Знахарь

1997 год.

[Местоположение не найдено]

      Клинт познакомился с Гарри в двадцать шесть.       Он бежал в гущу леса, скрываясь от преследователей. Раздробленное к чертям колено пока не напоминало о себе: адреналина в крови было столько, что хватило бы на целую армию, но внутренний голос неприятно шептал на ухо: «Это ненадолго».       Бартон стиснул зубы. Ну уж нет, живым точно не дастся. Он почти без труда перепрыгнул поваленное дерево. Потом ещё одно. И ещё. После был небольшой овражек — метра два, не больше. Он уже почти поверил, что в этих голодных играх ему сказочно повезло, когда, перепрыгивая очередное дерево, он наткнулся здоровой ногой на лисью нору.       — Черт! — сорвалось глухое сквозь стиснутые зубы. Боль мощной волной прошибла его с головы до пят. Адреналин испарился из крови, будто и не было его никогда: правое колено взорвалось фейерверками боли, заставляя Бартона заскулить.       Бам! Бам! Бам!       Сердце с силой билось о рёбра. Клинту казалось, ещё немного, и оно выскочит наружу, оставляя разорванную в клочья дыру в груди.       Мужчина сжал зубы, зажмуриваясь, и еле-еле подтянул обе коленки к груди.       – Клинт?       Бартон поморщился, потряс головой, отгоняя знакомый-незнакомый голос, и зажмурился до такой степени, что вокруг начали плясать круги и чёрные точки.       – Кли-и-инт!       Он со стоном выдохнул, с опозданием понимая, что дышать с каждой секундой всё труднее и труднее. Каждый новый вдох — наждачкой по рёбрам, каждый выдох — тиски на горле.       Лора мягко ворошит его волосы на затылке. Он оборачивается, сталкиваясь взглядом с её ласковой улыбкой и тёплыми глазами, и просто не может не улыбнуться в ответ.       — Тебя не дозовёшься. — Мягко журит она, лаская тёплой ладонью его щёку.       Лора создала слово тепло. Она — олицетворение всего самого лучшего, что с ним произошло; его опора, когда кругом разруха и землетрясения; его тихая гавань, когда везде гром, грохот и шторм; его весна, когда сам он — промозглый хмурый февраль; его дом, когда он — измученный дорогой странник.       Он слегка поворачивает голову, утыкаясь носом в её ладонь. Клинт жмётся к ней, как ищущий ласки котёнок, и всегда получает порцию тепла и заботы в ответ.       — Прости. — Шепчет он, жмурясь от её тонких пальцев в своих волосах.       Он пришёл в себя всего на секунду. Кругом — всё тот же лес, запах земли и крови. Он лежал на жухлой листве и тяжело закашлялся. Малейшее движение приносило боль. Он чувствовал себя так, будто его голову раз за разом насильно опускали в бочку с холодной водой; так, будто он шагал голыми ступнями по раскаленным углям; так, будто его кожу срезали тонкими слоями. Боль ослепляла, и он провалился в беспамятство.       Последнее что он увидел — снежно-белое крыло полярной совы. «И откуда она только здесь взялась?..»       – Так уж и быть. Но не думай, что так будет всегда. — Лора солнечно улыбается, зачесывая его волосы назад, и Клинт тянет уголки губ ещё выше, хотя мгновением ранее ему казалось, что он уже достиг предела.       – Конечно. — Кивает он, зная, что в следующий раз всё повторится. Как и все разы до этого. Как, в прочем, и все последующие.       

***

      Когда Клинт вновь просыпается, первое, что он чувствует, это тепло. Следом за ним приходит тяжесть одеяла, которым он накрыт, и мягкость подушки, на которой он лежит. После он чувствует ненавязчивый запах трав, и почему-то от этого ему легче дышать.       Бартон с трудом оглядывается, — голова по ощущениям весит несколько тонн, — но ничего толком разглядеть не может. Только низкий деревянный потолок домика, в котором он не пойми, как оказался, да веники разных сушенных трав на такой же, как и потолок, деревянной стене. Справа стоял стол с примостившейся рядом лавкой, заваленные стопками древних даже на вид книг.       Клинт закашлялся, жмурясь от «колючек» в горле, и отвернул голову к стене. Веки наливались свинцом, голова загудела, и он позволил себе провалиться в беспамятство.       Бартон в задумчивости оглядел комнату, мысленно перебирая в голове список вещей, которые он должен был взять с собой. Фьюри позвонил два дня назад. Как всегда неожиданно, тогда, когда ожидаешь меньше всего.       Мужчина поморщился, потерев переносицу.       — Всё ведь в порядке?       Клинт громко и надрывно кашлял. Горло драло, виски сдавило тисками. Лёгкие горели адским огнём, синим пламенем и другими всевозможными метафорами. Бартон не понимал, где он находится, холодно ему или жарко, не чувствовал своего тела, пока оно свинцом не придавливало его к кровати.       Губ коснулось холодное стекло.       «Пей.» — прозвучало у него в голове. Бартон не обратил на это особого внимания, жадными глотками втягивая в себя чистую родниковую воду с едва уловимым запахом трав.       С взмокшего лба пропала тяжесть. Прохладные склизкие пальцы коснулись его висков, проходясь в едва уловимой ласке по лбу, и исчезли. Клинт слепо потянулся за ними, когда огромная сила настойчиво, но мягко придавила его к кровати. Что-то теплое, приятно пахнущее травами коснулось его лба, огибая его голову словно обруч, и Бартон, уже проваливаясь в блаженную темноту понял: «Полотенце».       Лора стоит, прислонившись спиной к дверному косяку. На её лице застыло выражение чистого беспокойства и страха, у пухлых губ залегла тревожная складка. Руки в защитном жесте обняли округлившийся живот.       Клинт подходит к жене, мягко обхватывая своими крупными ладонями её тонкие запястья и касаясь каждого лёгким поцелуем. Он смотрит в её карие глаза и каждый раз задыхается, тонет в них, как матрос во время девятого вала, и всё никак не может насмотреться. Её глаза, два кусочка тёмного шоколада, — молочный Клинт на дух не переносит, — сейчас как никогда яркие от мрачной унылой встревоженности.       Он заправляет тёмную прядку за её ухо и ласково улыбается.       — Лучше и быть не может.       Клинт жмурится и мягко целует Лору в лоб.       Холодные костяшки коснулись его горячих щёк, мягко трепля.       Бартон открыл глаза.       … и встретился взглядом с невероятно-зелёными глазами, обрамлёнными длиннющими чёрными ресницами. Зоркие глаза лучника метнулись к прикрытому буйными тёмными вихрами странному по форме шраму, рассекающему лоб, бровь и щеку, — глаз, видимо, не был задет только чудом, — отметили скорбную складку губ и россыпь побледневших веснушек, усеивающих щёки и нос.       Мужчина парень, стоявший прямо над ним, задумчиво скользил по нему взглядом, и Клинту на секунду показалось, что тот видит его насквозь, ощупывает холодными ладонями не коленку, а кость напрямую. Парень переместил правую ладонь ему на рёбра, спокойно, Бартон бы даже сказал вдумчиво, надавливая, изредка выводя круги, пока наконец не кивнул, видимо довольный результатом. Потом резко встал, направляясь куда-то вглубь домика.       Хотелось пить. И есть. И спать. Но в то же время не хотелось. Он хотел встать с кровати, чтобы размять онемевшие от неподвижности мышцы, но одна только мысль о том, что для этого нужно хотя бы напрячь руку, чтобы откинуть одеяло, вызвало удушливое чувство тошноты.       Крепкие ладони обхватили его за пояс, медленно поднимая и аккуратно упирая в спинку кровати. Перед глазами появился стакан.       «Пей», — пронеслось в голове.       Он сделал большой глоток, слегка проливая целебную жидкость, и закашлялся. «Не спеши.» — пронеслось насмешливое в голове, в грустных зелёных глазах загорелись, перекрывая тоску, смешинки. Парень слегка откинулся назад, схватив что-то подрагивающими пальцами, и вновь повернулся к нему. Он протянул ладонь с сжатым в ней полотенцем к лицу лучника и вытер им вкусно пахнущие капли воды. И если Клинт смутился такой заботе со стороны незнакомца, то парень, видимо, не видел в этом ничего интимного.       Парень поднялся с постели и подошёл к столу, на котором Бартон, мысленно давая себе оплеуху за невнимательность, только сейчас увидел стоящий на конфорке котёл. От него вверх к потолку поднимался пар, пока по комнате разносился потрясающий, хоть и отдающий горечью запах. Впрочем, Клинт никогда не любил сладкие ванильные запахи, между ароматной розой и едкой полынью всегда выбирая вторую.       Лучник прокашлялся.       — Спасибо. — прохрипел он.       Парень только кивнул в ответ.       Клинт вновь прочистил горло, привлекая к себе внимание; парень слегка повернул голову в его сторону.       — И за то, что спас меня тоже. Спасибо в смысле.       Хозяин домика шумно усмехнулся и вдруг дёрнул головой в сторону маленького окошка, не отрываясь от помешивания своего варева. Клинт посмотрел в ту сторону и невольно замер. На скромном подобии подоконника сидела полярная сова. Снежно-белая, смешно нахохлившаяся птица чистила пёрышки, изредка недовольно ухая. Парень улыбнулся — Клинт этого не видел, чувствовал, — и подошёл к окну, сжав что-то в ладонях.       «Её благодари, — сказал в его голове парень. — Это она тебя нашла. И меня к тебе привела тоже она.»       В ладонях было припрятано печенье, которое сова клевала с невероятным аппетитом.       

***

      Клинт Бартон без своих шуточек не был бы Клинтом Бартоном.       — Ты всегда такой серьёзный? Улыбаешься хоть иногда?       Кивок.       По ощущениям, это была третья неделя его пребывания в странном домике не менее странного хозяина. На деле же тянулись пятые сутки.       Бартон давно не чувствовал себя таким отдохнувшим: за всё время, что он провёл здесь, он только и делал, что ел и спал. По нужде Гарри — так звали хозяина дома — отводил его в отхожее место, не разрешая вставать по другому поводу.       «Дай своему телу время. — после слабых возмущений со стороны лучника сказал он, втирая очередную скверно пахнущую штуку в его колено. Чудно́, но от ужасной раны остался только едва заметный розоватый шрам. — Пусть оно излечит себя. Сейчас ты дашь ему отдохнуть, а в будущем оно тебя не подведёт.»       Клинт подчинился — не то, чтобы у него был выбор.       В первые дни относительного бодрствования от был готов лезть на стенку от скуки. Гарри-то, зараза, постоянно что-то делал: то он читал, то рассортировывал травы, после связывая их в веники, то стоял над котлом, что-то варя в очередной раз, то вообще куда-то уходил.       Совы тоже не было. Чёрт, даже она была занята своими совиными делами!       На вопросы о пропаже птицы Гарри предпочёл не отвечать.       Пятые сутки тянулись как улитка на соревнованиях бегунов: стояли на месте. Через, казалось, три часа лучник вновь поднял взгляд на часы — спасибо, Гарри — добрый человек, дал ему их (и откуда только достал?), когда Бартон вновь начал ныть о том, что без них сойдёт с ума, — и увидел, что часовая стрелка осталась на месте, лишь минутная сдвинулась на несколько делений вперёд.       Пять минут.       Пять. Гребаных. Минут.       Чёрт возьми, он точно свихнётся здесь.       

***

      Было раннее утро. Клинт потянулся и вдохнул полной грудью. Прошло полтора месяца его пребывания в лесу вместе с Гарри. Через две недели хозяин дома позволил ему потихоньку разминать ногу, а ещё через три дня — ходить.       Первым делом Бартон, естественно, вышел на улицу. Воздух здесь был поразительно чистый и мягкий; он оставался на языке приятной сладостью и едва уловимой горечью полыни. Клинт начал гулять: поначалу особо далеко не уходил — он просто присаживался на деревянном крыльце и глубоко дышал. После, когда мышцы, отвыкшие от нагрузки за почти месяц полного обездвижения, вновь начали оживать, лучник стал ходить по двору, позже — обходить дом вокруг.       Над головой крикнула сова.       — О, это ты! Вернулась, наконец. Где была?       Сова глухо ухнула.       — Вау, супер. Где брала путёвку?       «Ты первый человек на моей памяти, который всерьёз разговаривает с ней.» — Клинт обернулся и наткнулся взглядом на Гарри. Он опирался плечом о дверной косяк, держа в правой руке кружку с травяным чаем, и наблюдал за ними на удивление весёлыми глазами. Бартон неосознанно выдохнул.       Совершенно неожиданно Гарри стал для него хорошим другом. У них на первый взгляд не было точек соприкосновения: Клинт — солдат, лучник, один из лучших агентов Щита, несколько лет назад сбежавший из бродячего цирка и теперь имевший опасную, но не менее любимую работу, прекрасную жену и человек десять хороших приятелей, а Гарри — знахарь-одиночка, живущий в лесу и обладающий паранормальными способностями и необычными знаниями о мире, единственный друг которого — полярная сова со смешной кличкой Букля.       Но, правду говорят: противоположности притягиваются.       С Гарри было комфортно. Отчего-то Бартон знал, что диковатый парень-одиночка с вечной бушующей войной на дне зрачков и незатягивающимися ранами на сердце — Клинт подсознательно чувствовал их, но благоразумно не спрашивал; сам скажет, если захочет, — не ударит в спину, не использует против лучника его слабости и слова. И Гарри, кажется, тоже чувствовал нечто подобное.       Поэтому появившуюся не только на губах, но и в зелёных глазах улыбку, которая, к тому же, была его, Клинта, заслугой, Бартон посчитал своей маленькой победой.       Гарри оттолкнулся от косяка и направился в их сторону, шагая босыми ногами по мокрой от расы траве. Он протянул Букле печенье и терпеливо ждал, пока она схомячит, точнее ссовячит, его до последней крошки. Гарри нежно поглаживал её по зашейку, перебирая пальцами снежно-белые пёрышки, и внимательно смотрел большие и умные совиные глаза, слегка шевеля губами, будто разговаривая с ней. Потом он слегка нахмурился, прикусив губу, и слегка отвёл голову в сторону. «Задумался, » — понял Клинт.       Знахарь вдруг повернулся к нему и внимательно и серьёзно посмотрел ему в глаза.       «Надо поговорить.» — прошуршало у лучника в голове.       В доме было тепло. Пахло древесиной и сушёными травами, всё также развешанными под потолком. Гарри присел за стол, складывая перед собой напряженные руки, сцепленные в замок, молчаливо ожидая, пока Клинт сделает то же самое.       «Что-то случилось. — Сразу понял Бартон, опускаясь на лавку напротив хозяина дома. — Ох, чую пакость.» Гарри задумчиво скользил взглядом по его лицу, то ли пытаясь что-то найти, то ли приводя мысли в порядок.       «Букля летала на ферму.» — вдруг начал он. Гарри не нужно было уточнять, на какую ферму: Клинт и так понял. И вдруг почувствовал, как на миг остановилось сердце.       Лора.       Его милая Лора была там, в их доме, спрятанном от чужих глаз, одна. Его женщина, носящая сейчас их ребёнка под сердцем, была одна, не зная, что её ушедший на миссию муж жив.       Клинту вдруг стало не хватать воздуха. Серьёзно, будто кислород стремительно выкачивали из маленького домика, спрятанного от всего мира в гуще леса.       В глазах начало темнеть. Руки, обычно спокойно и ровно держащие тяжёлый лук, мелко-мелко дрожали. Ладони стали мокрыми. По спине скатилась капля холодного пота. Бартон вдруг понял, что задыхается, пока в голове набатом стучало: «Лора, Лора, Лора».       Холодные ладони легли на его щеки.       — Клинт. — собственное имя, произнесённое тихим, стальным и хриплым от долгого молчания голосом перекрыло гул в голове. Бартон метался взглядом по комнате, пока не наткнулся на горящие странным внеземным светом глаза. — Дыши. Вместе со мной, давай.       Бартон дышал неровно, поверхностно. Он вдруг осознал, что ещё немного, и он бы полностью отдался на милость панической атаке. Мужчина в отчаянии посмотрел на сидящего перед ним на полу — и когда они успели оказаться на полу? — Гарри, встречаясь взглядом с пронзительными зелёными глазами.       — Г… Гарри. — прохрипел он. — Я… не могу…       Каждый вдох нещадно рвал лёгкие, медленно, со вкусом проводя по ним наждачной бумагой, и, боже правый, как же ему больно…       — Вдох и выдох, Клинт. — прохрипел парень, сажая его рядом и прислоняя его спиной к кровати. Бартон инстинктивно схватил его за запястье. Парень говорил что-то ещё, его голос был мягким и спокойным. Клинт начал наклоняться вниз, пока его лоб не уткнулся в Гаррино плечо. Тот слегка сжал его запястье, позволяя ему эту слабость, и лучник внезапно почувствовал, как что-то тяжёлое свалилось с его плеч и наконец задышал.       — А я уж думал, что ты не говорящий.       Клинт услышал, как парень усмехнулся.       «Домой тебе пора, Сокол. Загостился ты у меня.» — после недолгого молчания ответил он.       Мужчина нахмурился.       — Почему «сокол»?       «Хорошая птица. Зоркая. Смелая. И очень верная.»       Клинт хмыкнул, откидывая затылок на кровать, и улыбнулся. В цирке жил сокол. Осирис, кажется так его звали. Он был классным, красивым и на удивление ласковым. Казалось бы, такая хищная, гордая птица, а за сладкое печенье он ластился к рукам, как котёнок.       — Ну ладно. Сокол, так сокол.       Несколько минут они просидели в тишине. Гарри, дотянувшись до лавочки, стянул с неё очередной тяжеленный талмуд и теперь читал, иногда хмурясь и шевеля губами, пока Клинт, прикрыв глаза, наконец-таки спокойно дышал.       — Когда отправляемся?       «Завтра на рассвете.» — тут же шелестом в голове отозвался Гарри.       

***

      — Я, конечно, понимаю, что уже основательно достал тебя, и ты уже подумываешь прикопать меня под какой-нибудь ёлкой, но… Блять, а ты вот точно, прямо на сто процентов уверен, что мы дойдём пешком?!       Гарри, до этого проводящий ладонью по мху на стволе, что-то прошипел себе по нос.       «Клинт.»       — Что?       «Заткнись.»       Бартон фыркнул, почти не обижаясь. Почти. Потому что он последние сутки чувствовал себя натянутой тетивой своего же собственного лука: так сильно он был напряжён. Весь вчерашний день и всю ночь его мысли были заняты лишь одним словом. Точнее именем. Именем его жены, если быть точнее.        Лора.       Лора-Лора-Лора.       Больше всего на свете он хотел оказаться рядом с ней. Прямо сейчас. Вот в эту самую секунду. Но это было невозможно. Хотя бы потому что миссия, на которую его нежданно негаданно отправил Фьюри, проходила в Финляндии.       Была бы у него хотя бы вшивая рация, работающая со стабильными перебоями, он был бы уже на полпути к дому; для Бартона дозвониться Фьюри оттуда, где связи не было и в помине, было, как говориться, как два пальца. Но, чёрт возьми, в доме Гарри не было даже батарейки, что уж говорить о целой рации.       Они шли по лесу уже часа три, не меньше. Гарри время от времени сверялся с какими-то записями в блокноте, компасом, иногда поднимая голову и оглядываясь по сторонам, а Клинт опять не мог найти себе места. Нет, он, конечно, понимал, что его новый друг вряд ли, живя в какой-то глуши в маленьком, пусть и крепком домике, который он делит с совой, какой-нибудь миллиардер, типа того же Тони Старка, и что вряд ли у того найдётся совершенно случайно какой-нибудь, я не знаю, вертолёт, на котором они смогли бы беспрепятственно добраться до фермы, но, чёрт возьми, не пересекать же им океан вплавь в самом-то деле?!       В противовес взвинченному Бартону, Гарри был максимально спокоен. И это выводило лучника из себя ещё больше.       Парень водил его какими-то неведомыми дорожками, заходя всё глубже и глубже в лес, и молчал, изредка что-то неразборчиво шепча себе под нос.       Это продолжалось еще часа два. Бартон мысленно похвалил себя за выдержку, но тут его накрыло всё напряжение, которое скопилось в нём за эти сутки. Его раздражало абсолютно всё: лес, который ещё вчера поражал своей красотой, высоченные деревья, щекочущие своими пиками облака, заливающиеся весёлой трелью птицы, ручеёк, хрустнувшая под ботинком ветка — всё, абсолютно всё!!!       Он просто хотел домой. К Лоре. Хотел обнять её, успокоить, прижаться губами к тёмной макушке или виску, вдохнуть полной грудью её запах, а потом стечь на колени и прижаться щекой к животу, что-то спрашивая у малыша под звонкий хохот жены.       Но он был в лесу.       За много миль от дома.       Гадство.       Бартон и сам не заметил, как его недовольное ворчание начало перерастать в язвительные комментарии, а затем в откровенные издёвки.       А потом ему на лоб упала холодная дождевая капля.       И натянутая до предела струна внутри разорвалась с оглушительным в абсолютной тишине грохотом.       Клинт взорвался. Он начал кричать, крыть матом и этот лес, и Фьюри, и Гарри. Он метался по опушке как разъярённый лев, готовый откусить руку по плечо тому, кто подойдёт ближе.       Дождь всё усиливался и усиливался. Где-то вдалеке прогремел гром. Над головой сверкнула молния.       А лучник распалялся ещё больше. Он и сам не понял, как это произошло. Но остановиться уже не мог.       Холодные ладони обвились вокруг его пояса, с силой дёргая назад. Клинт был крепко прижат спиной к груди Гарри, руки которого мёртвой хваткой стискивали его между собой. Правая ладонь знахаря сжала его подбородок, поворачивая голову куда-то в сторону.       «Видишь?»       Лучник обернулся и… задохнулся.       Клинт не поверил своим глазам.       Там, вдали, за густыми лапами склонившихся аркой сосен стоял его дом.       

***

      Лора выбежала из дома, стоило Клинту появиться во дворе.       Бартон подумал, что он спит. Лаппо¹ находится на северо-западе Финляндии. На материке. Ферма в Оклахоме. В Северной Америке. Между ними — несколько тысяч миль и Атлантический океан.       Но тем не менее, он был здесь: стоял во дворе своего дома и крепко обнимал свою жену.       Лора плакала от облегчения, обнимала его тонкими руками, прижимала к себе и тут же отстранялась, вновь и вновь смотря на него своими тёмно-шоколадными глазами, и опять тесно-тесно прижималась к нему.       Клинт вдруг понял, что ему стало легче дышать, словно узел, что крепко-накрепко затянулся в его груди, вдруг ослаб и распался. Он обнимал Лору одной рукой, другую опустил на её чуть увеличившийся живот и почувствовал, как шторм в груди успокаивается. Наконец-то наступила тишина; в груди, ластясь мягкими волнами, разлился покой.       — Клинт. — шептала жена, целуя его в заросшую щёку, пока её ладошки ворошили его волосы. — Боже, Клинт, я думала, что ты…       — Тш-ш-ш… Всё хорошо. — он коснулся губами её виска, прикрыв глаза. — Всё хорошо, родная, я здесь.       Бартон крепко, но осторожно обнял свою женщину, втянул с шеи её особенный запах и поднял взгляд, встречаясь им с теплыми и радостными, но затянутыми завесой тоски и боли зелёными глазами Гарри. Сейчас они были яркими, будто горящими изнутри, но такими больными, что у Клинта что-то неприятно потянуло в груди. Глаза его друга сияли от непролитых слёз, и лучник внезапно понял две вещи.       Первая — его глаза тоже были мокрыми.       Мужчина насилу оторвал руку от жены и протянул её Гарри.       — Иди сюда. — прохрипел он.       Знахарь уже было потянулся навстречу его ладони, но вдруг в нерешительности замер, и одному только чёрту было известно, какие мысли проникли в эту лохматую голову.       Лора обернулась, всё ещё держась правой рукой плечо мужа. Перед ней стоял молодой парень, хотя, если бы не его глаза, она бы назвала его мальчишкой. Он казался таким сломленным и одиноким, что у неё заболело сердце. Бартон подняла свою ладонь, касаясь костяшками запястья мужа.       — Иди сюда. — прошептала она, мягко улыбаясь.       Гарри вдруг понял, что не может не хочет сопротивляться. Он так долго был один, боже правый, настолько долго, что он перестал считать года. Он так устал от вечного холода в душé, что единственное, чего он хотел — почувствовать наконец человеческое тепло.       Когда он подошёл, Лора ласково огладила ладонью его щеку, проскользнула пальчиками до затылка, аккуратно притягивая его к себе, пока его лоб не встретился с её плечом. Клинт стал с другой от него стороны, обнимая правой рукой за плечи, левой он притянул к себе жену. А сам Гарри, сначала боязливо, а потом уверенно опьяненный тем, что позволили, не оттолкнули прижал к себе сначала Лору, а через мгновение Клинта. Солнце лениво плыло к горизонту, с каждым мгновениям всё ближе и ближе склоняясь к закату, а они всё ещё стояли во дворе небольшой фермы, спрятанной от чужих глаз в лесах Оклахомы. В этот момент эти трое, сами того не подозревая, стали настолько близкими, что их судьбы навсегда переплелись между собой в крепкий канат.       Они не почувствовали, как к ним из леса потянулись миллиарды золотых и серебряных нитей, путаясь, завязываясь в узелки, сплетаясь друг с другом намертво, и мощным столбом устремились в темнеющую синь. Они не знали, что звёзды, повинуясь воле матушки-Судьбы, перестроились в новые созвездия. И невдомёк им было, что в далеком Асгарде золотой наблюдатель, выронив свой посох, в неверии уставился в глубины всегда спокойного космоса.        Они ещё не знали, что через несколько дней айсберг со скованными им «Валькирией» и заледеневшей легендой — капитаном Роджерсом — отколется от холодного острова и двинется в сторону северных берегов России, спустя семь лет навсегда исчезнет с лица земли скандально известный миллиардер, и «родится» новый Тони Старк, поседевший и прозревший за месяцы плена, пока в одном из исследовательских институтов США доктор Беннер, в погоне за формулой Эрскина, станет неуправляемым зелёным монстром; ещё через несколько лет попадёт на землю шумный, и весёлый Бог грома, и в тот же год затеряется в холодной пропасти космоса опальный принц Асгарда, Локи, что спустя почти год после «смерти» приведёт на Землю армию кровожадных воинов; им было неизвестно, что спустя годы рыжая вдова Наталья Романова выйдет на охоту в поисках тех, кто забрал у неё семью и странного, но очень близкого человека с красной звездой на плече.       Но это будет потом.       А пока Клинт сильнее прижал к себе двоих троих самых родных людей и повторял, как мантру, у себя в голове:       «Я никогда не оставлю Гарри».       И это была вторая, понятая им вещь.       

***

      

1999 год.

      

США, штат Оклахома.

      Со скоростью света пролетели два года.       За это время так много всего произошло, что Бартон до сих пор удивляется, когда опять предаётся воспоминаниям.       К примеру, ещё два года назад он был просто «агентом Бартоном» или «агентом», если дело доходило до заданий; сейчас же он носит имя «Соколиный Глаз» для своих просто «Сокол» — имя гордой и «хорошей птицы. Зоркой. Смелой. И очень верной». В ЩИТе, конечно, сначала посмеивались и необидно стебали его за этот детский сад, и нет-нет, да пытались выяснить причину выбора позывного, но после нескольких умелых увиливаний лучника все поняли, что затея бесперспективная, и свалили всё на поразительную меткость агента.       Ещё недавно Гарри шутливо ворчал на Лору из-за того, что она слишком сильно напрягалась для её положения, — последний месяц беременности как-никак! — а сейчас Купер уже почти уверенно стоит на ногах и потихоньку осваивает бег.       Клинт усмехнулся, глядя на сына и лучшего друга. Гарри сидел в позе лотоса на полу и весь обратился во внимание, пока малыш Купер что-то оживленно рассказывал ему на своём детском языке. Он потянул пухленькую ручку к своей груди, пытаясь что-то объяснить крёстному, и резко вскинул её вверх.       В свете лампы блеснула мягким оранжевым цветом подвеска. Гарри сделал её для Купера ко дню, когда сыну исполнился год. Медный полукруг, плавно переходящий в витиеватый узор, за завитки которого крепилась крепкая, хотя на первый взгляд хрупкая цепочка и в середине — среднего размера сердолик². На обратной стороне полукруглой пластинки выгравировано «Купер» и рядом аккуратная беркана³.       Ни Клинт, с его дурацкими шуточками, ни, тем более, Лора, даже не подумали посмеяться над необычным увлечением друга. В конце концов, Гарри и без того был странным, так что какая разница, какое у него хобби, верно? К тому же, парень уже давно стал членом их семьи, так что доверяли они ему безоговорочно. Он ни разу не сделал что-то, что заставило бы Бартонов усомниться в нём или в его поступках, да и желание сделать Гарри крёстным отцом Купера не взялось из неоткуда.       Зазвонил телефон.       Бартон нехотя отвернулся от Гарри и Купера и потянулся к жужжащему гаджету. Номер не определился, и Клинт натурально зарычал от отчаяния. С таких номеров мог звонить только один человек.       Фьюри.       Для директора ЩИТа, конечно, обычно не существовали такие понятия как «отпуск» и «личное пространство», но Гарри, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни, поколдовал по-тихому, и Ник, наверняка сам от себя не ожидая, без пререканий согласился дать Бартону отпуск «по болезни». Заслуженный, к слову, отпуск.       Поэтому срочный звонок, тут без вариантов, оборвёт его спокойную и тихую жизнь на ферме рядом с самыми важными людьми в его жизни.       — Да, сэр? — деланно-вежливо протянул лучник.       — Засунь своё недовольство себе в задницу, Бартон. — прорычал Фьюри, и Клинт почти видел, как тот с силой смыкает челюсти и сжимает кулаки до кровавых полумесяцев на ладонях.       Клинт отбросил своё шутовское настроение, за секунду посерьёзнев.       — Что случилось, Ник?       — Кто-то зачистил базу в Буэнос-Айресе. — лучник буквально услышал, как Фьюри потирает лоб ладонью. — Вылететь нужно срочно.       — Что взяли? — спросил Бартон, складывая в небольшую спортивную сумку скудные, «командировочные», как их называет Лора, пожитки. Трусы, да бритва, как говорится.       — Тебе всё расскажут, как только ты сядешь в джет. — ответил Фьюри и прервался на короткий разговор с кем-то на той стороне провода. Закончив, он вновь обратился к Клинту. — Мы заберём тебя в Дункане⁴ сегодня в три сорок. Скорее всего у «Робса⁵».       — Это всё? — уточнил Бартон, складывая лук. Ответом ему послужили короткие гудки.       Лучник раздраженно закатил глаза, убирая телефон в задний карман форменных брюк. Он быстро натянул чёрную куртку ЩИТа, отдёрнув полы, закинул на плечо сумку и пошёл вниз, к Лоре.       Жена крутилась на кухне. В комнате волшебно пахло шарлоткой. Он тихо поставил сумку у дверного косяка и двинулся по направлению к жене.       Она слегка вздрогнула, когда он обнял её.       — Я не услышала твои шаги. — голосом она улыбалась. Лора не отрывалась от нарезки, но теснее прижалась к мужу.       — Прости. — прошептал он куда-то в её плечо.       — Ничего, дорогой. Всё… — она обернулась и прервалась на полуслове, увидев на нём форму, — хорошо.       — Фьюри позвонил. Надо ехать. — подтвердил её догадки Клинт, чувствуя больной укол вины, когда её глаза погрустнели. Он протянул к ней свою ладонь, мягко огладил щеку и заправил за ухо мешающую прядь. — Прости. — вновь прошептал он и, жмурясь, прижался своим лбом к её.       Лора рвано выдохнула и вновь ему улыбнулась, да так солнечно и ярко, будто Клинт сказал ей что-то очень приятное, а не сообщил о скором отъезде на неопределённый срок. Лора обхватила ладонями его лицо. Несколько минут она просто смотрела на него, обводила глазами лоб, скулы, небольшой шрам на подбородке, нос с небольшой горбинкой, пока наконец не заглянула в его глаза. Девушка ласково огладила большими пальцами его щеки и мягко притянула мужа к себе.       Губы коснулись губ.       Это нельзя было даже назвать поцелуем. Просто касание, но наполненное таким трепетом и нежностью, что у Клинта на миг сбилось с ритма сердце. Лора смотрела в его глаза своими огромными шоколадными и улыбалась, и он понял: «Всё действительно хорошо».       — Поезжай. — сказала наконец она.       — Я ненадолго. — Клинт обхватил ладонями её запястья, мягко поцеловал каждое. — Обещаю.       Когда он вошёл в гостиную, Купер, удобно устроившись в руках Гарри, что-то рисовал на листе бумаги ярко-оранжевым фломастером, пока его крёстный читал очередной толстенный талмуд. Сын услышал его шаги и поднял глаза.       — Папа! — неловко, не без помощи Гарри, поднявшись и едва не упав, Купер встал на ножки и подбежал к отцу. Клинт со смехом подхватил его на руки и крепко прижал к себе, обняв.       — Хэй, ты спринтер, да, приятель?       — Да! — засмеялся сын, вряд ли понимающий, что значит «спринтер».       «Порядок?» — Клинт, давно уже привыкший к внезапным появлениям Гарри в его голове, не вздрогнул. Лучник на секунду поднял на него взгляд, сразу же возвращаясь к сыну, и только кивнул. Гарри, удовлетворённый ответом, вернулся к чтению.       Ближайшие десять минут прошли в тишине. Купер сидел у него на коленях, крутя в пухленьких пальчиках странного вида кубик для развития мелкой моторики, Гарри, положив книгу на стол, что-то аккуратно из неё переписывал, изредка сверяясь с оригинальным текстом, и время от времени что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Лора всё также была на кухне, вполголоса что-то напевая, накрывала на стол.       Часовая стрелка тяжело перевалилась через очередное деление и остановилась на цифре 1. Пора.       Клинт осторожно стянул сына со своих колен и, когда тот поднял на него глазки, нахмурившись, щелкнул его по носу. Лицо Купера расслабилось, и он звонко хихикнул, впрочем, сразу же возвращая внимание к игрушке.       Бартон подхватил свою сумку и направился к выходу, по пути растрепав ладонью волосы Гарри. Тот поднялся следом.       Они вышли на улицу в полном молчании. Гарри наблюдал за тем, как Клинт открыл заднюю дверь, закинув на сиденье сумку. После лучник прошёл к водительскому месту.       Бартон уже собирался залезть в машину, когда за его локоть зацепилась ладонь Гарри, останавливая. Клинт полностью обернулся к нему, с вопросом глядя в глаза.       «Если что-то пойдёт не так, позови Буклю.» — после недолгого молчания наконец произнес он.       — Договорились.       Бартон притянул друга в крепкое объятье, не позволяя сразу же отстраниться. Гарри, словом, не очень сопротивлялся, также крепко обняв в ответ. Они стояли так ещё около пяти минут, ничего не говоря, не угрожая в стиле «только попробуй умереть, и я сам убью тебя, Бартон». В их семье не нужно было говорить лишних слов, чтобы понять, что Лора и Гарри всегда беспокоятся за Клинта, когда тот уходит на миссии, что Бартоны очень скучают даже, вернее сказать, тоскуют по их странноватому другу-знахарю, когда он уходит в леса и неделями, а то и месяцами не выходит на связь, что они оба, что Клинт, что Гарри, с любовью и нежностью ворчат на Лору, когда она перетруждается, или не просит их о помощи, или забывает об отдыхе.       Для них это было настолько естественно, насколько естественно для орла лететь высоко над землей, там, где горные пики задевают собой небо. Так же естественно, как зимой — снег, а весной — цветы.       Лучник отстранился и хлопнул Гарри по плечу.       — Присматривай за ними.       «Всегда.» — с доброй грустью в глазах отозвался он.       Бартон залез на кресло и уже хотел было закрыть дверь, как Гарри вновь его окликнул.       «Клинт?» — он дождался, когда тот посмотрит на него. — «Если вдруг встретишь лису, не стреляй.»       Пока Бартон пытался понять, что имел в виду Гарри, тот уже скрылся за дверью дома.       

***

      

2002 год.

      

Венгрия, Будапешт.

      — Чёртов Фьюри.       Бартон сидел на крыше жилого дома и внимательно вглядывался в темноту окон дома напротив.       Было тихо.       На часах насмешливо блестело «3:55». Ночь была на удивление спокойной. Хотя, после живого и никогда не засыпающего Нью-Йорка любой город покажется тихим и даже ленивым.       Клинт выслеживал Чёрную Вдову. О них уже давно ничего не было слышно, и Бартон, грешным делом, подумал, они перестали действовать вообще. Но, естественно, это было не так.       Три года назад, в Буэнос-Айресе, на рассекреченной базе ЩИТа он увидел очень знакомую метку: крупный паук, свисающий над красными «песочными часами». Это могло означать только одно:       Чёрная Вдова вышла на охоту.       След из Аргентины вёл в Чили, где он почти на год оборвался. После ещё одно «гнездо» ЩИТа было разворошено в Нью-Йорке, откуда ниточка потянулась в Мюнхен, Рим и Дамаск, пока, наконец, след не вывел его сюда, в Будапешт.       Фьюри срочно дёрнул его с другой миссии и, почти ничего не объясняя, отправил его сюда — настолько всё было серьёзно. Директор сказал взять её живой или мёртвой. «Лучше мёртвой», прочитал он между строк. В отличие от многих других агентов, Клинт не был поклонником «крови ради крови» и лишних жертв. Конечно, часто приходилось тихо и без огласки пустить кому-то пулю в лоб или воткнуть нож в живот, но всё же, он никогда не замечал за собой жестокости. Наверное, так на него во многом повлияло общение с Гарри, однако всё чаще и чаще в нём проявлялось то, чисто гарриевское, человеколюбие и всепонимание.       Он не хотел просто «схватить и доставить» или равнодушно убить, оставив тело остывать в квартире. Было кристально понятно, что она, Вдова, искала какие-то данные, но, когда он анализировал всё произошедшее, — а это и разгром баз, и раскуроченные шкафы с документами, и взломанные компьютеры, — он вдруг пришёл к выводу о том, что она искала информацию для себя. Не для директора, не для заказчика. Для себя. Этот вывод лежал на самой поверхности, поэтому Бартон, как только пришёл к нему, от души хлопнул себя ладонью по лбу.       В тени двора мелькнула светловолосая фигура.       Бартон растворился в темноте чердака. Ловко перепрыгивая с балки на балку, он тихо перебирался между домами. Взломать замок бывшему циркачу — раз плюнуть, для агента бесшумно перепрыгнуть с одной крыши на другую — как два пальца об асфальт.       Клинт вошёл в квартиру, через пару минут после Вдовы. Стрела привычно легла на тетиву.       Комната, в которую он вошёл, видимо, была кухней. Женщина стояла у столешницы, копошась в какой-то коробке, и едва слышно, судя по интонации, ругалась на родном языке.       Соколиный Глаз поднял лук. Прицелился, и…       Он едва успел уклониться от летящего в него ножа. Резко стало не до стрельбы. Бартон в принципе не хотел драки: он хотел поговорить, но судьба редко исполняет наши желания.       Он почувствовал, что она сзади. Но обернулся недостаточно быстро. Вдова прыгнула на него, крепко зацепившись бедрами за его плечи; взметнулись вверх светлые волосы. Бартон вкинул руки, блокируя несколько стремительных ударов. Он перехватил её выше запястий, слыша, как застрекотали шокеры. Рывком он сбросил Вдову на пол. Она приземлилась на ладони, резко крутанулась в сальто и твёрдо стала на ноги. Проскрипела телескопичка⁶.       Вдова кинулась к нему. Дубинка со свистом рассекла воздух и звонко ударилась о кибить⁷. Сверху. Справа. Слева. Снова справа. Едва уловимым движением Сокол накинул на наёмницу древко; с шипением она ударилась носом о его плечо.       Борясь, они вновь добрались до кухни, снеся стоящий на пути стул. Изогнувшись, Вдова выбралась из захвата и схватила что-то тяжелое с пола. В свете фонаря блеснул пистолет. В прыжке Клинт опрокинул стол; пули с треском впились в дерево. Стрелы легли на тетиву.       Тихими шагами наёмница подбиралась к баррикаде, держа наготове пистолет. Она почти не дышала, крепко сжав зубы, сдерживала боль: давала знать о себе полученная накануне рана. Вдова резко оказалась по ту сторону стола. Прогремели три выстрела.       Её убийцы там уж не было.       «Досадная ошибка».       Она резко припала к полу; там, где должна была быть её голова пролетели стрелы.       Вдова резко встала, на ходу ставя блок. Удар. Резко вскинув руку, она крепко перехватила запястье противника. Лязгнув об пол, из его руки выпала её дубинка.       Резко крутанувшись, Сокол освободился из её захвата. Не дав отдохнуть, он бросился вперёд. Удар. Удар. Блок. Ещё удар. Вдова подхватила пистолет. Клинт отвёл её руки вверх. Перехват; пули полетели в стену. Наёмница вскинулась. Её локоть врезался в его живот; она вывернулась из его захвата; парик соскользнул с головы.       Его нога выбила пистолет из её ладони — с громким стуком он приземлился на пол. Она встала, готовясь защищаться… и наткнулась взглядом на наконечник стрелы.       Сокол тяжело дышал. Договориться не получилось, а значит выход у него только один. Его пальцы почти отпустили стрелу, когда Вдова встала перед ним. На неё упал свет фонаря.       Рыжие волосы рассыпались по плечам.       Чёрт, она же совсем ещё девочка. Сколько ей? 15? 17? И уже в «красном списке⁸» ЩИТа. И зелёные глаза на пол-лица смотрят с вызовом, без страха, но с такой отчаянной тоской, что у Бартона щемит сердце.       Клинт убивал не раз. Издержки профессии, что сказать. Вдова была убийцей. Наёмницей, для которой не существовало жалости и сантиментов. Она опасна. Она сама выбрала эту дорогу. Встать на пути ЩИТа всё равно, что играть с огнём: сначала завораживает, а потом пламя безжалостно сжигает всё на своём пути, оставляя лишь пепел.       Бартон вдруг понял, что всё это звучит как оправдание. Хиленькое такое оправдание.       Он должен. Он обязан. У него, чёрт возьми, прямой приказ.       Рыжие волосы волнами лежали на хрупких плечах. Зелёные глаза, словно насмешливо, блеснули.       «Если вдруг встретишь лису, не стреляй.»       Клинт выдохнул.       Он сделал свой выбор.       

***

      — Почему ты не выстрелил?       Вдова увернулась от летящего в неё ножа. Она нахмурилась, вытаскивая его из стены.       — Эй, это негостеприимно, ты в курсе, кидаться ножами?       — Это не по-людски, ты в курсе, приходить без приглашения? — отбил Клинт, возвращаясь к готовке. Наёмница усмехнулась, откинув за спину рыжие волосы. Она подошла к нему и демонстративно положила нож в ящик стола.       — Не любишь сюрпризы?       — Не люблю, когда приходят без приглашения.       Вдова приподняла ладони, и Бартон увидел сжатый в одной из них пакет из продуктового магазина.       — Туше. — улыбнулась она. — Я с миром. — В ответ на скептический взгляд лучника она вытащила из пакета ярко-красную коробку. — И с печеньками.       Зелёные глаза смотрели на него в упор; лукаво поблёскивая, в них горели смешинки, за которыми, если не приглядываться, не видно грусти, тоски и жуткого одиночества.       Ох, как же Клинту знаком этот взгляд.       Он сделал большой глоток, слегка проливая целебную жидкость, и закашлялся. «Не спеши.» — пронеслось насмешливое в голове, в грустных зелёных глазах загорелись, перекрывая тоску, смешинки.       Клинт покачал головой.       — Чёрт возьми.       Вдова улыбнулась, зелёные глаза весело блестели, когда она, поставив пакет на стул, выкладывала на стол покупки.       Зелёные глаза должны быть объявлены вне закона. Он готов подписать петицию.       

***

      

2002 год.

      

США, штат Оклахома.

      — Ты не ответил.       Машина мягко вильнула, обгоняя медленно едущего дедушку, и ринулась вперёд, набирая скорость. Он не был дома полгода.       Букля прилетала всего два раза. В первый сова принесла радостные вести: их семейные подозрения подтвердились — Лора вновь была беременна. Гарри писал, что с ними — и с женой, и с ребёнком — всё хорошо, правда, зараза, называть пол малыша отказался. Купер достал откуда-то его, Клинта, старые пластинки с ранними альбомами «Pink Floyd» и теперь со всей своей детской серьёзностью заявлял, что он взрослый. Клинт почти слышал смех Лоры и Гарри в этот момент.        Второе письмо писала Лора. Всё было, в принципе, также: она в порядке, их второй ребёнок тоже. Купер всё также поражал их своими «взрослыми» мыслями. Например, недавно они с Гарри читали книгу о Короле Артуре и рыцарях Круглого Стола — точнее сказать, Гарри рассказывал их наизусть, показывая их сыну красочные иллюзии описываемого — и Купер тем же вечером ответственно заявил, что, когда он вырастет, он обязательно станет рыцарем. Так же Лора спрашивала, когда он вернётся: Гарри нужно было уходить в леса по своим знахарским делам.       Когда Клинт писал ответ, пришла Наташа. Она с удивлением, которое не смогла скрыть, смотрела на необычную для этих мест птицу.       — Дай ей печенье — там, на столе, лежит. — попросил он, продолжая писать о том, что приедет через пару дней, скорее всего появится ближе к вечеру. Далее, в шутку, конечно же, слёзно умолял Гарри повременить еще немного с уходом в леса. А ещё, чуть поколебавшись, Клинт написал семье, что приедет не один.       Немой вопрос в глазах Вдовы он нагло проигнорировал. А потом ещё один, когда аккуратно привязывал ответное письмо к лапке и просил Буклю быть осторожнее в пути.       — М-м-м?       — Почему ты не выстрелил? Тогда, в квартире. Ты ведь должен был. — Наташа смотрит на него в упор, считывает любые изменения в мимике за секунду, пытаясь выяснить, что ей нужно. В эту секунду Клинт почти проклял своё редкое умение быстро привязываться к людям. Ключевое слово «почти». И усмехнулась. — Фьюри не из тех, кто пойдёт на уступки.       — Иногда тому, кто находится на поле, виднее чем тому, у кого больше опыта.       Наташа кивнула, удовлетворённая ответом, и отвернулась к окну. Впрочем, следующая фраза Бартона заставила её вновь резко развернуться к нему.       — Он, между прочим, тоже так делал.       Лучник видел вопрос в её глазах, но стоически его проигнорировал.       Это был третий проигнорированный вопрос.       

***

      Они завернули на заправку.       Клинт отошёл за водой, хот-догами и, сдавшись под умоляющим взглядом зелёных глаз, мармеладными червячками. Правда, отдал он их только после того, как Наташа съела «нормальную еду».       — Звучишь, как моя мама. — недовольно пробурчала она, разворачивая хот-дог. Впрочем, все недовольства испарились, стоило ей сделать первый укус.       Бартон вновь вывернул на трассу.       Они ехали ещё в районе часа. Наташа почти сразу уснула: Клинт безжалостно разбудил её в половине пятого утра, сказав, что они уже давно должны были выехать, да и спокойная, хоть и быстрая езда лучника тоже сыграла свою роль в «усыплении». Вскоре они свернули на неприметную проселочную дорогу. Наташа, ударившись на очередной кочке о стекло, недовольно шипела на смеющегося Клинта и словно пофыркивала, потирая ушибленный лоб.       «Действительно лиса», — улыбнулся своим мыслям лучник.       За холмом показалась ферма.       Наташа, словно ребёнок, прилипла к стеклу, завороженно глядя на его дом. Ветер крутил забавный флюгер на самой верхушке крыши; резвился, развиваясь, флаг над крыльцом.       Видимо, услышав, как они подъезжают, во двор выбежал Купер.       — Папа!       Клинт опустил на дорожку сумку и со смехом подхватил на руки сына. Тот что-то радостно щебетал, обнимая его ручками за шею и ногами за талию, а Бартон, наконец, наслаждался ощущением того, что он дома, пропитывался им насквозь: неизвестно, когда Фьюри вновь приспичит видеть его на миссии.       — Привет, — сказал сын, заметивший Наташу. — я Купер. Он протянул к ней свою ладошку, которую Романова с удовольствием пожала.       — Приятно познакомиться, Купер. — Она улыбнулась и что-то грустное, но тёплое зажглось в её зелёных глазах. — А я Наташа.       Клинт с улыбкой смотрел на встречу сына и его — теперь уже точно — подруги, чувствуя, как что-то тёплое поднимается в груди. Впервые он ощутил это чувство, когда встретил Лору, во второй раз это случилось, когда к его семье присоединился Гарри, третий раз пришёлся на момент, когда знахарь, держа на руках крестника, со всей серьёзностью, на которую был только способен, поклялся защищать его любой ценой. И вот снова это чувство.       Клинт ведь, говоря откровенно, совсем не знал Романову, как и Гарри в уже таком далёком 1997. Но что-то внутри подсказывало, что эти двое не сделают больно, не подставят, не воткнут нож в спину, что-то заставило принять их, подпустить так близко, как ещё никого не пускал.       Лора вышла к ним, кутаясь в мягкий красно-жёлтый шарф Гарри, и тепло улыбнулась.       — Ну наконец-то! — без упрёка произнесла она, подходя к нему. Он виновато улыбнулся ей, наклоняясь, и оставил мягкий поцелуй на её губах.       — Здравствуй, родная.       Он по привычке поднял взгляд на крыльцо, ожидая увидеть ещё одного члена его семьи, но никто больше не вышел из-за косяка. Лора, как всегда, правильно истолковала его взгляд.       — Ушёл сегодня утром. Сказал, что больше не может ждать.       Лучник кивнул, чувствуя разливающуюся в груди тоску. Гарри действительно стал для него очень дорогим человеком, и не видеться с ним было так же больно, как и быть в разлуке с Купером и Лорой.       Но он ничего не мог с этим поделать. Как, впрочем, и они не могли отменить его миссии и длительные командировки. Но это была та цена, которую он был готов заплатить. Гарри был его другом, его семьёй; он стоял на одном уровне с его женой и сыном (и Клинт уверен, что для Лоры парень был также дорог), поэтому подождать несколько недель, необходимых Гарри для работы, он был готов.       Потому что Гарри имел восхитительное свойство — он был безумно любящим и до болезненного преданным товарищем. Клинт знал, что, если вдруг однажды его не станет, то Гарри ни за что не бросит его жену, сына и их второго ребёнка.       Он не пожалел, что впустил знахаря в свою семью. Не пожалел, что привёл сюда Романову, чуть-чуть расширив её.       И сейчас, глядя на Наташу, корчащую рожицы Куперу, Лору, которая весело смеялась и подыгрывала новой подруге, и Купера, что заражал их своим звонким смехом, он понял, что не ошибся.       Он готов подписаться под каждым словом.

***

      Букля, довольно ухая, клевала печенье, лежащее в мисочке.       — Меня не покидает ощущение, что я что-то упускаю.       Клинт поднял глаза от записки и посмотрел на Романову, что, прислонившись к косяку, внимательно разглядывала птицу. Та отколола себе небольшой кусочек и с удовольствием его склевала, жмуря свои огромные глазищи, и Клинт тихо рассмеялся от того, насколько питомица была сейчас похожа на своего хозяина.       — Что ты имеешь в виду, Нат?       Она нахмурилась, пожевала губу, словно пыталась поточнее выразить свою мысль, а потом, наконец-то, сдалась и присела рядом с ним. Её плечи опустились, спина сгорбилась, и Клинту вдруг захотелось её обнять. Впрочем, так он и поступил.       — Просто, — она выдохнула и позволила себе положить голову на его плечо, — я не понимаю. Я будто бы упускаю что-то важное. Понимаешь, это как пазл: нужно сложить все кусочки, чтобы получилась полноценная картина. А я будто потеряла несколько фрагментов, и теперь не могу увидеть итог — что же получится, если собрать их воедино. Меня это напрягает, если честно.       Бартон улыбнулся. Какой же она ещё ребёнок.       — Что ж, — он делано грустно вздохнул и протянул ей записку, — сюрприза не будет.       Наташа почти вырвала бумагу из его рук и принялась её изучать с таким рвением, будто в ней были раскрыты все тайны мира. Бартон мягко рассмеялся и, встав с дивана, направился на кухню, чтобы сообщить жене о скором госте. По пути он потрепал по голове сову и, чуть посомневавшись, рыжую макушку Романовой.       Девушка едва ли обратила на него внимание, поглощенная содержанием записки. Букля смерила его убийственным взглядом и недовольно ухнула.       «Я закончил. Передай Лоре: клянусь своими книгами, буду сегодня к ужину. Гарри.»

***

      За отодвинутой лапой ели показалась ферма. Гарри устало улыбнулся, вытер ладонью лоб и вышел из леса.       Мерлин! Кто бы мог подумать, что его жизнь настолько изменится? Уж точно не он. Не тогда, когда стоял перед руинами Хогвартса, не тогда, когда преклонил колени перед могилами родителей, Снейпа, Дамболдора, Ремуса и Тонкс, Фреда и всех остальных, кто не дожил до утра второго мая девяноста восьмого. Он не мог предположить этого, когда стоял перед сгоревшим поместьем, в котором, по злой иронии судьбы, находилась его семья: Джинни с детьми, Гермиона и Рон, его племянники, Тедди, Молли и Артур, Джордж, Билл и Флёр, их маленькая дочь.       Тогда Гарри казалось, что вместе с погибшей семьёй умер он сам.       Он расклеился. Был зол, напуган, истощён своей беспомощной яростью. Он не знал, что делать. Блять, да он не представлял, как ему дальше жить?! Немногочисленные товарищи говорили забыть, оставить в прошлом, попробовать жить дальше… Но как? Как, если от него самого ничего не осталось?       Людей, что искалечили его жизнь, он нашёл до обидного случайно. Убийцы, казалось, даже не скрывались: они сидели в пабе изрядно пьяные, и чуть ли не кричали о том, как дерзко покарали того, кто не достоин почестей и славы…       … этим же вечером они, бездыханные и до неузнаваемого изуродованные можно подумать, они и без того не были уродливыми, лежали в выкопанной яме. Неестественно вывернутые. Неестественно бледные. Неестественные.       Гарри достал из небольшой поясной сумки безликий пузырёк. Семь капель. Семь убийц. Семь отобранных жизней.       Семь тел, что рассыпались пылью. Тела. Не лица. Не люди. Он не потрудился узнать, кто они.       Было тихо. Несмотря на оглушительный грохот — было тихо. За шумом дождя Гарри не слышал собственного дыхания. Стихия бушевала, бесилась, манила своей убийственной и опасной красотой. Заставляла задыхаться, напрочь лишала чувств.       Сверкнула молния, с грохотом разделившая пополам небо. Завыли где-то вдали волки. Заухали над головой совы. Его сапоги с неприятным хлюпом опускались на землю. Шумели, нагибаясь к самой земле, деревья. Но было тихо. У него в голове было тихо.       Спустя сутки в его дом пытались войти люди. Они громко стучали в массивные двери дома на Гриммо, пытались обманом пробраться в дом через камин, били по зданию заклинаниями, кричали проклятия и обвинения:       — Мистер Поттер! Вы убили семерых человек! Вы должны предстать перед судом! Мистер Поттер! Немедленно откройте дверь!       Но Гарри было всё равно. Он сделал выбор.       Пустая склянка выпала из ослабевшей ладони и покатилась по полу.       

***

      Купер сидел на крыльце вместе с Нат.       Девушка подставляла лицо лучам заходящего солнца и улыбалась, прикрыв глаза. На душе в кои-то веки было спокойно, а в голове — тихо. Не нужно было бежать, скрываться. Не нужно было следить за каждой тенью или прислушиваться к ночной тишине, ожидая, как её прервёт лишний скрип или хруст раздавленной подошвой ботинок ветки.       Наташа гнала от себя это чувство, но оно неумолимо заполняло всё пространство и пронизывало её саму. Она была в безопасности.       Когда она впервые осознала это, она облегчённо выдохнула. Романова даже не осознала, что она задержала дыхание. Первый спокойный вдох разлился мёдом по венам. Это был отдых. Короткая передышка, которая позволит ей вновь влиться в поиски дело с новыми силами, — Наташа не собиралась от неё отказываться.       Рядом завозился, вставая, Купер.       — Гарри-и!       Мальчик, недолго думая, бросился во двор и побежал навстречу будто бы из неоткуда появившемуся мужчине. Сумка незнакомца упала рядом с ним, глухо ударившись о землю, а сам парень, сделав несколько шагов навстречу ребёнку, наконец подхватил Купера на руки; Романова невольно отметила, что он сделал это с таким трепетом и одновременно облегчением, будто давно этого ждал.       Внезапно ожившие защитные инстинкты почти унесли Наташу к парню, держащему на руках ребёнка Клинта (с недавних пор Бартон стал кем-то очень важным), но её локоть перехватила узкая ладонь Лоры, останавливая, а после это сделал и уже двигающийся к незнакомцу и Куперу Клинт.       Лора, мягко улыбаясь, смотрела на неё.       — Всё в порядке, Наташа. Это Гарри, и он друг.       Последнее слово было сказано с такой теплотой и нежностью, что у Романовой сладко сжалось сердце. Бартон перевела взгляд на Гарри, поглаживая живот, и в её глазах зажглась радость вперемешку с… ох, Наташа, наверное, никогда не сможет нормально это объяснить, но с чем-то похожим во взгляде Лора смотрит на мужа, сына и, к пропускающему удар сердцу, на саму Нат.       Клинт тем временем уже успел подойти к Гарри и Куперу, что-то весело говоря прибывшему, на что получил насмешливо прищуренные зелёные глаза и улыбку парня напротив. Сокол чему-то громко рассмеялся и притянул его в крепкое объятье. Гарри обнял мужчину одной рукой в ответ, — Наташа почему-то была уверена, что он обязательно обнял бы Клинта двумя руками, если бы на нём сейчас не висел Купер, — и закрыл глаза. Парень выглядел донельзя умиротворенным и счастливым, будто бы он наконец вернулся домой. Хотя, почему «будто бы»?       Они стояли так некоторое время, и простояли бы, наверное, ещё дольше, но завозившийся в руках Гарри Купер, желающий слезть с рук парня, заставил их разорвать объятье. Мальчик, радостно подпрыгивая, побежал в сторону дома, совершенно не реагируя на клинтовское «не спеши, спринтер», а Клинт и Гарри, подхвативший вновь свою сумку, приобнявшись, не спеша шли к крыльцу, о чем-то переговариваясь. Вернее, говорил Бартон, а парень лишь слушал его, ничего не отвечая.       — Ты чуть не опоздал, дорогой. — без упрёка протянула Лора, подходя к забравшимся по ступенькам мужчинам. Гарри лишь развел руками, улыбнулся и… промолчал, смотря Бартон в глаза. Лора вдруг ни с того ни с сего звонко рассмеялась и утонула в объятьях парня. — Ну, так уж и быть, сделаю вид, что поверила и простила. Но это было в последний раз, так и знай!       Гарри, двумя руками прижавший к себе Лору, беззвучно рассмеялся, а Клинт лишь хлопнул его по плечу.       Это выглядело как полноценное взаимодействие, разговор, но без звука. Словно во время «реплик» Гарри вдруг отключался звук, но Лора и Клинт, почему-то всё же слышали его голос. У Наташи возникло стойкое ощущение, что она что-то упустила. Но вот что?       Парень поднял на неё свои глаза, и Романова почти утонула в невозможном, будто неземном зелёном цвете. Он улыбнулся, выпуская Лору из объятий и протянул ей, Наташе, свою ладонь.       «Приятно с Вами познакомиться, мисс. Я Гарри» — произнёс голос в голове. Она протянула руку в ответ.       — Наташа.       Внезапно всё встало на свои места.       

***

      Встреча с лисой прошла лучше, чем он ожидал.       Если быть честным, он до последнего боялся, что Наташа будет напоминать ему кого-то из той жизни. Боялся, что не сможет смотреть на неё без ожидания того, что грудная клетка взорвётся болью, в сердце будут впиваться иглы, а на глаза наворачиваться слёзы.       Но всё прошло гладко, без каких-либо заторов. Почти.       Иногда на него накатывало. Это чувство пустоты приходило совсем неслышно, не ощущаемо. Он и не подозревал, что оно грядёт, пока неожиданно не появлялась тревога, а сердце вместо местечка в груди слева не начинало биться прямо в его ушах, заглушая все окружающие звуки. Просто в один момент, словно по щелчку, все разговоры начинали доноситься будто сквозь вату или толщу воды. Он чувствовал, как замедляется дыхание, как постепенно ритм сердца начинал сходить на нет.       Великий Мерлин, как же он боялся этого чувства. Что-то подобное он чувствовал после битвы за Хогвартс, а после, спустя почти десять лет, когда он стоял посреди развалин того места, которое некогда звал своим домом. И он, видит Моргана, не хотел ощущать это вновь.       Но, как известно, далеко не всегда всё идёт так, как нам хотелось бы. Его собственное сознание начало загонять его в ловушку, как гонит антилопу к обрыву львиный прайд. Пространство резко сжалось до размера его черепа; Гарри чувствовал, как обрывается его дыхание. Он не может сделать вдох. Не может, не может, не может, не…       Хвала Богам, у него есть Лора.       После их знакомства она на удивление чутко чувствовала его или его настроение. Как ей это удавалось — загадка. Может сказывались годы службы в Щите, а может, вполне возможно, — природная проницательность. Но, факт остаётся фактом, — Лора Бартон замечала всё и всегда.       Вот и сейчас: едва его дыхание перестало быть равномерным, как она уже появилась рядом с ним, нежно проводя ладонью по его отросшим волосам, не давая ему закрыться внутри себя.       — Постричь тебя надо, а то уже зарос весь. — тихо, чтобы услышал только он, произнесла она, мягко улыбаясь, и всё продолжала расчёсывать своими пальцами его спутанные волосы. Гарри поднял на неё беспомощный взгляд. — Пойдём-ка во двор.       Едва оказавшись на свежем воздухе, он, наконец, задышал. Кислород с трудом проникал в его, казалось, сжавшиеся лёгкие, но спустя минуту, а может и две, он проходил уже без усилий.       Они стояли в тишине: Гарри тяжело опирался на деревянные перила, пока Лора выводила ладонью круги на его спине. Вскоре, он пришёл в себя окончательно.       «Спасибо.» — Гарри обнял её, уткнувшись носом в плечо. Лора мягко похлопала его по лопатке, солнечно улыбаясь.       — Не за что, родной.       Бартон не спрашивала, что случилось, не задавала даже простой вопрос — «почему?» Казалось, она и без его объяснений поняла, что произошло:       Ночь была тёплой. Гарри сидел под деревом, опираясь спиной о его ствол, и нежно водил пальцем по колдографии. Кожу щек неприятно стягивали солёные дорожки, но самих слёз уже не было.       Сегодня ему впервые за долгое время приснилась Джинни, и он, если честно, не был готов к «встрече» с ней. Она смотрела на него немного грустно, но улыбалась так солнечно, что могла растопить своим теплом вечные арктические льды. Она положила свои ладони ему на щёки, стирая большими пальцами солёные капли, и Гарри только тогда понял, что плачет.       — Эй, ты чего? — ласково спросила она, глядя на него. Поттер почувствовал, как его тело начинает пробивать дрожь. Брови Джинни болезненно надломились, — Ну же, милый, перестань. Иди сюда.       Она мягко притянула его — дрожащего, плачущего, слабого — к себе, одной рукой зарываясь в волосы, другой — водя по спине в попытке успокоить: — Эй, родной, перестань. Не нужно плакать.       Гарри бессильно что-то промычал, крепко, но нежно сжимая её в своих объятьях.       — Мы любим тебя, слышишь? Мы все. И всегда будем любить, несмотря ни на что.       Гарри только слабо кивал, чувствуя, как начинает ровнее и ровнее дышать. А Джинни тем временем продолжала:       — Я так горжусь тобой. Ты такой сильный, Гарри: ты смог справиться без нас, смог открыться, смог полюбить. Ты молодец. — шептала она, пока сам Гарри просто наслаждался таким знакомым теплом.       — Джинни…       — Тш-ш-ш, не нужно. — успокаивающе прошипела она, целуя его в висок. — Не нужно ничего говорить, Гарри. И не смей оправдываться, слышишь? Я всё понимаю. — Ему ничего не оставалось, кроме как сглотнуть и вновь утонуть в её объятьях, наслаждаясь ей: её голосом, её запахом, её яркими веснушками и потрясающе-рыжими волосами. Он любил Джинни так, как нельзя было любить: честно, трепетно, отчаянно, до конца. Любил так, что после её смерти жизнь потеряла смысл, запахи и краски. Любил так, что был готов умереть, лишь бы вновь быть рядом с ней.       — Ты хочешь чего-нибудь?       — Просто постоять так.       Она кивнула, принимая его ответ, и вновь прижала его к себе. Здесь было пусто: они стояли на серой земле рядом с безмолвным, словно мёртвым, лесом. Он не слышал не единого звука: ни шелеста листьев, ни скрипа качающихся на ветру стволов, ни криков пролетающих птиц…       Ни-че-го.       Видимо, это и было то самое «Межмирье» — уже не мир живых, но всё ещё не мир мёртвых. Мифология и заметки некромантов, которые ему удалось изучить, звучали, конечно, очень и очень поэтично. Они говорили о Вечных Садах, о гуляющих по «Городу Призраков» душах, о полуночном завывании Фенрира и об удушливом присутствии Смерти. На деле же, всё было довольно праздно: тишина, холод и вечный покой…                     …Что-то неуловимо изменилось. Стало холоднее, а сама Джинни будто начала мерцать. Таять. Гарри крепче прижался к ней:       — Нет, пожалуйста, нет. Не уходи, я прошу тебя! Пожалуйста, Джинни, не уходи!       — Эй-эй-эй, Гарри! — она попыталась отстранить его, чтобы заглянуть в его глаза, но он лишь крепче и крепче обнимал её, мотал головой и шептал, умоляя, чтобы она не отпускала его. — Гарри, родной, посмотри на меня.       Он поднял на неё слезящиеся глаза-изумруды, оглядывал её лицо, стараясь запомнить каждую мелочь будто бы не знал её облик наизусть.       — Мы всегда будем с тобой, слышишь? Все мы: и я, и дети, и Гермиона с Роном, и мама, и папа, и твои родители, и Сириус, и Ремус с Тонкс, слышишь? Всегда будем рядом, пока ты помнишь о нас.       Она положила ладонь на его грудь слева, там, где впервые после трагедии ровно билось его сердце. Он не видел их, чувствовал, как за спиной встали все те, кого он потерял. Он чувствовал их тепло, принимал их поддержку, слышал, как все они говорили ему: — Мы рядом, Гарри.       Их голоса метрономом повторялись в его голове.       «Мы рядом».       Пространство завертелось, закружилось с бешеной скоростью.       «Мы рядом».       Всё потихоньку начало исчезать.       «Мы рядом».       Джинни поцеловала его в лоб, напоследок проведя своей горячей ладонью по его щеке.       «Мы рядом».       Он проснулся, но слышал их голоса. Отчего-то ему стало легче дышать.       «Мы рядом, Гарри. Мы всегда рядом».       — Не спится?       Лора стояла в паре метрах от его временного пристанища, кутаясь в тонкую шаль, и с теплотой его оглядывала. Гарри пожал плечами, не соглашаясь и не отрицая.       «Я тебя разбудил?»       — Вставай с земли: холодно. — проигнорировала его вопрос она, подходя ближе.       Гарри вдруг понял, как же ему повезло встретиться с Бартонами: как повезло, что Букля нашла там, в лесу, едва живого Клинта; как повезло, что Лора так легко его приняла. Когда он очнулся и понял, что Госпожа пока не собиралась заявлять на него свои права, он был в отчаянии. Настолько, чтобы попытаться снова.       — Красивая. — за размышлениями он и не заметил, как она подошла вплотную. Лора потянулась рукой к колдографии, но остановилась, взглядом спрашивая разрешения. Гарри без слов вложил фото в её ладонь. Бартон хотела было подойти к крыльцу — над ним висел фонарь, — но знахарь, легко взмахнув рукой, создал у её лица весёлый шарик света.       Лора благодарно ему улыбнулась и сосредоточилась на фотографии.       С карточки на неё смотрела, задорно улыбаясь, красивая рыжеволосая девушка. Она перевела взгляд куда-то за кадр и задорно рассмеялась, схватившись ладонью за живот, и вновь повернулась к камере. Через мгновение всё повторилось вновь.       — Невероятно красивая. — Прошептала Лора и, улыбнувшись Гарри, вернула ему фотографию. Его взгляд был прикован к смеющейся девушке, он шумно вздохнул и прижался щекой к плечу Бартон.       «Да, она такая», — улыбнулся знахарь, крепче обнимая Лору.       — Кто она?       — Джинни. — Прохрипел Гарри, не отводя глаз от карточки. — Моя жена.       Они постояли так ещё немного. Ветер ласково трепал их по волосам, шумел проснувшийся лес. Лора отстранилась, поглаживая его по предплечьям, и внимательно смотрела на него.       «Что?» — не выдержал Гарри.       — Она не Джинни. — прошептала Лора. Знахарь отвёл взгляд и тяжело выдохнул.       «Знаю».       — И не станет ей.       «Мне и не нужно».       Бартон помолчала, принимая его ответ. А после вновь заговорила:       — Мы не исчезнем, Гарри. Никто из нас. И не бросим тебя. — Она безуспешно пыталась поймать его взгляд, но парень смотрел вдаль и не знал, хотел ли он, чтобы она продолжила или всё же замолчала. — Мы семья, Гарри. Настоящая семья, хотя и необычная. Кто-то даже скажет, что странная, но это не важно, верно? У Судьбы свои причуды, ты сам так говорил. — Он улыбнулся тому, что она запомнила его брошенную невзначай фразу. Лора положила ладонь ему на щеку, безмолвно прося посмотреть на неё. Лишь поймав его взгляд, Бартон продолжила. — Я не знаю, что именно произошло с той твоей семьёй, знаю лишь, что нечто ужасное, но здесь и сейчас это не имеет значения. В смысле, да, тебе тяжело, тебе больно и это абсолютно нормально, но, милый, дважды в реку не войдёшь. Ты пережил это один раз, и жизнь не заставит тебя пройти через это снова. Нас ты не потеряешь.       «История циклична», — прошелестел он в её голове, морщась будто бы от боли. Впрочем, вскоре боль стала очень даже настоящей — Лора дала ему подзатыльник.       — Гарри Бартон! — он не смог сдержать улыбки, услышав как она называет его их с Клинтом фамилией. — Еще парочка таких высказываний, и я решу, что ты сам хочешь нас умертвить.       Он мигом поднял на неё серьёзные глаза.       — Никогда. — Прохрипел он. — Я никогда этого не сделаю.       — Я знаю, — виновато улыбнулась она, мягко трепля его ладонью за щёку, — но я рада, что смогла привести тебя в чувство.       Гарри тихо рассмеялся вместе с ней и вновь втянул Лору в объятья.       «Я люблю тебя. Всех вас».       — Я знаю. — Прошептала она, прижимаясь щекой к его плечу. — Мы тебя тоже любим.       

Конец первой части.

***