Любопытный феномен

Базаров. В звенящей пустоте внутри черепной коробки Павла Петровича осталось одно лишь это слово, фамилия, проклятие. По мере того как мироощущение возвращалось, мысли начали медленно заполнять голову. Не умер, видать. Павел Петрович приоткрыл глаза и уставился на Евгения, тот яростно вдалбливал что-то бледному как простынь слуге. Как его зовут? Не вспомнить. Всё внутренне пространство сконцентрировалось на одном лишь человеке. Тот обратил на Павла своё внимание, наскоро перевязал ногу и отправил паренька за дрожками. Плохо. Едва ли у слуги получится организовать это в обход Николая. Видеться с братом не хотелось, как и покидать это место, где под боком молча (!) сидит нигилист, птицы испуганные выстрелами тоже не издают ни звука, а теплая кровь, пачкая белоснежные панталоны, впитывается в землю. Всё это в совокупности почему-то дарило умиротворение. И Павел хотел растянуть эти минуты на долгие годы. Вообще мало что он так хотел в жизни. Он хотел поцеловать Нелли руку. Хотел наконец заняться делами отцовского поместья. Хотел дочитать ту самую книгу (одну из немногих на русском языке в его личной библиотеке). Хотел, чтобы по утрам ему подавали правильно сваренный кофий. А ещё, он очень хотел Базарова. Сильно, до скрежета зубов, до нервного подёргивания века, до́ смерти хотел его всего. Хотел подчинить его разум, загнать свободолюбивого жеребца в стойло, оседлать, усмирить. Хотел разговаривать, спорить с пеной у рта днями напролет и мириться с наступлением ночи, за бокалом хорошего вина, или чая, или водки, или что там пьют нигилисты. Ни одна из этих вещей не воплотится в жизнь. Просто потому что так надо. Потому что Павлу судьбой предназначены страдания, за все его поступки и помыслы. Он в этом убежден. Особенно теперь, когда вечерами его посещают мысли о том, что тело Базарова он тоже хотел. Провести рукой по волевой шее, огладить скулы и подбородок, затем спуститься на широкую грудь и талию и ... Это было странно и страшно. И порой хотелось всадить в мозг свинцовую пилюлю из револьвера, сыграть в русскую рулетку с шестью патронами в барабане. Но Павел не решался. И всё больше ненавидел себя. И Базарова. А потом его посетила идея с дуэлью. Так удачно вписавшаяся в обстоятельства. Он останется джентльменом, а Базаров покинет поместье. Ведь ему придется уехать при любом исходе, хоть упади он замертво с простреленной грудью. Если же упадет сам Павел, его мучения, наконец, прекратятся. И что же? Они сидят и молчат глядя в ясное утреннее небо, хотя Базаров клялся, что в небо посмотрит лишь при желании чихнуть. И душа Павла переполнена умиротворением и счастьем. И благодарностью Евгению за проявленное благородство. Лучший исход, о котором и не надеялся мечтать воплотился в жизни. – Не туго ли я завязал вам ногу? – Голос Базарова был тих и на сей раз не переполнен язвительностью. Это удивило и порадовало. Павел повернул голову, чтобы встретить взгляд темный, выворачивающий душу. – Нет, ничего, прекрасно. – бормотал Павел Петрович не смея отвести глаз, и поспешил переменить тему. Ранение всё же уязвило его самолюбие. – Брата не обманешь, надо будет сказать ему, что мы повздорили из-за политики. – А из-за чего мы всё ж таки повздорили? –любопытно сверкнув глазами спросил нигилист. – Мы условились не говорить о том. – Павел почти огрызнулся и пожалел, что не может тотчас вскочить и уйти, избежать этого разговора, а ведь всего минуту назад здесь царила тишина и блаженство. – Я лишь хотел сказать, что ежели вы за Фенечку обиделись, то это как-то даже лицемерно с вашей стороны. – Кажется вы желаете продолжить дуэль. – Нахмурился Павел Петрович и, приложив немалые усилия, поднялся на ноги. Евгений презрительно усмехаясь следил за его страданиями. Павел сделал шаг в сторону прочерченной Базаровым линии, сильно пошатнулся, но удержал равновесие. – К барьеру. – Прошипел он через плечо. – У нас нет свидетеля. – заметил Базаров не поднимаясь. – Черт с ним. Покончим с этим. К барьеру, ну! Базаров тяжело вздохнул, встал и побрел в сторону отброшенного пистолета. Подобрав оружие и дойдя до черты нигилист, глядя в яростное лицо Кирсанова отвёл руку в право и выстрелил в рощу. Павел от такой наглости побагровел, чертыхнулся и тоже выстрелил. В землю. Стрелять в Евгения сейчас было бы неблагородно и жалко. Павел старался сохранить лицо. – Теперь вы довольны? Базаров слишком уж быстро оказался рядом придерживая Кирсанова, со стороны пострадавшей ноги. – Этот дурак привел Николая. – Павел Петрович проигнорировал вопрос, он смотрел на приближающегося брата со слугой и кем-то ещё и взгляд снова заволакивало пеленой. ***** Ему виделся Николя, что странно переливался в образ Фенечки, затем она обретала черты Евгения, тот в свою очередь тянул Павлу свою руку для поцелуя, рука принадлежала Нелли, и женщина уже направляла на Павла его же пистоль. Порой Павел открывал глаза и наблюдал за тем же переливающимся образом наяву, тот тихо скрипел половицами, поил его бульоном, укладывал очередное прохладное полотенце на лоб, или менял повязку на раненой ноге. Очнувшись, наконец, от морока Павел уставился с светлый потолок комнаты. Солнце едва тронуло письменный стол розовыми лучами. Рубашка неприятно липла к телу, а нога ныла, болела и чесалась одновременно. Павел скинул со лба потеплевшую мокрую тряпку и поднялся на локтях. Базаров. С удивлением констатировал про себя Кирсанов. Нигилист дремал полусидя на диване. Верхние пуговицы его рубашки расстегнуты, волосы в ещё большем беспорядке, чем обыкновенно, в руках тот сжимает чистый бинт и баночку с мазью. На столике возле дивана, на котором расположился гость, стоял наполовину полный графин воды. Павел тут же ощутил ужасную жажду. – Ба... – голос прозвучал хрипло и тихо, так что Павел сам испугался. Он прочистил горло и снова обратился. – Евгений Васильевич. Базаров пошевелился, открыл глаза, вытянул руки и размял шею. И только потом сфокусировался на пациенте. Странно дернувшись он вскочил и в два шага оказался у кровати Павла. – Как вы себя чувствуете? – его голос был ниже и серьёзнее обычного, он смотрел прямо и с неким даже беспокойством. – Лучше. Подайте воды. Евгений кивнул и вернулся за кувшином, помедлил отыскивая стакан. – Чёрт с ним, Евгений Васильевич. Дайте же воды! Базаров снова кивнул и протянул Кирсанову графин, тот жадно отпил. И тут же почувствовал, что стало легче, будто он не воды выпил, а волшебного эликсира жизни. – Покажите мне ногу. – всё тем же врачебным тоном приказал Базаров и продолжал смотреть на Павла, так... Будто Павел преинтереснейший образец для исследований. С любопытством, предвкушением. Павел Петрович откинул одеяло с раненой ноги, обнажая белоснежные незапятнанные кровью бинты. Хорош лекарь, не поспоришь. – Я перевяжу. Павел пожал плечами и наблюдал как Евгений аккуратно срезает повязку, открывая вид на ровные швы, соединяющие кожу над раненой мышцей. Избавившись от бинтов Евгений открывает баночку с мазью и в нос ударяет резкий запах трав. Окунув пальцы в смесь Базаров аккуратно наносит её на ранение, а затем перекрывает несколькими слоями чистых бинтов. Все происходит в тишине. Лекарь сосредоточен на своих действиях, а пациент заворожен его спокойствием и уверенностью. – Что ж, – завязав узел Базаров вытер руки о платок и сел на стул возле кровати с непонятной Павлу решимостью на лице. – Теперь обсудим. – Разве у нас остались темы для обсуждения? Мы обо всём договорились, а то о чём не смогли рассудили на дуэли. – Боюсь, не всё. – серьезный, как никогда, Базаров смотрел Павлу в глаза, отыскивая что-то. "Да когда ж вы наконец оставите меня!" – Павел надеялся, что прочесть в его глазах можно лишь это. Евгений выдержал паузу и наконец начал: – Вы бредили этой ночью. Просили прощения у Нелли. И признавались в любви... – Евгений всё смотрел в глаза Павла, и наблюдал как сначала понимание, а затем ужас и отчаяние разливаются в этих омутах, но ни один мускул на лице не дрогнул. – ... Мне. Наступила тишина. Павел прикрыл лицо ладонями, чтобы хоть как-то отгородиться от этого взгляда и лихорадочно придумывал оправдания. И их можно было бы найти очень легко, но Павел видел этот уверенный в собственной правоте взгляд и понимал, что будет выглядеть жалко. Даже если изобразит сейчас недоумение и выставит Базарова, будет выглядеть жалко. Поэтому он открывает руки от лица, и молча с вызовом смотрит в бездну чужих глаз. Бездна смотрит в ответ и немая, сцена длится какое-то время. – Это стало причиной нашего побоища? – тихо и почти безэмоционально. Почти. – Как низко с вашей стороны, убить меня, обвинив в своей же ко мне влюбленности. – Я лишь хотел, чтобы вы уехали. – с выражением приговоренного ко смерти и смирившегося с этим говорил Павел. – С глаз –долой, из сердца – вон? – усмешка. – Да. Убирайтесь. Вместе с вашим нигилизмом и колкостями. – Куда ж я теперь от вас, батюшка, денусь? – снова усмехнулся и поднялся опасно приближаясь к Павлу. Тот ошарашенно уставился на Базарова. – В каком смысле? – кажется, голос Павла предательски дрогнул. – Я знал что произвожу впечатление... на женщин. Но не подозревал, что в той же мере могу быть интересен мужчине. Кажется это.... любопытный феномен. – Я не объект для исследований. – Павел говорил тихо, почти выдыхая слова, но точно знал, что Базаров его слышит. Их лица находились так близко, что Кирсанов ощущал чужое дыхание на коже. Это страшно волновало его чувства. Дыхание перехватывало, а глаза всё время норовили скользнуть на губы Евгения. – Я сам объект собственного исследования. – эта реплика показалась Кирсанову непонятной, но он не мог долго рассуждать об этом. Базаров сократил расстояние между ними окончательно и прижался своими губами к его. Первый момент Павел прибывал в ступоре. Затем хотел было отстраниться, но на затылок легла, приятно зарываясь в волосы, рука, останавливая этот порыв и прижимая обратно. Тогда-то Павел и отпустил ситуацию окончательно. Пусть Евгений делает, что ему вздумается. А Павел насладится этим поцелуем. Исследовательским, аккуратным, но все равно приносящим удовольствие и разливающим тепло по всему телу. До чего ж ты, старый пень, докатился. Но ведь это не он целует парня на двадцать лет моложе, а парень его. Легче? Не легче. Время ли сейчас об этом думать? Определенно нет. Когда Базаров отстранился, не убирая впрочем руки с чужого затылка, его глаза блестели, а губы влажные от поцелуя слегка двигались, будто он старался распробовать все нотки винного послевкусия. Он смотрел на ошарашенного, испуганного, немного встрёпанного Кирсанова и рассмеялся. Это напугало Павла ещё сильнее. Когда смех Базарова, громкий и искренний, стих, вновь воцарилась тишина. Из коридора слышались торопливые шаги Фенечки, должно быть несшей барину кофий. – Нет, государь мой, никуда вы от меня теперь не денетесь. Не избавиться вам от меня. – расплывшись в обнажающей клыки улыбке, нигилист развернулся к Кирсанову спиной и пошел к двери. – Базаров, я играть собой не позволю. – Проговорил Кирсанов глядя ему в спину. – Это мы ещё посмотрим. – последовал обезоруживающий ответ. Дверь распахнулась, Евгений вышел с высоко поднятой головой, Фенечка зашла с низко опущенной. И поставила на стол чашку ароматного напитка. Павел тяжело вздохнул, отпил глоток и с удивлением обнаружил отсутствие привкуса горелых зёрен. Напиток был приготовлен верно.