Любить тебя одного

      Закат медленно покрывал небесный купол своим рубеллитовым сиянием уходящего дня. Лёгкий ветерок уже начал постепенно наполняться вечерней прохладой сквозь жирный слой разгорячённого солнцем воздуха. Где-то вдали доносятся хлопки крыльев улетающих птиц, а трава на цветущей и благоухающей в цветочном нектаре летней поляне, точно, всё сильней озаряется гранатовым соком. Одиноко стоящее дерево, играет тенями листьев в золотисто-красном блеске. На одной из веток, свесив босые ноги, как пара маленьких птенчиков, сидят двое одиноких малышей, слегка приобнимая друг друга. В последних лучах сияет величественный горный хребет и, кажется, что он где-то в ином мире, до того далёким он казался.                     –«Как же это прекрасно!», – вдруг подумала девочка, глядя на волшебные пейзажи, расстилающиеся вокруг неё и отражающиеся в её серых, как погребная мышь, глазах.                     Она ещё долго обозревала всё, что видела вокруг себя, жадно поглощая всю ту завораживающую эстетику, лежащую теперь, как подле её ног. Но она не могла назвать всё это эстетикой – в её детском словарном запасе семилетнего малыша, ещё не было такого сложного и непонятного слова, как “эстетика”, поэтому она сказала своему другу лишь:       –Это очень красиво! Моно, давай ещё придём сюда завтра!       –Конечно, придём, – ответил ей, слегка задумавшись, её маленький друг, – Если дождя не будет, обязательно придём.       –А чего тебе дождь? – вдруг удивилась девочка.       –Ну, в дождь меня гулять не отпустят… да и небо уже не будет таким красивым, – тут Моно снова задумчиво глянул вдаль. – Смотри, отсюда видно всё “королевство”! А вон там есть холм с мягкой травой, там можно лечь, расслабиться и весело покатиться вниз… Ещё здесь ручей и там очень чистая вода; когда-нибудь я сделаю там шалаш…       –А там что?.. – спросила вдруг девочка, показав пальцем на золотящийся в закате, горный хребет.       –Там?.. Ну… я там никогда не был, – задумался и опустил взгляд кареглазый мальчишка со слегка бледноватой кожей, и таким миловидным лицом, что не устоял бы и ангел, отдавшись блаженному умилению. – Но я знаю лишь одно: там – в несколько раз красивее чем здесь! – звонко проголосил он, очертив руками такой большой круг в воздухе, что, казалось, этому мальчику не хватило бы рук, чтобы описать всю эту красоту.       –Откуда ты это знаешь, если ты там даже никогда не бывал? – удивилась девчушка.       –Ну, смотри!.. Мы сейчас с тобой здесь сидим на ветке одинокого деревца на полянке и смотрим на весь этот мир, который уже готов сказать этому дню: «Прощай!». Отсюда видно почти все окрестности нашей дачи и здесь здорово встречать закат и смотреть на всё это волшебство. А представь, какие виды с верхушки вон той горы! – и он показал пальцем на самую высокую гору в блестящем над землёй хребте. – Там, наверное, видна не какая-то там дача! Там виден весь мир! Представь какого это, встречать закаты там и смотреть на то, как весь этот мир уходит в ночную тень, и как солнышко расстаётся с ним на целую ночь!                     Девочка мечтательным взглядом посмотрела на горы, и вообразила, будто она сейчас стоит на самой вершине и прохладный ветерок обдувает сейчас её лицо. Она беззаботно улыбается уходящему дню и благодарит его за все те радости, что тот ей принёс и что оказался к ней очень любезным, не сделав ей зла. Он, этот день, как волшебный огонёчек теперь догорал в её глазах, отдавая волшебство своими последними отблесками, и всё это было приятно, безумно приятно; до того это было приятно, что девочка будто бы научилась летать и воспарила над всем этим миром, переносясь куда-то далеко-далеко отсюда. Такой след в её ещё совсем молодой душе не оставляло ничто.                     –О чём ты сейчас думаешь? – спросил паренёк, удивлённо глазея на потерявшуюся в своих мыслях подругу.       –А?.. Да, не о чём… Просто подумала, как было бы круто встретить там закат вместе с тобой. Ты ведь мой самый лучший друг, Моно.       –Ты тоже мой лучший друг, Лиу. Я очень тебя люблю, – сказал он, дружелюбно окинув её взглядом.       –И я тебя, – улыбнулась она.       –Кстати, тебе домой не пора? – спросил он, и улыбка его померкла.       –Пора… – с не меньшей грустью в голосе ответила она.                     Дети осторожно слезли с дерева и стали доставать из травы свою сброшенную с дерева обувь. Потом они отправились в сторону дачи по узенькой тропинке, сквозь деревья, кусты и высокую траву. На протяжении этого времени они весело разговаривали обо всём на свете, а может, даже и о большем. Ведь всё это было их время, их лето и их детство. В конце концов, лай собак и вечерняя деревенская суета подобрались к ним совсем близко, когда вот уже из-за деревьев стали выглядывать первые домики. Здесь они и попрощались, крепко обнявшись напоследок и пожелав друг другу сладких снов.                     –Постой! – вдруг крикнул Моно, уходящей в сторону дома Лиу.       –Что такое? – удивилась она, обернувшись на догнавшего её паренька.       –Звёзды… Сегодня ночью обязательно посмотри на звёзды! Выйди на балкон и посмотри на звёзды! Я тоже собираюсь так сделать. В этом месяце ведь на небе очень много звёзд, и я хочу, чтобы мы вместе на них посмотрели, – сказал мальчик.       –Хорошо, я обязательно посмотрю на звёзды! Пока, Моно! – сказала она и побежала дальше в сторону дома.                     Всюду уже царил вечерний полумрак, но Моно остановился на месте как вкопанный, и с интересом наблюдал, как малышка скрывалась за поворотом улицы. Только после он пошёл домой.                     Сегодняшняя ночь, как и сегодняшний вечер, надолго отпечатались в памяти Лиу, как самое лучшее время в её жизни. Она заворожено смотрела на мерцающие звёзды с мыслью, что где-то на другом конце посёлка такой же маленький человечек как она, заворожёно глазеет на всю эту притягательную картину, напоминающую стаю светлячков в непроглядной лесной глуши. И она снова посмотрела на верхушки гор виднеющегося вдали горного хребта. В этот момент ей даже казалось, что будь она сейчас на вершине этой горы, звёзды были бы с ней на одном уровне, и она могла бы дотронуться до них, вобрать в себя их холодное призрачное сияние. Когда-нибудь эти горы, с которых виден весь мир, станут явью – ну а пока малышка засыпает с мыслью об этих счастливых грёзах.              

***

             Утреннее солнце нежно положило свою ладонь на детское лицо. Затем подвинуло её, освещая золотистым блеском каштановые локоны. Казалось, само солнце стремилось погладить его, взъерошить шелковистые волосы, чтобы затем причесать их своими лучами. Однако, когда у него это не вышло, оно не замерло в спокойном ожидании пробуждения мальчика, а засветило ещё ярче, высовываясь из-за туч, уже не робко заглядывая в окно, а нагло в него карабкаясь. Когда же солнечная рука попала подростку прямо в глаза, он всё же лениво поднял веки, сонно жмурясь и моргая. Поскольку будить его ещё не пришли, у Моно было ещё немного свободного времени, которое вполне можно было потратить на то, чтобы “доспать” своё законное время. Однако солнце, так активно требующее его внимания, совсем не хотело, чтобы мальчик вновь засыпал. Поэтому, только заставив соню раз десять перевернуться туда-сюда и раз пять накрыться с головой, только чтобы вновь вынырнуть из-под душного одеяла, и убедившись, что уснуть у него уже точно не выйдет, оно наконец успокоилось.                     –Доброе утро, солнышко, – хоть Моно и не слишком радовала эта перспектива, он всё равно улыбнулся, смотря в окно, прежде, чем спускаться на первый этаж.                     Из кухни доносился какой-то шум, прекратившийся, однако, стоило родителям услышать детские шаги.                     –Доброе утро, мам! Доброе утро, пап! – сонно зевнул Моно.       –Доброе утро, солнце. Как спалось? – поинтересовалась мама.                     Они оба улыбнулись своему “солнцу”, но как-то натянуто и не по-настоящему. В глазах мамы до сих пор читалась горечь из-за утренней ссоры, а кулаки папы так и тянуло сжаться. Однако мальчик ничего странного не заметил. Да и куда уж ему было это заметить, когда родители оставляли свои ссоры при себе и всегда находили компромиссы, когда появлялся Моно.                     –Хорошо. Просто проснулся раньше.       –Ну вот и отлично. Садись завтракать, – выдвинув стул из-за стола, пригласила мама.                     Моно и уселся за стол и нетерпеливо болтал ногами, как самый обычный подросток, пока ожидал свой завтрак. Завтрак был делом семейным и всегда начинался в одно и то же время. Так или иначе, это мероприятие собирало за одним столом всю семью, как и ужин. Всё это было уже твёрдой и цикличной семейной традицией, отступиться от которой было невозможно.                     Когда же яичница оказалась на тарелке парнишки, он посмотрел в её глаза-оливки, широкую беконную улыбку, и сам ей улыбнулся.                     Завтракал он тоже как-то необычно. Каким-то образом это было идеальным сочетанием: чисто ребяческого спешного поедания, и по-взрослому аккуратного принятия пищи. И на этот процесс было удивительно приятно смотреть. Возможно, именно поэтому родители почти не отводили с него глаз вплоть до того момента, как с тарелки не исчез последний кусочек.                     Закончив свою утреннюю рутину, Моно получил прощальные обнимашки, поцелуй в лобик, помахал рукой и, наконец, отправился в школу, сквозь нагромождённые автомобильным шумом улицы.                     Встречая радостные приветствия соседей, которые, казалось, становились куда радостнее и веселей, когда замечали мальчика и, принимая улыбки простых прохожих, мальчик даже не успевал осматриваться по сторонам. Казалось бы, и смотреть то не на что: дорога, как дорога, каждый день одна и та же. А нет! Где-то птичка незнакомая пролетит, где-то цветочек новый распуститься, да и прохожие каждый раз другие. Школьник радостно вбирал в себя все эти мелочи, да только не успевал толком. Пока ответишь на одно приветствие, уже слышишь следующее, уже видишь новые лица, почему-то такие радостные встрече с ним. А пока всем ответишь, уже и птицы поразлетаются, и цветок кто-то сорвёт. Но хоть настроение у него хорошее и никто его не испортит.                     В школе всё становилось ещё хуже. Коридоры учебных заведений и так особой тишиной не отличались, а уж как пол школы начинало одновременно галдеть… порой вместо бумажного пакета надеть хотелось что-то куда более звукоизолирующее.                     –Привет, Моно! – Лиу тоже была тут как тут, махала из-за своей парты.                     Моно поприветствовал её и сел рядом. Ему очень повезло учиться в одном классе с подругой детства, хотя в классе было бы трудно найти хоть одного школьника, не считающего Моно своим другом. Учителя всегда здоровались, встретив его в коридоре и часто хвалили перед всем классом за его необычайные таланты. Но талантов, к слову, не было. По крайней мере, мальчик так всегда считал. Все просто очень уж его переоценивают. Даже школьные хулиганы и те как-то сквозь пальцы на него смотрели и никогда не трогали, хотя за период своей школьной жизни паренёк ни разу и мухи не обидел.                     Когда же звонок дал понять тем, кто так долго его ждал, что мучительный и долгий учебный день теперь закончен, Моно, наконец, собрался топать домой. Как только паренёк вышел из школы, его догнала Лиу и предложила пройтись вместе хотя бы до парка, на что тот, конечно, согласился.                     Лиу шла молча и постоянно глазела на Моно, пока тот рассказывал ей о том, как ему уже надоела вся эта учёба, и как он хочет просто отдохнуть от этого всего. Мальчик был абсолютно искренен с ней и обо всём этом говорил основываясь на своих настоящих чувствах. Куда больше его раздражало то, что учителя видели в нём гения, которому всё по силам, а одноклассники часто просили дать списать. И ведь никак не объяснишь всей этой процессии, что Моно – обычный, в меру умный паренёк, которого в жизни учёба интересует куда меньше друзей, но всегда приходится соответствовать образу ответственного человека.                     И так он рассказывал обо всех этих проблемах ровно до тех пор, пока не произошла внезапная остановка прямо посреди улицы, а произошла она потому, что Лиу вдруг резко накинулась на парня с объятиями. Он совсем такого не ожидал и, слегка опешив, встал как вкопанный.                     –Лиу… т-ты чего?! – в остолбенении проговорил мальчик, пытаясь вырваться из этих объятий, до того мягких и тёплых, что Лиу как будто обнимала плюшевого медвежонка. Разве что разница была в том, что медвежонок этот дышал, и в груди его билось маленькое сердечко, стуком которого так наслаждалась сейчас Лиу, прижимая его грудь к своей мягкой щеке.       –Хочешь, я буду помогать тебе с уроками, чтобы ты всё успевал? – слегка ослабив хватку, глянула на него девочка.                     Взгляд этот был странным. Была девочка лишь чуть-чуть ростом ниже парнишки, но смотрела как будто откуда-то снизу. При этом смотрела она даже не так, что просила что-то, а скорее умоляла, будучи как будто даже готовой встать пред ним на колени. От этого всего Моно становилось даже противно, но мальчик стыдился даже подобных мыслей. И самым неприятным было то, что всё это дело творилось на улице прямо на глазах у прохожих, но они, эти прохожие, смотрели на всё происходящее с улыбкой и сказочным умилением, что сочилось из их сияющих при виде этой картины, глаз.                     Мальчик на секунду зажмурился, глубоко вздохнул, а после спокойно глянул на всё такое же заботливое лицо подруги. И ведь она совсем даже не подумала о том, что сама может начать ничего не успевать.                     –Хорошо. Я согласен, – ответил он.                     Лиу так и взвизгнула от счастья, но не голосом, чтобы ненароком не выдать другу своего восторга. Только тот и так догадался лишь по одной её улыбке и, точно, сверкнувшим от счастья глазам. Они пошли дальше, продолжая о чём-то болтать. Кругом шумели машины, ковыляли прохожие и счастливое весеннее солнце всё также пыталось погладить мальчика по голове с той же ненавязчивой, но приятной и тёплой лаской. Оно так и играло в его русых локонах, поливая их самым настоящим золотом. Когда же они заходили в тень какого-то здания, солнышко передавало свою наиответственнейшую задачу приятной прохладе, и та с удовольствием принимала пост, целуя щёки мальчика ласковым ветёрком. Вместо противного асфальта, вечно трескающегося в некоторых местах, под ношами сменялись узорчатые плитки разного цвета, словно плитки шоколада. От изысканной железной оградки доносился запах свежей краски, которую, как всегда, наносили на неё каким-то энным весенним днём, дабы город оставался чуточку краше и достойней его самого светлого жителя. Сирень вот уже начинала цвести и пахнуть, как это было всегда, и запах этот становился всё насыщенней и слаще, когда такой дорогой нос приближался к кусту.                     Наконец, зелёная парковая зона показалась впереди, что говорило о скором расставании друзей, пусть и временном. На протяжении всего пути в лице сероглазой девчушки читалось какое-то отчётливое, но скрытое от парнишки желание. Она находилась в нерешительности, чудовищной нерешительности и, казалось, не сделает и шага без новой гирьки на весах своих размышлений. Моно всё это видел, замечал, но предпочитал по своей добродушной манере не лезть куда не просят и просто пытался получать удовольствие от прогулки до дома, наблюдая за поющими свои серенады птицами и благоухающими кустами сирени.                     Они остановились. Паренёк попросил подругу постоять на месте, а сам скрылся в ближайших кустах сирени, что выглядело странно и как-то чудаковато. Девочка с нетерпеньем ждала его возвращения, наблюдая за тем, как он шуршит ветками в кустах. Наконец, мальчик вышёл с букетом в руках из трёх веточек сирени. Он слегка улыбнулся, увидев как лицо Лиу засияло от счастья, и вручил ей букет. В этом жесте даже была некая торжественность, о которой паренёк не имел никакого понятия и совсем не вкладывал ничего этого в своё поведение.                     –Спасибо, что предложила помочь, – улыбнулся он. – Ты настоящий друг. Ладно, мне пора! Потом ещё это обсудим!                     Парнишка поспешил к воротам парка, откуда всё так и манило бросить сейчас все заботы и идти за ним, куда бы он не пошёл. И Лиу всерьёз об этом думала! Её внутренняя борьба и противоречия предельно обнажились и достигли небывалого пика, ведь времени у неё всё меньше. Сейчас он уйдёт и всё! Всё! Сейчас, или никогда! Она и так долго шла за ним в сторону совсем противоположную, стороне своего дома и ей точно попадёт от отца за то, что пришла домой позднее обычного, но почему-то она сходит с ума. Да! В этом она уверена точно, что сходит сейчас с ума и не осталось в её рассудке ничего здравого. Вот только… сумасшествие это было настолько приятным, что ей хотелось сходить с ума вечно.                     –Постой, Моно! – окликнула она мальчика.                     Он обернулся; обернулся, как ребёнок, и всё сбилось в этот момент. Своими бесконечно прекрасными, приторно-сладкими, словно мёд, глазами, тёплыми, как этот весенний день, что так и блистали двумя тёмными точками в бледном лице, он смотрел на девчушку абсолютно спокойным, вселенски-умиротворяющим взглядом. И смотрел он как-то непринуждённо, невинно, спокойно и, как будто, даже немного жалобно. Весёлый, прохладный ветерок одним своим дуновением, словно маленький дирижёр, заиграл оркестром молодых листочков в парке и заботливо пригладил взъерошенные волосы мальчика. Воздух наполнило свежей прохладой. Отблеск солнечного света небывалым золотистым блеском засиял в бледном лице и озолотил его курточку, отчего паренёк больше походил на ангела, чем на человека. Даже солнечный нимб сиял сейчас над его головой, точно, всё так и было, и мальчик этот только притворяется человеком, а на деле самый настоящий ангел; Лиу в этом и не сомневалась нисколько. Но почему?! Почему он этого даже не замечает?! Почему не замечает он насколько прекрасен, как будто ему всё равно?! И смотрит на Лиу сейчас как-то очень уж равнодушно. Если б только знал… если б знал он, в какой чудовищной нерешительности находится сейчас его подруга детства, и какие заветные слова она готова сказать ему прямо здесь и сейчас!.. Если б он только знал какие страсти, какие терзания мучают девочку, какие навязчивые мысли не отпускают её голову, заставляя одновременно смеяться и плакать по ночам!..                     –М-Моно… я… я хочу тебе с-сказать… ч-что я… т-тебя люб-лю и хочу… – пыталась выдавить из себя девчушка, постоянно трепала в руках букет и не могла долго смотреть на парня – слишком уж он необыкновенный. – Хочу пожелать тебе счастливой дороги.       –Спасибо. Знаешь, я тоже тебя люблю. Но я, кажется, уже говорил тебе об этом. Много-много раз говорил, – со столь же непробиваемым спокойствием говорил Моно, будто эти слова для него совсем ничего не стоят, – Ты мне ещё с детства об этом говоришь. Но знаешь, это всегда так приятно слышать. Спасибо тебе. А теперь, пожалуйста, иди домой. Я не хочу, чтобы из-за меня тебе попало от отца. Тебе тоже счастливой дороги! Береги себя, Лиу!                     С этими словами парнишка напоследок махнул ей рукой и стал отдаляться по дорожке парка, идя прямо по середине, такой маленький, среди таких больший деревьев, в таком огромном мире. Лиу какое-то время наблюдала за ним, пока он превращался в маленькую точку где-то вдали. На душе её отчего-то было тяжело и противно, словно её только что как-то оскорбили, а глаза даже остеклились, накатив свежими слезами. Однако девочка скоро успокоилась, глянув на букетик сирени в своих вспотевших руках. Она понюхала их сладкий аромат, вспомнила слова парнишки о том, что тот её тоже любит и, забыв обо всём на свете, побежала домой. Она бежала вприпрыжку, весело размахивая букетом, скользила сквозь прохожих со счастливою улыбкой, словно тот довольный первоклассник, впервые идущий в школу. Счастье до того струилось из неё, что было трудно дышать, а удивлённые прохожие периодически слышали восторженные, нечеловеческие визги. Может, сейчас он до конца и не понял её чувств, но рано или поздно – он ведь всё равно всё поймёт.                     Потом Лиу вдруг почувствовала себя настоящей дурой, ведь какой дурой нужно быть, чтобы признаваться в своих чувствах теми словами, которыми с детства ласкаешь слух своего возлюбленного?! Конечно, он ничего не понял! Он и не должен был что-то понять! Он ведь привык к этим словам. Для него они не означают практически ничего, кроме той маленькой детской любви, что дети испытывают ко всему, что им дорого. Сказать что-то большее у девочки не хватило смелости. В самый последний момент её, будто клешнями, вытягивало назад. Ей казалось, что Моно ещё не готов, что он как-то неправильно её поймёт. Да и откуда ей вообще знать, как правильно говорить человеку о своих чувствах, которые она и сама толком описать не может, тем более в столь непростой ситуации. Однако, он подарил ей этот букет, эти цветы! Стал бы он делать так, будь Лиу ему совсем не дорога?! Да, Лиу – дура, но дура счастливая. Теперь, даже если ей попадёт от жестокого отца и на теле появится несколько новых синяков, она будет засыпать с улыбкой на лице, вспоминая эту хоть и небольшую, но счастливую прогулку с мальчиком.                     А признание?.. Что уж там – она чётко для себя решила, что не сегодня, так завтра. Он ведь и сам отвечает ей взаимностью, а значит, что он никуда от неё не денется, и хоть ей и сложно, но она всё же простит себя за свою сегодняшнюю слабость. Ведь в голове сладким мёдом струились мысли о том, что уже совсем скоро они будут вместе и будут вместе счастливы.                     Моно продолжал своей спокойной походкой идти вперёд по парку. Ветер гонял по асфальту всякий мусор, что заботливо миновал его красивых блестящих туфель с липучками и крохотным белым силуэтом Микки Мауса на них. Он смотрел по сторонам, всё также сиял в солнечном свете и безмолвно шёл вперёд, прямо как маленький ребёнок, вдыхая полной грудью свежесть весеннего ветра и наслаждаясь спокойствием вокруг.                     В какой-то момент из-за деревьев пред ним заблестело озеро. Он свернул с дороги и уже по узкой тропинке пошёл к дикому пляжу, поросшему травой и кустарниками. В этом месте никто не купается, а только и слышно, как порой гогочут утки. Перед его взором расстелилось светлое полотно озера, чистым серебром мерцающее даже сквозь насаждения. Вокруг ни души. Рюкзак с грохотом всех учебников и тетрадок находившихся в нём, полетел в кусты, за ним и красивые туфли. Носки он запихал в карманы и, засучив штанины брюк, почти по колено вошёл в озеро. Вода была холодной и ветер гонял по его телу табуны мурашек, но он остался стоять на месте. Озеро было немаленьким и парнишка в нём казался микроскопической точкой.                     В какой-то момент и ветер почтительно стих, выровняв водную гладь, Моно взглянул в своё отражение. Тот, кто смотрел на него сейчас по ту сторону поверхности воды, был настолько красив, что было сложно оторваться. Впрочем, паренёк уже давно привык к самому себе и совсем не удивлялся уже ничему. Строго говоря, он был единственным, кто не попадал под влияние своих собственных завораживающих чар. Ничего этого он не видел, и совсем не казался красивым самому себе. Обычный ничем не примечательный мальчик.                     Конечно, в самом деле это было вовсе не так. Красота мальчишки резала глаз; настолько он был прекрасен, что казалось, этот несовершенный мир не заслуживал чего-то столь прекрасного. Он выделялся, был милым и невинным, словно младенец, как-то по-особенному сиял, ходил, улыбался, даже взгляд его мерцал, как августовские звёздочки. В каком бы тёмном месте он не появлялся, оно светлело от его присутствия, а все, кто ловил на нём свой взгляд (что было неизбежно, ведь было в нём что-то очень притягательное), неизбежно попадали под влияние его чар и настроение их менялось. И не был бы он настолько прекрасен, если бы его внешняя красота не гармонировала с внутренней. Он напоминал удачную конфету: яркую снаружи, сладкую внутри.                     Но всё это было ему непонятно. Он молча глазел на весь этот странный и дикий мир, что сходил с ума от одного только его присутствия в нём и задавался вопросом: «почему?». Ответа он, конечно, не находил, ведь всё, что без умолку твердил ему этот мир, казалось ему бредом, и он закрывая уши руками и стиснув зубы, отметал от себя все эти мысли. Но в то же время не мог не находить в себе что-то такое, что казалось ему необычным. Люди слишком много и часто смотрели на него, что вводило его в дикое смущение, но от смущения этого он казался ещё более милым и красивым. И так продолжалось без конца.                     Вот он снова вгляделся в своё отражение, пытаясь твердить себе, что он самый обычный человек, никакой не ангел и ничем от других не отличается. Он – такой же житель этого серого городка, как и все. Моно улыбнулся, хоть уголки его улыбки предательски дрожали, сказал себе: «Я счастлив, меня все любят», но голос срывался, и ком в горле не давал ничего сказать. Затем он уже громче проговорил, что счастлив, проглотив обиду, и явно почувствовал, как серебристая слеза сорвалась по его нежной щеке, до того милой, что их хотелось трепать и целовать целую вечность. Уловив в воздухе нотки столь неприятной обиды, ветер, гонимый жалостью, стёр его изображение, встрепенул волосы и расстегнутую курточку, а затем нежно шепнул на ушко: «Ты прекрасен!», пытаясь успокоить мальчишку. Шёпот этот он пропустил мимо ушей, а, меж тем, в воду рухнула очередная слезинка, и мир вокруг, доверху наполненный успокаивающими природными звуками, стал периодически слышать влажные всхлипы и лёгкие, почти задавленные завывания. Такой маленький глупыш.                     Он ещё долго не будет уходить с этого озера. Оно – его единственное место, где он может отдохнуть от вечно преследующих его чужих взглядов, и просто сделать то, чего ему теперь очень хочется: позлиться на себя. Кому, как не Моно знать о том, за что его по-настоящему можно любить, а за что ненавидеть? Только мир этот всегда знал лучше.                     Моно пришёл домой чуть позднее обычного, весь уставший, измотанный и хмурый. Сначала он тут же словил недовольный взгляд мятой мирскими заботами мамы, но та не стала на него долго злиться, когда увидела состояние сына. Чуть позже она постучится в дверь его комнаты с кружкой горячего чая и шоколадкой. Не дождавшись ответа, она войдёт, где застанет его лежащим на кровати прямо в школьной форме и опустошённо глазеющим в потолок. Она поставит чай с шоколадкой на тумбочку возле его кровати, сядет рядом с ним и погладит тёплой рукой его нежную щёку. И в этот момент даже часы станут тикать тише, а парнишка приобнимет мать, излившись горячими слезами. Он, конечно, ей ничего не скажет, а сказал бы – она бы ничего не поняла. Но ему было достаточно этого всего, что он сейчас чувствовал в этих тёплых объятиях. Он, как будто, даже заскучал по маме, по её запаху, по её дыханию, теплу и стуку её сердца в оглушающей тишине и гуле своих собственных горьких мыслей, которые никогда не вырвутся на свободу. Никогда!                     Её сын так и останется ярым молчуном, тихоней и самой доброй, самой чистой душой этого мира. Душой – ковыляющей на своём трудном пути всеобщего непонимания и лучезарного, сладостного хаоса, с каждой секундой угнетающего все её хрупкие, но яркие порывы. Даже, вернее сказать, утопающем в фальши, намалёванной самой природой прекрасного.                     Впрочем, сейчас ему хорошо, он успокоился. Конечно, он ещё долго не будет выпускать тело матери из рук, выравнивая дыхание и умаляя последние всхлипы, подобно присосавшемуся вампиру, что желал бы полностью удовлетворить свой аппетит, осушив до дна свою жертву. Но в данный момент времени, симбиоз этот был приятен и сладостен им обоим. Супружеские конфликты, что волчьими челюстями грызли семью, не могли не оставить свои раны, багровыми струпьями осевшие на истерзанном спирите.                     Когда же вся эта сцена подошла, наконец, к своему концу, мать подарила сыну очередной невзрачный, но такой бесценный и сладкий поцелуй в макушку, потрепала его щёчку, что даже заставило его улыбнуться с ещё не усохшими от слёз глазами. А после она, напоследок, попросила сына выпить чай, ведь это бы точно подняло ему настроение и помогло не заболеть. Чай, конечно, к тому времени уже не был столь горячим и без труда пошёл вприкуску с шоколадкой. И вот теперь, когда мать видела перед собой долгожданное счастливое лицо сына, весело уплетающего шоколад с чаем, она, наконец, почувствовала некое облегчение, сказавшееся в выполнении своего материнского долга и даже позволившее почувствовать себя героиней – её бесценный лучик снова засиял; она наконец покинула комнату сына. В то время как счастье, струящееся из мальчишки, было скорее лёгкой бутафорской безделушкой, коими люди обычно играются постоянно. Но пока он и сам того не замечает. Сейчас, когда ему снова хорошо – он сделает уроки, приберётся в комнате, поужинает, прочитает непрочитанное сообщение милой Рейни (подруги с очень интересным характером).                     Рейни, конечно, всегда неровно дышала к Моно. Он ей приглянулся ещё тогда, когда похвалил её поделку к творческому конкурсу несколько лет назад. Тогда мальчик очень заинтересовал девочку с красивой косичкой и каштановыми локонами. Хотя она и обладала весьма робким характером, сама начала общение с парнишкой. Это оказалось не так трудно – в душе маленькой Рейни без труда нашёлся участок, пустоту в котором идеально заполнил Моно. Он отучил её от неприятных привычек к самоистязанию, поднял разрушенную и разбитую самооценку, облагородил сознание, если так можно выразиться, при этом сам того, конечно, не осознавал и не замечал. Всё это не могло не стать поводом для их дальнейшей дружбы. Она протекала размеренно и плавно, но с каждым днём, как будто, становилась только крепче. Сама того не замечая, Рейни стремилась всеми возможными способами отплатить мальчику за всё то счастье, которое он, как какой-то невероятный волшебник, ей сотворил, не требуя ничего взамен. Такой расклад дел ей совершенно не нравился, и всё чаще девчушка звала маленького лучика погулять, дарила небольшие, но памятные подарочки и оказывала все прочие знаки внимания, которые почему-то никак особо не сокращали расстояние между ней и её маленьким героем настоящего счастья. Но она никогда не сдавалась и не уходила в тень, ведь знала, что там она больше никогда не будет счастлива и никогда не простит себя за такой ужасный поступок.                     Потому, дни их дружбы тянулись сладкой медовой струёй и перемалывались, как клубничная жвачка, никогда не теряющая своего привычного вкуса, но и не вносящего в его симфонию хоть какого-то малого разнообразия.                     Сам же Моно никак к этому не относился – также как никак не относился и к Лиу, и к родителям, и к учителям, и к прочим одноклассникам, и даже прохожим. Они даже никак не отличались в его глазах своей внутренней составляющей. Внутренний мир парнишки был настолько велик, что не позволял разглядеть и грамма в маленьких душонках тех, кто тут и там окружали его по сторонам и присасывались, как клещи, наполняя своё тельце его бесконечной чистой добротой, до того невиданной и непостижимой этим миром.                     Когда, наконец, мальчик заканчивал все свои дела, у него оставалось немного времени до сна, которое он обычно посвящал отдыху ото всего, и просто просиживал час в тусклом свете монитора, искромётно наблюдая за его интересным, фантастическим миром, или брал в руки книгу, чтобы уж наверняка легче заснуть. И засыпал он действительно легко. Как только он доползал до кровати, писал всем своим подругам: «Спокойной ночи!», оставлял телефон заряжаться на тумбочке, гасил ночник и, заворачиваясь в одеялко, словно Дюймовочка в лепесточек, придавался сладкому и по-детски прекрасному сну.                     Наутро всё было примерно также как и в прошлое утро: не менее прекрасно. Он также подарил свой первый сегодняшний свет самому солнышку, потом зарядил им родителей, прохожих, каждую травинку, а потом и… Рейни.                     Девочку он повстречал по пути в школу. Ему очень повезло, что кто-то из его друзей в классе живёт так близко к нему, поэтому паренёк часто шёл с ней до дома, или в школу. Бывало тот рассказывал ей о своём состоянии, о том как ему трудно подниматься по утрам, как его руки порой трясутся по неизвестным причинам и как ему порой бывает грустно, на что получал тёплые объятия подруги в ответ, которыми, однако, быстро удовлетворялся, и настроение его с утра повышалось. В школу он приходил довольный и не менее сияющий, чем обычно, а умилённо наблюдающая за ним Рейни, наполнялась чувством выполненного дружеского долга – её бесценный лучик снова засиял.                     Сегодня же, Моно особенно сиял, ведь видеть Рейни было особенным счастьем для него, а ещё календарь торжественно знаменовал последний рабочий день в этой изнурительно-сложной учёбной неделе. Завтра будет долгожданный выходной, которого все школьники заслужили недельным трудом и которого так долго ждали.                     Они шли вперёд, болтали о том о сём, Моно, как всегда, рассматривал каждую травинку вокруг, выискивая в них прекрасное. У проходящих мимо прохожих могло бы сложиться впечатление, что эти двое – пара: до того мило они смотрелись вместе. Идти по парку было особенно приятно, пока он сиял и благоухал в майских лучах. Остановившись возле небольшого куста сирени, Моно попросил Рейни остановиться и подождать его там, а сам скрылся в его тени и зашелестел листвой. Как только он появился вновь, в руках он держал букет из трёх веточек сирени, который тут же вручил девочке, поблагодарив за помощь с уроками и за то, что никогда его не бросала в сложных ситуациях.                     Лиу также как и всегда подходила к школе, но в этот день она вышла чуть позднее и рассчитывала встретить своего героя по пути. Она специально шла медленней, смотрела по сторонам и уже, было, начала думать, что встретить с утра Моно ей сегодня не суждено, как вдруг она его увидела уже подходя к школе. Он был не один – с ним была Рейни, на лице той была довольная улыбка, а в руках красивый и свежий букет сирени, который ничем почти не отличался от того, что Лиу поставила в баночку на подоконнике своей маленькой комнатушки.