Долгий май

      В нашем доме царила тишина, такая осязаемая, как вязкий туман. Знаете, ночной такой, свежий, когда можно даже не пытаться включать фары машины, всё равно ничего не будет видно. Я люблю туман, а значит, люблю и тишину. Люблю слышать, как шуршат страницы какого-то журнала, что читает Майа, чаще всего про выкройки платьев или новые модели каблуков. В последнее время её интересовали те, которые с квадратным носом. Надо будет пойти, подыскать, будет подарком на годовщину нашего второго поцелуя. Да, такие даты у нас праздничные. Есть и третий поцелуй, первый секс, и второй, первый был немного неловкий, но празднуем всё равно. Есть первая покупка в наш дом. Есть день когда… Много чего есть, если не углубляться в подробности.       Ещё мне нравится звук металлической чайной ложечки, бьющейся о керамическую кружку. Появляется запах ромашки, которую пью я, и фруктового чая Маи, но у меня на него аллергия. Сразу ассоциации с домом. Мы заехали в пустые комнаты, где ещё пахло пылью и краской, и, вместо того, чтобы купить матрас, может мыло, что-то важное, про что написано в справочниках по домохозяйству, мы купили две кружки. Одну с Багсом, вторую с Лолой из «Луни Тюнз». Там ещё когда под нужным углом стукаешься кружкой, они целуются! В начале шестидесятых это было вау! В квартире мы позже устроились, поклеили обои, Майа, как эксперт в моде, дизайне, и во всём остальном, в чём я не смыслю, устроила всё по высшему разряду. Она очень хотела чёрную плитку в ванной, кухню в жёлтых тонах и спальню мягко розовую. Я хотела террасу и гостиную, где смогла бы работать. Ну, знаете, в кабинете неуютно: нет никого, кто читая что-то, расхохотался бы, тыкнул тебе с другого края комнаты в книгу, показывая, что же стало причиной такого смеха, а потом, задыхаясь, не зачитывал бы, иногда вновь срываясь на хохот, эту часть. А ты смеялась бы не потому, что там что-то смешное, ты чаще всего вообще не способна понять, что там она читает, а просто у неё очень заразительный смех. И чёрные короткие волосы, как у Коко Шанель, её главного кумира и путеводной звезды. А ещё она правда носатая. Знаете, я всегда думала, что у Коко Шанель большой нос, она ведь итальянка. А оказалось не так, нос у неё красивый, и вообще, она француженка. И это так смешно, когда Майа приводит в порядок волосы и с профиля она похожа на чёрное блюдце с которого вылазит белый нос. Вот там точно итальянский, хотя она говорит, что она настоящая американка. Коренная. Я ей не верю. Говорю, что это значит, что она из индейцев, а она надо мной смеётся.       Радио и телевизора в гостиной нет. Мы и правда сделали так, чтобы я смогла работать там. В гостиной было много книг, бумаг, настольных игр, виниловых пластинок. Я за свою жизнь накопила много такого. Да и мои родители тоже. Евреи, всё-таки. В начале Второй Мировой, когда бежали из дома со мной, ещё ребёнком, позабыли половину документов, не взяли драгоценностей и всего пару сотню долларов, но все книги было привезены в целости. Мне их не передали, к сожалению. Проблема оказалась в том, что мне нравятся девушки и с одной из таких я как раз съезжалась. Не знаю, как бы это оскорбило какого-то Моби Дика, если бы он стоял на моей книжной полке, но их выбор я приняла. К счастью, у них есть ещё сын, поэтому книги останутся ещё на одно поколение. Слава Богу, что не решили сжечь все, к которым я прикасалась. И не вызвали полицию на нас. Или больницу. Или какого особо изощрённого психиатра, что хотел бы попробовать электрошоковую терапию и вылечить меня, но, видимо, фамилии всех были подозрительно немецкими, а ещё одно убийство еврея руками немца они допустить не могли.       Телевидение мне никогда не нравилось, поэтому телевизора у нас нет. Вообще. Смотришь и мозги вытекают через уши. И слишком много лжи. Даже не пропаганды ради, а потому, что по-другому не умеют. И очень много всякого шарлатанства. А я Учёная! С большой буквы, именно так. И никакая-то левая, очень даже почётная. В своих кругах. Физик-математик, вот так! И когда я слышу про какие-то поля, через которые можно слышать умерших, то, Бога ради, простите, но вообще не смешно! Вот только Майе нравится. И сколько разговоров было, что это глупости, и вроде сама понимает, умная она у меня, и всё одно и тоже. Сидит у себя в мастерских, уткнувшись в телевизор, и смотрит, как стол по комнате летает. И охает! И удивляется, и причитает! «Как же так, стол летает, Господи упаси, чтоб мой только не взлетел!» Аж бес берёт! У человека высшее образование. Хорошее, Гарвардское. А реакция на всё, как у еврейской тётушки, благо, есть с чем сравнивать.       Музыки дома у нас много. Включаем винил и танцуем. Я уверена, что в будущем виниловая пластинка будут стоить как почка, хотя и сейчас недешёвое удовольствие. Да, это главная причина, почему у нас винил, а не диски с проигрывателем. Совершенно точно не потому, что в нашу первую встречу играл Синатра на пластинке. Надо отдавать жертву богу танца, раз уж он нас познакомил. А познакомились мы на студенческих танцах, когда мне передали Маю потанцевать. Тогда играла «You make me feel so young». У нас она тоже есть. Надо пойти включить, ради настроения, раз уж я вам всё описываю. Это был поздний весенний вечер. В тот день мы почти не разговаривали, только смотрели друг-другу в глаза и смеялись, иногда прижимаясь непозволительно близко, иногда отталкивая. Нас тогда познакомил дорогой Миша Ройзман, передаю ему привет. Майа спросила, каким образом немец с еврейкой способны сдружиться. Она у меня не националистка, но иногда как что-то скажет, аж самой неловко… Мы оба тогда рассмеялись. Я потому, что была уверена, что Миша чистый еврей, а он потому, что не знал, что еврейка я. Вот такой вот казус. Ну, не еврейское у меня имя, не представляю, как «Карна» могло дать такую подсказку. Я ещё и не особо распиналась на тему своей принадлежности к кому-то. Или она поняла это каким-то чутьём своим. Майа любила говорить, что у неё в роду шаманки. Может и меня она прокляла на вечную любовь к ней и даже если смерть разлучит нас…       Потом Майа познакомила меня с Ранганой — её индийской подругой, изучающей языки африканских народов. Она мне объяснила, что моё имя означает «Рог животного». А значит я сильная, волевая. А Майа означает мать, поэтому она женственная. И поэтому мы идеально подходим друг-другу. Признаюсь, этот разговор дался нам уже всем изрядно выпившим, поэтому я приняла это как знак. Вряд ли дорогая Рангана имела ввиду то, как мы это поняли, но мы решили закрепить наш союз и крепко поцеловаться. Так и начались наши странные отношения. И нет, день знакомства и первого поцелуя не тот же, поцеловались мы через несколько минут после полуночи, а значит, фактически на другой день. Да, празднуем оба, даже если второй помним более смутно. Мне на него как-то подарили рог козы, сказав, что это моё тотемное животное. Хаха, очень смешно Рангана.       Вот так мы решили, что сделаем все 365 дней календаря праздничными. Так как почти все даты шли друг за другом, чего там париться, легче когда каждый день праздник. Мы собирали все дни рожденья друзей, памятные даты. У нас был фикус Александр, наше дитя, его день рождение было днём его покупки. Спустя полгода он умер и это тоже стало памятной датой. Траурной правда, мы клали сигарету в его пустой вазон в этот день, потому что он у нас был анархистом. Увядал летом и зеленел зимой. Его вазон мы не стали выкидывать, слишком уж красивый. Мы сами с Маей лепили, на каком-то фестивале в Германии. У нас было десять минут, мои кривые пальцы и Майа, с её чувством прекрасного, но невозможностью самой лепить, потому что она только сделала себе маникюр. Это были самые нервные десять минут моей жизни, даже защищать диплом перед преподователем-сексистом было не настолько страшно и унизительно. Но получилось не так плохо! Больше похоже на кувшин, конечно, там должно было быть лицо сделано, а получилось лицо как у Пикассо, но вполне сносно. Майа даже быстро отошла как увидела результат! Всего лишь пару минут полного остолбенения и вопрошания, смотря на небо, за что ей досталась я, и мы шли дальше с вазой-кувшином в руках. Да, в Германии было весело. Ещё было весело когда нам принесли две огромные пинты пива и спустя уже час я сидела и соревновалась с незнакомыми немцами, кто быстрее выпьет литр того самого пьянящего напитка. Не сказать, что я люблю пиво, даже напитком это тяжело назвать, больше на мочу алкоголика смахивает, но в пьяном угаре я бы и водочки навернула. Я была уверена, что выиграю. В университете мы всем курсом, как появлялся смердящий компот из клюквы, каждый второй четверг, соревновались кто быстрее его выпьет и чьё лицо не скукожится до размеров анального отверстия сразу после. Нас было пятнадцать человек на потоке, которые были готовы соревноваться. Я научилась вливать в себя компот даже не сглатывая, он сразу попадал в желудок. Компот был отвратный: кислый и горький, текстурой больше похожий на застывший кисель, только цветом привлекательный — красный. Вонял, как и весь поток физиков-математиков, поэтому мы его и любили. Наш брат. Каждый второй четверг я регулярно, иногда утрачивая первые позиции, становилась победительницей. Но конкурс я не выиграла, была пьяна и огромный стакан с пивом полился не мне в рот, а немного мимо, прямо на штаны. Не сразу поняла, что произошло, конечно, но выглядела счастливой. Майа мой настрой не поддержала, ей пришлось тащить меня в съёмную комнату где мы жили. Это было лето после третьего курса, мы тогда с большими перерывами были год как вместе и два года как знакомы. После того приключения мы тоже расстались, на пару недель, но меня быстро простили.       Мы научились сживаться. Было нелегко, честно. Никто в наших отношениях не хотел утрачивать лидерские позиции. Причина наших вечный расставаний. Я всегда была рациональной, подавляющей других, например, соседские дети со мной не дружили и вообще боялись подойти. Но я всё равно душа компании, меня просто не стоит злить и контролировать, этого я просто терпеть не могу. А Майе хотелось контролировать. Конечно, она была очень женственной, чуткой, элегантной, но больше вела себя как строгая мать рядом со мной. Пытаясь строить отношения мы сильно выросли вместе! Я научилась уважать мнение окружающих, даже если я не согласна, не пытаюсь никому ничего навязать, стала немного спокойней и не зажигаюсь как спичка от малейшего слова. Она научилась не флиртовать со всеми подряд, не указывать и не давать советы всем, когда её не просили, не винить других в своих проблемах. Огромный прогресс! И как только мы обе перестали друг друга подавлять, сразу стало легче. Как раз на третий год нашего знакомства и полтора года вроде как отношений. Больше никакого лидерства, только партнёрство. И меня это устроило.       Мы вместе закончили университет. Майа тогда училась в школе права. Покажи ей её будущее сейчас, она бы не поверила. Её образование часто помогало нам избежать полиции и поимок. Если я просто полицейских, вламывающихся к нам в дом, дразнила и унижала, не открывая дверей, то она меня затыкала, запирала в ванной, на всякий случай, и начинала беседу, основанную на наших правах. Соседи любили на нас стучать и пытались любыми способами освободить квартиру от двух лесбиянок. Ведь дети увидят и всё. Тоже захотят. После университета Майа открыла мастерские на первом этаже дома, в котором мы жили. Это был бутик, а ещё у неё можно было заказать перекроить платье или одежду. Она вообще за всё бралась, где можно было проявить фантазию. И те самые соседи, что звонили в полицию и говорили, что на пятом этаже, в двадцатой квартире, происходит какая-то содомия, приходили, улыбались Майе, и просили сделать им скидочку, как хорошим знакомым. Майа только мягко улыбалась и извинялась, говорила, что не может, иначе бизнес перестанет приносить доход. Они ещё могли посидеть, пошутить, попить чая, что-то купить и горячо поблагодарить за её работу. А меня бес брал, как я их лица видела. Но Майа таким взглядом на меня смотрела, просила не начинать скандал, что я сдавалась и уходила. Сидеть вместе просто не смогла бы. Я уверена, не будь меня, ей всё легче удавалось бы, но как только я начинала этот разговор, она меня сразу затыкала. Она думала, что я совершенно не права и даже выслушать не хотела. Я ей за это благодарна.       Как можно понять, у нас были очень разные взгляды практически на всё. Например, я очень хотела заниматься активизмом. Всякие письма учёных за «…» (вставьте что-угодно более-менее прогрессивное) подписывала и эти подписи организовывала, иногда выходила на демонстрации, Майе приходилось вытаскивать меня из «обезьяников», приходила в разные организации поболтать. Мы жили в Нью-Йорке и, поверьте мне, там наших было не счесть. Я много кого знала из нашей тусовки и часто приглашала в гости, на что Майа не особо довольно фыркала, но когда мы все вместе сидели, болтала больше всех. И всегда просила говорить не «из нашей тусовки, а твоей, Карна», как будто мы с ней не встречаемся. Что-то Майе не давало себя отпустить. Она внутри не принимала себя и свою ориентацию, была ребёнком, что не могла отделить мысли и установки родителей от своих. Я так и не смогла ей помочь себя принять.       Знаете, если бы вы меня спросили, кто в нашей паре больше по девушкам, я бы незамедлительно ответила, что Майа. Для неё девушки были всем — и музой, и создателем. Она чаще всего мужчин не замечала, не могла даже определить мужскую красоту, хотя с женщинами подмечала всё. В её бутике не было никакой мужской одежды! Она просто не умела и не хотела её делать. А какими взглядами она некоторых провожала! Даже я начинала ревновать, хотя ей очень доверяла и знала, что она с другой девушкой мне не изменит. Но когда кто-либо спрашивал, какой она ориентации, она говорила, что бисексуальна. И мечтала о муже, детях, не столько для себя, сколько ради своих родителей, которые с детства ей твердили о большой семье. Что это мечта. Собраться всем вместе за столом в какой-нибудь праздник, и чтобы стол ломился от еды и нужны были дополнительные стулья, так как всем не хватает места. А потом выкинули её из своего круга, так что в нашей семье остались только мы двое. И когда-то был фикус Александр, вот только его больше нет. Не должны дети умирать раньше родителей.       И если Майа была отвергнутым ребёнком, то я была бунтующим подросток. Честно, всю жизнь. С детства на меня напяливали платье, а я возмущалась и переодевалась в свои единственные штаны. И даже когда выкинули эти штаны, чтобы мои руки к ним не тянулись и не было выбора, я снимала юбку и ходила в трусах. Меня не смущало, это был мой протест. Мои родители верующие евреи и меня к своей религии тоже приучали. Знаете чего больше всего я не любила? Есть молитва одна, благодарность Богу за то, что ты родился не женщиной. Как только отец начинал её читать в моём присутствии, я сразу вставала и не оборачиваясь уходила, даже если это было при других людях. Особенно при других. Как только я поняла, что бисексуальна, не стала даже себя терзать — приняла очень спокойно и не боялась флиртовать со всеми вокруг. Только проблема в том, что несмотря на всю мою харизму, девочек я не привлекала, так как всё равно была того же пола и никак помимо подруги не воспринималась, а с мальчиками вообще тяжко было. Ну, а как иначе, я всё время в штанах, выше половины из них, по характеру химера страшная, кусаюсь и окровавленными зубами оскаляюсь.       О, кстати, сегодня тоже памятная дата, сразу три. Я ещё с утра включила камин, маленький, железный такой, включила винил. «La Vie En Rose». Эта песня играла в этот день два года назад. У меня сегодня выходные — специально для этого дня взяла. Сейчас уже вечер и я сделала ужин на двоих — лосось в сливочном соусе, горошком, маленькой кукурузой — вкуснота. Разлила в два бокала розовое игристое вино. Сегодня не на террасе — зима, холодно и вечером слишком темно. Но свет в квартире выключен. Горят только две длинные свечки на столе. Розовые. У нас прекрасный золотой, под старину, сделанный держатель для свечей. Весь в воске, я ленюсь отмывать. Хотите знать что сегодня за день? Я расскажу. День, когда Майа мне изменила. День, когда я убила человека. И день, когда Майа умерла.       Это случилось два года назад. Зима, как я и говорила. Как раз то время, когда в календаре мало праздников. У нас памятные дни были 215 из 365. Представляете? За 14 лет отношений накопилось. Так вот, я отпросилась пораньше домой, хотела устроить сюрприз. Купила цветы, зашла в итальянский ресторанчик поблизости и взяла нам пасту на двоих. Открыла дверь. Дома было тихо. Она иногда засыпает послеобеденным сном, так что я не особо удивилась. Немного меня смутили мужские ботинки в коридоре дома, прямо перед дверью нашей квартиры, но не особо думала об этом. На столе на кухне стояли две тарелки. Какой-то быстро сделанный салат из всего, что валялось на дне холодильника и бокалы с распитым вином. Вроде белым. Я удивилась. Майа умела сочетать алкоголь с едой и прекрасно знала, что для салата с уксусом нужны высококислотные вина. Какое-нибудь бургундское красное сюда бы подошло. Никак не то белое, что у нас было, Шардоне вроде. Две тарелки меня не настолько удивили — могли и гости зайти. Возможно, я тогда подумала, что соседка зашла и она решила так тихо ей подгадить. Ещё и на кухне ели, даже не в гостиной. Я мокнула букет из белого гиацинта в вазу с водой и оставила на тумбе. Потом красивее оформлю. Тихо приоткрыла дверь спальни. На кровати лежала она. Сердце заполонилось нежностью и любовью. Знаете, что означает белый гиацинт на языке цветов? Влюблена навсегда. Я решила зайти в спальню, полюбоваться. Как только я открыла дверь полностью, пожалела. Даже подумала просто уйти и забыть. И никогда-никогда не вспоминать. И жить дальше счастливо вместе, но ноги понесли меня внутрь. Около моей дорогой Майи лежал мужчина. Не могу сказать, был ли он красивый, я его не запомнила. Меня он не интересовал. Я смотрела на Маю. Она прикидывалась спящей. Я была уверена. Всё её тело напряжено, ресницы подрагивали и сердце стучало быстро-быстро, готово было выпрыгнуть. Возможно, это было моё, но меня не волновало. Я ждала, когда она откроет глаза и посмотрит на меня. Скажет хоть слово. Посмеётся надо мной, скажет что это шутка и это окажется надувная кукла. Оскалится и скажет, что наши отношения были ошибкой. Расплачется и начнёт извиняться. Посмотрит на меня сочуственно и обнимет. Я просто хотела увидеть её взгляд. Понять, зачем она это сделала. Я бы простила. Правда простила. Я знаю, как тяжело ей было принять, что она в отношениях с девушкой. Но она на меня даже не посмотрела. Я не сдержалась. Мои руки потянулись к её шее. Теперь эта шея была усеяна укусами и засосами. Мне было неприятно её трогать, но я сжимала всё сильнее, ждала, когда она откроет глаза. Она хрипела, своими руками пыталась скинуть меня, но на меня не смотрела. Я чувствовала, как она боялась. И уже с моих глаз полились слёзы, я плакала, рыдала, кричала, но её не отпускала. И даже когда она посмотрела на меня, я не увидела ничего, помимо чёрных пятен на её белом лице. И когда на моих руках она ослабла и больше не могла сопротивляться, я с тяжёлым усилием её отпустила. Мужчина встал с кровати, быстро собрался и сбежал. Я стояла и смотрела на её тело в белых простынях. Не знала, что мне делать. Села на пол нашей общей спальни и позвонила. Мише Ройзману. Его друг какой-то полицейский. Надо было спасти свою задницу. Я даже не думала ни о чём, просто делала всё на автомате.       Не знаю, как я не загремела в тюрьму. Убийство тяжёлое преступление. В нём обвинили того мужчину, что с ней переспал тогда. Что он её задушил в состоянии аффекта, во время секса. Я ничего не помню за тот месяц, что длился суд. Не помню и последние два года, честно говоря. Жизнь с тех пор замедлилась и слилась в один день. Мне до сих пор стыдно и я до сих пор думаю, за что именно. За то, что я убила её? Или за то, что после того, что сделала, не убила себя сама? Сейчас в вазе стоят белые астры. «Скажи, что любишь, ещё раз!». Думаю, она и правда шаманка. Даже смерть не может стереть мои чувства к ней.