Убей меня

— Сколько прошло времени с той трагедии? — тихо спросила женщина, сидящая напротив Дазая. В ее руках находился блокнот, с небольшим количеством записей. По окнам тарабанил дождь, скатываясь по стеклу и создавая линии. Ветер на улице с каждой минутой усиливался, он нагибал верхушки деревьев, сбивал птиц с пути и уносил их в совершенно другом направлении. В комнате не было света. Дазай любил сидеть у Мэри без него, наслаждаясь естественным освещением. Взгляд карих глаз был устремлён за окно. Он наблюдал за птицами и деревьями, следил за тем, как капли дождя скатываются по стеклу. Осаму хотел зацепить свое внимание хоть за что-нибудь, главное не смотреть на Мэри, и не видеть ее пристальный изучающий взгляд. Вопрос отдается эхом в полупустой комнате, ударяет по ушам и заставляет Дазая вздрогнуть. Больше всего он боялся именно этого: что придется вновь ворошить прошлое, вспоминать те ужасные моменты и день «X», о котором сейчас спросила психолог Мэри. Медленно поворачивая голову, Осаму смотрит на нее, стараясь не показывать эмоции, держать прямое и непроницаемое лицо. Он понимает, что чем быстрее справится с этой проблемой, тем лучше будет для него самого и окружающих его людей, но так же Дазай осознает, что идти к психологу надо было намного раньше. — Пять лет. — Дазай хочет показать что он это уже пережил, и осталось только немного, чтобы вступить на новый уровень жизни, но его голос предательски дрожит. Всегда трясущиеся руки набирают обороты, и эта тряска становится заметной. Осаму складывает руки в замок и кладет их на живот, пытаясь это скрыть, но бесполезно: Мэри уже увидела его реакцию. — Дазай, галлюцинации о которых вы говорили ранее, прошли? — задаёт Мэри новый вопрос, начиная записывать что-то в блокноте. — Нет. Солнце слепило глаза и в лицо дул прохладный ветерок. Дазай гулял по улицам Йокогамы, держа в руках пакет с продуктами. Осаму шел с опущенной головой, боясь ее поднять и увидеть тоже, что и всегда. От одной только мысли о том, что может находиться на улице, по телу прошла волна мурашек, а сердце пропустило удар. Опять это странное ощущение, оно всегда появляется в тот момент, когда к нему приходит Чуя, точнее, что-то на подобии Чуи. Резко подняв глаза, Дазай наткнулся на Накахару, стоящего в тени здания. От одного его вида хотелось закрыть глаза и убежать куда-то подальше, ведь Дазай знал: его там нет. Но он стоял, и Дазай его видел, пусть и оставшаяся частичка его здравого разума говорила обратное. Волна сильного волнения поднялась в груди, захлестывая шатена и погружая его на дно собственного океана страданий и страхов. Этот кошмар повторялся из раза в раз, и дошел до такой степени, что Дазай знал, какие действия будут следующими. От этого становилось не по себе, и как бы не пытался сдерживать свои эмоции Осаму, у него не получалось контролировать собственное тело и разум. Руки ослабли и пакет свалился на землю, продукты рассыпались, но на это Дазай не обратил ни малейшего внимания. В его взгляде просачивался страх, глаза бегали из стороны в сторону, пытаясь найти пути отступления. Но ноги его не слушались, как и все тело. Чуя делал шаг за шагом, все ближе подходя к шатену. — Нет. Отстань. Чуя, уйди! — тихо шептал Дазай в приступе страха, охватывающего все тело. Вид Чуи был устрашающим: кровь сочилась из бедра, из раны на боку и плеча, она текла маленькими струйками из глаз, нет, из молочно-белых глазных яблок, в которых не было ни радужки, ни зрачка. Все тело покрывали темные, черные пятна, как будто эти места горели огнем долгое время. В одной руке Накахара держал свой нож, полностью обмазанный запекшейся кровью людей. Через несколько шагов Чуи, до Дазая стал долетать его безумный голос. — Это ты, — много раз повторял Чуя и с каждым разом его голос ставился громче. — Это ты виноват в моей смерти! — он кричал на перепуганного и бледного Дазая, который вылупив глаза, пялился на него, не веря. Осаму много раз винил себя на протяжении долгого времени, но слышать это же от покойника — было намного страшнее, эмоциональней. Дазай не понимал зачем слушает его, почему на сердце становится так дерьмово и для чего Чуя тут находится. Под конец своей фразы, когда между Чуей и Дазаем оставалось меньше метра, Накахара подпрыгнул, и в «полете» выставил свой нож вперёд, легко проводя по шее Осаму. Кровь хлынула из раны и шатен стал задыхаться, хватаясь за шею и пытаясь остановить кровотечение. На мгновение тело расслабилось, а перед глазами возникло лицо Чуи. До сознания стал долетать его безумный и устрашающий смех, а в следующую секунду Дазай закрыл глаза, падая в бездну. Лицо сильно жгло и был слышен чей-то голос, неразборчивый и как будто под слоем воды. Разлепив веки, в глаза ударил яркий солнечный свет и лицо пожилого мужчины, который продолжал хлестать Дазая ладонью по щекам, приводя в себя. Быстро моргая, Осаму еле как приподнялся на ватных дрожащих руках, начиная рассматривать рядом стоящих людей, расфокусированным взглядом. Горло ужасно болело, как и лицо. В панике шатен провел рукой по шее, и не заметив там раны с кровью, расслабился. — Ну ты, парень, напугал народ, — сказал мужчина, вытирая свой вспотевший лоб платком, и помогая Дазаю встать. — Ты как? Дойдешь до дома или надо в больницу? Дазай вздрогнул всем телом, от накативших воспоминаний. Это случилось на четвертый год после смерти Чуи. Именно с того момента Осаму стал преследовать предсмертный облик Накахары. По началу, первые два года Дазая просто преследовало ощущение присутствия Чуи рядом. Иногда он слышал его голос, смех, иногда к нему как будто прикасалась чья-то рука, сдавливая ту или иную конечность. В один период ему мерещилось что если он зайдет в темноту, то его задушат. И вот после трёх с половиной лет, началось самое страшное. Дазай думал, что это пройдет и облик Накахары оставит его в покое, но признаться, он глубоко сомневался. С каждой неделей состояние ухудшалось, порой, Осаму боялся выходить из дома, и запирался в квартире на неделю-две, потому что думал, будто Чуя его там не достанет. Какой наивный. Со временем, Дазай стал больше походить на живого мертвеца: бледная кожа, чёрное одеяние, безэмоциональное лицо и пустой взгляд, изредко сменяющийся страхом и тревогой. — Что случилось в тот день? — Мэри поменяла свое положение в кресле, закидывая ногу на ногу. Она записала в свой блокнот информацию о галлюцинациях и некоторых ситуациях на улице, которые ей рассказал Дазай. В голове уже крутились идеи как помочь этому молодому человеку, но подняв взгляд и увидев бледное и перепуганное лицо Дазая, мысли испарились, будто их и не существовало. — Это случилось пять лет назад на одном задании, которое нам с Чуей дали наши организации. — Дазай опустил взгляд на свои руки в замке, и плотно сжал губы в тонкую линию, собираясь с мыслями. Его голос дрожал, он был на грани срыва только от одних мыслей о том дне. — Мы согласились на это. И вот наступил день «операции». Все шло хорошо, я мог бы сказать лучше, чем ожидалось, но, — Дазай остановился посередине предложения, чувствуя, как камень на сердце увеличивается и давит его вниз. — но в один момент все оборвалось. И чтобы спасти нас и успешно закончить операцию, Чуя использовал свою порчу. В тот момент, когда порча активировалась, в меня выстрелили. И я потерял сознание. — Осаму чувствовал что на глазах собираются слезы, и удушающее чувство вины поднимается с сердца и застревает в горле. Выговаривать слова стало сложнее, одна рука машинально стала сдавливать другую, чтобы опустить это проявление эмоций. — Только я своей способностью могу остановить Чую. Потому что во время порчи, он не контролирует себя и если перестараться то может умереть. Что и случилось. Мэри хотела что-то сказать, но Дазай поднял руку, останавливая ее и молчаливо прося дать ему время собраться с мыслями. Осаму боялся, что если сейчас поднимает глаза то увидит Чую, вновь стоящего с ножом в этом кроваво-смертном обличии, но на сей раз с полным разочарованием в глазах, а не с местью. — Когда я очнулся в больнице, мне сказали что операция прошла успешно, в пользу наших организаций, но с потерями. В виде Чуи. — Дазай сглотнул ком в горле, продолжая. — Он уничтожил врагов и себя вместе с ними. После выписки, я стал слышать его голос и безумный смех, ощущать рядом с собой его присутствие, и вот потом началось это. Он был в виде воспоминания о моей ошибке. Мэри замерла, смотря на него. Она понимала, что сейчас, спустя такое длительное количество времени, вылечить и избавиться от этого будет намного сложнее, нежели тогда, пять лет назад. Женщина сглотнула ком в горле, начиная записывать данную информацию в свой блокнот. — Дазай, о какой ошибке вы говорите? — прикусив нижнюю губу, вновь спросила Мэри, перемещая свой взгляд с Дазая на окно. — Я не смог защитить его. Остановить. Из-за моей неосторожности он погиб! — нервы Дазая дали слабину и шатен сорвался, переходя на крик. Руки сжались в кулаки, и он ударил по подлокотникам. Осаму не чувствовал этой слабой боли от удара, он ощущал как злость на себя и безвыходность ситуации давят на него со всех сторон, погружая в некую клетку без выхода. Ему казалось, что даже Мэри смотрит на него с осуждением. — Из-за меня он погиб, из-за того что я не успел среагировать на этот чертов выстрел и увернуться! — Дазай подскакивает с кресла, твердо шагая к выходу. Он не может тут сидеть. — Дазай, подождите, давайте присядем и попытаемся успокоиться! — говорит Дазаю Мэри, подскакивая вслед за ним и пытаясь догнать. Дазай разворачивается в полоборота и выставляет перед женщиной руку, перегораживая путь и не подпуская ближе к себе. В его карих затуманенных глазах ничего не разберёшь, эмоции перемешались, слились воедино и стали похожи на неконтролируемую силу, что в любой момент готова вырваться наружу и убить всех, кто встанет на пути. — Не надо. Не подходите ко мне! — кричит Дазай, быстро накидывая на плечи пальто. Он не спускает глаз с Мэри до тех пор, пока не скрывается за дверью ее кабинета. И как только Осаму оказывается в коридоре, он срывается на бег, не видя ничего и никого рядом. *** Острая боль пронзает тело на сквозь. Шатаясь, Дазай хватает любые вещи, трясущимися руками, пытаясь удержаться на ногах. Перед глазами все плывет, в ушах отдается каждый звук из открытого окна на улице. Голова шла кругом и к горлу подкатывала тошнота. Дазай думал, что выблюет все свои органы и сегодня уж точно умрет, чему он даже был рад. Последние дни прошли как в тумане. Осаму совершал обыденные действия, по типу: встать в душ, немного поесть, если конечно еда влезет в Дазая, покурить и лечь обратно в кровать, погружаясь в дремоту или в свои нерадостные мысли. Так проходили дни. День сменялся ночью и наоборот. На какое-то время галлюцинации прекратились, но чувство вины и тяжесть в груди наоборот, только усиливались и тянули Дазая вниз. Эти отрицательные эмоции, что плотно поселились в Дазае, были пеплом, который скрипел под ногами, сыпался на сердце, очерняя его. Еле как доковыляв до кухни, Дазай залил в себя стакан холодной воды. Приятная жидкость растекалась по телу, так, что Осаму чувствовал как она перемещается внутри него первые пару секунд, даря небольшое расслабление. Сердце пропустило удар когда по спине пришлась до боли знакомая рука. Дазая мгновенно бросило в холод, а по телу прошлась волна мурашек. Руки начали сильно потеть, а внутри вспыхнула паника и тревога. — Что ты так пугаешься? Знаешь ведь, что я приду к тебе. — за спиной раздался бархатный голос Чуи. На первый взгляд этот голос может показать спокойным, даже обыденным. Но Дазай слишком хорошо знал Накахару, чтобы научиться определять его настроение и намерения по голосу, выражению лица и другим повадкам тела. Осаму знал, что скрывается за маской улыбки и дружелюбия, и от этого становилось не по себе. — Уйди. — устало и как можно тихо молвил Дазай, поднимая свой взгляд и устремляя его в окно. Осаму сконцетрировал внимание на своем отражении, боясь посмотреть на Чую. Он старался вести себя спокойнее, чем обычно, и не поддаваться эмоциями, которые грозятся в любой момент захлестнуть его. Дазаю в какой-то степени было интересно сколько продлится их «диалог» и что скажет ему Чуя. — Я в твоей голове, Осаму, меня тут нет. — Дазай вздрогнул, резко оборачиваясь и встречаясь взглядом с Накахарой. На этот раз, его образ был спокойным? Нож, постоянно лежащий в руке, был положен в чехол, прикрепленный на поясе, вместо бело-молочных глазных яблок были настоящие глаза, радужка и даже зрачок. Дазай без стеснения пялился на Чую, не имея возможности насладиться его человечностью. Он скучал по его бездонным, голубым как лёд глазам, скучал по растрёпанным, длинным рыжим волосам, которые на кончиках всегда завивались, образуя небольшие кудряшки. Осаму хотел прикоснуться к Чуе, вновь ощутить под ладонью эту мягкую кожу, почувствовать тепло его тела, которое он так и не смог получить. Сердце стало биться чаще, и казалось, что это совсем не от страха. Чувства, которые Дазай похоронил половину десятилетия назад, медленно и верно стали всплывать наружу, перекрывая доступ к кислороду. Осаму смотрел на Чую и не мог поверить, что тогда, пять лет назад посмел так облажаться. Шатен понимал, что рано или поздно это случилось бы, но почему это произошло тогда, когда у них все только начиналось? Тогда, когда они наконец-то смогли понять друг друга после нескольких лет вражды. Тогда, когда каждый из них мог в любую секунду открыть и рассказать частичку себя, а это давалось обоим очень сложно. Он не дал им шанса. Он погубил этот луч света и надежду. — Что ты смотришь? Неужели соскучился, Дазай? — с усмешкой на губах, сказал Чуя, отходя подальше. — Давай, Дазай, подойди ко мне поближе. Убей меня, Осаму, ты же это так хорошо делаешь. Тело Дазая покрылось крупной дрожью, он откачнулся назад, врезаясь своей спиной в стену. Все эти ранние эмоции испарились, как будто их и не было вовсе. Дазай смотрел на Накахару выпученными, от смеси страха и удивления, глазами. Мертвая тишина давила на уши. На мгновение, Дазаю показалось что даже на улице исчезли все звуки, замирая в ожидании. Он был в полной тишине. Один. Осаму чувствовал как взгляд Накахары прожигал в нем дыру. Чуя медленными шажками приближался к Дазаю. Его зловещий голос резал тишину, разделяя ее на две части, будто острое лезвие ножа по коже. Он наносил раны словами, разрезая Дазая на тысячи мелких кусочков. Сердце обливалось кровью, она сочилась, ещё из не заживших ран. — Давай, давай, давай! — кричал Чуя. Его кулак прилетел в стену, недалеко от местонахождения головы Дазая. Накахара продолжал наносить удары в стену, пытаясь попасть в Осаму и причинить ему боль. В первые секунды у него не получалось. Несмотря на свое плачевное состояние, Дазай старался уворачиваться, и остатками здравого разума пытался придумать путь отступления. Когда челюсть обожгла острая боль от кулака Чуи, Дазай выпучил глаза, явно не ожидая того, что сможет получить удар. Словно на автомате ноги с руками зашевелились, и Осаму оттолкнул от себя Накахару, быстро убегая в свою спальню. Вбежав в помещение, Осаму вынул из ящика тумбочки заряженный пистолет и направил его на дверной проем, из которого в любую секунду мог появится Чуя. Руки Дазая дрожали в крупной тряске, из-за этого он не мог нормально прицелиться. Глаза бегали из стороны в сторону, все внутри замерло в напряжённом ожидании чего-то плохого. — Ты думал, что это так просто — сбежать? — над ухом раздался горячий шепот, а на плечи легли крепкие руки, сдавливая и притягивая ближе. Закрыв глаза, Дазай стал стрелять, в надежде что попадет в Чую. Но его попытки не обвенчались успехом, пули попадали в стены, в кровать и в окно, разбивая стекло, но не в Накахару. Рыжий, призраком стоял в углу комнаты и ждал, пока закончатся жалкие попытки спастись. Эта картина забавляла Чую. Ему нравилось наблюдать за тем, как Дазай сходит с ума с каждой секундой. Он был уверен, что доведет его до такого состояния, что бедный Осаму просто застрелится, не желая терпеть угрызения совести и грязные игры разума. Когда град пуль закончился, Дазай приоткрыл глаза, исследуя комнату. Какого было его удивление, когда на смятой кровати сидел Чуя, смотря на него с дьявольской ухмылкой, не обещающей ничего хорошего. — Что это с тобой? — ласково-наигранный тон Накахары выводил из себя. Он сидел и улыбался, радовался неудаче Дазая и открыто насмехался над ним. — Расстроился что не смог меня убить? В следующую секунду Дазай побежал на Чую, накидываясь на него и начиная душить. Длинные тонкие пальцы обвились вокруг шеи и сдавили ее. Накахара стал отбиваться от Осаму, разными способами скидывая его с себя. И когда это у него получалось, он начал наносить удары кулаком по бледному лицу, превращая его в кровавое месиво. Через пару таких ударов у Дазая получилось оседлать Чую и использовать против него, его же приемы. Осаму наносил удары со всей злостью и ненавистью, но не к самому Чуе, который пять лет назад ходил по земле, а к тому, что создала его голова. Костяшки пальцев были разбиты и превратились в кровавое нечто. И только тогда Дазай вскочил с Накахары и стал судорожно искать пистолет. Найдя его, он направил дуло на голову Чуи, положив дрожащий палец на курок. — Не подходи ко мне! Я буду стрелять! — орал Дазай, отходя мелкими шажками к стене. Он держал зрительный контакт с Чуей и пытался следить за каждым его движением. — Я сказал тебе! — крикнул Осаму, после того как Накахара попытался встать. — Опусти ствол. Что ты можешь им сделать? Думаешь, раз у тебя в руках эта штуковина, то ты сможешь от меня избавиться? О, нет, милый мой, совсем нет. Тебе от меня не избавиться. Я буду твоим кошмаром до конца твоей жалкой жизни. — тон Чуи менялся ежесекундно. Он начинал говорить с безумной улыбкой на лице, выпуская яд из своего рта, но в конце, веселость пропала, и Накахара скривил свои губы в улыбке, полной отвращения. — Тогда, — начал говорить Дазай, медленно наводя пистолет на свою голову. — тогда, я покончу это здесь и сейчас, Чуя. Когда дуло пистолета коснулось виска Осаму, раздался выстрел. По телу прошла резка вспышка боли, а потом, долгожданное облегчение. Безжизненное тело падает на пол, а перед глазами проносится вся жизнь какими-то обрезками, определенными моментами, даже та, что была не пройдена Дазаем. Голубые как лёд глаза — вот что видел Дазай в свои последние секунды жизни.