Чёрный или голубиная кровь?

У Гино было одно желание, которое он не мог себе простить — направить на Когами прицел Доминатора. Убрать палец со спускового крючка на всякий случай, чтоб не дрогнул, держать рукоятку обеими руками. На всякий случай. Ещё тогда, в их прошлой жизни, у Когами был коэффициент преступности опасно близкий к режиму «Уничтожение», и это было до того, как он убил кого-то собственными руками, а не по приказу Сивиллы, о котором размышлять-то и в голову не приходило. Теперь же, спустя годы, Гиноза отчаянно хотел знать цифру, после убийства Макисимы, после войны в Юго-Восточной Азии. После всех тех смертей, что Когами встречал лицом к лицу. Тех, в которых был не повинен, и тех, причиной которых стал он сам. Гиноза до сих пор отлично помнил, как тогда, четыре года назад, замешкался в ту секунду, когда скрутил наёмника, торопливо соображая, что с ним дальше делать, а Когами не замер ни на мгновение — свернул бедолаге шею. Гино тогда не испытал шока, но он задумался, пусть и на секунду, а Когами — нет. В тот раз Гиноза просто не решился после ткнуть в Когами Доминатором. Он тогда много на что не решился. И хотя с самого начала был настроен Когами отпустить, где-то в глубине души Гиноза боялся, что если попытался бы этого не сделать, ему бы пришлось подчиниться решению Доминатора. Когда Гино смотрел на Когами теперь, такого — спящего, подложив руку под голову, мирного, расслабленного, домашнего — в голову закрадывались мысли: может, его коэффициент только снижался все эти годы? Оттого, что Когами наконец поступал по собственной справедливости, а не по приказам системы? Ведь это уму непостижимо! Что уж говорить: по всем законам — по законам Сивиллы и законам человеческим — в постели Гинозы сейчас лежал совсем не латентный преступник. Гиноза знал свой коэффициент с последней проверки и тот был далёк от пугающей цифры, он даже стал немного снижаться после возвращения Когами, так что Фредерика даже уточнила почти в шутку, не хочет ли Гиноза в лечебницу, а потом — назад в общество. У Когами ситуация явно была иной. Это было в том, как он смотрел, как дышал. Гиноза чувствовал это кожей, когда находился рядом с ним на расстоянии выдоха. То, за что так доверяли Когами в МИД, — это его умение контролировать зверя внутри себя, неподвластное почти никому, кто шагнул за пару сотен. Но этот зверь там всё же был. И он спал сейчас под одеялом Гинозы, как его верный пёс. Гино усмехнулся своей ассоциации: когда-то он звал Когами псиной и не хотел видеть ничего, кроме этого. Значительно позже он научился читать суть. Удивительно, но для этого потребовалось не сжимать в тиски собственные чувства и реакции. Если он доверял Когами без оглядки, не контролируя его действия, не обсуждая стратегии, — это было нормальным. Если хотел касаться его так, чтобы горело всё внутри, а по утру сложно было встать с постели — это было нормальным. И если он испытывал страх, когда Когами смотрел на него, мельком оглядываясь на задании, — это тоже было нормальным. Просто Гино хотелось знать, даже если это ничего не изменит в их отношениях. Даже не так: несмотря на то, что это ничего не изменит. То было не беспокойством или любопытством, необходимостью — не было, и оттого, как глупо это всё выглядело и неважно, Гиноза злился на самого себя и желание увидеть ничего не значащие для него цифры. Он закрыл глаза и вздохнул, а потом поднялся со стула, на котором сидел, и побрёл к кровати. Всё равно Доминатор не сработает на Когами без специального допуска, а у Гино и разрешения взять его в руки давно уж нет. Он теперь мог бы полагаться только на собственное сердце, но в этом вопросе оно запросто могло перепутать чёрный с белым. Когда-то одержимость цифрами и цветовым оттенком сводила Гинозу с ума. Когда-то эту одержимость он перешагнул и отбросил. Но спустя годы и миллионы принятых решений Гино всё ещё не отпускало иррациональное желание знать, в какой цвет окрашивает Когами он сам. Чёрный или голубиная кровь?