Боль расцветает в груди

серо-сизая боль расцветает в груди, ты меня обними, да и не буди. не проснется твой новый кровавый гербарий, не проснется твой он, у него ханахаки, ты прости, ты прости, ты прости. Смех Ривер разносится гулким эхом по помещению, вторя крикам спорящих и даже перекрывая их. Она надрывается, держится за живот и хохочет вовсю над растрёпанным злым Хейденом и угрожающей всем и каждому тростью Джоан. И, конечно же, женщина совсем не замечает подкравшегося со спины Босса, поэтому отгребает от него веером по макушке. Юджин вздрагивает от рассекающего воздух звука. Босс снова начинает что-то рассказывать Ривер, ругает её на свой лад за слишком громкое поведение, зло щурит белые очертания глаз. Но Юджина уже не обмануть. По крайней мере лживыми мотивами. Он наелся вранья сполна и уже прекрасно знает, где правда, а где домыслы. Босс просто ищет причины для контакта со своими подчинёнными. Может, он выглядит уверенным в себе, но просто так заговорить о погоде вряд-ли решится. Это и смешит, и вгоняет в тоску. Ривер что-то весело язвит в ответ на замечания Босса, снова смеётся, эмоционально жестикулирует руками. Её волосы качаются не в такт сквознякам, а вторя её звонкому голосу. К горлу снова поступает противный ком. И если бы это были слёзы... Ох, как же Юджин желал, чтобы это были просто слёзы. Всё теперь просто — Ривер смеётся, а Юджин натянуто улыбается, будто его уголки губ пришиты невидимыми нитками к щекам. Всё до противного нормально — Ривер обнимает его за плечи, а он потом заходится удушающим кашлем где то по углам станции, через силу дышит от воспоминаний о такой близости. Так и должно быть. Наверное, он заслужил. Иногда Юджину кажется, что этому конца не будет. Что он обречён смотреть на молодую женщину влюблёнными подростковыми глазами и с тихим воем харкать лепестками до конца жизни этого мира. Кажется, первая "та самая" любовь пришла немного с опозданием. Юджину давно не пятнадцать, когда мир до смешного прост, ему уже восемнадцать и жить с романтической болезнью намного сложнее, чем если бы он заболел этим а юности. Он так и не понял, почему у призрачной ипостати тоже растут из полупрозрачных вен ростки. Может, людям просто невдомёк, что цветочная болезнь произрастает из души, а потом уже из тела. Спросить бы у кого-то из офисных призраков, да вот некого. Начнутся ненужные волнения, глупые расспросы, мол, когда, в кого и почему. И он не то чтобы не ценил эту заботу, просто... Юджину не хочется рассказывать о своей слабости. Юджину вовсе не хочется, чтобы Ривер ответила на его чувства лишь из жалости. На самом деле, уже просто хочется умереть. Да, говорят, что существует операция для избавления от этой любви и её символов, но... Но он ни.за.что не променяет эту ненужную никому эмоцию на возможность жить б.е.з неё. Так правильнее. Так лучше. Пусть он сдохнет где-то в институтском туалете от очередного приступа, чем будет смотреть на Ривер равнодушно. Юджин заслужил. "Ничтожная любовь для ничтожного меня." И вот, снова. От взгляда на улыбчивую молодую женщину цветы снова хватают его за горло своими антарктически-холодными руками, вгрызаются в кожу ногтями, обманчиво нежно шепчут на ухо все тайные желания сердца. Юджин ощущает себя одержимым. Это страшно, противно, уничижительно-больно. Он хочет уберечь Ривер от этих эмоций, они ведь ей вовсе не нужны. Юджин бежит, бежит не оглядываясь, как можно дальше от офиса, туда, где никто не увидит, где можно прижаться к стене, зажать ладонями рот и заорать от бессильной ярости на самого себя. Мысли бьются, скалятся, масляно улыбаются кривыми зубами и воют какую-то песню, подпевая хриплому шёпоту злорадных анемонов. Юджин хочет, чтобы они замолчали. Просто вмиг заткнулись все, исчезли, оставили в блаженном одиночестве и тишине. Никогда ещё он не желал одиночества настолько сильно! Но они заменяют его демонов сегодня. Нет. Они и есть демоны. Юджин прижимается спиной к стене, скатывается по ней вниз, вновь и вновь втягивая ненужный воздух сквозь зубы. По руке потекло что-то теплое. Юджин никогда не видел, чтобы у призраков шла кровь. Но она есть. И сейчас тонкая струйка течёт вдоль венок, по запястью, к локтю. А на месте разрыва ухмыляется ему жёлто-фиолетовой серединкой анемон. — Я тебя ненавижу, — шепчет Юджин цветку в мрачном опустошении. У эмоций будто бы выключили свет. Тот понимающе покачивает мордочкой, ухмыляется шире, шепчет что-то тихо в ответ. "Ты её недостоин" Губы дрожат. От кашля ли, или от подступающих к горлу слез. Ему уже восемнадцать, он не должен плакать, но предательские злые слёзы прочерчивают на щеках блестящие дорожки. В груди тесно, дышать больно, мир в глазах кружится и покачивается, пока мысли пытаются биться в истерике, тогда как сердце охладело к капризам разума. Кашель душит Юджина. Снова. И снова, и снова, и снова, каждый раз словно в первый, каждый раз он боится захлебнуться собственной рвотой, каждый раз...каждый раз он проклинает цветы, а не их причину.Образ улыбчивой Ривер даже немного помогает ему не сдохнуть от асфиксии, ведь ее цветы любят, от любого воспоминания о ней они ненадолго отступают, но потом возвращаются и убивают ещё быстрее, ещё больнее, проклёвываясь сквозь кожу, сопровождаемые невероятной болью. Тихий смешок прерывает самоистязания работника офиса. — Кто это тут у нас потерялся, м? Черные пальцы медленно скользят по углу коридора, за которым и прячется неизвестная. Это должно пугать, но Юджин прекрасно знает, кто это. От понимания становится вдвойне тяжелее. Лучше бы Чарли, чёрт бы побрал эту бестию. Юджин закрывает ладонями лицо, надавливает пальцами на закрытые веки в надежде, что это был просто глюк. — Маленьким мальчикам бродить по метро не стоит, — растягивая гласные сказала Ривер. Едва слышный американский акцент придавал голосу призрака свой узнаваемый стиль. — Куда только родители смо— Не поднимая головы, Юджин вяло махнул рукой. — трят. Молчание. — Тебя я тут найти не ожидала, — Ривер почесала затылок, как делала это сотни раз до этого в моменты особой озадаченности. Юноша угадал это по необычному шороху волос. — Твои родители тоже непонятно куда смотрят, к слову. Юджин почти истерически хихикнул, чтобы потом снова стать жертвой приступа. На ладонь падают несколько цветочков, которые оказались сразу же зажаты меж пальцев. Никто не должен их видеть. Даже Ривер. Особенно Ривер. — Ты знаешь, моим родителям всегда некогда, — горько хрипит Юджин, размазывая слёзы и кровь по щекам. Ему срочно надо придумать, как убежать. Мысли в голове истерически мечутся, бьются о прутья клетки и сразу же отмирают, оставляя его без идей, как сделать побег изобретательным и вовсе не обидным для Ривер. Женщина не отвечает и скользит по воздуху ближе. — Почему пахнет кровью? Ривер вертит головой в разные стороны и как будто принюхивается, хотя Юджин с ее рассказов знает, что ничего, кроме запаха гниения и крови признаки чувствовать не могут. Они вообще не очень предрасположены к каким либо чувствам, эти призраки. Молодой мужчина ощущает, как воздух вокруг становится на два градуса холоднее от чужого осознания. Она поняла. — Юджин, что случилось? Ты ранен?! Ривер быстро подлетает к нему и хватает за плечи, не зная, что предпринять. От этой близости Юджину стало ещё хуже. В висках стреляло от боли. Болезнь вьётся стеблями вокруг вен, прокладывает пути в костях, стремится к ледяным ладоням — к причине своего существования. У Ривер всегда холодные руки, потому что она мёртвая. У Юджина всегда яро пышущее жаром сердце, ведь он хочет жить. Призрак отодвигается как можно дальше от ничего не понимающей Ривер, попутно протерев заплеванную стену заброшенного метро своей призрачной одеждой. — Н. . .не трогай меня. . .пожалуйста, — прошептал он непослушными губами. От волнения заикание вернулось, как в старые добрые времена. Ривер опускает уголки губ. — Если я могу тебе чем-то помочь. . . Призраку хочется горько рассмеяться от этих слов, потому что сердце настойчиво шепчет: "Ее любовь поможет." Молодой мужчина едва удержался от фырка на такое клишированное словосочетание. Клише часто спасают людей, потому что они сложнее, чем мы думаем. Юджин смотрит на неё пару мгновений в колебании. Ривер не выглядит человеком (она вообще человеком не выглядит), который будет верить в исцеление любовью. Хотя и бездушной ее не назвать. Крыша у его мозгов давно уже прогнулась в обратную сторону, больно ударив по темечку, поэтому Юджин принимает решение быстрее, чем мог бы. "Только не забывай дышать." Вдох. Выдох. Юджин медленно приподнимается по стеночке вверх, чтобы оказаться с женщиной на одном уровне. Это действие заняло слишком много сил, поэтому он упирается в колени свободной рукой и втягивает сквозь зубы воздух. Юджин протягивает кулак ладонью к верху. И разжимает пальцы, позволяя нелепому белому анемону с бурыми пятнами на кончиках лепестков зависнуть между ними. Терять ему нечего. Он себя уже потерял. В ушах ужасный звон, и Юджин не знает, что слышится в ритме — реквием или аллилуйя. Поднять на Ривер взгляд сейчас — умереть. — От самого глупого сердца. Молчание виснет между ними. Ривер понимает. Она умна, пускай иногда притворяется дурочкой. Из протянутой к ней руки внезапно начинают процветать братья окровавленного цветка. Юджин спешит обломать их одной рукой, когда как на ладони второй лежит протянутая любовь. Ривер решать, завянуть ли цветам, расцвести ли вновь. Все обломанные стебли осыпаются на пол — к ногам призрака, в-которую-втюрился-как-мальчишка. Он бы и сам упал, если бы не стена. Юджин ощущает угрызения совести. Он мог отовраться, перевести всё в шутку, которыми Ривер иногда подкалывала Босса, в крайнем случае — вежливо попросить не рассказывать никому, но так просто не сдаваться. Его снова жрут опасные мысли. И их беззастенчиво прерывают исчезнувшим из ладони красно-белым потрёпанным анемоном. Юджин поднимает глаза. Ривер крутит цветок между ледяными пальцами, стирает с него кровь, которая сразу же растворяется во мгле ладоней, тогда как уголки ее губ слегка подрагивают в намеке на добрую улыбку. После она как будто поднимает глаза на молодого мужчину перед собой. По крайней мере, Юджин ощущает внимательный взгляд, сформировавшийся в вечной темноте верхней части лица. Ривер поднимает руку с цветком к губам и целует один из лепестков, но большего себе не позволяет. Его сердце на секунду пропустило удар. А после — пустилось вскачь. Юджина прошивает разрядом тока, воздух на секунду будто отрезают удавкой. Призрак задыхается от нахлынувшего осознания. Он не дурак. К счастью. Наверное. Побелевшие от напряжения губы дрожат в изломанной улыбке, вторя своим облегчением раскосым глазам. Всё ещё не словив связь с реальностью, живой работник офиса отталкивается от стены и делает несколько шагов к Ривер. Звенящая тишина коридора подчеркивает почти уверенный стук невысоких каблуков. Он останавливается на расстоянии тепла, стараясь не дрожать от накатившего холода. Все призраки холодные. Ривер аккуратно заправляет чистый цветок в петельку кармашка на простой белой рубашке Юджина. А потом эта же рука пользет вверх и цепляет подбодорок призрака, приподнимая. Он вынужден смотреть на Ривер снизу вверх, потому что она, как всегда, зависла в паре сантиметров над полом. Большой палец мягко поглаживает линию челюсти и Юджин не в силах отвести глаз от темноты чужого лица, в которой на несколько секунд зажглись золотые искры. — Я бы хотела дать тебе что-то тоже, но у меня ничего нет... — мелодичный контральто сорвался на слове "ничего", так что Ривер взяла маленькую паузу, чтобы привести свой голос в порядок. — ...прости. Кадык нервно дёрнулся под кожей, когда Юджин сглотнул внезапный комок в горле. Он помнит эту фразу, помнит, как ощущал себя виноватым после случая в метро, но лезть к Ривер тогда не хватало храбрости. Ему было интересно, это была самая странная загадка. И, вместе с тем, Ривер выглядела такой поломанной и горьковатой, когда говорила о своей смерти. Образ дрожащей, кривой улыбки до сих пор иногда всплывает в памяти, причиняя Юджину боль. Так бывает. "Некоторые тайны должны оставаться тайнами." А Юджин больше не хочет молчать. Не может. Он поддаётся вперёд, сокращая расстояние до минимума, и крепко сжимает поддёрнутое дымкой тело в объятиях. Призрак выдыхает от неожиданности, но после принимает чужие объятия, поощряет их поцелуем в висок (Юджин никому не признается, но место поцелуя горело ещё два дня). Обнимать Ривер кажется так правильно, будто они так и родились — в обнимку. Она левитирует вниз, касается пятками пола и сжимает его рубашку на спине, бездумно водит по ткани холодными ладонями, но для Юджина сейчас они теплее чашки с кофе. Юджин уже выше неё. Чёрные волосы полосками струятся между пальцев, иногда волнами уходят вверх. А ещё пахнут кровью. Этот запах Юджину не забыть. Он сглатывает подступающие цветы и слёзы, зарываясь ладонью в копну воронных лент. Ривер утыкается ему куда-то в шею. Юджин ощущает её улыбку. Он дома. Его любят так, как он желал. Анемоны отсупают, сворачиваются где-то под сердцем вкрадчивой змеёй до поры до времени. Но вряд-ли их время наступит. Держаться за руки уже естественно. Тонуть в чужой копоти уже не страшно. Дышать уже не больно. Юджин улыбается и любит ночь ещё больше, ведь в ней скрывается причина его мыслей, лукаво отсвечивая желтыми глазами. Иногда сказки заканчиваются хорошо. Иногда только тропа из боли может привести к желаемому финалу. В сегодняшней сказке этим финалом не будет смерть.