План

      Последние недели полторы Эдвард себе места от волнения не находил. План вроде и был уже отточен и заучен до малейших деталей, билеты были куплены, у коллег Хайдериха было окольными путями узнано, что во вторник вечером он ничего не планирует и что освободиться они должны не поздно, а Элрик всё волновался и волновался. Сидя в одиночестве дома, пока Альфонс в мастерской, он всё брался то за одно, то за другое дело и всё равно откладывал и, вновь и вновь, нервно повторял под нос порядок действий. И даже на случай, если ему откажут и придётся с позором искать новое жильё.       А после полудня оказалось, что и не зря Эдвард переживал.       Сперва он узнал, что сегодняшний спектакль отменили из-за каких-то технических неполадок. «Ладно.» — подумал он, — «Это поправимо. Можно обойтись и прогулкой по городу, Мюнхен вечерами очень красив.»       К половине шестого позвонил Альфонс и сказал, что задержится в мастерской, но пообещал постараться успеть к ужину. Тут уже Эд вцепился в волосы и постарался не взвыть. Стоило ему наконец-таки решиться признать, как всему миру просто необходимо было сойти с колеи обыденности и свернуть вообще черти знают куда.       Последняя надежда оставалась всё же на цветы, хотя надобности в них теперь не было совершенно никакой. Потому Эдвард, не надевая плаща, спустился вниз в цветочный. Но и тут его ждало разочарование. У фрау Грэйсии закончились все до единой красные розы. (Она честно пыталась отложить несколько для Эдварда, но отстоять их у настойчивого ловеласа вечером не удалось.)       По итогу расстроенный, нервный и с букетом красных тюльпанов парень поднялся в обратно, с горем пополам отыскал вазу и водрузил непонятно теперь зачем купленный букет на кухонный стол, а сам уселся напротив сверлить его взглядом.       — Хотел как лучше, а получилось… — Элрик тяжело вздохнул и уронил голову на сложённые руки, — да никак не получилось в итоге.       Он прикрыл глаза, зачем-то опять прокручивая в голове развалившийся в пух и прах план и делая мысленные отметки на каждом провальном пункте.       Видимо, Эдвард умудрился уснуть, измотанный постоянным волнением и добитый расстроенными чувствами, потому как почувствовал сквозь сон лишь руку на плече и знакомый голос:       — Эд, всё в порядке?       От неожиданности Эдвард подорвался и чуть не рухнул вместе со стулом назад, но Альфонс вовремя схватился за перекладину спинки.       — Извини, не хотел пугать. — он легко рассмеялся.       Ещё сонный Элрик зачем-то попытался оправдаться за всё и сразу, но внимание Хайдериха было уже занято другим.       — Откуда в доме цветы? — он удивлённо разглядывал букет в вазе и так же удивлённо переводил взгляд растрёпанного от резкого пробуждения Эдварда.       Элрик тяжело вздохнул, и, подперев щёку рукой, тоже уставился на яркие тюльпаны.       — Это должны были быть розы, — меланхолично начал он, — но у фрау Грэйсии они закончились. А ещё спектакль отменили, около полудня где-то. Я решил предложить прогуляться по городу, развеяться, но тебя задержали. А если возвращаться к цветам… Ну, вообще они тебе, только смысл то какой от них. — он опять тяжко вздохнул, — А я столько времени готовился…       — Мне? Цветы? — до блондина совершенно точно не совсем дошёл смысл вываленной Эдом информации.       — Тебе-тебе, кому же ещё. Я хотел признаться тебе, думал, что если уж откажешь, так хоть вечер не будет ужасным. Но…       И Эд в очередной раз вздохнул. Повисла неловкая пауза.       — Мне нравятся тюльпаны. — первым заговорил Альфонс, — А роз у фрау Грэйсии полно, я только что проходил мимо и она поправляла из в вазоне. — Хайндрих потянулся и поправил один выбившийся из кучки бутон, — Только она запомнила, что я их не люблю.       Эдварду хотелось провалиться сквозь землю от собственной тупости и очевидности произошедшего ранее в цветочном, но вместо этого он смачно стукнулся лбом о столешницу, да так и остался лежать лицом на столе в приступе немого вопля и залитый краской, пуще тех несчастных тюльпанов.       Альфонс, наблюдая такую картину, беззлобно рассмеялся, осторожно запустил пальцы в золотые волосы «алхимика», распуская растрепавшийся хвостик, нагнулся и поцеловал его в макушку.       — Да, я тоже тебя люблю, Эдвард.