Tabula rasa

Тонкая рука аккуратно вырисовывала мягкие линии на холсте, а взгляд был сосредоточенным. Гидеон не видел и не слышал более ничего, он хотел чтобы назойливый образ перебрался на бумагу и больше не беспокоил его истерзанный разум. Это было лицо приятного на вид юноши: черты были мягкими, а на медных — при солнечных лучах, — волосах красовался венок из незабудок. Как и любое прозрение он виделся неясным, словно отражение в мутной воде, но художник чувствовал что карие глаза смотрели с тоской. Образ извратился, изменился и рука невольно дорисовывает уже резкими взмахами новые детали: из глаз юноши текут алые слёзы, незабудки вянут а взгляд наполняется ужасом, человек на картине словно кричит, умоляет о чем-то. Тишина. Заканчивая картину Гидеон задерживает дыхание, отступает на пару шагов и выдыхает. Кажется словно тиски державшие его в плену ослабили свою хватку, поощряя сотворенное и позволяя передохнуть. Не спавший несколько суток мужчина поплелся к своей постели, он почувствовал как без бодрящего его все это время страха тело стало тяжелым и медленным. Стоило ему рухнуть на кровать как душа тут же покидает тело, и только на задворках сознания мелькает мысль что лучше бы ему больше не просыпаться. *** Элегантный мужчина вихрем проносится мимо по коридору. В его руках закинутая полотном картина, которой он очень взбудоражен с самого утра. Проходя он не замечает как случайно наступает на чей-то демонический хвост. Не придавая значения он идёт дальше, а оскорбленный чертёнок-слуга кричит ему в след проклятия, из-за чего тут же расплачивается откушенным языком. На губах проскальзывает улыбка, которую он тут же поспешил убрать с лица. Скрывшись за поворотом он оказался в темном уголке особняка, а перед ним предстаёт массивная чёрная дверь. Он останавливается чтобы прочистить горло, подходит ближе к двери, проговаривает что-то звучанием напоминающее змеиное шипение и дверь перед ним с грохотом открывается. Из темноты он заходит в лучистую, переполненную растениями комнату, закрывает за собой дверь и осматривается. Столкнувшись со своим отражением в зеркале он придирчиво его осматривает: светлая кожа бледнее обычного, мешки под глазами ещё темнее, а обычно ярко-янтарные глаза сейчас тусклые и почти человеческие. «Тебе нужно поспать, Диппер» — Хозяин на подходе, — покачавши головой отрезает он в ответ голосу. Направляясь вглубь комнаты он бережно ставит все ещё закрытую полотном картину в заранее приготовленный мольберт. Он аккуратно ее поглаживает, словно боясь что стоит прекратить контакт и она исчезнет. Мысли переполняются сомнениями о содеянном и страхом — что если он узнает? Он резко убирает руку и отшатывается, прогоняя нерешительность. Так надо. Никто не узнает, все его уважают и никогда не сунутся сюда… Диппер отряхнулся, взгляд переместился на вид за мольбертом: на живой, такой знакомый и родной лес. Один его вид придавал сил, так что он открыл окно, чтобы насладиться ветром, несущим хвойный аромат и усмехаясь карканью ворон вдали. В груди словно впервые поселилась надежда, хотелось взять себе выходной-два и отметить свою находку, да и голоса непривычно молчали, словно разделяя его умиротворение. Его счастливые мысли прервал звон колокольчика над зеркалом, парень тут же встрепенулся, сердце ухнуло вниз и ускорило ритм. «Черт, черт, черт». Он покинул комнату и с хлопком закрыл дверь, вновь отдаляясь от леса.