When the Dust Settles

See, I love you. But love is a feeling we can experience but never explain. One can explain the concept. You love that which you can lose. — Solaris (1972)

— Капитан, — тихо произнес мужчина напротив Дайнслейфа. Его серебристые волосы красиво блестели в лучах послеполуденного солнца, а глаза были такими же ясными, как синева океана. И если Дайн не был бы осторожен, то он бы утонул в них и никогда бы не всплыл. Хотя, окровенно говоря, такая перспектива его совершенно не пугала; на самом деле, он ни о чем больше не желал, кроме как быть ближе к другому человеку, но… он был его начальником. И другом, но… — Капитан? — поэтому каждый раз, когда этот мужчина к нему так обращался, это причиняло боль. И в груди от этого ужасно болело. Конечно, Дайн мог подавить в себе эти чувства, хотя это было бы оскорблением. Хальфдан заслуживал того, чтобы его любили, Дайн заслуживал того, чтобы любить его, и даже если им не суждено быть вместе, то безмолвная любовь была для него предпочтительным вариантом. — … Капитан? — Хальфдан, — наконец-то ответил Дайнслейф на обращения своего спутника. Должно быть со стороны все выглядело так, будто он отключился. Однако мужчина Серебра и Синевы явно был не против. Его брови вздренулись вверх, когда он издал легкий смешок: — Все еще думаешь о работе? Нет, думаю о тебе. — Да, — с легкой улыбкой ответил Дайн и сделал еще один глоток вина. Он проклинал свое невезение из-за того, что прогрузился в тоску, когда они вдвоем были вместе, наедине, что должно было стать праздничным событием. Но Хальфдан понимал, возможно, даже слишком хорошо, смятение в сердце своего капитана… нет, в сердце его друга. В конце концов, он чувствовал то же самое. Стоило ли ему сделать шаг? Что ж, он снова и снова пытался подавать Капитану знаки. Тогда почему он, лучший из них в умении воспользоваться возможностями, не смог завоевать его сердце? — Прости, Хальфдан, кажется я до сих пор не научился расслабляться. — Хах, не волнуйся, Капитан, для этого как раз и существует вино, — снова засмеялся Хальфдан, опираясь на локти. Его завораживающий взгляд задержался на Дайнслейфе слишком долго; слишком долго, чтобы быть вызванным алкоголем, слишком долго, чтобы быть строго платоническим. Доверие, желание, преданность… а также все то, что невозможно выразить словами. Это было так красиво, что причиняло боль. Почему, раз они оба чувствовали одно и тоже, они не были честны друг с другом? Дайнслейф задаст себе этот вопрос спустя пятьсот лет — слишком поздно, спустя много времени после того, как улеглась пыль. Но до того, как появилась пыль, была трава, свет, дождь и жизнь. Как солдаты Королевства, они с гордостью называли процветающую нацию Каэнри’ах своей родиной. Как люди, они гордились тем, что называли безбожную нацию Каэнри’ах своим домом. И если Хальфдан был Серебром и Синевой, напоминающий цветочное море интейватов, то Дайнслейф был Золотом и Синевой — яркое солнце в небе над головой. Наконец человек Золота отбросил все свои печальные размышления в сторону. Поставив свой бокал с вином, он приблизился к Хальфдану с нежной улыбкой на губах. — Ты напоминаешь мне символ нашего народа. Возможно, тебе следовало стать новым капитаном Королевской гвардии вместо меня? — ласково поддразнил Дайнслейф. — Забавно, что ты об этом заговорил, потому что я думал вставить в твои волосы интейват, — пробормотал Хальфдан с румянцем на щеках. Его пальцы блуждали по траве с легкостью находя то, что он искал, и так он сорвал один из множества цветов, что были между ними. — Прекрасно, — с довольным выражением лица Хальфдан осмотрел произведение искусства, которым был Дайслейф. Он, обычно резкий и отчужденный, внезапно стал мягким и ощутимым. Так Хальфдан прикоснулся к нему; осторожно, с обожанием, признаваясь. На этот раз Дайнслейф позволил себе, и потянулся настречу прикосновениям мужчины. На этот раз он не отступил, когда Хальфдан — Хальфдан — притянул его ближе. Пока они не легли в траву бок о бок, окруженные яркими цветами страны, которую они называли домом. — Знаешь, если нам придется когда-нибудь расстаться, они хотя бы останутся. — Его палец с нежностью коснулся лепестка в волосах Дайнслефа. — Не сглазь… — упрекнул его Дайн, однако в его голосе не было ни капли злобы. Смешок сорвался с губ Хальфдана прежде чем он прошептал: — Ты так боишься меня потерять? Да, я боюсь. — Как солдаты Королевства, наши жизни могут оборваться в любой момент. Нам остается готовиться только к худшему. — Вместо этого произнес Дайнслейф, тоже шепотом, потому окончательно потерял веру в свой голос. — … два бокала вина, а ты все так же серьезен, Капитан. — Поддразнил его Хальфдан, покачав головой. — Ну, возможно, если бы ты не называл меня Капитаном все время, — слова слетели с губ Дайна, прежде чем он успел их остановить. С бешено колотящимся сердцем Дайн наблюдал, как Хальфдан осознал значение этих слов, хотя и с некоторым запозданием, и его темно-синие глаза расширились от понимания: — Ты прав. Прямо сейчас ты не Капитан. …Ты Дайнслейф, так? — Именно. На самом деле, Хальфдан никогда не был влюблен в Сумеречный меч; это всегда был человек под ним, сердце, облаченное доспехи. И вот сейчас, вероятно впервые за все время, перед ним был Дайнслейф. Тогда Хальфдан и не подозревал, что это было в последний раз. Возможно, если бы он знал, он бы поступил так, как велело ему сердце, и поцеловал бы его. Или Дайнслейф бы сделал это. Все, что Дайнслейф знал спустя пять столетий, это то, что он тоже этого хотел. Но, увы, никто из них не знал, и поэтому все эти бесконечные «а что, если» похоронены под слоями пыли. Каковы же были шансы, что эта пара несчастных влюбленных снова встретится в той же жизни? Даже не один на миллион. И все же они были там, воссоединившись после стольких лет, только для того, чтобы снова расстаться так жестоко и трагически. Во время катаклизма пятьсот лет назад у них не было возможности попрощаться. Но теперь, как тот, кто еще остался там, Дайнслейф, наконец, воспользовался возможностью отпустить Хальфдана с миром. Как только его пути с Путешественником разошлись, Дайн остался в богом забытом зале, где один из его людей, его друг, любовь, испустил свой последний вздох. Однако это место, открытое и доступное для любого, кто осмелится сюда зайти, не было местом для мертвых. И с мрачным, но решительным выражением лица, Дайнслейф решил собрать и унести доспехи Хайльфдана. Хальфдан, — или то, что от него осталось, — заслуживал достойной могилы. Дайнслейф проклинал тот факт, что ему нечем было украсить место упокоения. И вдруг он вспомнил. — Добро пожаловать домой. Слова, произнесенные так тихо, что даже не достигали собственных ушей. Цветок, который когда-то украшал его золотые волосы, теперь был возвращен земле. Спустя пятьсот лет Хальфдан воссоединился с последними остатками их родины, их общего дома. В своем сердце Дайнслейф попрощался со своим старым другом и потерянной любовью. Может быть, если бы звезды позволили, их любовь могла бы расцвести в другой жизни, прежде чем осядет пытль.