Голоден ветер, голодны скалы

Моракс величественен и стоек подобно горе. Моракс не ест людей. Он не ест людей. Барбатос легок и своенравен подобно порывам ветра. Барбатос не ест людей. Он не ест людей. Баал и Вельзевул стремительны и опасны подобно грозе. Они никогда не ели людей. Барбатос с ними не поделится своей добычей. Лишенный божественного сердца — оков Селестии, Барбатос скидывает чужое имя и становится безымянным плотоядным ветром. Сквозь шторма он проносит тело поверженной ведьмы и укладывает его на металлический стол в сердце Ли Юэ. Сердце. — Я, пожалуй, пойду. Эта девочка слишком много знает и потому она осторожно закрывает за собой дверь, лакированные цветы сливы на шляпе тревожно подрагивают в такт ее шагам. Чжунли — полудракон, скинувший опостылевшую шкуру и его голодные глаза жидким золотом горят в темноте, когда он подходит к столу. Он закатывает рукава и смотрит на тело ведьмы как на кусок мяса. Мясо. Он нежно распускает завязки на ее платье, разрезает непослушную ткань и обнажает прекрасное холеное тело огненной ведьмы. Обнаженная грудь ее выглядит особенно сочной и при варке, должно быть, она будет пахнуть молоком. Чжунли деликатно прикасается к белоснежной ноге и отмечает: — Мясо следует разрубить, отделить бедро, опалить, отскоблить и промыть несколько раз, потом разрубить на части вдоль и положить на сутки в проточную воду. Затем потомить несколько часов вместе с ростками бамбука, чтобы оно стало мягким и отдало весь сок. Для насыщенности вкуса к ножкам можно добавить желудок. Безымянный ветер улыбается, предвкушая изысканное блюдо. Но голод такой сильный, что он не может больше ждать. — Я голоден, — жалобно умоляет он, сминая беретик в руках. — Ты ждал тысячи лет, а теперь не можешь выдержать полутора суток? — безразлично спрашивает Чжунли, но по его лицу пробегает тень и ветер знает, что тот уже почти смирился с жадностью гостя. — Пожалуйста, — умоляет ветер. — Я так голоден. Откликаясь на его призыв мертвые ветра беспокойно бьются в окно, они тоже жаждут пищи. И старый полудракон соглашается: несколько точных разрезов, аппетитный чавкающий хруст и наружу выходит сердце. Ветер дрожит, нефритовый свет пульсирует в тех местах, где у людей течет горячая красная кровь, он почти задыхается от облегчения, когда Чжунли передает ему еще теплое сладкое сердце. Он впивается в него зубами, и ветры за окном начинают выть от голода, но он лишь в упоении жует. Он стонет, а ветра гонят тучи на гавань и за окном собирается гроза. Чжунли недовольно поджимает губы и начинает разделывать тело. Он сливает кровь, обрезает волосы и ногти, работа спорится в его умелых руках. И вот набирается целая чаша. Будь здесь госпожа директор — о, она справилась бы намного лучше! — но и Чжунли способен на многое. Он распахивает ставни, берет жаровню с тлеющими углями и ставит ее на окно, а сверху бережно выкладывает угощение мертвым ветрам. Оно тлеет и жертвенный дым поднимается к небесам, ветра с голодным воем подхватывают его и уносятся прочь. Гроза прекращается. — Странно, — говорит женский голос, слышимый сквозь распахнутые ставни. — Вроде бы еще далеко до сезона гроз, с чего это погода сегодня такая непредсказуемая? — А я не захватила из дома зонтик, обязательно промокну как назло, — обиженно вторит ей другой голос. А чем это так пахнет? Будто волосом паленым… — Ой, мы ведь рядом с похоронным бюро! — вскрикивает первая. — Побежали отсюда. Ветер, что прислушивается к досужей болтовне, наклонился было вперед, но его останавливает безразличный взгляд Чжунли. Никто не смеет рвать плоды в его саду. И ветер покорно усаживается на металлический стул, продолжает жевать сердце. Кажется, будто оно бьется в его руках, но это лишь иллюзия. Лицо его измазано кровью, словно у расшалившегося мальчишки, выпившего банку вишневого варенья. Он слишком жадно ел, слишком торопился, не жевал почти, а рвал зубами плоть ведьмы и теперь обижен, что еда так быстро закончилась. Теперь ветру скучно и он с тупым равнодушием наблюдает за Чжунли, который методично разделывает тело на куски. Ноздри щекочет соленый аромат крови. Чжунли замачивает почки и прочую требуху в подкисленной воде, кладет мозги в лакированную коробку и убирает в холодильный шкаф. Из окна льется мягкий свет и доносится смех прохожих. Чжунли работает топором, отделяя мясо от костей, и аккуратно раскладывает куски на металлическом столе. Часть мяса он бережно заворачивает в восковые салфетки и убирает. Ветер, кажется, дремлет в ожидании ужина и вздрагивает лишь тогда, когда Чжунли кладет руку ему на плечо. Стол идеально чист, холодильный шкаф плотно набит, и аппетитные куски мяса аккуратно сложены на подносе. — Долго я спал? — зевает ветер. — Уже почти вечер, — отвечает ему Чжунли, берет поднос и приглашающе указывает на дверь. Они поднимаются на второй этаж, где организована прекрасная кухня. Ветер озадаченно крутит головой по сторонам и Чжунли отвечает на невысказанный вопрос: — Очередная задумка директора, она хотела открыть в похоронном бюро небольшой ресторан. Ветер усмехается, он чувствует, как в воздухе витают перемены. Идея милой девочки-директора скоро окупится. — Она милая, — говорит он, наконец, вслух. — Надо ее угостить. Ей понравится, таким как она всегда нравятся наши пиршества. Чжунли задумчиво кивает и открывает бюро в котором хранится картотека рецептов. Неспешно и аккуратно его пальцы перебирают рецепты. Наконец, он останавливается на трех карточках и приступает к готовке. Ветер — хороший гость и не мешает хозяину. Мясо шипит на чугунной сковородке, тушится в глубоком горшке и покрывается румяной корочкой на решетке. Чжунли добавляет специи, изредка пробуя, и каждый раз на его обычно бесстрастном лице проступает гримаса блаженства. Первым готово бедро на решетке: они заворачивают его кунжутные листья и запивают припасенной рисовой водкой. Следом идет нарезанная ломтиками шейка, пожаренная в глубокой сковороде на креветочном масле и поданная с глазурными лилиями. И только потом Чжунли подает тушеную со сливами, темным соевым соусом, кабачками и заоблачными перчиками лопатку. Ветер больше не голоден и с наслаждением смакует плоть ведьмы, что освободила его от оков и запивает ее все той же водкой. Он смеется счастливо и свободно, кладет ложку в опустевшую тарелку, фамильярно хлопает Чжунли по плечу и улетает вслед своим мертвым братьям. В его пьяной улыбке обещание и глаза Чжунли загораются словно фонари на улицах Ли Юэ от предвкушения новых блюд. — В следующий раз мясо с меня, — едва слышно говорит он на прощание.