***
Когда Асагири продолжил свой путь, он всё ещё не знал, чего хотел. Для него не было чего-то определённого, что можно было получить от Сенку, ведь этот прекрасный учёный сам по себе был подарком судьбы. Ишигами Сенку был прекрасен во многом: его стремлении возродить цивилизацию и выборах пути для этого, в своих знаниях и умении их правильно применить, в том, как умел приковать взгляд к себе при создании нового устройства. При последнем Ген часто замечал, что ученик науки был мало того, что красив, так ещё и с толикой азарта наслаждался своим занятием. Но порой это пугало: Сенку становился Эдемским змеем, который строил настолько ехидные планы, что их страшно произносить вслух. Тем не менее менталист считает это довольно милым. Мило, когда красноглазый пробуждает свой детский азарт, ныряя в него с головой, забывая про существование сна и его важности. Как красиво и выразительно блестят в такие моменты его маковые глаза… Была бы у болтолога возможность, он бы потонул в этих лавовых потоках, не замечая ускользающего времени. Так бы и изучал алые переливы в глазах, осознавая, что лава уже затянула до невозможности глубоко, заставляя понимать, что только это и хочется делать. Хочется смотреть бесконечно долго в рубиновые глаза, и желать, чтобы они смотрели в ответ так же глубоко. Однако ни времени, ни ответа не будет. В конце концов, Сенку научный гений, а всё чего хочет Ген покажется ему антинаучным. Всё же Сенку — учёный.***
Когда Асагири примерно остался в дюжине шагов от уже хорошо известной ему лаборатории, он остановился, вскидывая взгляд вверх. Солнечные лучи, затерявшиеся в кроне деревьев, мягко осели ему на щёки. Приближалось время заката, а значит, осталось менее тридцати часов до отлёта. Обладатель серых глаз чувствует внутри лёгкое, трепещущее отчаяние: он всё ещё не придумал, что хочет от молодого научника. Хотя такого времени даже не хватит банально на создание какой-то колы с необычным вкусом, ведь Ишигами нужно будет проверить вместе с Ксено множество вещей, а затем ещё и своё состояние. Будет совсем не то, что не до Гена, будет в принципе не до всех. Завтра будет возможным последним для Сенку днём на Земле. Завтра будет тревожным. От этого всё внутри неприятно сжимается, и взгляд невольно падает вниз, цепляясь за дикую, белоснежную маргаритку, вызывающую легкую грустную улыбку. «И почему же так сердце сжимается?» — мысленно сам себе задаёт вопрос Асагири, пытаясь скрыть правдивый ответ, который врезается следующей громкой мыслью. — Ген! — почти радостно и подозрительно громко оклик Хрома побуждает взглянуть на него. — Я как раз тебя искал! — он стоит возле входа в лабораторию, очевидно только выйдя из неё. — Ты не мог бы минут через пять зайти в лабу? Просто Сенку нужно кое-что доделать к… — кареглазый ненадолго запнулся, и, кажется, он словно бы додумывает своё предложение. — Доделать по важному научному проекту! Ученик Сенку ретировался почти также быстро, как закончил свою речь, оставляя Гена вновь одного. Выйдя из состояния прострации, менталист вспомнил зачем шел. К Сенку. Он его попросил дать ему неважно какой сложности, но ответ. Серебристые глаза, как бы провожая, снова упали на маленькую маргаритку, так выделяющуюся из травы. Такая белая, среди всей зелени. И после, под фиолетовым полотном соединив ладони, в которых красовался другой цветок, Ген возобновил путь.***
Заглядывая в лабораторию, болтолог отмечает, что единственный в ней человек не повернулся ни на секунду. Разве что лишь добавил одну линзу в микроскоп рассмотреть что-то получше. Поэтому Асагири посчитал, что ничего не изменится, если он зайдет полностью. — Сенку-чан, что рассматриваешь? — чуть наклонённая в бок светло-тёмная голова осталась неподалёку возле рабочего места учёного. Интересно наблюдать за тем, как дитя науки одновременно и смотрит в микроскоп, и делает пометки на бумаге, лежащей рядом. — Гранат… — парень быстро изобразил на листе кружок, а после резко черканул от него полосу, соединяющую с другим кругом, и вслед за этим продолжил: — Точнее делаю его кристаллическую решетку. Ген прошёл чуть дальше, останавливаясь в полушаге от его спины. Взгляд коснулся листа с чем-то супер непонятным, поэтому подняв брови, и вздохнув с полным непониманием, парень спросил: — И как? Всё прямо-таки удачно складывается? Прежде чем продолжить, Сенку выждал несколько секунд, не касаясь листа карандашом, замерев, и будто бы не дыша. И Асагири весьма спокойно к такому отнёсся: человек размышляет и сверяется с собой в мысленных вычислениях, пытается справиться со сложной задачей, ему нужно время. Он его даёт без каких-либо вопросов и допросов. — Несмотря на структуру камня… — он отвлёкся, чтобы прочертить ромбообразную фигуру вокруг нескольких кругов, потом с неким азартом продолжил: — …и неточность этого микроскопа, я почти спокойно это могу сделать. Ксено дал мне эту задачу, потому что хотел проверить готовность сознания перед полётом. К слову, это на время. Казалось бы, тот азарт в его голосе должен радовать и приносить тепло душе Гена, но только слова неприятно чуть ранят. Снова напоминание об отлёте. Сенку должен понимать, что Ген тоже будет переживать. Причем немного больше, чем остальные. — Ты нашёл ответ? — Ишигами как бы невзначай задаёт тот вопрос, который меньше всего хотел бы услышать менталист. Пускай, присутствие этого вопроса должно было быть очевидным, но гетерохромной голове не хотелось его принимать во внимание. Можно было как-нибудь обойтись без него? У местного переговорщика не было ответа достойного учёного. Честно говоря, не было адекватного ответа. Обладатель серебряных глаз мягко провернул в своих пальцах, спрятанных под лиловым полотном, небольшой цветок, повторяя метод научника: выждать несколько секунд перед ответом. Вот только разница заключалась в том, что один из них проводил мыслительные вычисления, а второй просто тянул время. Пусть Асагири и понимал, что не ускользнёт от вопроса, но так он хотя бы попытается его избежать. Быть может лидер царства Науки настолько углубится в поставленную задачу, желая с азартом, присущим ребенку, быстро закончить её настолько быстро, что совсем не заметит, Асагири без ответа? Посчитает его молчание за ответ? Вот только вычерчивая последний ромб, захватывая им несколько кружочков, Сенку чуть неряшливо бросает карандаш в сторону, молниеносно хватает лист с самодельной кристаллической решеткой и отлынивает от микроскопа. Светловолосый с зеленой на конце резко поднимается, также оборачиваясь на болтолога с полным удовлетворением на лице и улыбкой, полной счастья. У него несомненно всё получилось. — Ген? — яркие алые глаза, вкрапления в которых изменились с тёмно-бурого на тон цвета светлее, кажутся более выразительными, чем обычно. Солнечная улыбка и такая лёгкость на лице научника заставляют желать смотреть на него вечно. — Честно говоря, Сенку-чан, у меня даже понятия нет на счёт этого, — чуть прищурив глаза и с ехидной улыбкой проговаривая, Асагири прячет руки за спину, скрывая цветок. И он не видит, как Ишигами хмурит брови, а вся лёгкость улетает, создавая привычный, чуть утомленный вид. — Асагири? Этот тон можно было мало когда услышать, но сейчас… Этот чуть прохладный, пригвождающий к полному ответу, не требующий возражений и просто неповторимый тон был очень кстати, если он хотел получить от болтолога ответа. Сенку, сверлящий взглядом, ждет ответа, а Ген вроде как пытается не прогибаться под этими лавовыми потоками. Таким образом, один теряет несколько беспощадно ценных секунд времени, а второй просто старается избежать вопроса. Так по-детски, Асагири. Просчитывая несколько прошедших секунд, складывая с потраченными на задачу и вычитая из выделенных на всё, учёный подсчитал, что в общем ему осталось не так много: всего лишь триста пятьдесят три секунды. А за это время стоило ещё дойти до обсерватории и найти злобного гения «Его Элегантность Ксено Всеяамерики». — Завтра примерно минус десять миллиардов процентов нам удастся встретиться, так что постарайся с утра передать кому-нибудь записку с тем, что хочешь, я постараюсь это сделать. Огненные потоки напротив немного потухают, словно бы расстраиваясь, и Сенку разворачивается, собираясь уходить. Однако в голову менталиста врезаются слова о записке… Что-что, но вариант с запиской самый ужасный. Тем более завтра! Завтра из улетающей команды никому уже дела не будет до Асагири Гена и его хотелок! Но нет! Сенку будет! Стоп… — Сенку… — Ген тихо роняет себе под нос, зная, что не имеет права просить о таком, будучи идя по пути логики. Шаги позади прекращаются, и он продолжает: — Я хочу равноценный обмен. Со спины не слышится ничего пятнадцать секунд, он считал. А на двадцатой с безэмоциональным смешком доносится: — Бартерный обмен, болтолог? «Нет, называй это как хочешь, но не бартер…» — в мыслях становится до жути душно, в ушах шумно, а в груди немного больно от ускоренного сердцебиения. То, что Асагири собирался отдать в качестве равноценного обмена не может подлежать возврату, как в бартерном. Позади слышится глубокий вздох, менталист уверен, Сенку согнул правую руку в локте, укладывая ладонь на талию, а мизинцем левой начинает чесать в ухе. И сверлит взглядом спину в лиловом хаори. Ген это чувствует. — И что же ты хочешь обменять бартер… — Сенку… — в секунду болтолог прервал речь учёного, но в ту же продолжил: — Пожалуйста, не называй это так, — пальцы начинают беспощадно вращать стебель спрятанного цветка в разные стороны. — Пояснишь? — Поясню, — он легко парировал, начиная поворачиваться к собеседнику. Обернувшись, первым, что заметил Асагири были блестящие глаза научного гения. А затем его лёгкая улыбка. Это заставило сердце затрепетать. Ген понял: он прогнулся. — Теплое чувство, когда немного краснеют щёки и уши, увеличивается частота сердцебиения и потеют ладони, что это по-твоему, Сенку-чан? — Асагири подозрительно улыбается, но всё ещё сохраняет спокойный образ. Сначала собеседник молчит, теряя время, а затем опомнившись и слегка расширив глаза, словно от удивления отвечает: — Химические реакции организма… — научник словно сам не верит себе, однако говорит довольно уверенным тоном. Но менталист чувствует колкое тепло, равномерно распределяющееся по телу, исходящее от сердца. У него для этого определения другое слово. — На субъект симпатии, верно? — Даю половину десяти миллиардов процентов. Это безусловно греет душу Асагири. — Тогда в этих химических реакциях я хочу тебе приз… — Чёрт, Ген, мне меньше, чем через минуту нужно быть у Ксено, — Асагири замирает от неожиданности быть перебитым. Точно! Его же задание на время. Чёртов Ксено. — Допиши свои слова, и забери в качестве обмена с моей стороны гранат.***
Сенку ушёл, оставив Гена в полном смятении и непонимании. Ген был ошарашен. Его признание только что прервали? Или как это по иному объяснить? Кажется, милый и смущенный Сенку-чан опаздывал сдавать свою домашнюю работу, поэтому прервал то, что начал? На ватных ногах, повинуясь просьбе Ген подошёл к столу, укладывая небольшую белую гардению на поверхность, он берет карандаш. Серым по грязно-белому выводит: «Иногда дарят гардению, как бы признаваясь в любви (химических реакциях организма)».***
Когда в момент пролёта ракеты сквозь сферы земной атмосферы Ксено подозвал к себе, а после еле слышно пробурчал отойти и прочитать то, что вручил, Ген почувствовал что-то неладное. Аккуратно сложенная и столь тихо врученная бумажка казалась какой-то подозрительной. Однако стоило отойти в угол помещения, перебороть какое-то волнение и перевернуть листок, как в глаза приятно врезается короткое «SENKU» и ниже небольшое «for Gen». Это моментально взывает сердечко размером с кулачок невольно ёкнуть, и, кажется, организм начинает выбрасывать адреналин. Немного не верится: — Персонально для меня? Не в твоём стиле как-то, Сенку-чан, — тихо Ген чуть усмехается, чувствуя румянец. Однако бумажка сложена два раза, поэтому одновременно и страшно узнать внутренности данного «письма», и неумолимо хочется изучить содержимое. Страх и желание играют друг с другом. Но всё же, когда желание говорит страху, что это всего лишь научный Сенку и ничего плохого не стоит ожидать, страх медлит, и первое чувство этим пользуется. Пользуется, чтобы успеть открыть письмецо. Серые глаза, в которых плещется любопытство, быстро пробегаются по неаккуратной надписи, и сердце делает вынужденный кульбит. Губы безудержно расплываются в мягкой улыбке, провозглашая ещё больший выброс адреналина, а за ним тепло от серотонина и дофамина. «Когда дарят гранат, то как бы признаются в…