Настоящие улыбки не для камер

Знаете что мы делаем чаще всего на протяжении всей сознательной жизни? Врём! Да, мы врём о том, что всё хорошо, когда, на самом деле, нам просто самим не хочется вдаваться в подробности и разбираться в проблеме. Мы врём о том, что каждый из нас свободен, и что нам никто не нравится, в то время как на самом деле, в глубине души, знаем, что каждый на ком-то зациклен и к кому-то привязан, будь то твой лучший друг, популярный актёр или же случайный прохожий, которого ты видел то всего лишь один раз в своей жизни, пока ехал в метро, но уже успел внимательно изучить. Мы безжалостно врём как себе, так и другим людям, зачастую, не думая о последствиях, которые в некоторых случаях могут быть поистине ужасными и совершенно необратимыми. Мы врём практически ежедневно, ссылаясь на абсолютно глупые отговорки или вовсе переводя тему к более удобной, всеми силами стараясь скрыть правду, которую, порой, сами не в силах осознать. Время идёт, ни на мгновение не останавливаясь. Хотя нет, оно, скорее, бежит, чем идёт. И как у него только хватает сил бежать этот марафон длинною в человеческую жизнь на такой скорости? Однозначно лишь то, что из-за этого и технологии не стоят на месте. Порой, очень сильно пугает то, как же быстро мы превратили нашу личную жизнь в общедоступную. Люди, о существовании которых ты даже и не подозреваешь, с помощью социальных сетей и не только, уже знают марку твоей машины, кличку любимого питомца и название любимого фильма. Бывает, совершенно незнакомые нам люди знают где ты сегодня был, чем завтракал и какую книгу прочитал на днях. И, собственно, спрашивается, зачем им это нужно? А зачем нам это нужно? Почему людям стала так интересна чужая жизнь, даже если до этого им не было никакого дела до этого? В нашей жизни стало слишком много интернета, ненужных людей и мнений, от которых мы зависим. И если ты медийная личность, при этом, довольно популярная, то это очень сильно ограничивает твои действия. У тебя нет возможности без осторожности смотреть на действительно любимого тобой человека, довольствуясь исключительно мимолётно брошенными неоднозначными взглядами, наполненными невероятной тоской и банальным желанием прикоснуться, и это невыносимо. Прикоснуться прямо сейчас, не боясь света софитов, взора десятков телекамер и взглядов сотен зрителей, находящихся в зале. Некоторые из них, конечно, улавливают эти взгляды и практически незаметные взаимодействия, которых с каждым разом становится всё меньше и меньше. Та часть зрителей, являющихся ещё и фанатами, понимает больше остальных и искренне надеется на то, что их кумиров на самом деле связывают гораздо большие отношения, нежели просто дружеские или просто вынужденные в роли коллег. Они обо всём догадываются и думают, что любимые актёры просто ещё не готовы открыться перед большой, и даже огромной публикой, в то время как вторая половина активно опровергает их догадки. А сами герои обсуждений, в свою очередь, продолжают скрывать свои отношения, не волнуясь о чужом мнении - пускай другие думают что хотят. Они знают, что за их жизнями всегда так или иначе будут наблюдать, не зря же Терри Пратчетт говорил: "Никогда не забывайте, что Вашей коронации аплодирует та же сама толпа, которая будет аплодировать и Вашей казни. Люди любят шоу..." Поэтому шоу должно продолжаться в независимости от того, в каких отношениях находятся актёры, даже пускай эти отношения и принимают далеко не все ,и поэтому их приходится скрывать. Настоящие улыбки не для камер. Настоящие улыбки для уютных посиделок дома лишь вдвоём, когда по кружкам разлит горячий чай, в миске рядом лежит печенье вперемешку с конфетами, на столе лежит коробка с недоеденной пиццей, а на экране ноутбука, стоящего между двумя людьми, идёт очередная мелодрама, которая до глупости романтична, от чего хочется смеяться, зарываясь носом в копну русых кудрявых волос, так непослушно и взъерошенно лежащих на голове. Четыре руки, переплетаясь, обнимают так нежно и так крепко, что они словно соединяются воедино. В этот холодный декабрьский вечер они греют друг друга своими объятьями, и думают, что в мире нет большего счастья, чем то, что происходит с ними прямо сейчас. Настоящие искренние улыбки всегда предназначены кому-либо, кем ты так сильно дорожишь, а если этот человек - ещё и причина твоего смеха, то становится вдвойне приятней и радостней. Обычно, для каждого, кто тебя знает, ты разный. Мы все очень сильно отличаемся друг от друга - характером, внешностью, образом жизни, социальным статусом, количеством друзей и ещё многими-многими аспектами которые, казалось бы, можно перечислять ещё бесконечно. А ещё каждый способен видеть лишь ту красоту, до которой дорос. Для импровизаторов красота заключается в простоте: Антон считает красивым Арсения, а Арсений считает таковым Антона. Антон считает, что нет ничего прекрасней глаз его возлюбленного. Они такие голубые, словно совершенно бездонные, и в них, наверное, можно было бы утонуть без особого труда. Раньше это был лёд. Холодный, твёрдый, безжизненный и пустой лёд. Сейчас там целый океан бушующих эмоций и любви, в котором есть место лишь для одного человека - для Шастуна. А ещё их оттенок можно было бы сравнить с цветом неба в особенно распогодившийся летний день. У Антона же глаза были зелёные, как весна, как свежий лес после дождя, как поляна посреди него, усеянная цветами, как вся природа на свете - такая же яркая, радостная и светлая. Красота в простоте, это точно. Красота в длинных, топающих и совершенно неконтролируемых при смехе или до жути обтянутых джинсами с дырками на коленках ногах, во взъерошенных после сна причёсках, в россыпи миллиона родинок и мелких шрамов, полученных, в том числе, и от кошачьих когтей. Проще говоря, красота в них самих, и видеть, замечать её дозволено далеко не каждому. Себя не находят, себя создают, и это факт. В том числе создавать себя человеку помогает его вторая половинка. Проведя долгое время вместе, ты уже не замечаешь, как постепенно начинаешь перенимать привычки этого человека, как изменяешься и внутренне, и внешне. Ты уже перестаёшь зацикливаться на своих комплексах, недостатках и несовершенствах, потому что существует человек, который смог полюбить тебя с этими недостатками, и даже полюбить сами недостатки. Человек, который прошёл с тобой долгий и трудный период времени несмотря ни на что, который успел уже изучить тебя, твои повадки, привычки, обычно становится тебе самым дорогим и родным на всей планете, ведь он, по сути, вкладывает в тебя частичку себя. Пускай эти частицы попадают в тебя медленно, постепенно, зато точно в цель - в сердце, откуда им уже не выбраться. -Мне так нравится версия людей в три часа ночи. Именно ночью они становятся уязвимыми, а главное - честными и настоящими. Всё просто потому, что в три часа ночи сознательно ты находишься только с теми людьми, с кем бы ты хотел проводить время, с кем тебе нравится просто быть. И поэтому люди становятся искренними, - рассуждает, бубня себе под нос, Арсений, сидящий на заднем сидении шумно мчащегося по одной из сотен московских дорог в сторону гостиницы, в которой он должен будет сегодня ночевать, ведь через два дня вновь съёмки, а ехать домой, в Санкт-Петербург, не имеет никакого смысла, такси. Свои мысли он записывает в заметки в телефоне. Зачем - не знает, но там уже и так множество таких вот спонтанных мыслей, которые, в основном, приходят к нему в голову ночью. На часах три часа ночи, и все уже разъехались по домам, лишь он всё едет и едет, а за окном мелькают разноцветные огоньки окон различных высоток - благодаря гирляндам и светодиодным лентам встречаются и синие, и фиолетовые, и красные, а не только жёлто-белые от света обычной люстры, как было ещё, казалось бы, совсем недавно, хотя уже и прошло много лет, а время всё ещё не стоит на месте. Арсений всё больше укутывается в капюшон худи и ветровку от холода, ведь в апреле ночная температура совсем далека от дневной, и если в три часа дня ты ещё гуляешь в одной футболке, то в три часа ночи мёрзнешь даже в самой тёплой, которая только у него есть, толстовке. Именно той, фиолетовой, на которой в центре два инициала - АП. Возможно, она даже больше греет воспоминаниями, которые в себе содержит. Попов рассматривает себя в зеркале на лобовом стекле автомобиля и останавливается взглядом именно на инициалах на своей груди - АШ. Стоп, АШ? Кажется, они с Антоном перепутали вещи, когда уставшие собирались после съёмок, и даже не обратили внимания на это. -Извините, а мы можем поменять маршрут? -неожиданно просит водителя Арсений, и когда тот вздыхает, а после кивает с невнятным "угу", называет новый адрес. Он не так далеко от этого места, так что, мужчина думает, что за это мысленно его не проклянут, или хотя бы не так сильно. И теперь уже автомобиль несётся в сторону адреса дома Антона. "Дом Антона" - так забавно звучит, но так по-родному тепло и уютно, ведь туда так и хочется возвращаться. С этим местом связаны сотни, тысячи воспоминаний. Или, если быть точнее, они связаны с владельцем этого места. Вот, они вместе готовят какой-то незамысловатый завтрак на кухне, который обязательно подгорает, "но так же даже вкуснее, потому что с любовью", - как сказал бы Шастун, параллельно уплетая почти чёрный омлет с тостами. А вот здесь, в комнате, они смотрят какой-то фильм, который обязательно забросят, даже не досмотрев и наполовину, ведь рядом находится кое-кто поинтересней. А здесь, на балконе, они сидят на старых креслах, Антон курит свой "парламент тонкий, с кнопкой, хороший", а Арсений лишь иногда просит у него пару затяжек, пока прохладный ветер раздувает волосы в разные стороны и, подобно самому строгому тренеру, заставляет мурашки бежать очередную стометровку по всему телу. Машина такси подъезжает к относительно небольшому, по сравнению с теми, что находятся в центре города, шестнадцатиэтажному дому. Арсений расплачивается с водителем и выходит из автомобиля, сразу же направляясь к нужному подъезду. Внутри гораздо теплее, чем на улице, ведь там хотя-бы нет холодного ветра. Арс поднимается на лифте на нужный этаж и, выйдя из него, на секунду замирает напротив двери квартиры, словно раздумывая, правильно ли он поступил, приехав без предупреждения, пускай они и виделись всего несколько часов назад, но практически сразу отбрасывает все сомнения далеко-далеко назад и нажимает кнопку звонка. Спустя секунд тридцать из-за двери показывается взъерошенная кудрявая голова Шастуна, чьи глаза мгновенно превращаются из сонных и сощуренных в две огромных окружности, показывая то, насколько он удивлён. -Арс? Ты чего вдруг решил заявиться? Нет, ты не подумай, что я не рад тебя видеть, просто не ожидал немножко, - Антон немного отодвигается, чтобы Арсений мог пройти в квартиру, и закрывает за ним дверь. Пока он разувается и снимает верхнюю одежду, в прихожей царит абсолютная тишина, и лишь когда он заканчивает со всем, встаёт и выпрямляется во весь рост, подходя всё ближе и ближе к Шасту, неотрывно смотря ему в глаза, как вдруг резко срывается и прижимается к нему всем телом, буквально вжимаясь в его грудь в своих объятьях, - Арс, ты чего? Что случилось? - обеспокоенно говорит Антон, но всё же обнимает его в ответ. -Я просто приехал сказать, что люблю тебя, Тош. Что я люблю тебя и не хочу сегодня ночевать в гостинице, а хочу провести её в твоих тёплых объятьях. Что мне на съёмках банально не хватает твоей улыбки. Настоящей, искренней и такой любимой, - он шумно вздыхает, на что Антон лишь непроизвольно улыбается. -Ну вот, видишь? Одним своим присутствием ты уже можешь заставить меня улыбаться, - Антон поднимает голову Арсения, чтобы тот мог удостовериться, что он не врёт, а затем мягко и нежно целует, зарываясь одной рукой в холодные волосы, а второй гладя по спине в попытках успокоить своего возлюбленного. -А ещё мы перепутали наши худи, когда уезжали, - переводит внимание на инициалы Арсений, а Антон смеётся, - спасибо, - немного погодя продолжает он. -За что? - Шастун глядит на него непонимающим взглядом. -За то, что заставляешь меня тоже улыбаться своей же улыбкой, - он хитро улыбается в своей манере. -Арс, иди ты нахуй! - заливается смехом Антон, - всегда поражался твоей хитрожопости. -Я нахуй шёл с такой улыбкой, с таким уверенным лицом, что те, кем я туда был послан, просили взять меня с собой, - не теряя роли импровизатора зачитывает стишок Арсений, уже идя спиной вперёд в комнату Антона и таща его за собой за руки. -Арсюш, при всей моей любви к тебе, не было, - теперь уже Шастун улыбается в такой же хитрой манере. -А я и не говорил, что буду говорить в рифму. Это, можно сказать, намёк на приглашение. -А я и не против, в общем то, - смеётся, но всё равно идёт следом. Дверь в комнату мгновенно раскрывается, и прежде чем упасть на кровать, Антон дёргает штору, чтобы её закрыть, ведь даже на четырнадцатом этаже неожиданно могут появиться непрошенные зрители, а затем наваливается сверху на Арсения, уже лежащего на его же кровати. Их губы сначала мягко соприкасаются, и лишь потом они начинают наращивать темп, всё углубляя поцелуй. Антон переходит на щёку, оставляя на ней десятки мини-поцелуев, и спускается к скуле, а затем и к шее, а Арс податливо запрокидывает голову, открывая любимому большее пространство, затем и вовсе снимает с себя толстовку, ведь ему уже не холодно, а, скорее, даже наоборот, очень жарко от резко накалившейся обстановки. С трудом оторвавшись, Антон тоже снимает с себя одежду, а затем помогает и Арсу стянуть штаны. Он медленно проводит рукой по подкачанному бледному телу, усыпанному родинками, а затем вновь начинает выцеловывать чуть ли не каждый миллиметр, спускаясь всё ниже и ниже, от шеи к груди, к животу и доходя до паховой области. Арсения накрывает волной удовольствия, и он, уже не в силах сдерживаться, шепчет на выдохе простое "давай", отчего-то получающееся слишком уж пошлым. Показалось, что прикроватная лампа на мгновение потускнела. Руки с силой сжимают бедра, именно там, где это важно, где из-за множества нервных рецепторов ощущения становятся особенно приятными. Дыхание постепенно становится прерывистым и очень шумным. Арсению, перевернувшись, приходится упереться руками в кровать. Антон спустя время обхватывает руками его бёдра и вгоняет себя глубже. В идеальном мире у них было бы достаточно времени друг на друга. Хотя, любой мир для них, где они вместе, уже идеальный. Антон только сильнее вонзился в Арса, а он стонал от удовольствия, и это было прекрасно. Он продолжал, то замедляясь, то ускоряясь. Оба были почти уже там, на пике удовольствия. Наконец, они расцепились, дрожа. Или даже, можно сказать, рассыпались, как песок. Лежать в кровати рядом с любимым человеком, порой, бывает так приятно, что от одной мысли, что ты мог бы сейчас быть совсем один в гостинице, становится нехорошо. Там всё холодное, как и погода на улице, а здесь - тёплое, нежное и такое родное во всех мелочах. Разве что, была одна далеко не мелочь ростом 197 сантиметров, но тем не менее такая же родная, даже больше чем всё вокруг. Арсений, повернувшись на бок, смотрел, как Антон уже давно сопит во сне. Его волосы раскиданы по всей подушке, а на лице едва заметная улыбка. И эта улыбка сейчас дороже всего на свете. Она совсем не для камер, ей не хочется с кем-то делиться, ведь она предназначена только ему. Арсений берёт в руки телефон, открывает заметки и записывает очередную спонтанную мысль: "Жизнь у нас интересная, но нервная. Поэтому, мы весёлые, но злые. Просто живи, улыбайся и люби".