а Стэн — такой неблагодарный.» Ибо на том была воля самого Рассказчика. Посвятить себя какому-то незнакомому человеку.       Терапия для Стэнли.       Правда, терапией можно смело считать само наличие Рассказчика рядом. Его компанию в качестве проводника по цикличному рандеву. История не только о Стэнли. Несомненно посвящена ему, но именно их, совместная история. Существенно она сыграло на нервах обоих, но тем занятнее и интереснее. Разве нет?       Диктор хрипловато рассмеялся, прикладывая ладони к лицу, тем самым приподнимая очки в прямоугольной оправе.       — Вот и докатился, — как-то горько хмыкнул он. Снова замер, а потом резко отнял ладони от лица, — а что ж ты раньше мне не сказал? Сценарий, Бог с ним со сценарием, но ты знаешь! Я ради тебя стараюсь! Для нас! — фразу звучат без минимального намёка на упрёк, более как озвучивание и так известного факта.       В такие моменты внезапной искренности вокруг становится по домашнему тепло. Сам Рассказчик может быть домашним, вопреки презентабельному внешнему виду. Но несмотря на вышесказанное, умудряется быть растрёпанным и неряшливым.       — Подойдёшь? — Стэнли живенько заинтригованно повинуется, пока Рассказчик обходит вокруг стола и остановился напротив работника примерно на вытянутой руке.       Он выше Стэнли на голову, да что уж говорить, во многом его превосходит. На этот счёт Стэнли чувствует себя как рыба в воде. Никогда не имел за собой тенденции сравнивать себя с другими людьми, а если б и имел, то Рассказчик не из тех, кто будет утверждаться за чей-то счёт. (Не касаемо всяческой творческой самореализации, в этом он дьявол воплоти, и если бы до конца зависел от критики — давным-давно забросил к чёрту то, чем занимается всю жизнь).       — Говоря о том, что ты отказался вносить правки в сценарий, — чёрт, он заламывает пальцы. Нетерпеливо хочется взять его руки в свои, дабы он перестал. Как бы так мягко намекнуть? Стэнли больно смотреть со стороны, — спасибо. — 427-й вздрогнул изнутри, — И я даю слово, обещаю постараться сделать всё в лучшем виде. Я имею в виду, участить наши личные встречи, потому что мы не закончили. Ты сам понимаешь. — переживает. А Стэнли кивает. Приятно почти по новой учиться чувствовать забытое тепло и некий положительный тянущий дискомфорт внутри, — мы не торопимся. Уйдёшь, когда хочешь, — слова даются рассказчику с трудом.        Складывается смутное впечатление, словно он когда-то говорил подобное слова кому бы то ни было. Правду выдаёт обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Интересно, кем был тот человек и почему ушёл?       Рассказчик далёк от стеснительности и очень красноречив. Редко станет отмалчиваться, и ещё реже услышишь от него тишину.       Стэнли было поддался на эмоциях, но его остановила чужая рука: Рассказчик буквально одним указательным пальцем, приставив его ко лбу Стэнли, заставил того замереть. Чтоб его! Как никто другой держит своё слово и обещания — не подпускает к себе. Подобные моменты вовсе не исключение.       — Не-не-не-не, пока я не приучу тебя не вторгаться без спросу в мое личное пространство — буду вот так, — на словах «вот так» Рассказчик пару раз стукнул пальцем по чужому лбу, — держать тебя на дистанции, — как гора с плеч! Он не разошёлся длиннющей тирадой. Без разрешения значит? Ежели позволит, то будет и…?       Логичнее всего попробовать, а иначе работника 427 просто вусмерть сгрызёт желание.       — Можно? — так тихо спрашивает, словно стеснительный ребёнок боящийся спросить дорогу у незнакомца. Стэн всегда если и говорит, то тихо. Порой, приходится прислушиваться к тому, чего он там лепечет. Не мямлит, говорит чётко, но от природы одарён больно тихим голосом. Кричать не может физически и постоянно закашливается в попытках повысить громкость на несколько децибел. Попытайся он состроить серьёзный тон, подавно не воспринимается должным образом. Будь Стэн в суматохе из нескольких голосов — его не услышат.       На самом деле под маской милой, несколько щенячьей невинностью притаился настоящий настойчивый и наглый тактильный монстр. Не отвяжется же! Чем усерднее ему отказывают, тем усерднее хочется. Тянет, вон, руки — пальцы аж мелко дрожат то ли от внутреннего волнения, то ли такого же переизбытка эмоций. Смотрит, будто увидел диковинку и хочет утащить себе.       Стэнли можно понять: он лёгкий в прочтении и особо ничего не утаивает (кроме эмоций. С ними всё туго). Несмотря на некоторые трудности у Рассказчика с прочтениями эмоций — чудилу, чьё имя Стэнли — он выучил. Знает точно облупленного. Вот и не секрет: при всём желании 427-й из кожи вон полезет, пойдёт на всяческие ухищрения и манёвры, дай понежиться. Радует. Значит, результат точно есть — Рассказчик старается не зря.        Чтения Рассказчика сработает на ноль целых фиг десятых. Глаза врут, голос может казаться очень убедительным, но взбалмошность и неустойчивость значительно перевешивают. Местами — это если не знать его слишком хорошо — он частенько не знает, чего хочет и теряется то в эмоциях, то в неуверенности в себе, то лодкой во время шторма раскачивается на волнах чужого мнения.       — Видишь? Можешь ты всё, была б только мотивация! Вредничаешь больно много. Я не говорю, что я святой, но ты по рогастее будешь. — кто бы говорил а! — это отличный результат, Стэнли, — он тепло улыбается, — можно, — утвердительно кивнул Рассказчик. И не успел он договорить, как 427-й был успешно замедлен, — но! Без лишностей, и помедленнее. Ни то не мешкая выставлю за дверь, — вот они, заветные слова! Можно прикоснуться!        Кто знает, вдруг, что-нибудь разрешат кроме…       Рассказчик оттягивает момент иногда мучительно долго, пока Стэнли нужно всё и сразу. По сему Он буквально падает в объятья, по-хозяйски укладывая руки на плечи.       Мило.        При первой встрече, Стэнли отнёсся к нему как к завышенному выскочке и нарциссу с огромным самомнением. Но Рассказчик умудрялся быть интересным и притягивал к себе внимание одним лишь голосом. Помнит ли он их первую встречу?       Самую первую.        Тогда, Стэн всего навсего обмолвился парочкой слов. Что-то о целях прибытия сюда. Дословно и не скажет, какую чушь сморозил отмахнувшись от нового знакомого, в общем-то не сильно желая разглагольствовать.       Стэнли старался казаться более, ну или менее приятным человеком для окружающих. Лучшим путём к достижению вышеупомянутой цели, видел молчаливость. Якобы молчишь, значит умеешь слушать. Не истина, но было плевать. Находка для забалтывания у людей подобных Рассказчику. Прицепился как клещ и проел весь мозг за те пару минут.       Взаправду сотрудник с порядковым номером 427, вслушивался полный интереса. Он так увлекательно рассказывал. Впервые за очень-очень огромный период своей жизни. Тот самый огромный промежуток времени, прожитый пустую, что предательски пропал под ручку с эмоциями.       Честно говоря, он не надеялся вернуть потерянную инициативу, а одного желания что-нибудь поменять, как выяснилось, не достаточно (к счастью, Стэн до конца не потерял оставшееся желание). Ныне бедняга идёт на поправку. Замкнутость и отчуждённость привели к шаткому состоянию. Послужили причиной появления в этом странном месте. Именно эта дорога и привела его к потере интереса к жизни, оставила, правда, желание вернуть его. Этот путь и привел его к Рассказчику.       Несказанно повезло.       Лично Стэну (по мнению Диктора) необходим был кто-то, кто отлично справится с тем, чтобы заинтересовать, вовлечь в условное приключение. Говоря на чистоту, желательно максимально интересно и аккуратно. Сам же 427-й так не мыслил. Он не задумывался — был безразлично, к какому исходу приведут поиски, вот бы привели к чему-то.       Стэну и сейчас интересно слушать Рассказчика, искренне. Но он не был бы собой, если б не отвлекался. Старается, пусть и всем видом делается максимально нейтральным.       Чудаковатый болтливый мужчина представлялся Стэнли по имени, но он на убой не вспомнит. Не старался запоминать. Досадно.       Пожалуй, Рассказчик успешно привлёк его внимание. Не сразу, но привлёк и чёрт бы побрал — до сих пор держит планку! А Стэн и не желает отвлекаться на что-то, кроме их истории или самого Рассказчика.       Оба они показывают свою привязанность весьма специфическим образом, по-своему. Кто бы что не говорил, но разве не в этом самая прелесть отношений будь то дружественных или более тесные? Показывать привязанность максимально открыто, без всяких рамок или недосказанностей. Но что более интересно: наблюдать и участвовать в том, как зарождается само доверие, каким образом приходят к привязанности.       Стэнли стал ловить себя на мысли: вся его голова забита одним лишь человеком и мыслями о том, когда же он снова позовёт его к себе. А ещё… Ещё Рассказчик жутко тёплый.       Стоя вплотную друг к другу, они отчётливо слышат и в полной мере ощущают разнобойный стук сердец. Стэн, казалось, позабыл как дышать. Рассказчик же, напрочь примёрз к одному месту и не смеет шелохнуться. Он недавно переступил через себя и совершенно не знает, что ему делать. Далёк от тактильности, да и стеснителен жутко.       В груди поместилось нечто, что теплится и вот-вот готово захлестнуть весь мир вокруг — забытое Стэнли тёплое чувство. То самое чувство, с которым Рассказчик желал распрощаться раз и навсегда.       Поначалу с неохотой, привыкнуть, привязаться было непозволительно. Не входило в его планы. Рассказчик поклялся сам себе: при малейшем переживании подобных эмоций тут же отстранятся. «Не привязывайся». Вот то простейшее правило, соблюдая которое заведомо можно не проходить сквозь негатив в лице боли от расставания. Ведь каждый раз те, к кому он так или иначе привык или привязался — уходят под разными предлогами. «Не в этот раз». твердил он сам себе и закрылся от всех, а люди неустанно липли всё больше и больше. Что могло быть проще?       Разве что, не сдаться в один день, самостоятельно разрушить выстроенную грань, и решиться послать страх к чёрту.       Многим нравится иллюзорная загадочность в других больно сильно привлекает. «Не в этот раз», вторил он и подписывал соглашение. «Не этот раз», а субъект привязанности уже ждал его. Важно: Не привязаться, а привязать. Ведь так проще и удобней. «Не в этот раз», и Стэнли разрушил всё.       Рассказчик выучил новый урок гораздо действеннее предыдущего: «Ни зарекайся», пока в один распрекрасный момент не придёт такой, как Стэнли и заставит пересмотреть пол своей жизни.       Придётся, постарается перестать думать наперёд, что же будет, если Стэнли вздумается покинуть его. Аналогично с надоедливым энергозатратным ожиданием плохого. Но и отрицать возможные негативные события нельзя. Банально прозвучит, но выгоднее и лучше всего-       Жить настоящим? Стэнли другой человек. Совершенно не тот типаж, который бы по настоящему, в здоровом смысле привлёк, заинтересовал Рассказчика. Поздно что-либо предпринимать, а думать что новая связь обязательно приведёт к расставанию — гиблое дело.       С него достаточно.       И если прежде их объятье были невесомыми, теперь Рассказчик от собственных неозвученных накативших мыслей, рефлекторно сжался изнутри, в последствии сильнее сомкнул руки за спиной Стэнли. Стоит ли озвучивать весь тот посыпавшийся поток ругательств на себя же и оцепенение Рассказчика? 427-му в радость, а ответ не заставил себя долго ждать.       Опомнился Рассказчик не сразу. Работник 427 успел плавненько сместил голову вниз и уткнулся носом в плечо. Кто знает, как долго они простояли в таком положении, и насколько скоро теперь выровняется бешеное сердцебиение Стэнли.       Резонный вопрос: «А Что делать?» Стэн умудрился задремать. У него вообще частенько случается, стоит остановиться ненадолго, тот час же прикорнёт где-нибудь. Жалость берёт растормошить его. Диктор находит забавным и умиротворённое посапывание, и полностью расслабленный вид. Впрямь полная его противоположность. Стэнли же не смущает абсолютно ничего! Довольно закрытые глаза и лёгкий румянец на щеках, так и веет невозмутимостью — Стэн вполне себе счастлив.       И если осмелиться предположить, то и без всякого сценария. Хотя тот сыграл далеко не последнюю роль.       Рассказчик поднимает руку над головой Стэнли, зарывается всеми пальцами в кудрявые и растрёпанные волосы. Ладонь непроизвольно сама по себе гладит. Мягкие. В пору бы опять настучать по непутёвой голове. Впрочем, проходили.       Откуда ни возьмись, в груди образовалось странное ощущение: он о чём-то забыл, но сколько бы не старался вспомнить — всё никак. Это заставило Рассказчика поднять голову и взглянуть на монитор напротив за спиной Стэнли.       В углу центрального монитора сквозь рябь редких помех в синем свете мелькнуло сообщение системы: Оставшееся время до принудительного рестарта: 04:02:07

***

      Перезапуск с минуты на минуту. Впервые, наверное, за сотню рестартов Диктор проклинает установленный кем-то таймер. Но кое-что он всё же успеет сделать.       И как на зло минуты с три он не решался. Вся его решительность куда-то запропастилась, особенно касательно людей. От Рассказчика насильно никто не требует чего-то из ряда вон выходящего, так же как и никто не заставляет выходить за собственные выставленные рамки.       Когда на таймере оставалось всего несколько секунд, он всё-таки сдался.       Метафора стара как мир, но подходит им обоим, ведь Рассказчик ведёт себя как кот: едва наклоняется из-за разницы в росте, смотрит на напрягшегося Стэна, что уставился круглими щенячьими глазами. Мягко, но настойчиво соприкасается лбом о лоб 427-го, нос к носу. И пока Стэн замер, не в силах ни судорожно выдохнуть ни пошевелиться да с приоткрытым ртом от удивления — на лица Рассказчика нет и намёка на смущение или румянец. Дразнит. Дьявол в человеческом облике… Смешок с нотками хрипотцы, довольно прикрытые глаза — последнее что слышал и видел настрадавшийся за день Стэнли.       Рестарт.