Свадебные песни любого народа всегда отличаются особым музыкально-поэтическим языком и сложившейся обрядовой традицией. Считалось, что такие песни могут поспособствовать счастливой и благополучной судьбе брачующихся. Тем не менее перед свадьбой девушке полагалось выражать печаль, даже если она была очень рада замужеству. В песнях она причитает, обижается на родителей, просит не отдавать её на чужую сторонушку. На севере Редании сложилась традиция печальных песен-причитаний, в то время как на юге, на свадьбе-веселье, песни отличались более праздничным настроем. Такова, в частности, утренняя свадебная песня, повествующая о женитьбе короля Радовида V на королеве Адде II. На горы на высокой, На прекрасы немалой, На красы великой, Тут стояла карета, Карета золотая, Что во той же карете, Что во той золотой, Тут сидела девица, Да девица душа красна, Да принцесса-королевична, Да по имени Аддочка, Наречёная кралечкой, По отчеству Фольтестовна. Она сидит, слёзно плачет, Жалобно причитает, Свою волю вспоминает: «Мне у батюшки воля, Мне в Темерии нега, Я куды пойду, поеду, Меня сряжают, спровожают, Я откуль приду, приеду, Меня встречают, величают». Кругом этой кареты, Кругом золотой, Не орёл белый облетает, А король Радовид объезжает, В карету забегает, Адду унимает: «Ты не плачь, не плачь, девица, Не плачь, душа красная, Уж я дам тебе волю вольнее, Уж я дам тебе негу нежнее, Да тебя душою назову, назову, Да тебя душой Аддушкой, Да королевую Реданскою". Золото с золотом свивалося, Жемчуг с жемчугом сокаталися, Да Радовид с Аддою сходилися, За единый стол становилися. Петер Шейнис, «Реданские народные былины и песни»
Вечерним часом, когда большинство слуг закончило свою работу, Марта, королевская камеристка, направилась на кухню, чтобы провести остаток дня в приятной компании. Она ещё в коридоре различила громкий возбуждённый гомон, доносившийся из-за незапертой двери кухни. Прежде, чем зайти, камергерша с любопытством вслушалась, как королевский секретарь Яков и повариха Текля, оба красные, с выступающими жилами на распотелых шеях, пылко переговариваются через стол, и казалось, что от их галдежа в низкой и просторной комнате сотрясался даже воздух. Когда Яков хрипловатым тенорком начал про то, что место ему по его великим талантам не в королевской канцелярии, а, по крайней мере, в каком-нибудь министерстве, ибо он уже большой знаток в делах государственных, Марта по привычке бесшумно толкнула дверь и вошла на кухню. - Смотрите-ка, кто к нам наконец пожаловал! Как ты запыхалась, ясочка! – воскликнул приёмисто Яков и протянул руки, словно желая приобнять гостью. - Ещё бы! – ответила Марта, садясь за стол, а тем временем Текля поднесла ей румяные хлебные лепёшки и сыр. - Во дворце сегодня большая стирка. - Его Величество опять намылил шеи провинившимся придворным? - Ха, к счастью, нет. Обновляем постельное бельё, намываем каждый уголок во дворце. Королевская свадьба на носу, всё должно сиять! Главное, чтобы Орёл наш куда-нибудь не запропастился. Сразу на ум приходит, как королевское семейство готовилось посетить ярмарку в честь Ламмаса. - Праздника урожая-то? А чего там было? – заинтересовался Яков. - А ты не знаешь эту историю? Ну, тогда слушай. В тот день королевич с сыновьями рыцарей и мальчонкой-поварёнком отправились исследовать подвалы и чердаки замка в поисках привидений и ду́хов: взяли деревянные мечи, щиты, провизии, надели броню и полезли в башню с той стороны дворца, - Марта махнула рукой туда, где находилась личная королевская половина. – Духов не нашли, но зато изгваздались, что утопцы из канализации (это прямо перед тем, как королевичу идти на ярмарку!), и здорово проголодались. Поварёнок, видать, обмолвился, что на кухне сейчас готовятся праздничные пышки к обеду, а королевич наш заверил, что под его ответственность разрешается всё это съесть. - А-а, помню-помню, - подхватила Текля, стоя у порога и подперев рукой щёку. – Захожу я, значица, на кухню, а там эти чумазые чуды́ уплетают пышки. Не успела я и рта разинуть, тут же королевич Радовид молвил, как сейчас помню: «Всё в порядке, я должен накормить моих уставших рыцарей. Они сегодня бились как орлы!». Очатами не моргнул, будто так и надо! - Ого-го, ну это хват! С таким шутить нечего! – засмеялся Яков. - Но как только на кухню заявилась чародейка Эйльхарт, маленький паныч со свитой так навострил лыжи, что и не угнаться было за ними! – закончила Текля. - А король так до сих пор и ходит в эту башню, - задумчиво протянул секретарь. – Стои́т там одиноко, только призраков привечает. Хотя, может, он и будущую королеву туда отведёт? Станут вместе, в саже и пыли, лазить в поисках тайных проходов, а? Как вам такое? - Ежели от этого хмурое настроение Его Величества сменится доброй погодкой, то пусть делает, что хочет, – отозвалась Марта. – «Хоть пирог печи, хоть козлом скачи». - А что же? Пирог «От Радовида с любовью» – это, скажем, недурно. Жизнь можно сделать прекрасной даже в самую ненастную пору, - заметил Яков, с улыбкой выставляя на стол бутылку вина. – Ну, ясочка, давай! С вечера – винцо, с утра – довольное лицо! - Ой, я, как выпью чуточку, такой дурной становлюсь, песни кидаюсь петь, - засмеялась Марта и, пока Яков наполнял кубки, как затянула: - Приезжали меня сватать на сиво́й кобыле, Барахло моё забрали - а меня забы-ы-ыли! - Ха-ха, кабы принцессу так в Вызиме не оставили! Довезут сюда лишь выгоды от политического союза с её папашей! - Нетушки, я уже устала при этом мужском дворе, подавайте мне сюда королеву! – камеристка так рьяно замотала головой, что аж густые седоватые пряди выбились у неё из-под капора. - Кстати, мазель Эшенбах уже во всю обивает пороги, чтобы её дочка Юстина попала во фрейлины к новой монархине. За ней скоро и другие дамы подтянутся. - А как же старожилки из свиты королевы Гедвиги? Особенно, мазель Барцинская, мазель ван Кропп и прочие? Они не захотят терять статуса придворных дам. - Все они, судя по всему, достанутся королеве Адде «по наследству». Впрочем, Гедвига никогда не держала при себе обширный штат дам, так что посмотрим, сократится ли свита нынешней монархини. Тебе везёт, Яша: на штат королевской канцелярии грядущая свадьба едва ли повлияет, так что сиди себе спокойненько сам-друг с Его Величеством да бумаги перебирай. - Ага, иногда так повезёт, что лучше пешком пройтись. Король, бывало, до ночи мне диктует письма и наказы. Работящий – жуть! А я, Марточка, я же от такой натуги наскрозь хворый! Я ему: «Сир, уж который час головы не поднимаем! Неужто другие паны такие же трудяги?» А он и говорит мне: «В нашем знатном обществе, если ты занят делом, ты либо болен, либо сошёл с ума». Аж от сердца отлегло. - Ой, небога! Тяжко тебе, поди, на одном месте сидеть и писульки писать? – покачала головой Текля, и Марта на это тихо рассмеялась. Яков умолк и смерил Теклю с ног до головы обиженным взором. - Вот глупая баба, мой труд не легче твоего! Но, к чести Его Величества, после таких завалов он всё ж таки даёт мне денёк-другой отдыха. Да… - и секретарь звучно отхлебнул из кубка с вином. - Он и сам много пишет. Почерк у него красивый и слог такой картинный, образный, остроумный… - В отличие от тебя, мне с Его Величеством болтать некогда и поглядывать в его частные письма не приходится, - и Марта многозначительно выгнула брови. – Берегись, Яша, кабы не лишиться тебе доверия короля, таким трудом заработанного. - Как лекарю Губерту? Жаль старика, ни за что казнили. Король у нас, не спорю, умный, толковый, но иногда вот как начнёт за просто так подозревать и за пустяковые ошибки головы рубить, так и поневоле начнёшь сравнивать с Визимиром Справедливым. - Ну это ты сгоряча сболтнул! Разве не слышал, что если б не Губертовы дурные декокты и отвары, быть может, королева Гедвига прожила бы подольше! Горемычный наш король, как мог, пытался продлить дни бедной матушке, и очень рассчитывал на лекаря. Но в последние дни ей было так плохо, а потом и вовсе…Его Величество сразу заподозрил, что след тянется к врачевателю! - И ты в это веришь? Матушка-королева уже давно на ладан дышала, и декокты тут ничего не решили, так я думаю, – Яков грустно провёл ладонью по седоватой бороде, а Марта задумчиво отвела глаза в сторону и склонила голову. - Не знаю, всякое могло случиться…Правды мы, поди, не допытаемся, как и про другую изгнанную или казнённую прислугу. У короля много, кто под подозрением… – Ну что нам, Марточка, вспоминать старые печалести и плакать ещё горше? Тебе-то бояться нечего. Ты государевой матушке верой и правдой служила, особенно, когда та совсем захворала. За такую преданность король тебе вовек благодарен будет. - Думаешь, с меня, камергерши, спрос невелик? Да ты представь, если хоть какая мелочишка пропадёт из монарших покоев, не я ли первой отвечать буду? - А всё же тебе он благоволит… А на меня порой как глянет – так душа в пятки. Боюсь его молчания – долгого, тяжёлого – оно хуже всякого скандала. Право слово, если б наш Орёл пустил в ход клюв и когти, даже это было бы с его стороны милосерднее! Ошибки он мало кому прощает, с себя самого тоже строго спрашивает. А коль уж ты пред ним провинился, то не моли короля о пощаде, не скули, не оправдывайся – словом, не испытывай на нём такие глупости, всё равно не поможет, - и секретарь как-то досадливо махнул рукой. – Даже жаль королевну… - А ты уже видал её? – поинтересовалась повариха. – Какова она? - Видал разок. Лицом беленькая, станом ровненькая, волосы, что полымя, взгляд цепкий, гордый. Захожу я в кабинет к королю, а там они с Её Высочеством. Чего-то такое она у него попросила, пустяк, наверное, какой-то, только он та-ак холодно ей отказал! Принцесса очень накалённо на него глянула, едва не оскалилась, но не сказала ни слова и удалилась в свои покои. Да…При таком-то суровом муже остаётся только молчать да глазки в пол. Марта улыбнулась и, подавшись вперёд к Якову через стол, крепко взяла его ладонь. - Ничего-то ты не понимаешь, Яшенька. Это мы с тобой, мелкие сошки, трепещем перед нашим монархом. Думаешь, он такую жену хотел? Скромную, послушную и пугливую? Поверь, ему нравятся яркие, напористые и острые на язык барышни. Такие, как Эйльхарт. Такие, как принцесса Адда, - после Марта понизила голос и, растягивая гласные, сказала с придыханием: - Ты бы видел, как он раззадорился оттого, что темерская панна не захотела с ним после первой встречи ехать в Третогор! Ты бы слышал, как он о ней говорил! Да коли он и вправду полюбит Адду, то на руках её будет носить! - Брось, сентиментальное чувство любви ему незнакомо! И не говори мне про то, как сильно Радовид был привязан к родителям! Это семья, это другое. - А супруга – не семья что ли? Вот нас он никогда близко к сердцу не подпустит, потому что мы для него – чужаки. А жена – родная. Ты не думай, женское сердце и не таких согревало! Даже свирепым королям нужны тепло и забота! Быть может даже больше, чем прочим… - Меня б кто согрел, Марточка… - Яков досадливо вздохнул, на что Текля посоветовала ему обняться с печкой, а Марта заметила, что чернильница и кипа бумаг не простят секретарю такой измены. Яков хотел уже было съязвить, но Текля вернула разговор в прежнее русло: - До чего же грустно, что король наш, когда-то добрый и славный мальчишка, так сильно охолодел душой и загрубел! - Как ни крути, а Радовид – недоласканное и недолюбленное дитя, как и многие сильные мира сего, - отозвалась Марта. - Да, матушка его обожала до умопомрачения, но ведь он так много времени проводил за учёбой под началом Филиппы, а она ж, ты знаешь, добротой и чуткостью не отличалась. Да ещё король Визимир…нет, не подумайте, он тоже обожал сына, но чем старше становился Орлёнок, тем больше отец с него требовал. И сам был таким же трудягой. У всех правителей есть одна неприятная для семьи особенность: настолько вкладываться в заботы о стране, что на жену, на детей уже не остаётся никаких душевных сил. - Недаром Визимир говаривал: «Поклевал кашки, написал указ – вот и ночь, однако!», - согласился Яков. Марта кивнула и продолжила: - Он хотел, чтобы его Орлёнку досталось сильное и могучее государство, да и сам король был словно необоримая стена для своей семьи…Но за стеной Орлёнок почти не видел папиного лица, не чувствовал его объятий и редко слышал доброе слово похвалы. Он знал, что Визимир его любит. Но ему хотелось каждый день чувствовать, что эта любовь неизменна и всё также сильна! Хотелось, чтобы отец им гордился… Так мне рассказывала Гедвига. - Получается, ему нужна чуткая и нежная жена, которая будет его поддерживать… - осторожно рассудила Текля. - Да. С отзывчивым сердцем, как у его матери. А он взамен готов стать для супруги большим и могучим защитником, оградить её от любой беды. И, как я уже сказала, он будет её баловать. - Ну не знаю, поглядим, - недоверчиво протянул Яков. – Впрочем, принцессу Адду точно обрадует, что её муж - не тартыга и буян, а надёжный человек и умник великий. Правда, как у всякого умника, есть у него невинная страстишка, лучше даже сказать, призвание – играть в шахматы и шутя разгадывать сложные задачки. Но это ведь не великий недостаток на фоне всех прелестей нашего двора, верно? Как-нибудь переживёт.***
День свадьбы пришёлся на самое начало июня. Принцесса Адда с раннего утра готовилась к торжеству в специально отведённом ей зале. Вместе с ней, помимо прислуги, были две её самые близкие фрейлины, которые сопровождали королевну от самой Вызимы и вот уже несколько недель проживали в третогорском замке. У Адды было мало фрейлин и ещё меньше личных служанок, которые до недавнего времени сменялись в столице Темерии с подозрительной частотой. Многие знатные девушки мечтали обосноваться при дворе: они готовы были терпеть все выходки экстравагантной королевны, исполнять любые её капризы, но почти всем утончённым мазелькам становилось плохо при виде того, как Адда есть сырое мясо, и их до одури пугали слухи о припадках, происходивших с принцессой в полнолуние. Но зато те из них, у кого нрав был беззастенчивый и свободный, а нервы - крепкие, прочно водворялись во фрейлинах. Адда, конечно, понимала, что все эти девицы любят её не то что бы очень - скорее пытаются урвать как можно больше выгод из своего положения - а всё ж таки с ними ей было не так одиноко. Она уже привыкла, что ей не сто́ит ни с кем сильно сближаться - лучше просто ловить момент удовольствия. Случайные кавалеры тоже ведь не отличались особой преданностью. Цирюльник расчёсывал и укладывал длинные шелковистые волосы королевны, а после вплетал нити из самого отборного жемчуга в её густые рыжие пряди. Тем временем одна из фрейлин Адды, миниатюрная Каролина, бойко залезла на окно и с любопытством принялась вертеть головой да разглядывать небосклон. - Опять с утра пасмурно! Да неужели над Третогором никогда-никогда не сияет солнце? Раньше я часто говаривала про то, как мне надоела Вызима, но сейчас то и дело вспоминаю наши нежные клубистые облака и золотисто-оранжевые поля под лазоревым небом! Буду молить всех богов, чтобы к венчанию распогодилось! – и фрейлина задвинула тюлевую занавеску, подхваченную синим бантом. Спускаясь с окна, она ненароком задела один из многочисленных сундуков с приданым, которое принцесса Адда взяла с собой в Реданию. Неподалёку было выставлено подвенечное платье и полагающиеся к нему украшения: сапфировое ожерелье, бриллиантовые серьги, шесть рядов великолепного жемчуга, разные драгоценности из бирюзы и рубинов. Остальная часть приданого хранилась в других комнатах замка. Королевна привезла в дом будущего мужа неимоверное количество фарфора, стекла, столовых принадлежностей, серебра - словом, того, что было нужно для любого хорошего торжества– и всё это слуги временно разместили в одном из залов; во втором же зале оказались серебряные и золотые украшения, шубы, бельё, ткани, вышитые подушки и полотенца, кружева и платья принцессы, которые слуги постепенно переносили в личные покои и гардеробную монархини. После того, как причёска была готова, несколько служанок принялись помогать Адде надевать белоснежное подвенечное платье с длинными рукавами, расшитое у корсажа и по подолу серебряными нитями и лентами. Также они закрепили кружевной воротник, по реданской моде окаймлявший декольте. Вторая фрейлина, Марианна, внимательно разглядывала многочисленные украсы и вдруг деловито спросила: - Интересно, а в среде простолюдинов жених сам разгружает весь этот скарб и переносит в дом? Что бы сказал Радовид, будь он каким-нибудь небогатым мещанином, заявись его невеста с пятью телегами приданого? - Ох полна-полна коробушка: есть и ситец, и парча! Пожалей, моя зазнобушка, молодецкого плеча! А чего его жалеть, правда, мазелечки? – иронично протянула Адда, растопырив перед собой пальцы рук и внимательно рассматривая свои сапфировые и рубиновые перстеньки. - Король у нас крепкий, поди не переломится! - Говорят, Его Величество сегодня с утра прям на себя не похож: радостный бегал по замку, острил и шалопутничал с товарищами из знати, даже какой-то шутливый бой на кулаках с ними затеял, чтоб уж с огоньком расстаться с холостой жизнью! – заметила Каролина. - Он, кажется, ни капельки не переживает! - Король наш очень умело скрывает свои настоящие чувства, - возразила на это Адда. – И не важно: за умными речами про политику, холодной отстранённостью или же за едкими замечаниями и шуточными кулачными боями. Я думаю, он сейчас волнуется за свадьбу и за своё счастье ничуть не меньше меня. - Так ты что, тоже нервничаешь? А по виду и не скажешь, - недоверчиво протянула Марианна. - Свою тревогу я заточила за семью замка́ми глубоко в душе и даже не хочу про неё вспоминать! Полно терзаться всякой чепухой, тем более, когда всё уже решено. Принцесса накинула на себя красную бархатную накидку с просторными рукавчиками до локтей и весело покрутилась перед зеркалом, выставляя из-под подола мысы белоснежных сапожек с лентами. Затем она села за туалетный столик и принялась румяниться и краситься. - Вы бы знали, с каким радостным чувством я проснулась сегодня! Служанки-реданки убрали мою кровать цветами, а добрая камеристка Марта принесла букет из роскошных белых лилий и фиолетовых тюльпанов! А затем на подносе мне вручили бриллиантовый гребень, – и Адда указала на свою причёску, которую украшал изогнутый рог изобилия, наполненный цветами и фруктами. Он безупречно сочетался с Аддиными серьгами в виде лилий. – Оказывается, сама королева Гедвига при жизни дала наказ, чтобы этот гребень был на невесте её сына в день свадьбы! - Ах, - восторженно залепетала Каролина, - король Радовид очень заботливый, выделил тебе такие светлые и уютные покои, да ещё и позаботился о разных мелочах! Просто сказка! - Это верно, - протянула Адда, подкрашивая брови, - но я не намерена задерживаться в той комнате. Предпочитаю остановиться в опочивальне моего мужа, которая с этой ночи будет нашей с ним опочивальней. А ту спальню буду использовать по настроению: организую посиделки с фрейлинами и прочими дамами, будем там болтать о всяком, музицировать… Принцесса вдруг замолчала, и уголки её губ печально дрогнули. Через некоторое время она закончила с макияжем и, развернувшись к младшей фрейлине, сказала: - Каролина, я заметила, что тебе очень понравился маркиз ван дер Брудер. Я уже выяснила, что он до сих пор не женат и входит в Совет к Радовиду. Правда, Орёл мой, как всегда, оказался занудой и не одобрил моего крохотного желания поскорее вас познакомить. Я всего-то попросила его убедить маркиза не приводить с собой на свадьбу пассию - эту корявую кочергу Женевьеву - а Радовид мне так резко отказал! Едва не заскрежетал зубами! Подумаешь, какие мелочи! Но, быть может, у тебя будет шанс… - Ох, нет, чувствую, что придётся мне возвращаться в Вызиму, а там уж мать скоренько выдаст меня за сорокалетнего гугнявого графа Кульбейта! – и бедняжка Каролина, в красках представив себе будущего мужа, зашмыгала покрасневшим носом. Адда подскочила ко второй своей фрейлине и сжала её ладони. - Марианна, ну а ты? Найди себе сегодня во время танцев какого-нибудь жениха, ладно? Взмахнёшь ресницами, повиляешь бёдрами, заманишь его своими выкомурами - и готово! Во дворце полно укромных комнат. Зато поселишься в Третогоре, я тебя в штат придворных дам введу, а? Только не оставляй меня с этими бледными занудными старухами! Они просто невыносимы: куксятся на меня, изгибают брови, говорят сквозь зубы и постоянно вспоминают прежнюю королеву, – страдальчески протянула принцесса, на что Марианна слегка отпрянула и покривила губы. - Адда, ты не ведаешь, о чём просишь! Ты лучше найди себе какого-нибудь фаворита, а вот у меня едва ли появится желание жить в Редании и каждый день слушать местный рычащий выговор! - Фаворита?! Не говори глупостей! – Адда аж встрепенулась от возмущения, а фрейлина продолжила таким же недобрым тоном: - Когда Радовид прибыл в Вызиму, ты миловалась с Родериком де Веттом… - Не упоминай при мне имя этого негодяя! Из-за него я повторно обратилась в стрыгу! - А ещё тот ведьмак! Радовид в курсе, как ты увлеклась Белым Волком? Адда покраснела и крепко сжала подол платья. Да, Геральт был ей очень симпатичен, а с их мимолётного романа прошло не так много времени. Но это было такое же увлечение, как и многие до этого: ни к чему не обязывающее и ничего не требующее взамен. А Радовид…к Радовиду она испытала совсем другое. - Это всё осталось в Вызиме, - тихо, но очень твёрдо ответила Адда. – Что было, то было. Радовида я не обманывала, парой мы тогда ещё не были. А сейчас я с моим Орлом, и только это имеет значение. Она ненадолго умолкла, позволив служанке расправить оборки на рукавах платья. Блаженным, блестящим взором королевна уставилась на подсвечник, и в ту же секунду от его огня отделился другой огонёчек и играючи поплыл влево и вверх. - Жаль, что мы с ним маловато проводим времени вместе: пообщаемся с утра немного, изредка сходим прогуляться по саду, пообедаем всей честной компанией с дворянами да и расстаёмся до вечера. Радовид с моим отцом то и дело обсуждают какие-то торговые вопросы, династические дела, а меня словно и не существует! Ну уж когда я стану королевой, я не потерплю такое невнимание! - Ты думаешь, что после свадьбы что-то изменится? – Марианна недоверчиво покачала головой. - Тебя привезли в Третогор как трофей, который Радовид выиграл за помощь в подавлении беспорядков в Вызиме. Дети в королевских семьях рождаются не для счастья, а для «нужд государственных». Главное для твоего отца – это заключить контракты с Реданией, уладить приграничные сварки и разобраться с престолонаследованием. Ну а с чувствами Радовида к тебе и твоими к нему – как получится… Это предостережение вывело из равновесия чувства Адды. Не то что бы она сама этого не понимала, просто боялась размышлять о том, что будет, если не сложится их семейное счастье с Радовидом. Душа королевны и так страдала от ран, нанесённых когтями проклятья, так неужели супружество вырвало её из родного гнезда лишь для того, чтобы потом обречь на тяжкую долю? - Вот поэтому я и не хотела ни за кого выходить замуж! – резко ответила принцесса. – Не желала, чтобы меня вот так запросто лишали темерского трона и передавали в чужую страну как диковинную птичку в золотой клетке. Но отец не хочет видеть меня королевой Темерии, у него же есть и другие дети, и боюсь, он бы не вступился за меня, даже если бы ко мне сватался каэдвенский кабан Хенсельт. Ведь речь не о любви, а об этом проклятом долге. Немудрено, что в Вызиме Его Свирепшество показался мне подарком судьбы: молодой, сильный и умный король, который пообещал сделать меня самой влиятельной женщиной Севера. Я ехала в Реданию с большой надеждой, но пока что я вижу серое небо, неприветливый двор, а будущий муж мой словно подрастерял по дороге всю свою весёлость и стал таким же строгим и скованным, как в нашу первую встречу. Радовид хочет, чтобы я обращалась к нему на людях «Ваше Величество», - она произнесла это на выдохе и очень сдавленно, - чтоб запоминала все титулы его блеклых придворных, да чтоб приноровилась к третогорским обычаям, которые в пять раз консервативнее наших, иными словами - вела себя поскромнее. Я не спорю, что так «правильнее» - выстроить между нами стену из лицемерного этикета – но надо же, так сказать, приспособляться, - и сказав «приспособляться», принцесса вовсе не имела в виду себя. Марианна усмехнулась. - То есть ты и в Редании решила остаться принцессой Темерии? И слышать вслед: «Смотрите-ка, темерская королевна Адда, жена короля Радовида!»? А не лучше ли «Да здравствует Адда II, королева Редании!»? В ответ Адда бросила на фрейлину надменный взгляд и твёрдо заявила: - Да, я буду Аддой Реданской, но и Аддой из Темерии тоже, ибо я, темерка, не собираюсь растворяться в муже и в его королевстве! - Ха! Спорим, что мы приедем с Каролиной навестить тебя через пару месяцев, а там уж пред нами - самая настоящая реданка: Орлица, а никакая не Лилия? Принцесса растерянно замолчала и отвела очи к окну. Кто же такая будет «королева Адда»? Какова из себя «Белая Орлица Редании»? Что станет, когда она утратит свой прежний титул принцессы? Служанка надела принцессе на голову золотую корону с многочисленными рубинами, которая тяжело легла на лоб невесты. Девушка подумала, что сразу после венчания заменит корону на золотой трехзубчатый венец, который необычайно подходил к её красивому личику. Завершающей деталью стала белая лилия, которую будущая королева приколола к поясу. - Совсем скоро подадут карету, и мы с отцом поедем до Краснокаменного собора. Радовид по традиции будет уже там, - королевна опустила глаза и нежно улыбнулась. – Нас повенчают…и буду я с той поры зваться Аддой II, королевой Редании. Один титул сменится другим, но за ним останусь всё та же я – Адда Белая.***
И вот настал долгожданный час королевской свадьбы! Для неё, как водится, был утверждён строжайший церемониал, но, несмотря на это, праздник получился необычайно весёлым и дурашливым. Такого колоритного бракосочетания Редания ещё не видывала! Впрочем, начиналось-то всё строго по правилам. В парадной карете, запряжённой восемью лошадьми, принцесса Адда вместе с королём Фольтестом прибыли к величественному и необычайно красивому Краснокаменному собору. За ними в отдельной карете подъехали фрейлины, свидетели и другие придворные. Когда дочь с отцом вошли внутрь, у алтаря их уже ожидал Радовид – внешне, как всегда, довольно спокойный и отстранённый, но Адда заметила, как едва уловимо дрожат его руки. Принцесса чувствовала, что король хочет ринуться прямо к ней и что-то сказать, ибо взгляд Белого Орла был полон восторга и восхищения. Но Его Величество неукоснительно следовал церемониалу. Радовид был облачён в роскошный кафтан из золотистого атласа с шёлковой вышивкой в виде цветов, под которым виднелась льняная сорочка. Также на нём были штаны серо-коричневого цвета в тонкую полоску и тёмные сафьяновые сапоги с узором. На груди у него со стороны сердца красовалась эмблема с реданским орлом. Но совершенно особенной деталью стал пояс короля: тканый нитями трёх цветов – оранжевой, красной и бордовой – он был украшен шестью пушистыми кистями и красивым обережным орнаментом. Этот чудесный пояс Адда специально соткала своему будущему мужу к свадьбе. Поверх кушака по реданской моде Радовид надел тёмно-красный кожаный ремень. Неподалёку от короля в архиерейской жемчужной ризе и драгоценной митре стоял сам Иерарх, Кирус Хеммельфарт, специально прибывший в Третогор из Новиграда (поговаривают, что епископ Третогорский, Кириакий, по поручению короля приложил немало сил для того, чтобы молодым не пришлось самим ехать за высочайшим благословением в Вольный город). Рядом с ним были два прелата и несколько королевских пажей с расшитым полотенцем и шёлковым ковром, на который должны были встать молодые. Адду, одетую в белоснежное платье, сияющую жемчугом и драгоценными камнями, Фольтест под руку подвёл к алтарю. Принцесса крепко сжимала локоть отца, а её очи несмело глядели прямо на жениха. Странно было ей сейчас вспоминать о том, как ещё недавно она хотела совершить переворот и доказать родителю и всей Темерии, что она, как никто другой, достойна быть королевой. Но союз с Саламандрами не принёс ей ничего хорошего, а мечты о темерской короне пришлось оставить в прошлом. И в то же время Вызиму она покидала с каким-то смутным облегчением: быть может, ей и впрямь будет лучше в роли жены короля, а не самодержавной государыни? Быть может, отец был прав, что не решился доверить страну ей, 14 лет проведшей в облике стрыги и затем столько времени потратившей на восстановление? Уж для неё, пожалуй, всяко лучше смотреть со стороны, как муж передвигает по карте фигурки, чем ломать голову самой…А она займётся благотворительностью, общественным призрением, будет наслаждаться дворцовыми праздниками, поездками на природу и уютом небольшого Третогора…Но вдруг окажется так, что настоящая её жизнь – самая острая и яркая, самая глубокая, - и её истинное место навсегда остались в Темерии? И вот, началась церемония. Иерарх вместе с хором широко, протяжно и очень мелодично запели венчальные псалмы. Их голоса мягко вливались в тишину собора, и вокруг становилось теплее и радостнее. Радовид со всей душой внимал дивному пению. Казалось, вместе с музыкой уплывало всё самое тёмное и тяжёлое, что прежде наполняло его грудь. Адда же украдкой смотрела на хор с чувством, близким к испугу. Странная, откуда-то взявшаяся тоска по Родине сжала ей сердце, а внутри неё ожило какое-то необъяснимое, беспокойное желание броситься к отцу. Фольтест тем временем сидел позади и умиротворённо наслаждался музыкой. Адда видела, как на пороге храма он остановился возле старшей сестры Радовида, Далимиры, и недолго, но очень эмоционально в чём-то ей объяснялся. Священница лишь коротко развела руками и замотала головой, дескать «не нужно, Фольтест», и темерский король вернулся к дочери, слегка взволнованный, но с облегчением во взгляде. Принцесса знала, что Далимира должна была стать женой её отца, и боялась увидеть в глазах Радовидовой сестры презрение и неприязнь в свой адрес. Но напрасно: золовка не держала на невестку никакого зла и спокойно наблюдала за венчанием. Закончив пение, Иерарх обратился к Адде со словами: - Слыши, дщи, и виждь, и приклони ухо твое, и забудь прежний народ твой, ибо теперь надлежит тебе быть королевой Реданскою. Повинуйся своему мужу, да будет украшением твоим не внешнее плетение волос, не золото убора и нарядность одежд, но нетленная красота кроткого духа. Адда поджала губы и едва заметно нахмурилась. А если за всем этим праздником я просто не вижу наперёд, какое меня ждёт несчастье при реданском дворе? Одно за другим – словно звенья в цепи. Радовид – король, ему всё равно, он получил то, что хотел. Что мне ещё придётся ему отдать? Затем Хеммельфарт сказал Радовиду: - И поехал ты, волей Вечного Огня, в чужую страну за женою. Береги же её, обращайся с ней благоразумно, как с немощнейшим сосудом, оказывай ей всяческую честь. И после, воздев руки над головой, сказал: - Да примет Вечный Огонь наше прошение, благословит сей брак и подаст вам жизнь мирную и долгоденствие. Да исполнит дом ваш всякого блага и мудрости, чтобы вы могли заботиться о вашем народе. Дай вам Пламя плод чрева, прекрасных детей, единомыслие душевное и телесное. Возвысит вас Пламя как виноградную лозу ветвистую. Дарует семя в колосе, чтобы, имея всякое довольство, изобиловали вы всяким делом добрым. И да увидите сыновей у сыновей своих, как саженцы дуба вокруг дома вашего. Далее последовали вопросы: не обещались ли Радовид и Адда кому-то другому и имеют ли намерение доброе и непринужденное и твердую мысль взять себе в супруги друг друга? Когда были получены необходимые ответы, Адда присягнула Радовиду как королю на верность, а затем Иерарх прочитал все полагающиеся молитвы. Принесли перстни, и жених принялся надевать один из них невесте на палец. И вот, он в своём полном праве надевает кольцо мне на правую руку, и я становлюсь его королевой. В эту секунду страх до боли сжал сердце принцессы, её губы дрогнули, а в горле неприятно защипало. Радовид никогда не причинит мне зла! Я верю ему! Я очень хочу ему верить! Она почувствовала, что сейчас у неё хлынут слёзы. Адда взглянула на Радовида: выражение его лица было очень приветливым, даже весёлым, а не сосредоточенным, как то полагалось. Девушка слабо улыбнулась и аккуратно надела перстень на палец своему жениху. Следуя традиции, Радовид бережно укрыл Адду алой королевской мантией – это был символ того, что она теперь замужем и находится под его защитой. Заботливые прикосновения короля немного успокоили Адду, и она решила окончательно отбросить терзавшие её сомнения, просто доверившись своему мужу. Молодым повязали праздничный рушник, и вот руки Радовида и Адды наконец соединились. После нескольких завершающих молитв король и королева встали друг напротив друга. - Мне не хватает слов, чтобы выразить все, что я чувствую, – шепнул Радовид со скромной улыбкой, а взор его был необычайно светел и добр. – Я бесконечно счастлив, что ты стала моей женой. Сказав это, он прижался к Аддиной щеке и поцеловал супругу так тепло и с такой нежной любовью, что сердце королевы готово было выпрыгнуть из груди. А когда она взглянула на Белого Орла, то увидела блестящие капли в уголках его глаз, и сама уже более не смогла сдержать чувств. Жемчужные слезинки тонкими полосками скатились по её розовым ланитам, прямо к уголкам улыбающихся губ. Затем последовал большой выход новоиспечённой августейшей семьи к народу и традиционное праздничное шествие через главную площадь до ворот Радовида Великого – главных врат столицы - под колокольный перезвон, море цветов и радостный шум восторженных подданных. Всеобщей радости не было предела: повсюду играла музыка, на площадях начались танцы, актёры разыгрывали сценки и кукольные представления. Открылась торжественная двухнедельная ярмарка. Лавки мясников ломились от всевозможных колбас и копчёностей, а офирские купцы привезли в Реданию диковинные пряности. А чего только не было у пекарей и кондитеров: и засахаренные фрукты, и десяток видов варенья, и корично-карамельные пряники в виде орлов, и искусно украшенные караваи, один из которых на рушнике преподнесли королю и королеве. Просторно, весело, разгульно было в Третогоре! Когда король и королева вернулись в замок, их встречал весь реданский бомонд, включая купцов первых двух гильдий. Также прибыло много знатных особ из Темерии. Адда переодела своё венчальное платье на более приталенное: оно было кремового цвета, с пышными длинными рукавами, расшитыми маленькими золотистыми цветками, а по подолу у него было три широких узорчатых полоски; также королева заменила алую накидку на палевую, отороченную мехом и украшенную вышивкой на буфастых рукавах. Затем все потихоньку стали садиться к столу. Сначала подали воду для умывания, затем – яства. Гости наслаждались жареными цаплями в медовом вине, дрофами, гусями, мясными пирогами, паштетами и многими другими кушаньями. На десерт подали огромный торт в виде королевского замка, а вокруг него были сахарные сады с лимонными и апельсиновыми деревьями. Всего давали вдоволь, обед был очень щедрый и тянулся до самого вечера. Главный кравчий прислуживал троим венценосным особам, сидевшим на королевском возвышении, но больше всего ему пришлось кружиться около Адды, которая отличилась очень хорошим аппетитом. Король Фольтест выпил за молодых и поздравил их со свадьбой. - Я счастлив, что наши семьи завязали родство, а королевства – крепкую дружбу. Король и королева Реданские! Да будет ниспослано благо на ваше счастливое супружество и на ваших подданных! – закончил темерский король свою речь и тихо добавил, по-отечески похлопав Радовида по плечу: - Ты большой молодец, парень! Я не сомневаюсь, что ты будешь добрым мужем для моей дочери. Отец с матерью гордились бы тобой! - Спасибо тебе, Фольтест. Я сделаю всё, чтобы Адда была счастлива, - Радовид рассеянно улыбнулся, и какая-то особая теплота разлилась по его сердцу. Вот уже не в первый раз, общаясь с темерским владыкой, король ловил себя на мысли, как сильно порой Фольтест напоминает ему собственного папу. После обеда вручали подарки. От Радовида Адда получила ожерелья: одно - из 25 отборных бриллиантов, а второе - из ляпис-лазури; жемчужный венец, где каждая перлина была величиной с вишню, с розовыми изумрудами и серьги под стать; пару туфель, украшенных лентами, и пару сапожек из нежнейшей кожи; золотой сундучок для украшений, отделанный финифтью; несколько кусков вишнёвого с золотом алтабаса, красного и лазоревого бархата, офирского атласа с золотой вышивкой. Адда подарила мужу 4 златотканых с обеих сторон ковра, три прекрасных гобелена; белоснежную, вышитую цветами сорочку; рукавицы с серебряной отделкой. Фольтест подарил зятю золотой посох с каменьями; перо в рубиновой оправе, украшенное тремя большими жемчужинами; миниатюрный корабль, отделанный золотом, камнями, жемчужинами — вещицу необычайно красивую и достойную удивления; несколько кусков красного туссентского бархата с золотой вышивкой, белого и оранжевого алтабаса в сто локтей, золотой и серебряной парчи. Дочери темерский король вручил несколько сапфировых дукачей, ожерелье из изумрудов, браслеты, усаженные драгоценными камнями; шесть больших позолоченных кубков, двенадцать малых блюд, глубоких из чистого золота, очень хорошо и гладко сделанных, с финифтью; куски тёмно-синего и серебряного атласа. Радовид подарил Фольтесту красное бархатное седло с отделкой камнями; золотой перстень с алмазом; соболиную шубу, шаубе по реданской моде и сапоги. Затем начались танцы. Открывающий медленный и изящный танец по свадебной традиции исполнили отец и дочь. После этого с королевой Редании пошёл танцевать муж. Пока Радовид с Аддой грациозно и величественно скользили по залу, исполняя паванну, музыка играла довольно неторопливо и ненавязчиво. Супруги решили мимоходом перекинуться парой фраз. - Ко мне недавно подошёл граф фон Эбергейд, - начала Адда. - Он поздравил меня с браком и новым титулом и внушал, чтобы я тебя, своего мужа, чудесно данного мне милостью богов, вела к соседской дружбе с другими странами для блага королевства. А ещё он велел мне сегодня непрестанно кланяться тебе в ноги и благодарить за оказанную мне честь быть твоей женой. Радовид многозначительно выдохнул и цокнул языком. - Не слушай его, он никак не может прийти в себя от того, что… - король торопливо осёкся, посчитав абсолютно лишним развивать эту тему перед Аддой. - Глупо даже вспоминать об этом. Что ты ему ответила? - Я ответила, что моего единственного поклона в соборе хватит на все годы нашего брака, - и Адда хитро прищурилась. - Знаешь, мне кажется, что его жене живётся несладко. Эбергейду явно не достаёт уважения к женщинам. Наверное, супруга редко ему возражает и нечасто требует чего-то для себя. - Но и муж-потатчик – это тоже плохая крайность, - заметил Радовид доброжелательно, но всё-таки с некоторым нажимом. – В конце концов, так уж давно повелось, что жена, обыкновенно, слушается мужа и уважает его решения. Адда остановилась и сделала жест музыкантам. Затем она вызывающе гордо подняла подбородок и вдруг громко запела, постукивая каблуками и пожимая плечами: - Радовид – удалец, Ты моя отрада! Радовида - удальца Лю́бить его надо! Под го́ренкой, под око́ленкой Девка сад са́дила, сердце надса́дила. Уважала, провожала, Уваженье впрок не йдёт. Семь поклонов посылала, Но к ней миленькой не йдет! Я сама сады садила, са́ма буду поливать, Сама милого сердила, са́ма буду уважать! Радовид – удалец, Ты моя отрада! Радовида - удальца Любить его надо! Радовид лишь махнул рукой и воскликнул: - Ну, Адда-отрада, тогда держись! - и тут же сам принялся подпевать и пританцовывать вместе с женой. Пляска сразу приняла новый, совершенно крутой оборот. Весело заиграли лютни, дудочки и рожки, зазвучал барабан, затянули волынки. Все гости принялись лихо и ритмично танцевать гальярду, безудержно шагая и прыгая, разворачиваясь при этом вокруг себя. В какой-то момент Реданский Орёл ловко поднял хохочущую супругу высоко над собой, филигранно исполнив это сложное движение. Впечатлённый граф Родерик Аллейн на радостях постарался повторить за королём эту фигуру, но переоценил свою удаль и едва не уронил герцогиню Адалину фон Эбнер. Далимира не танцевала и молчаливо сидела за столом с кубком вина. - Что же Вы не пляшете, Далимирочка? - весело подскочила к ней Адда. – Неужто самое весёлое для Вас на сегодняшнем празднике – это обсуждать с епископом Кириакием священные заветы? - Адда, я ведь говорил, что Далимира – настоятельница монастыря святого Венедикта, - заметил подоспевший Радовид, который сел на скамью рядом с сестрой. – Естественно, сейчас она предпочитает общество служителей культа, пусть даже когда-то также, как и ты, лихо отплясывала на балах. - Спасибо за заботу, Адда, - ответила Далька, - но настоятельница, танцующая гальярду – это, с точки зрения монашества, полнейшее хулиганство и безобразие. - Ну а я просто обожаю хулиганства и безобразия! И когда-нибудь, Далимира, Вы тоже с нами спляшете! – громко заявила Адда и махнула рукой Радовиду. – Вашество, вернёмся к танцам! - Сейчас-сейчас, - ответил король и, когда королева воротилась на середину зала, обратился к сестре: - Что ты думаешь об Адде? - Она в чём-то напоминает мне Милену. Та тоже любит быть в центре внимания и всех кругом заводить своей энергией и авантюризмом. - Серьёзно? Мне казалось, что Милька мягче… Далимира улыбнулась и покачала головой. Как же она в эту секунду была похожа на матушку! - Ты едва помнишь Милену, братец. Но уж поверь, она – гордая, упрямая, острая на язык и очень решительная. Совсем, как ты. Радовид смущённо провёл рукой по затылку. - Ну, может быть. Я ведь был совсем ребёнком, когда она уехала в Аретузу. Я очень хотел, чтобы Милька тоже пришла на мою свадьбу, но…пока так и не смог найти её. Но я надеюсь, что когда-нибудь этот день настанет и мы соберёмся все вместе, дома. Что может быть лучше, верно? Далимира погладила брата по плечу и крепко обняла. Он ответил сестре тем же. Затем настало время круговой пляски, напоминающей народный карагод. Супруги вышли на середину круга, изображая как бы диалог влюблённых - с нотками ревности, шутливой размолвкой и примирением. Радовид впечатляюще лихо вертелся, от души выдавал коленца и попеременно приседал, выставляя вперёд то одну ногу, то другую. Просторные рукава стали ему словно крыльями, а пояс – хвостом. В свою очередь Адда дробно шагала вокруг мужа, хлопая в ладоши и покачивая бёдрами, подначивая его на всё новые движения и выкрутасы. А во время полонеза Фольтест с Радовидом и Аддой, взявшись за руки, от радости танцевали такой бешеный галоп через все большие залы, что двор едва поспевал за ними, задыхаясь от усилий. И молодежь, и люд постарше в тот вечер веселились до упаду – даже пожилой герцог де Ланек скакал козлом и весело гикал. Первый день торжества подходил к концу. Под самую ночь, когда настала пора постельной церемонии, гости хватились неизвестно куда сбежавших короля и королеву. Удалиться на время из замка предложил Радовид. Он провёл Адду через душистый сад прямо к речке Модле, усадил её в украшенную белыми и красными розами лодочку, а сам взялся за весло. Где-то вдалеке гуляла и гудела ночная столица, озарённая красочным фейерверком: казалось, что ослепительный караван лазоревых, алых, серебряных птиц и животных летел и мчался прямо по крышам домов. А тем временем под опаловым и лунным небом Третогора уединённо плыли Радовид и Адда, тихо наслаждаясь своим безмятежным счастьем.