Таков путь

      We built this city,       We built this city on rock and roll       Тога опустилась подбородком на леденящий край окна – высокого, в половину дверцы джипа – и подставила лицо ветру. Мимо проносились, один за другим, лишь редкие красно-белые столбики со светоотражающими наклейками, отмечавшие край шоссе. Утренний свет ласкал пейзаж мягкой пастелью: высокие, грозовые облака на горизонте, деревья по склонам холмов, россыпи валунов и петляющие между ними песчаные тропки – в обрамлении пушистых, гнущихся от бутонов трав.       Say you don't know me,       Or recognize my face       Водитель мягко потрепал ее по обнажившемуся (опять наброшенная куртка сползла!) плечу. Девушка дернула им, отталкивая ладонь в перчатке. Прикосновение было простым, беззлобным, приятным – пальцы у Роди были с широкими подушечками, что чувствовалось даже сквозь ткань. Руки рабочего.       – День только начинается, а вы какая-то сонная, – сказал он.       – Зато у тебя сна ни в одном глазу.       Say you don't care who goes       To that kind of place       Лишь завидев его конфетно-желтый, по самую крышу загруженный барахлом джип у мотеля, Тога поняла, с кем проведет сегодняшний день в дороге. В том, что водителем окажется парень, она даже не сомневалась: багажник на крыше был забит манатками одинокого, свободного духа – запасной аккумулятор, холодильный ящик («Хоть бы с пивом!»), гитара, лыжные палки. Количество стикеров на банановых дверях просто зашкаливало – а вместе с, очевидно, самостоятельно выведенной надписью «Roadster» на одной из створок последние сомнения испарялись, как роса под утренним солнцем.       Marconi plays the mamba,       Listen to the radio       – Starship плохого не посоветует! – улыбнулся Роди. – Нравится песня?       Тога откинулась на промятый, пахнущий пылью подголовник и глянула на парня поверх розовых очков:       – Сколько тебе?       – Двадцать три, а вам?       – Не «выкай». Мне двадцать два. И, дай угадаю, трудное детство под треки восьмидесятых?       Роди звонко рассмеялся. Небольшая птичка, сидевшая в открытой клетке на заднем сиденье, чирикнула, словно поддерживая хозяина. Ажурная конструкция была пристегнута ремнем безопасности, в складках подушки перекатывались кусочки корма. Рядом лежал надорванный пакет из зоомагазина и пах соответствующе.       Someone's always playing       Corporation games       – Угадали! Угадала, то есть, – поправился Роди. – Денег на новые диски никогда не было. – Парень повернул голову и расслабленно оперся виском о темно-серую спинку. – А ты так и не ответила, – напомнил он мягко.       Who cares, they're always       Changing corporation names       – Честно? Фиолетово, подо что гнать в рассвет, главное, чтобы в тему.       Молодой человек понимающе покивал, но его птичка вдруг завибрировала крылышками, встряхнулась. В воздух взвилась пушинка из хохолка – и, подхваченная ветром, заметалась по салону, вылетела в открытое окно.       – Пино с тобой не согласна, – с улыбкой отметил Роди. – А кем ты работаешь?       We just want to dance here       Someone stole the stage       Ай, ладно, подумала Тога. Этот парень, пропахший сухим кормом, в рубашке с заплатками и собранными в каштановый хвост длинными волосами, не выглядел паникером. В любом случае, можно было попробовать.       – Позирую для фоточек в интернет-магазине шмотья, – сообщила она, и, прикусив на мгновение губу, добавила: – До этого была проституткой.       They call us irresponsible       Write us off the page       Роди поднял голову, закатывая глаза под потолок. Перебрал пальцами в перчатках по эбонитовому рулю. Пино перепорхнула ему на рукав, растопырив крылья для равновесия. Девушка встретила влажный, настороженный взгляд глазок-бусинок. Птичка несколько раз открыла и закрыла клюв.       – Тебе реакцию, или совет? – легонько кивая под музыку, поинтересовался парень. Не дождавшись ответа, он как ни в чем не бывало продолжил: – Если до сих пор определяешь себя по тому, кем была раньше – значит, рана свежая. Так что сочувствую... Но что болит – заживет.       – «Рана», «болит», – глухо пробурчала Тога и подперла кулаком подбородок.       Перестать быть проституткой оказалось сложно. Не то, что бы она продолжала продавать себя мужикам – нет; надругаться надо собой девушка никому не позволяла уже несколько месяцев. Но на то, чтобы вытравить привычки, должно было потребоваться еще несколько – если это вообще было возможно, в порыве слабости подумала Тога. Сегодня с утра она прижалась попой к дверной ручке желтого джипа и дождалась, когда Роди появится на парковке. Тот, должно быть, почувствовал тепло даже сквозь перчатку, потому что аж уронил ключи. И галантным жестом пригласил девушку к нему присоединиться.       – Просто хотела бы сразу же расставить все по местам, – выдохнула она.       – Я тебя понял. – Роди прикусил губу, покачивая головой под We Built This City. – Куда направляешься, кстати? В Мусутафу, да?       – Ага.       Ей вспомнился мезонин, который для нее снимал малыш Изуку. Его мольберты, сеансы позирования – и слезы, признания, чувства. Тога вздохнула. Отчаянно захотелось курить. Приглушить сердце гнусным, смоляным дымом. Все-таки, прежняя жизнь была, словно вон тот лесистый холм за окном – проносится мимо, но можно попросить Роди, чтобы тот выжал тормоз...       Don't you remember?       We built this city,       We built this city on rock and roll       Девушка покосилась на своего нового спутника. Что же, по крайней мере, он был совсем не похож на того байкера, от которого Тога ускользнула поутру, оставив досматривать сон в мотеле: тот был с ног до головы в жутких фиолетовых ожогах – по его словам, бензин во время аварии разлился и полыхнул – и с соответствующей кличкой, «Даби». Он купил ей пакетик сублимированных клубничин и с того момента обращался с девушкой, как со своей собственностью. Запихнул ее в номер, мотнул головой в сторону кровати. Тога пообещала, что даст поиграть с собой утром, если сейчас тот не будет распускать руки и позволит спокойно поспать...       И вот километр за километром дороги уносятся прочь, а она полулежит на пассажирском сиденье, никак не способная стряхнуть с себя воспоминания о сухих пальцах, всю ночь сжимавших ее запястье – и своем безумно колотившемся сердце, когда пришло время кое-как ускользнуть, выудив из кармана кожанки ключ-карту – пока Даби не проснулся и не поймал ее на слове. «По крайней мере, клубничины были ничего!» – Тога попыталась улыбнуться. Сначала безвкусные, отдающие пылью, словно со дна коробки из-под хлопьев – но во рту они напитывались влагой и становились сдержанно-сладкими. Байкер вручил ей пакет с ними с таким видом, будто возвращал разбитое сердце – и девушка ехала, прижимаясь щекой к его спине, и сжимала в руке этот алый подарок, словно так оно и было...       Она стрельнула взглядом в сторону Роди. Этот, вроде, распускать руки не собирался, и в принципе выглядел если не порядочным, то по крайней мере, безобидным лично для нее человеком. Быть может, ему получилось бы как-то довериться? Тога в бессильной ярости намотала прядку волос на палец. «Мне не нужен Роди, мне не нужен Даби...» – Хотелось только одного: вновь увидеть ее малыша Изуку! Сказать, что любит его, как прежде!.. Но вот уж что точно было невозможно.       – Слушай, я не вынесу, – вздохнула девушка и отвела глаза. – Что там у тебя в холодильном ящике на крыше? Если пиво, притормози.       Напиваться омерзительно сотрясающим внутренности, дубовым, как удар битой под дых, коньяком, она зареклась. Но сейчас хотелось лишь освежиться после кошмарной, липкой, полной тревог и нервического дыхания ночи – а желательно, конечно, хоть немножко да улететь. Тогда, может быть, Роди покажется ей не таким уж плохим вариантом... Тога втянула воздух. Прижаться к его груди, обнять за бока, и забыться, как забывалась в объятиях Изуку – полулежать, зная, что никто не обидит... Не будет лапать, не будет шептать на ухо гадости, но просто подержит ее, погладит по щеке. Запутается пальцами в волосах и будет просто молчать.       – Кстати, насчет этого... – Роди мягко остановил джип на обочине.       По пояс высунувшись из окна, он принялся шуровать в багажнике, а Тога невольно скользнула взглядом по его заштопанным джинсам. Захоти она денег, сейчас было бы самое время щипнуть парня за ляжку, а когда тот посмотрит в ответ, спустить с голых плеч свою куртку. С Даби тоже можно было бы обойтись совсем по-другому... Может, не следовало даже пытаться? Какой смысл – без ее малыша?       Бедняжка мучительно выдохнула: «Нет. Нет. Нет. Я слишком много... Это... Так нельзя!» Слова Изуку эхом отдавались в голове. Тога опустила голову: «До чего же ты довел меня?!» Ее взгляд вдруг столкнулся с внимательным, совершенно осмысленным взглядом Пино.       – Чего смотришь? – едва слышно огрызнулась девушка.       Роди между тем опустился обратно на сиденье.       – Есть только клубничный краш, – проинформировал он Тогу – и, не успела она выматериться: «Зачем останавливался?», добавил: – Шучу. Но теперь сидр не выглядит такой уж скучной альтернативой? Тебе вишневый, грушевый, с ягодами?       – Все отрава! Грушевый! – Девушка выхватила у него стеклянную бутылку, перепугав Пино.       Птичка перепорхнула с приборной панели на плечо хозяину, а Тога, поджав губы, оглядела зеленую этикетку, уже покрывавшуюся каплями конденсата, и избавилась от жестяной крышки. Порядком поднадоевшие Starship в динамиках наконец-то сменились на что-то другое, и девушка, покачав головой, разобрала первые аккорды Fortunate Son.       – Давай, двигай дальше, – буркнула она Роди. Приложилась губами к ледяной бутылке.       – Воу, воу! – Парень рассмеялся, легонько звякая о поднятое донышко боком своей.       Оторвавшись на мгновение, Тога беззлобно, но нецензурно попросила, чтобы ей не мешали пить, и утерла губы. Сердце стучало сильнее и тяжелее.       – И смени трек!       – Да тут недолго...       – Сейчас! А педаль в пол. Хочу в Мусутафу!       – Ты очаровательна, – наполовину в шутку, наполовину всерьез склонил голову Роди.       Ветер зашумел в голове вместе с кровью, живее заструившейся по сосудам. Горло сжималось, желудок протестовал – еще бы, ледяной сидр с утра! – но Тога опрокинула остаток в бутылке, бросила ее болтаться по резиновому коврику под ногами. Ее новый знакомый послушно переключил трек, и заигравшая следом песня – дорожная, ритмичная, и неожиданно мягкая – ей понравилась:       Just a steel town girl on a Saturday night       Lookin' for the fight of her life       In the real-time world no one sees her at all       They all say she's crazy       Надо было бы, кстати, закинуться заново выписанными ей таблетками, напомнила себе Тога. Пока она гостила у родителей, те следили, чтобы девушка придерживалась расписания – но, стоило ей оказаться на дороге одной, как все опять сбилось. «К обеду возьму парочку, – пообещала про себя Тога. – Не сейчас же – на голодный желудок, под сидр?»       Locking rhythms to the beat of her heart       Changing movement into light       She has danced into the danger zone       When the dancer becomes the dance       – Э-э-э... – Роди бросил взгляд в зеркальце заднего вида, и джип вдруг рванулся вперед, набирая скорость.       У девушки ухнуло сердце. Обернувшись, она разглядела на горизонте за ними отблеск полицейской мигалки. Тога посмотрела на парня.       – Тут, э-э-э... небольшое недоразуменьице вырисовывается, – обезоруживающе улыбнулся тот, засовывая полупустую бутылку сидра в подстаканник между сиденьями. Пино же отчаянно заметалась по салону, пища тревогу на птичьем.       It can cut you like a knife, if the gift becomes the fire       On a wire between will and what will be       – «Недоразуменьице»? – Тога покачала головой, вполголоса выругалась. – А поподробнее как-нибудь можно?       – Ну-у... если повезет, нам даже не придется отвечать на те «несколько вопросов», которые господа полицейские обязательно захотят нам задать...       – «Нам»?!       – То есть, мне!       – Пи-и! Пи-и! Пи-и! – залилась Пино, пикируя на приборную панель, как подбитый самолетик.       She's a maniac, maniac on the floor       And she's dancing like she's never danced before       – Ты сейчас серьезно?! – Тога заозиралась, ища взглядом, что бы такого в нелепом автомобиле Роди могло бы оказаться подозрительного. – Уж не птичку ли из зоомагазина украл?! – Это был какой-то абсурд. Что еще такого мог сделать этот хиппи с цветочком в петлице поношенного пиджака?       Парень еще увеличил скорость.       – Тут недалеко должна быть развилочка, на ней мы о них забудем...       – Очаровательно! Слышь, я не подписывалась на погоню!       – Да не ссы! – Роди покрепче схватился за руль. Красно-белые столбики с наклейками, проносившиеся за окном, слились в сплошную полосу. – Прорвемся, и даже не вспомнишь!       – Хренотень!       Она схватила вишневую бутылку и нервически приложилась к горлышку, наплевав даже на то, что оттуда только что пил ее малознакомый попутчик. В животе все переворачивалось, и ужас необходимо было заглушить – хоть как-то, хоть так! Отчаянно ловя ртом воздух, Тога обернулась, цепляясь за подголовник. Блеск мигалок неумолимо приближался.       – Что ты сделал, а?! Отвечай!       – Да ничего особенного... Тебя они в любом случае не тронут – если только за тобой ничего такого не числится!       – А за тобой, получается?..       – Да нет, наверное! Ну, то есть, хрен их разберет! Откуда мне знать, что они знают?       – Козлина!       Тога сжалась в комок, подтянула к подбородку коленки. Сердце безумствовало в груди, рвота подкатывала к горлу. Дышать было холодно. Пот липко струился по лицу.       – Козлина, зачем я с тобой связалась?.. – Она до боли закусила губу.       «Малыш мой, малыш Изуку! Ты бы никогда... Ты не такой, и ты знаешь, как мне бывает...» – Таблетки впустую болтались в кармане куртки. Девушка обняла себя за плечи, отгораживаясь от происходящего.       – Вот оно! – Роди крутанул руль, и джип свернул с шоссе на узкоколейку, уводящую к зеленым холмам и отвесным, песчаниковым скалам. – Сейчас заедем вон за тот валун, и нас вообще не увидят!       Песня в динамиках снова сменилась – на этот раз на хорошо знакомую девушке Self Control:       Oh, the night is my world       City light painted girl       – Ты тачку угнал, что ли? – выдохнула Тога. Верилось слабо. Все-таки, эти его манатки...       In the day nothing matters       It's the night time that flatters       – Да я что?.. – Парень заглушил двигатель, останавливаясь в укрытии. – Ты, наверное, знаешь, как это бывает – попросил подвезти, и осознал, что я без этой красоты никуда... – Он сунул руку в окно и похлопал ладонью по дверце.       – Это в каком это смысле «знаешь»? – Тога сжала кулаки.       In the night, no control       Through the wall something's breaking       Наконец, до ее ушей донесся вой полицейских сирен. Роди откинулся на подголовник, перебирая пальцами руль – а Пино закружилась, выписывая пируэты между сиденьями. Птичка то бросалась клевать парня, то обмахивала крыльями Тогу, будто успокаивая.       Wearing white as you're walkin'       Down the street of my soul       – Э-э-э... – Девушка оперлась подбородком на край окна, леденя кожу. – Они сюда повернули.       Ощущение было, как на борту самолета – только исчерченный узорами инея иллюминатор вдруг стал для Тоги всем миром. В ушах так же гудело. Даже закладывало. Пино, отчаянно заверещав, спряталась под воротник Роди.       – Сюда? Рил? – Парень стрельнул взглядом в зеркальце заднего вида. – Ну... Тогда, нам конец. То есть, мне.       – Тебе! Я ничего не сделала... Я ничего не сделала! – Бедняжка вцепилась в волосы, накручивая их на кулаки. В ноздрях поднимались и лопались фруктовые пузырьки – Тога чувствовала, что с полутора бутылок немножко, да опьянела.       При ней даже не было канцелярского ножа. Не было никого на множество километров вокруг – только попутчик и стремительно приближавшаяся полиция. «Малыш, малыш, малыш Изуку-у-у!» – Он бы обнял ее, он бы подержал, помог спрятать слезы, успокоил!.. Взял бы за запястья и сказал, что она хорошая!       Слова знакомой песни вдруг перепутались, сшибаясь в каком-то неведомом кавере, какой-то альбомной, или театральной, или – Тога не разбиралась – версии:       I, I live among the creatures of the night       I haven't got the will to try and fight       I'm living in the forest of the dreams       I know the night is not as it would seem       It's my world       City light       Painted girl       Oh-oh-oh       You take my self, you take my self control       Полицейский автомобиль затормозил рядом, хрустя гравием. Девушка облизнула пересохшие губы, покосилась на Роди: тот с напускной рассеянностью щелкал блокиратором двери – вверх, вниз. Да, нет. Снаружи между тем раздались два хлопка, и по узкоколейке зазвякали подошвы с металлическими набойками. Тога, бессильно размякнув, сползла затылком по спинке сиденья и вытянула ноги. Задела каблуком пустую бутылку из-под сидра. Ей только и оставалось, что смотреть прямо перед собой и ждать развития внезапно нагрянувшего спектакля.       Полицейские между тем разделились: один обошел машину, оказавшись с водительской стороны, другой же заглянул в окно, буравя взглядом вспотевших попутчиков.       – Так, ну и где этот Роди Соул? – мрачно поинтересовался он. – Слышь? – Это предназначалось напарнику. – Две какие-то лесбиянки!       – Вот сейчас обидно было! – немедленно отозвался парень. – Роди Соул, уважаемые господа офицеры, здесь буду, очевидно, я.       Полицейский с другой стороны сложил руки на груди.       – Вон из машины. Оба! Лапы так, чтобы было видно.       – Я... – начала было Тога.       – Живо!       С безумно колотящимся сердцем девушка шагнула на гравий, и даже моргнуть не успела, как ее вместе с Роди положили лицами на горячий и чуть пыльный капот. Уткнувшись щекой в металл, Тога мысленно захныкала. «Я ничего не сделала, я ничего не сделала!..» – Это был какой-то кошмар. Полицейские явно были злы. На Роди? Скорее всего.       Скосив глаза, она посмотрела на парня. Тот дышал тяжело, возмущенно. Пино жалобно пикала, выглядывая из-под воротника и будто обнимая хозяина крылышками. Один из служителей закона прошелся по карманам задержанного, затем переключился на Тогу. У несчастной перехватило дыхание. Грубые, враждебные пальцы скользнули по куртке.       – Это что за хрень?       Тога застонала бы от ужаса, если б нашлись силы: в руках полицейского блеснула упаковка таблеток!       – Это... мне выписали... я не...       Мужчина перевернул пачку фольгой вверх и прочитал название.       – Не знаю такого. Но способ упороться же всегда найти можно, а?       Роди молча ударился лбом о капот.       – Ты бы предупредила...       – Молчать! – На этот раз звук оказался громче – парня как следует приложили.       – Это не то, что вы думаете! – Губы у Тоги дрожали. – Умоляю: погуглите название хоть... Да, у меня при себе нет рецепта, но это не то, клянусь вам!..       Второй полицейский между тем заглянул в салон джипа, хлопнул крышкой бардачка.       – Есть? – спросил первый.       – Ага.       Мужчина вздохнул и навалился ладонью на плечо Роди. Тога смотрела, еле дыша.       – Ты хоть знаешь, чью машину увел, а? Шигараки-сама любит непритязательность, я согласен, тут легко впасть в ошибку... – В голосе полицейского прорезалась – лишь на мгновение – заботливая, отеческая нотка. – ...Но тебя это не извиняет, дегенерат! – прорычал он.       Тонированное стекло полицейского автомобиля вдруг с шипением опустилось, и в окно высунулась иссушенная рука. Желтоватые пальцы сжимали палочку из-под мороженого.       – Род, я же помог тебе – и чем ты отплатил попутчику?       Тога попыталась приподнять голову, чтобы разглядеть говорившего – и тут же получила затрещину. Хлоп! Девушка уткнулась щекой в капот, тяжело дыша.       Дверца щелкнула, и по пыльной дороге прошуршали чьи-то подошвы.       – Ты не представляешь, с кем связался, Соул! – предупредил полицейский.       – Тихо. Я задал ему вопрос. – Голос этого... Шигараки был молодым и уставшим. – Ну? Не слышу, Род!       Девушка прикусила губу. Ее новый знакомый повернул голову, глядя поверх нее – и на нее тоже – виновато, пришибленно.       – Ну... тачку взял покататься. Я бы вернул... Понимаю, это подруга душевная! Не удержался, прости, Шиг!       – Для тебя – Шигараки-сама, слышь, ты?! – прикрикнул на него полицейский.       – А что насчет твоей подруги, а? – Обладателю утомленного голоса достаточно было лишь шикнуть, чтобы заткнуть стража порядка.       У Тоги в груди все оледенело.       – Кто это? Ты ее подцепил по дороге?       Сухие пальцы вцепились в волосы девушке, тощая мужская рука потянула – и бедняжка, пискнув от боли, оказалась лицом к лицу с наклонившимся к ней Шигараки. Физиономия у парня была молодой, но такой некрасивой: искусственно состаренные волосы, совсем нечесаные, настоящее логово; глубокие морщины вокруг глаз, свинцово-серые мешки под ними. Удивительно-аккуратный нос – и жуткое раздражение вокруг. Шелушащаяся кожа – чешуйками, струпьями. Иссушенные губы в трещинах до крови. Острый подбородок. И – совершенно неуместная панама с пальмами на голове.       – Приветик! – Рот Шигараки растянулся в дружелюбной улыбке. Ну, насколько могла быть дружелюбной совершенно асоциальная ухмылка от уха до уха. По крайней мере, обилие морщин создавало иллюзию, будто его глаза тоже улыбаются. Хотя, Тога отдала бы многое, чтобы это выражение лица никогда больше не было адресовано ей!       – Шигараки, слышь, пожалуйста, не надо приплетать девушку! – попросил Роди, пыхтя: один из полицейских снова прижал его плечи к капоту. – Мы с ней совсем почти не знакомы... Я ее только что подобрал подвезти!       Пино отчаянно запищала из-под его воротника.       – Если хочешь преподать мне урок, то давай вот без этого! – продолжил парень. – Она тут не при чем!       – Ро-о-од! – Шигараки в недоумении покачал головой. – Ну у тебя и грязный умишко! С чего ты взял, что я имею что-то против прекрасной... как тебя зовут?       Тога отчаянно задышала.       – Химико... Прошу вас, я ничего не сделала!..       – Химико, – не обращая внимания на мольбу, повторил парень. – А дальше?       – Тога! Химико Тога!       – Так вот... – Шигараки пропустил прядь ее волос между пальцев. – Кто сказал, что я имею что-то против? – сказав это, он отошел на шаг.       – Можешь подняться, – объяснил девушке один из полицейских.       Она уперлась ладонями в пыльный капот. Руки дрожали и отказывались служить... Глубоко вдохнув прохладный воздух (в тени валуна до сих пор было по-предутреннему свежо), Тога выпрямилась и посмотрела на их с Роди мучителя.       Шигараки был почти бос: на ногах лишь мятно-зеленые тапки из вспененного материала, словно только что с пляжа или борта бассейна. Мешковатые карго-шорты, ярко-желтые, с черными ремнями-застежками. Гавайская рубаха, красная, с салатовыми пальмами и белыми тенями от них. Образ завершала широкополая панама с засунутыми под резнику палочками от мороженого.       – Позволь представиться и мне, – не обращая больше внимания на Роди, сказал парень. – Томура Шигараки. Мой отец – вроде как влиятельное лицо для некоторых... Ты в компьютерные игры рубишься? М-м? Не? У-ку? Жаль... В любом случае, ты знакома с понятием «от имени администратора». Вот папо в некоторых вопросах тот самый админ... – Он вновь вспомнил о своем бывшем попутчике: – Род, слышь, я от имени администратора ее забираю, она мне нравится. Молчаливая. И смотрит приятно. – Повернувшись к Тоге, Шигараки скомандовал: – Полезай в джип.       Девушка стрельнула глазами в одну сторону, в другую. Бежать? Куда? На километры вокруг – одни камни да травы...       – Простите, – выдохнула она. – Нельзя ли?..       – Блин, только я тебя похвалил...       – Таблетки! – взмолилась Тога, глядя на полицейского. – Это не то, что вы подумали, честно... Пожалуйста, можно?..       – Ого! – Шигараки рассмеялся. И приказал мужчине: – Дай сюда. У меня сохраннее.       Бедняжка, чувствуя, как жизнь ускользает из ее жалко дрожащих пальцев, взялась за ручку двери и оглушенно опустилась на знакомое, но такое чужое сиденье. Сквозь ветровое стекло на нее смотрел извиняющийся взгляд товарища по несчастью.       – Род, ну вот что мне с тобой теперь делать? – донесся до Тоги, как сквозь толщу воды, голос Шигараки. – Как ведь классно вчера болтали... Уж проехаться с ветерком нельзя, обязательно кто-нибудь подсядет и испортит день! – Следующие слова предназначались полицейским: – Будут дельные предложения? М-м? Что-о, и вы туда же? Я не столь кровожаден... Отделайте его, но несильно – я тоже могу понять, а-ха-ха, тачка действительно так и манит... Вон, даже девку себе на ней подцепил! В общем, проучите и оформляйте, как там у вас положено. Больше не хочу о нем слышать... Род, не поминай лихом, ты заслужил это!       Тога уставилась в полные сожаления глаза юноши – а в следующее мгновение его отняли от капота лапищи полицейских. Глухая, оцепенелая, она лишь вздрогнула, когда джип сотряс хлопок водительской двери.       Шигараки плюхнулся за руль, зыркнул в зеркало заднего вида.       – Блин, он еще клетку свою с кормом оставил... Отобрать, что ли, у него птичку? Как думаешь?       Девушка тупо помотала головой.       – Ну, окей... – Он высунулся из окна. – Эй! Э-эй! Услуги уборщика в студию!       Полицейский покрупнее как раз ударил Роди в живот, и юноша сложился пополам, рухнул в пыль. Второй мужчина повернул голову, подошел к джипу – и, направляемый нетерпеливым мановением руки Шигараки, вышвырнул на обочину единственную собственность попутчика Тоги. Та затравленно глянула в сторону. Пино, выпорхнув из-под пиджака юноши, примостилась на ближайшем деревце и громко пищала, словно плача.       – Другое дело, детишки! – рассмеялся папенькин сынок.       Девушка почувствовала его сухую ладонь на своей шее. Шигараки грубо привлек Тогу к себе, зажал локтем. Крутанул ключ зажигания освободившейся кистью.       – Ну, что, поехали? Расскажешь, там, про себя? Только кратко, у меня с утра немножко не то настроение... Ты устраивайся щекой, поудобнее! Химико, да?       – Да... – Тога бессильно прижалась к его груди, сдерживая слезы.

***

      Wanna join me? Come and play,       But I might shoot you in your face!       Bombs and bullets will do the trick...       What do we need here is a little bit of panic!       Сердце у Шигараки билось часто, легонько, почти не отдаваясь у Тоги в виске. Парень вел джип расслабленно, черкая обнаженным предплечьем по ее побледневшей коже. Периодически отрывал от руля руку – и играл с чуть влажными от волнения волосами девушки, почесывал за ухом. Бедняжка старалась в такие моменты совсем не вдыхать. От парня пахло увлажняющим лосьоном для кожи, хлопком и газировкой... Не страшно, но – честно! – какая разница? Он держал ее при себе, словно вещь. Трофей. Игрушку. Будь Тога до сих пор проституткой, можно было бы попробовать расположить парня к себе. Сыграть в послушную, даже приятно взволнованную – еще бы, сынок кого-то богатого... и очень влиятельного! Все инстинкты вопили девушке начинать действовать.       «Теперь я понимаю, что ты имел ввиду, малыш мой!» – Тоге вспомнились слова Изуку. Больше они не казались красивничанием: «Все во мне, весь разум говорит поступить так, но сердце подсказывает другое!» Дело было, наверное, даже не в сердце. Просто девушка поняла вдруг, зачем клеилась к парням по дороге; почему не поехала на обыкновенном и до одурения безопасном междугороднем автобусе. «Доигралась?! – горестно вопросила она себя в мыслях. – Нашла свой головокружительный роман?! И человека, который был бы, как Изуку?»       Шигараки опустил локоть ей на плечо – и принялся неспешно, задумчиво накручивать пальцем прядку волос. Тога зажмурилась, чувствуя кожей его сухие, невесомые прикосновения.       – Ты представляешь? Решил вчера подвезти Рода – а он отплатил мне, в итоге, тобой, Химико.       Произошедшее с трудом укладывалось в голове. «Получается... – Девушка стрельнула взглядом в потолок. – ...Все это?.. Совсем не твое, Роди?» Гитара. Лыжные палки. Ящик с сидром. Наклейки на дверях и надпись «Roadster»... Все это он украл, присвоил? И обманул?.. Тога тихонько вздохнула. Сложно было злиться на человека, которого сейчас должны были избивать посреди дикой, совершенно необжитой местности – в десятке километров за спиной. «Ничего... Он выпутается... – Необходимо было в это верить. – Не даст себя посадить... Он сбежит от них, ему Пино поможет!..»       Еще сложнее оказалось признать, что даже такого мастера пускать пыль в глаза обвели вокруг пальца. «Ведь он и подозревать не мог, кем окажется его вчерашний попутчик! – Тога выдохнула. – Ну... не одна я, получается, дура...»       – Снял для него соседний номер в мотеле, – продолжал Шигараки. – Думал, потом еще во что-нибудь вместе зарубимся... Я сейчас как раз из долгой поездки – как вернусь в свою нору, первым делом в джакузи, а потом буду онлайн трое суток!       Сердце у Тоги екнуло. Парень намотал ее волосы на указательный палец, согнул его, насколько мог, и аккуратно провел подушечкой по вмиг вспотевшей щеке.       – Ты серьезно, ни во что не играешь? – В его голосе было разочарование. – А раньше? Нет? Кто ты вообще, что любишь делать?       – Я... ну... м-модель.       – Не бойся меня. Ты очень скованная.       Шигараки легонько сместил локоть, приобнимая ее понежнее. Прошелся пальцами по плечу. Девушка с усилием сглотнула. Безумствующее сердце потихоньку выравнивалось, леденящие ощущения отступали – и, словно бы обретя способность воспринимать мир по-новому, Тога отметила: «Как... странно». Горло до сих пор сжималось от поверхностного дыхания, отчаянно сосало под ложечкой – но... в прикосновениях юноши действительно не чувствовалось агрессии. Какая-то инфантильная прямолинейность – да, собственническое желание потрогать новообретенную вещь – определенно. Однако, быть может, он сдержит слово и не станет мучить, робко подумала Тога. Довериться она не могла. Слишком свежи были воспоминания о кожаной куртке Даби. В нос ударила суховатая сладость сублимированных кусочков клубники, и девушка задрожала.       – Ну, ну, что ты? – Шигараки положил ладонь ей на лоб, заставляя повернуться. Заглянул в глаза. – Что за таблетки у тебя? Давай, рассказывай.       Щеки у Тоги вспыхнули. На сердце было гулко и холодно, как в том гараже, где оборудовали студию для фотографии. Позируя, она грела лицо в свете прожектора, вспоминала малыша Изуку и его картины...       – Это... я... – Открывать душу перед похитителем не хотелось, и бедняжка сделала единственное, что могла, пусть тошнота и подкатила к горлу: – Это как регулярно возобновляемый бафф в игре... Нельзя же мне быть совсем дикенькой, м-м?       Шигараки одобрительно рассмеялся:       – Ну, вот, все-таки хоть немножко, да разбираешься! Сразу бы и сказала!       Сама Тога же только съежилась. «Прозвучала, как проститутка! – Кулачки сжались от омерзения. – Я же сказала: нет, нет, нет, нет!!!»       – Можно мне... Роди мне дал твой сидр... Можно остановиться? На минуточку выйти...       – Да, конечно.       Он затормозил на обочине, и девушка, пошатываясь от головокружения, выбралась из машины. «Что мне делать? Бежать некуда, ждать помощи не от кого... – Она спустилась по гравиевому откосу к кустам. – Но он не так плох пока что!» Избавившись, пусть всего лишь на пару мгновений, от общества Шигараки, Тога почувствовала, что мыслит четче. Легкий хмель улетучился, сердце выровнялось, и ее разум стал подобен мозаике солнечных зайчиков и теней, отбрасываемых шелестящей листвой: что-то виделось ярко и ясно, где-то же до сих пор жила прохлада и полумрак.       Ей вспомнились руки Изуку. Добрые, заботливые, нежные руки, которые держали ее, когда она материлась, истерила, несла пьяный бред, жаловалась. От дурацких, неопытных, и оттого грубоватых ласок Шигараки ощущения были смешанные. «По крайней мере, он не из жестокости так трогал меня», – с облегчением осознала Тога. Не вылезая из кустов, она полукругом обошла желтый джип и зыркнула в прореху между листьями.       В руках Шигараки чувствовалось что-то такое, чего девушка до сих пор не испытывала – и тщилась когда-нибудь испытать: та же надрывающая сердце болезненность, с которой ей приходилось жить каждый день. Иногда забывать и свыкаться, не замечая. Посмеиваться над житейскими ярлыками и благовоспитанными паникерами, очень цивилизованными и толерантными на словах, но такими гадливо-змеиными, стоило им только услышать... В другие моменты же, рыдая на полу душевой кабинки, Тога осознавала всю тотальность приговора судьбы, всю глубину пропасти, на одном краю которой стояла она, а на другом – весь остальной мир.       Когда юноша прикасался к ней, девушка испытывала странное, двоякое ощущение. С одной стороны, все это: небывалое чувство причастности, и совершенно девчачью надежду, что ее поймут. Примут. Словно наркотик – забвение и успокоение, но какой ценой? Пальцы Шигараки были сухими и желтыми. И могли сомкнуться на ее шее в любой момент, как тогда, в самое первое мгновение... когда он привлек ее.       «Он пока относительно добр со мной, – вздохнула Тога, – но это не добрый герой...» Совсем не малыш Изуку. Бедняжка даже не подозревала, что такое возможно. Столь яркое противоречие. Что она когда-нибудь почувствует себя даже более близкой и желанной – не в привычном, но в более глубоком смысле, желанной – чем в объятиях Мидории; но что при этом долгожданное чудо окажется сопряжено с таким сосущим, тошнотворным предчувствием гибели – опять же, не физической, а какой-то более нравственной, принципиальной...       Тянуть время дальше было бы уже подозрительно, и Тога, набрав полную грудь воздуха, выбралась из-под листвы. Желтый джип сверкал на солнце, но внутри салон был серым и мрачным. Оскальзываясь, девушка поднялась по сыпучему склону. Оглянулась – не едет ли кто по шоссе? Никого. «Малыш мой. Малыш...» – Жалобно засопев, она взялась за ручку двери.       Шигараки встретил ее той улыбкой, которую девушка так желала никогда больше не видеть.       – Салфетки. – Он щелкнул крышкой бардачка и, пошебуршав пластиком, протянул ей пару прямоугольников. В салоне разлился запах антисептика.       Тога кивнула, не отрывая взгляда от блеснувшего, как воронье перо, пистолета, завалявшегося среди пустых бумажных стаканов и упаковочек с одноразовыми приборами. Шигараки закрыл бардачок коленом.       – Ну, поехали! Значит, смотри, я тут думаю... до Мусутафу доберемся как раз к обеду. – Парень поманил ее рукой, и Тога, как зачарованная, опустилась виском на его впалую грудь. Проститутка. Идиотка. Искательница.       Теперь, когда она кое-как разобралась в своих мыслях и чувствах, те стали еще ярче. Девушка вздохнула и сгребла гавайскую рубашку Шигараки в кулачок. Тот ткнулся ей подбородком в макушку.       – Ты выглядишь недокормленной. Вон, какая тощая шея. – Желтые пальцы мазнули ее по горлу и напрягшейся мышце. – Слушай, у меня есть идея, куда мы завернем в первую очередь... Тебе понравится, если ты хоть немножко, как я.

***

      Тога проснулась и открыла глаза, вперившись в темноту. Где и когда она, девушка не могла вспомнить. Даже не знала, реальность это, воспоминание или мечта. Быть может, кошмар. «Зависит от того, с кем я...» – Она придержала дыхание, прислушиваясь. Ничего. Ни звука. Дрожащие пальцы скользнули по одеялу, сжали ткань с легким шорохом. Одна...       В комнате было совсем черно, но ее голые руки словно светились голубым – как апрельская луна. Одеяло казалось в их свете густо-, чернильно-синим. Дышать было приятно: каждый глоток воздуха щекотал, будто освежающая газировка прямо из холодильника. Пить, кстати, тоже хотелось, и какое-то время Тога пила полночь вокруг, ворочаясь на щиплющей щеку льдине подушки – льдине, мягко припорошенной снегом.       «Где... я?..» – Девушка свесила руку с края матраса, пошарила вокруг. Пальцы пребольно стукнули по деревянной тумбочке, и сердце у Тоги сжалось. Вот ее самодельная пепельница... Подушечки сминают невесомую, пачкучую пыль. Знакомый ребристый пластик – канцелярский нож. И холодный, гладкий прямоугольничек зажигалки.       Чирк. Чирк. Короткой вспышки хватило, чтобы ослепить девушку изумрудом. Там, на полу у кровати, зеленела любимая, единственная, драгоценная макушка с кудрями. Малыш Изуку спал на картонке – каждый раз, когда она к нему приходила! Тоге вспомнились все ее пошлые шутки. Подначки. Уговоры. В конце концов, просьбы. Все, что угодно, кроме правды: «Я боюсь спать одна, потому что меня кошмарит, и хочется за тебя подержаться!»       Слишком часто – с того самого дня, как переехала в Мусутафу – она проводила ночи наедине со своими мыслями. Тем более одинокая, чем крепче сжимали ее за плечо чужие, грубые, недобрые руки. Дыхание в ухо, от которого хотелось лишь отвернуться, зажать нос. Спрятаться! И бьющееся в липкой, колючей груди сердце, как похоронный колокол, или как грубая ладонь, отвешивающая удар за ударом – в одну щеку, в другую. Сердце, к которому девушке страшно было приникнуть. И защиты не попросить: не дождешься.       Просто быть с кем-то. С ним. С малышом. С ее Изуку. «Разве это так много?» – все спрашивала и спрашивала себя Тога. Просто держаться за кого-то, кто не обидит. Кто видит ее, и чувствует ее рядом с собой, а не забывает, как о ненужной вещи. Кому не интересно ее тело, и кто рисует на своих картинах душу – всегда только душу, внутреннее содержание, о котором иногда даже сама и не догадаешься.       – Милый!.. – шепнула Тога в отчаянии.       Изуку вздохнул во сне и перевернулся на другой бок. Лежать на полу было жесть как неудобно – девушка и сама не раз ночевала так, на бездушном шлакобетоне в подъездах, приваливалась спиной к облупленным радиаторам, обивала подоконники с замазанными краской оконцами.       Нет, он бы не согласился, Тога прекрасно знала. Приобняв себя за плечи, она сделала единственное, что ей оставалось: погрузилась в полусонные мечтания, прерываемые лишь сдавленными всхлипами в одеяло. Мечтания, или метания.       Вот она лежит, свернувшись калачиком, как зародыш – а Изуку мягко покрывает одеялом ее тощие плечи. Ложится рядом и обнимает со спины. Предплечье под ушко, вторая рука – поверх ткани. И все. «Это все, на что пытаюсь надеяться!» – Тога зажмурилась, глотая слезы. Вместо таблеток она покупала себе дорогие тени, кондиционеры и сигареты. Но с каждым разом продаваться мужчинам становилось все горше и невыносимее. «Не знаю, на что я буду дальше жить, но... – Девушка вновь свесилась с кровати. – Малы-ыш!.. Я ради тебя... Не могу!..»

***

      – Приехали! Эй! – Шигараки потряс ее за плечо, и Тога, глупо моргая, вернулась в реальность – на этот раз по-настоящему. Ошибки быть не могло...       – Пожалуйста, дай выпить таблетку, – попросила девушка. Желудок так больно крутило: времени уже должно было быть часа два пополудни.       – Сейчас. – Ее похититель мягко приподнял ее, заглядывая в глаза.       «Какой же он отвратительный!» – Тога сглотнула. Совершенно иссушенный, с набрякшими, чуть красноватыми, как малина, подглазьями, и налитыми кровью белками. И в то же время... На колене у него спалось так уютно. Настолько, что ей даже приснилось про Изуку...       Тога отвела взгляд. Чувствовать что-то к нему означало гибель: все равно, что снова начать курить; напузыриться коньяком. Продаться парню – за благосклонность ли, за возможность уйти... или пачку лекарства. Но ее палец уже скользнул по костлявому плечу под гавайской рубашкой. Дрогнул на выступавшей ключице. Под воротником виднелась все та же пергаментно-желтая кожа в россыпи обесцвеченных пятен. «Почему мне так везет на обожженных и мумий? – вздохнула Тога. – И что я делаю?..» Она представила себя со стороны: тощая, бессильная беглянка с морщинами под глазами, убийственными тенями на веках, ласкающаяся к укравшему ее, как добычу, преступнику. «Роди машину спер, не смог удержаться... А ты – меня». – Надо было отстраниться – и... что? Продолжать оставаться безгласной, испуганной пленницей, которую можно таскать за собой, оправдывая мысль о трофее?       – Посмотри лучше туда. – Шигараки ткнул ее пальцем в щеку, подсказывая повернуть голову.       Они действительно почти добрались до города. Желтый джип стоял на парковке, а впереди открывался вид на одно из наиболее узнаваемых достопримечательностей Мусутафу – парк развлечений «Мандароа». Задумчиво прикусив губу, Тога окинула взглядом огромную желтую вывеску, ослепительно пылающую даже при свете дня, над приземистой бетонной стеной, испещренной, подобно плотине, бесконечными рядами проходов, касс и служебных выездов. Вокруг, словно буханки хлеба в гипермаркете, выстроились десятки туристических автобусов, а дальше – простые автомобили. Парк был отстроен совсем недавно, и для него специально выбрали место за городом – слишком масштабным оказался проект, да и для приезжих так проще.       – Пойдем, закинемся чем-нибудь калорийным, – сказал Шигараки. – Тогда и получишь свои таблетки. У нас впереди целый день...

***

      Черный «Харлей» с рокотом остановился посреди пустого шоссе – ни единой живой души, только деревья да камни на множество километров вокруг. По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. Отработанным до автоматизма пинком байкер выставил массивную подножку, соскользнул ладонями в беспалых перчатках с руля.       Птичка, вьющаяся вокруг него, при ближайшем рассмотрении («Да зависни ты хоть на секунду!») оказалась пухлой, словно груша, и бело-розовой. Немного похожей на сублимированную клубничину. И она была недовольна! Отчаянно пиликая, зверушка спикировала прямо на нос Даби и принялась трепетать крыльями.       – Э! Слышь?! Пошла! – Парень отмахнулся, но пичуга уже пела ему в ухо, примостившись на охватывавшей самый край раковины металлической скобе. – Мерзкая! Чего тебе надо?!       Птичка словно только этого и дожидалась: она закружила над головой байкера, указывая направление – к обочине. Вздохнув, Даби слез с седла «Харлея». Одернул расстегнутую кожанку, под которой матово поблескивала безрукавка с высоким воротом.       Парень подошел к краю шоссе. Там, за ближайшей красно-белой палочкой-светоотражателем, начинался гравиевый откос. Пересохшая, давно не видевшая дождя канава. «Ну, это ненадолго», – отметил про себя Даби, стрельнув взглядом в сторону клубящихся туч. Солнце еще плавило асфальт послеполуденными лучами, но серебряные края уже подбирались к нему, дыша холодом.       Юноша оперся на светоотражатель, словно на трость, и заглянул в канаву. На дне лежала какая-то куча тряпья, пыльная и изорванная.       – Эй, – скучливо позвал Даби. – Ты там не сдох?       Ответом ему послужил слабый стон. Птичка же присела на затянутое в блестящую кожу плечо, продолжая пиликать – будто рассказывала на своем языке о случившемся. Парень провел пальцами по угловатым, хромированным заклепкам на костяшках перчаток.       – Лучше бы оно того стоило! – пробормотал он.

***

      – Выбирай! – Шигараки подтолкнул Тогу к киоску с хот-догами.       Вокруг бодро шуршало море посетителей. Вспархивали веселыми пузырьками детские голоса. Но девушка ничего этого не хотела слышать: желудок отчаянно скрутило от предвкушения, и она приникла ладонями к теплому стеклу, рассматривая сумасводительные угощения, которых было много. Так много.       Распахнутые широко, как страницы комикса, слегка поджаренные булочки полнились разноцветным, контрастным содержимым: зеленые прямоугольнички авокадо, длинные, желтоватые полосы маринованных огурцов, буйная кинза, кукурузный релиш, помидоры и перец... Луковые кольца, пурпурные, словно тога римского императора. Золотая, ярче желтка, горчица. И сосиски! Покрытые маслом и поджаренные на гриле, посыпанные пореем, укропом. Тога беспомощно засопела.       – Вон тот! С маком, релишем и тонной халапеньо.

***

      «Харлей» перемалывал километр за километром, стрелка спидометра подрагивала почти на самом краю шкалы. Даби ехал молча, пригнувшись – ветер бил его в солнечные очки, разбивался о пропитанные гелем волосы, словно о волнолом. Сзади, обхватив парня за плечи перчатками, держался обессилевший Роди. «Прямо как мешок с мусором!» – сжал зубы байкер.       По крайней мере, подобранный из канавы попутчик оказался хоть в чем-то полезным: первым делом, как только пришел в себя (хватило пары увесистых, наотмашь, пощечин), юноша начал сбивчиво рассказывать о произошедшем... И Даби, понимающе хмыкнув, узнал по описанию свою вчерашнюю пассию. Тогу. Обманщицу! «Слилась утром, словно лживая проститутка... – Парень покрепче сжал руль, борясь с инстинктивным желанием сбросить с плеч руки Роди. – Хорошо, хоть не ничего не украла!» Ключ-карту девушка оставила в дверной щели, беззвучно прихлопнув створку – и была такова.       Мотор мотоцикла хрипло ревел, выдавая максимум оборотов. Воздух свистел в ушах, и говорить не представлялось возможности. Однако, Даби уже знал достаточно: намечается какая-то драчка; там будет Тога; а еще...       – Достал этот твой попугай! – не рассчитывая, что его услышат, рявкнул юноша. Пино перелезла с хозяйского плеча на отворот кожанки, и теперь слезно щурилась, цепляясь коготками за шов. Ветер вытянул ее желто-фиолетовый хохолок почти параллельно земле.

***

      В послеполуденный час «Мандароа» был полон жизни, словно оазис посреди пригородной пустыни, одетой в асфальт и бетон. Тога шла под руку с Шигараки, жадно уплетая уже третий хот-дог. «Что поделать, я толком не ела два дня, а они вкусные!» – Девушка откусила еще. Булочки здесь заворачивали в ровно разрезанные листы газеты – полосы были достаточно широкими, чтобы держать, не запачкав ни еду, ни пальцы, и при этом настолько узкими, чтобы не мешаться. Из-под аккуратных рядов иероглифов выглядывала блестящая корочка, покрытая следами от гриля: там мука и масло спекались в хрустящие, кукурузно-сладковатые линии. Кружочки халапеньо обжигали небо, утопающая в горчице и кинзе сосиска словно лопалась при каждом укусе, щекоча ноздри ароматами специй.       Проглотив последний хот-дог, Тога утерла губы тыльной стороной ладони. Вокруг, словно лава, струилась восторженная толпа. Подружки с селфи-палками и рожками мороженого, мамы с комнатными собачками на руках, парни, ревниво оберегающие от помятия приготовленные для девчонок тюльпаны. Тога задержалась взглядом на необычной парочке – огненная рыжуха и бледный, широкоплечий иностранец, оба чуть стесняющиеся, красивые.       Ну, и, конечно же, вокруг были дети. Столько, столько детей. Сидящие на отцовских шеях, или бегающие по толпе, ныряя прямо под ноги посетителям. Смеющиеся, плачущие, что-то радостно верещащие. Вот робкая девочка прячется за мамин подол. А вон – малышка с удивительно-светлыми волосами, в красном платьице, сидит на руках у крепко сложенного блондина – то ли молодого отца, то ли брата.       – Паршивцы, – выдохнул Шигараки, настигая чуть оторвавшуюся от него Тогу и кладя руку ей на плечо. – Словно неиграбельные персонажи... ходят с места на место и произносят записанные реплики! Пойдем. – Он легонько зажал ее шею локтем.       – Таблетки. – Тога сжала губы. – Две.       – Ах, да!       Парень поискал в кармане, надорвал фольгу и протянул ей два ярко-желтых кружочка.       – Есть, чем запить? Давай-ка возьмем воды. И – вперед!

***

      Даби остановился у съезда к «Мандароа». Упершись ногой в асфальт, он сложил пальцы в оскорбительный жест и поднял запястье к плечу, посылая всех сигналивших ему автомобилистов, вынужденных затормозить вслед за ним.       – Ты уверен, хиппарь? – бросил парень, не оборачиваясь.       – Да... – Роди более-менее пришел в себя и говорил связно, спокойно. – Этот Шигараки вчера весь день парк расхваливал. Если мы их где и найдем, так это здесь, в «Мандароа»!       – Таков путь, значит? – улыбнулся Даби. Наклонив голову, он зыркнул вперед исподлобья. – Ну, поехали!

***

      Он не отпускал ее ни на минуту. Стоя в очереди, присаживаясь на заляпанное кока-колой сиденье – даже взлетая почти вертикально вверх, так, что сердце давило на диафрагму – Тога чувствовала его костлявую, болезненно-сухую руку на шее, плече, локте. Как только аттракцион приходил в движение, Шигараки делался молчаливым: заглядывая ему в лицо, девушка видела лишь странную, отстраненную сосредоточенность. Парень смотрел вглубь себя, не размыкая растресканных губ, и лишь желтые пальцы, бродя по ее голой коже, выдавали неясные, мятущиеся внутренние состояния, которые Тога тщилась понять.       – Что ты так зациклился на моей шее? – Она попыталась придать своему голосу беззаботность, но получалось фальшиво. Вышла скорее заячья просьба: «Не делай ничего страшного, ладно?»       Шигараки даже не повел бровью. Наклонив голову, Тога посмотрела ему под рваную челку и поняла вдруг, что бровей у парня, кажется, вовсе и нет – только морщины... Веки и губы пересекали не только трещины, но и пара шрамов, широких, чуть более темных, чем пергаментная кожа вокруг. Шигараки моргал редко, только щурясь от бьющего в глаза ветра. Небо же как раз потемнело, в лицо дохнуло прохладой.       – Ты никогда девушку, что ли, не трогал? – Она сама не знала, зачем только что это сказала. Просто было уж слишком тревожно. Непонятно. И так унизительно-притягательно.       От него, наверное, можно было заразиться чесоткой, подхватить вшей... По крайней мере, такое ощущение возникало при прикосновениях – кусачих, царапающих, неприятно-сухих... успокаивающих.       Выдохнув, Тога скользнула пальцем по его тощей шее с выступающими валиками мышц. Шигараки издал неопределенный звук и накрыл ее пальцы своими. Под нижней губой у парня была аккуратная темная родинка – круглое пятнышко, словно капелька чернил пролилась. Девушка одернула себя: захотелось потянуться, провести носом по его подбородку, а затем и скользнуть губами. Не из какой-нибудь там страсти, нет. Просто потому, что хотелось быть ближе. Как-то выразить свое спутанное, боязливое желание быть понятной, увиденной, найденной. Пусть он и был похож на сушеную скумбрию. Пусть и было бы сухо, неприятно – но спокойно...       Шигараки поймал ее взгляд. Сдавил прижатые к его шее девичьи пальцы. Провел ими по коже, и Тога осознала вдруг с комком в горле, что ее короткими ноготками водят, словно расческой. «Что я делаю? Что же я делаю?!» – Захотелось отстраниться, скрутило желудок. Однако, она лишь приникла покрепче к его гавайской рубашке, отдаваясь своему наркотику. Даби обращался с ней, словно с вещью, Роди обманывал, кормя безвредной, но все же фальшью. Шигараки же... похоже что, сам толком не знал, чего хочет. Но держал, позволял ютиться на груди, спать на коленях, ласкаться – и ласкал в ответ как-то по-своему, асоциально, но, наверное, искренне. Ничего не требовал.       Они сошли с очередного аттракциона, и Тога шепнула:       – Давай возьмем фотку.       Парень улыбнулся уголком губ. Пришлось отстоять еще одну очередь, но в итоге, расставшись с мелочью, Шигараки протянул девушке жесткий, глянцевый квадратик: они вдвоем, плечом к плечу, во время виража. Немигающий, отсутствующий, но умиротворенный взгляд из-под немытых патл – да, он не смотрел на нее в тот момент... Но их руки переплетены, кожа к коже, тогины пальчики словно оставляют обесцвеченные следы на открытой шее. На самом деле пятна естественные. Сушь, раздражения, дисколорация. А сама девушка льнет к острому плечу, и в глазах – почти слезы. Набрякшие, темные нижние веки... «У нас обоих морщины», – поняла вдруг Тога. И вспомнила, глядя на фотографию, как ее рисовал Изуку. Достоверно, без прикрас, но... «Так же, или как-то неуловимо иначе?» – Вот этого девушка понять не могла...

***

      – Ну? Это их джип? – Даби припарковал «Харлей» на ближайшей свободной площадке и опустил подножку.       – Ага! Тот самый. Неужели не припоминаешь?       – Вы вчера позднее подъехали, идиот! Пошли, найдем их, да потолкуем...       Роди, пошатываясь, слез на землю.       – П-погоди... Тут обмозговать надо. Понимаешь, этот Шигараки не так прост, как показался мне... Он чей-то сынок, у него полиция на подхвате!       Даби фыркнул.       – Нет! – Роди ухватил его за рукав кожанки, и мгновенно получил по пальцам. Отдернулся. – Нет, ты не понимаешь, он не просто из влиятельных ребят, у него папо, судя по всему, криминальный босс! Тут, как бы, о собственной шкуре всерьез следует думать!       Байкер резко повернулся к нему:       – Слышь, хиппарь! Ты скажи мне, зачем все это тебе... То робингудничаешь, то сливаешься!       Роди приподнял ладонь, и верная Пино упала в нее розовеньким комочком, пушась после буреподобной поездки.       – «Дева в беде», – пояснил парень, – из-за меня. Надо поправить, ты так не считаешь? Он реально стремный тип, ты просто не видел. Я не сливаюсь, а предупреждаю: надо быть умными...       – У меня к деве в беде свои счеты, – отозвался Даби. – Есть, что сказать, и так далее... Я тебе подтаксовал, да? Так что не лезь теперь, а подстраховывай, если умеешь хоть что-нибудь, кроме как языком чесать!       – Так а я о чем? Подстрахую, не беспокойся... Только план нужен!       Даби цыкнул:       – Какая же ты баба. Окей, развлекай по пути идеями! – И зашагал в сторону касс.

***

      В кабину колеса обозрения, которую они выбрали, больше никто не сел, так что Тога с Шигараки теперь поднимались в наливающееся дождем небо в гордом одиночестве. Парень держал двумя пальцами воронкообразный стаканчик из прозрачного пластика. Большую его часть занимала какая-то желейная штука из дыни и киви, сверху же леденели арбузные кубики, шапка из взбитых сливок. Рассеянно тыча туда одноразовой ловилкой, Шигараки бросил косой взгляд на Тогу и буркнул:       – Не отходи далеко.       Девушка посмотрела на него в ответ. Теперь, когда в руках у похитителя-ухажера был десерт, она отлепилась от уже столь знакомо пахнувшей гавайской рубахи и облокотилась на борт кабинки. Глядела вдаль. Таблетки, должно быть, наконец начали действовать, потому что брошенное под нос замечание резануло слух Тоги канцелярским ножом. Девушка чуть сжала зубы и сморщилась.       – Я никуда не денусь. Расслабься.       Шигараки вздохнул.       – Зачем ты сморишь на них? – спросил он, насаживая на ловилку кубик арбуза. Сухие губы приоткрылись, обнажая ровный ряд холодно-белых зубов. Откусив с хрустом, он вновь покосился на Тогу из-под патл.       – На кого? – Сердце у девушки екнуло.       – Ну, них. – Шигараки мотнул головой в сторону края. – Ты что-то высматриваешь... Расскажи, что же это? И чего не хватает?       Она встретила его взгляд, но не смогла долго выдержать. Скользнула к кончику ровного, пусть и в пятнах от раздражения, носа. Задержалась на милой родинке под губой. Кабинка колеса обозрения находилась под крышицей, выполненной на традиционный японский манер – и лицо Шигараки теперь было почти все в тени. Слабый свет дрожал лишь на щеке, выше родинки, и Тога, сглотнув, вдруг почувствовала, что больше не хотела бы его целовать.       – Не знаю. – В горле пересохло. Шигараки смотрел, не отрываясь, а потом улыбнулся – еще шире и жутче, чем раньше.       – Мне кажется, я могу понять, – сказал он. – Поправь, если я ошибаюсь, Химико...       Девушка сжала кулачки. «Ты почти не называл меня по имени... – Тога прикусила губу. – И слышать его теперь... тоже не очень приятно».       – Ты ищешь дом, – продолжал между тем Шигараки, – не физический, конечно же, хотя, знаешь, я видел много людей и могу определить вчерашнюю бродяжку.       Она вперилась взглядом ему в глаза и увидела там веселье.       – Ты думаешь найти чувство принадлежности и успокоения. – Юноша зачерпнул немного дынного желе и слизнул приставший к губе кусочек. – Знаешь, как я все это понял?       Тога не решилась податься ни назад, ни вперед – пусть и очень хотелось... чего-то. Шигараки развел руками:       – Я и сам был на твоем месте. В жизни любого из нас наступает момент, когда ты задумываешься: кто я? Чего на самом деле хочу? Прошлое кажется тебе гнилым и пустым, от него хочется убежать, стать кем-то другим... «Оно тебя не определяет», – сказал он, будто цитируя. – Чего бы ты хотела от жизни? Безопасности? Легкости? Чтобы все было просто... Делай, что хочешь, и никто тебя не остановит... Так я живу! – Юноша поставил наполовину приконченный десерт на краешек гондолы и расслабленно заложил руки за голову. Положил ногу на ногу. – Я трогал тебя и наблюдал. Размышлял. Тебе бы у меня понравилось...       Девушка неровно вдохнула. Голова кружилась, щиколотки размякли. Связки словно расклеились, как желатин...       – У меня есть все, чего ты хочешь, но стесняешься – перед самой собой! – пожелать. Ликер, коньяк, виски... – Он ощерился, когда Тога дрогнула на слове «коньяк», и рывком поднялся с сиденья. – Столько дыма, сколько захочешь – табачного и всего остального! Знаешь, чего я хочу? Чтобы было, с кем разделить одиночество... Мы и в этом похожи.       Девушка не успела моргнуть, как пальцы Шигараки метнулись к ее горлу – но не сжались, а лишь чуть-чуть надавили. Зашуршали, царапая кожу. Юноша провел по ней подушечками – вверх, к подбородку.       – Мы могли бы играть, как мне нравится... – Пальцы задрожали на щеках Тоги, а затем стиснули их. Сильно. Почти до синяков. – ...И как хочешь ты! Ну? – Шигараки надавил, заставляя девушку приподнять голову. Затем отнял руку, вытер ладонь о шорты и протянул ей, нетерпеливо поигрывая пальцами. – Что скажешь? – с искренним интересом спросил он. – Ах, да... – Вспомнив кое-о-чем, парень запустил другую руку в карман и выудил упаковку таблеток. Покрутил их в воздухе, словно карту. – Переведем отношения на новый уровень? Таким, как мы, надо доверять друг другу.       «Ты не такой, как я, – возразила про себя Тога. – Изуку-у-у!» Ах, если бы только она могла сейчас докричаться!

***

      – Ну, и что теперь? – Даби поскреб затылок, сунул проштампованный билет в карман. – Деньги на вход потратили... Где предлагаешь искать их? В такой толпе...       – Кое-кто, помнится, говорил не сливаться, – тут же напомнил байкеру Роди. – Надежды маловато, но логичнее всего сейчас быть в центре, где выше текучка. Там... и повыше.       Взгляды парней устремились в сторону колеса обозрения.       – Из гондолы мы их вряд ли увидим, разве что на подъеме или спуске.       – Идиотизм!       – Не нравится – будешь моим агентом внизу. – С обезоруживающей улыбкой Роди достал из кармана телефон-раскладушку. – Забей туда вот этот номер... и до связи!       – Сколько у тебя мобилок? – прорычал Даби.       – Не помню точно! – Роди развел руками. – Ну, погнали, пока еще есть шанс!

***

      Тога сошла на землю, пошатываясь. Ноги подгибались, дышать было трудно. Влага, накопившаяся в воздухе, грозила скорым и мощным ливнем, но у девушки сейчас в приоритете оказались другие заботы. Сухой, голый локоть Шигараки в кольце хлопкового рукава стискивал шею. Юноша поиграл у нее под носом упаковкой таблеток:       – Тебе ведь не выпишут больше на этот месяц? Неужели мне подождать, когда ты станешь совсем дикенькой, м-м? – Он постарался скопировать даже ее проститутошную интонацию. – Думай, решай, Химико, да не затягивай...       Так она сказала ему в гондоле. Что подумает. Попыталась изобразить, что просто недостаточно доверяет юноше, не может свыкнуться с обрушившимся на нее счастьем – но, похоже что, получилось не очень-то убедительно.       – Ты просто не видела моего логова, – продолжал Шигараки. – Давай, мы съездим туда сейчас, и я тебе гарантирую: передумаешь!       – Я...       Это был не вопрос и не предложение, она понимала. Беспомощно огляделась по сторонам. И вдруг встретилась взглядом со светловолосой девочкой лет пяти. Та стояла посреди волнующегося людского моря, сжав лямку игрушечной сумочки, и смотрела на Тогу так же потерянно, так же отчаянно, как девушка, должно быть, сейчас глядела сама. Смутное узнавание промелькнуло у нее в душе: «Кажется, мы сегодня виделись...»       Тога моргнула и потеряла девочку из виду. Шигараки навалился ей на шею плечом, подталкивая в сторону выхода. «Что... я... наделала?.. Во что... попала?..» – Девушка прикрыла глаза. Ей вдруг вспомнилось собственное детство. Обидные крики ровесников и ровесниц. Визиты к психиатру. Холодные стены, высокая кушетка, на которой она сидела, болтая ногами. Дом. Мертвая птичка на столешнице: перышки испачканы кровью, глаза затянуты пленкой. Звон кофейника и обжигающая, оглушительная пощечина. Истошный визг: «Да что с тобой не так?! Почему ты не можешь просто быть нормальной, проклятая тварь?!» Ей тогда было не больше, чем этой... потерянной... потерявшейся!       Сердце у Тоги сжалось от глубокого, основополагающего, человеческого страха: девочка потеряла своего, этого... старшего брата или молодого отца. Обернувшись, она приоткрыла было рот, но Шигараки не думал останавливаться. Не видел. А если увидел бы? «Неиграбельный персонаж... Я иногда думаю, существуют ли они все вообще, когда ты не смотришь?»       Воспоминания накатили с новой силой. Ей пятнадцать. И она в коридоре школы. Визг, слезы, вой человеческого муравейника вокруг. Тысячи налитых кровью, ненавидящих, дрожащих от ужаса взглядов вокруг – и окровавленная ручка в судорожно сжатом, так, что ногти впиваются, кулаке. Форменный галстук, как открытая рана. Брызги сукровицы на воротничке. И плач – судорожный, как объятия Шигараки, дикая смесь спокойствия с паникой, сокрушающей вины, непоправимости содеянного – и облегчения, удовлетворения.       Она корчится у ее заляпанных кровищей ботинков, из последних сил зажимая рваные росчерки, оставленные на шее вольфрамовым наконечником. Она выживет. Медики прибудут как раз вовремя, чтобы, чуть не поскользнувшись в багровой луже, спасти жизнь. Но не тогино будущее.       Девушка вздохнула. Некоторые моменты оказались вытравлены из сознания паникующим мозгом. Были вещи, которые не следовало вспоминать, если не хочешь плакать, как ребеночек, забившийся в угол. Смутные ощущения – вот и все, что осталось. Яркий свет ламп. Строгие взгляды из-под очков-полумесяцев. Чувство полнейшей беспомощности.       Она говорила ей каждый день, что видит ее насквозь, и что эта беззаботная маска сработает на других, но не на ней. «Я читала про таких, как ты, Химико-кохай... Ты психопатка – знаешь, что это значит? Ты ничего не чувствуешь к нам, ты и не человек вовсе. У тебя нет эмпатии, мы для тебя – все равно, что обувь. Считаешь себя лучше, м-м? Притворяешься, что понимаешь чувства других, а на самом деле это все ложь, комедия! Я знаю это про тебя... Так может, ты тоже признаешь, а? Скажи уже, просто скажи! Я же права...»       Но, вонзая ручку в сосуды на ее шее, Тога твердила сквозь слезы: «Ты не права! Не права!!!» И ужас в ее глазах, ужас, глубоко запавший несчастной в душу, подтвердил: чувствует. Еще как. «А... а... а даже если бы не чувствовала, «психопатка» не значит «убийца», не значит, нет, нет, нет, нет!!!» Психопатке бы не назначали таблеток.       «Интересно, а Шигараки... как?» – Бедняжка посмотрела на парня. Быть может, она бы и не встретилась с ним – даже бы, конечно, не встретилась! – если бы не малыш Изуку. Не его картины, и нежный голос, и объятия, и протянутая рука – в ответ на безмолвную просьбу о помощи. «Если бы не ты, я бы никогда даже не поняла, как на самом деле несчастна... Продолжила бы торговать собой, курить и спиваться... Ненавидеть родителей». – Тога набрала в грудь воздуха.       Внезапно обрушившийся на «Мандароа» дождь оледенил ее. Дохнуло мощной, жизнетворной прохладой. Волосы девушки подняло ветром и бросило прямо в глаза. Шигараки заскулил, отнимая руку от ее шеи, чтобы придержать свою пальмовую панаму.       Тога глянула ему в глаза – и, приняв решение, нырнула в сторону. Она слышала, как юноша издал неопределенный звук, но доброжелательно верещащая толпа посетителей, спешащих в укрытие, разделила их. Мимо пронеслась гроздь воздушных шариков, приятно рокотавших под частыми каплями. Шлепнулось в лужу чье-то мороженое. А Тога рвалась к тому месту, где в последний раз видела девочку. Себя. Словно бы саму себя...       И – о, чудо! – бедняжечка стояла все там же, даже не пытаясь прикрыть голову от дождя. «Разумная, милая!.. – Неожиданно для себя подумала Тога. – Не уходить с того места, где поняла, что потерялась... Если бы я поступила так же!..» Быть может, тогда не было бы и лет проституции. Не было бы пьянок, побоев, голода. Однажды она поймала себя на том, что следит за влюбленной парочкой: парень купил избраннице большой бургер, а она надкусила, но оставила на краю урны, у пепельницы, не доев. Тога плакала потом в подворотне. Билась затылком о кирпичную кладку. Но была в тот день сыта.       – Эй, что ты? – Ее голос сорвался в робкую дрожь. Девушка опустилась на колено перед бедняжкой и увидела, что та молча плачет. – Потерялась?       – У... угу!..       – Пойдем скорее – вон туда, к киоску! – Тога расстегнула куртку и прикрыла ей мокрые волосы девочки. – Только дотуда, понимаешь? Нельзя же... с незнакомцами... уходить. Как тебя зовут?       Потерянная уставилась на нее из-под натянутой ткани. Ливень рушился на них сплошной стеной, пробегающие мимо люди толкали плечами, но все реже и реже. Холодные капли жалили Тоге полуголую спину: под курткой на ней был лишь короткий, еще с «тех времен» топик, выставлявший живот на всеобщее обозрение. Но сейчас девушке в первый раз в жизни было совсем наплевать. Совсем никак это не было важно...       – Так кто же ты?       – Эри...       – Ты очень умная и смелая, Эри. Ты все сделала правильно. Меня зовут Химико Тога... Не ходи со мной никуда, кроме как под козырек вон того киоска, понятно? И то только потому, что сейчас дождь... А если бы я – или еще кто – сказал бы тебе идти еще куда-то, ты бы не послушалась, верно?       – Ага...       – Молодец... – В груди у Тоги вдруг все потеплело. На глаза почти навернулись те же самые слезы, что дрожали в глазах девочки.       Она взяла ее за руку, невесомо и аккуратно.       – Никогда никуда не ходи с теми, кто тебе не родной, кто не твоя семья, слышишь? Вот, смотри, мы вот здесь остановимся, и ни шагу дальше, ага?       – Да...       – Почему? Потому что дядя в киоске – работник парка, у него нужно попросить помощи... – Девушка не узнавала саму себя. Постучала в стекло, привлекая внимание продавца, и в двух словах объяснила ему ситуацию.       Мужчина, молча кивнув, открыл боковую дверь и вышел к ним, доставая мобильный телефон из чехла на поясе.       – Сейчас известим охрану...       Эри, закутавшись в промокшую куртку, крепко ухватилась за край тогиной юбки – все еще слишком, слишком короткой, с горьким стыдом осознала девушка. Присев перед девочкой на колено, она положила руки ей на плечи.       – Все будет хорошо. Не переживай. Как зовут твоего папу?       – У... у... учитель Айзава... н-н-но... я гуляю... с Мирио-саном...       – Кто же этот Мирио-сан?       – Б-большой друг папы... А вы кто?..       Тога улыбнулась.       – Я же только что сказала.       – Нет... я... в смысле... – Эри переступила с ноги на ногу. – Что здесь делаете?..       «Хороший вопрос». – Девушка опустила голову.       – Тоже... гуляю.       – Пойдете замуж за Мирио-сана?       Она не выдержала и рассмеялась.       – Ты у всех так спрашиваешь?       – Неть... Просто... – Девочка покраснела. – Мирио-сан по фамилии – Тогата, а вы?..       – Тога, – напомнила девушка и улыбнулась сильнее.       Ливень уже иссякал, люди выглядывали из своих укрытий. Под козырек киоска набилось достаточно много народу, и некоторые смотрели на нее с Эри, не скрывая одобрительных, умиленных улыбок. «Они думают, что я сестра или мама...» – пришло в голову Тоге. И девушка, замерев, вдруг почувствовала, как багровеют щеки. Знакомая рыжуха со своим иностранным бойфрендом тоже оказались тут. Их взгляды встретились на мгновение – и тогина ровесница наклонилась к уху парня, что-то тихо шепнув. Тот расцвел в глупой-глупой улыбке...       Эри потянулась к Тоге и пояснила:       – Всего один значочек к фамилии!.. Ну, добавить... Я уже умею читать кану!       – Ух ты! Молодчина! – Девушка постаралась не обращать внимания на очевидные пояснения про Тогату.       – Мне кажется... вы тоже... потерялись, – сказала вдруг Эри.       Несчастная выпрямилась. Сердце мучительно сжалось. С нежностью посмотрев девчушке в глаза, Тога шепнула – и ей, и самой себе, пятилетней, головастой, подавленной – и на долгие годы, до сего дня, одинокой:       – Люди часто теряются. Но... не страшно, потому что тебе помогут найтись. – В груди вдруг стало так светло и так больно: не мучительно, но проникновенно, как от воспоминаний. – Все будет хорошо, вот увидишь... Может, не сразу, и может, даже покажется, что этого не случится вообще. Но потом ты вспомнишь все это, как страшный сон – и так же, как сон, и забудешь.       – Правда? – Эри захлопала глазками.       – Обещаю. – Тога протянула ей мизинчик. «Что я?.. Что я делаю?» – Но было уже поздно.       Шквал прошел, и в грозных тучах, клубившихся на горизонте с полдня, появились разрывы. Голубое небо проглядывало сквозь них, и на умытую ливнем землю начали проливаться первые лучи солнца – щекочущие, обнадеживающие, горячие.       Эри вдруг пискнула:       – Мирио-сан!       К киоску, опережая на несколько широченных шагов тщетно поспешающего охранника, шел молодой мужчина – с виду лет двадцати пяти. Тот самый, которого Тога приняла за отца.       – Эри! – Голос у него был красивым, низким, но звучным, даже по-своему звонким. На него обернулось так много людей... Девочка же рванулась, шлепая ботиночками по лужам:       – Мирио-сан!.. – Но потом замерла.       Тога не успела моргнуть, как Эри подпрыгнула, хватая ее за палец – и потянула за собой.       – Дядя Мирио-сан!.. Мы потерялись, а вот – нашлись! Это Химико Тогата!..       – Не совсем так! – Щеки у девушки вспыхнули, как два спелых помидора.       Мирио был слишком хорош. Широкоплечий, высокий, солнечноволосый и солнечнолицый, с успокаивающе-синими, как морская лазурь, глазами. Челюсть Капитана Америки, ну, а нос – Тинтина... Такая же аккуратная кнопочка. Брови, полные достоинства и внутренней силы, и морщинки от смеха в уголках глаз. «Нет. Нет, нет». – Нужно было пожалеть себя. Отвернуться и немедленно уйти. Скрыться! Но молодой мужчина уже бросился к ним.       – Эри! Как же я переживал! Ты в порядке? Все хорошо?       – Да... конечно!       Он подхватил девочку на руки и в порыве радостных чувств подбросил в хрустальный воздух, поймал – уверенно, но в то же время так мягко. Затем перевел взгляд на Тогу:       – Вы нашли ее, помогли? Огромное вам спасибо! Химико?..       – Тога. – Девушка подалась было назад, но Эри замахала ручками и потянулась к ней:       – Мирио, Мирио, теперь наша очередь!..       Солнечный свет залил мужчину с девочкой на руках, позолотил его львиные волосы и заиграл в искристых глазах Эри. Тога отступила на шаг.       – Вот... я пошла. Все в порядке же. – Сердце колотилось в груди так отчаянно. Нужно было спешить, пока девочка не сказала еще что-нибудь...       – Слышь?! Тога, ты, что ль?!       Знакомый голос заставил девушку втянуть голову в плечи. Агрессивно прошлепав сапогами по лужам, к киоску подошел Даби. Взгляд голубых глаз пригвоздил Тогу к месту.       – Это, значит, и есть криминальный сынок? – прямо поинтересовался байкер, поправляя перчатки с заклепками.       – Прошу прощения? – с недрогнувшей улыбкой переспросил Мирио.       – Откуда?.. – Тога сделала короткий шажок в его сторону. «Впрочем, неважно!» – Это не он, нет! – выдохнула девушка.       Из кармана байкерской кожанки вдруг раздалась совершенно попсовая мелодия про цветы и любовь. Мучительно сморщившись, Даби выудил телефон-раскладушку и сбросил звонок. Тот немедленно повторился.       – Да что ж такое?.. Алло, да, хиппарь!.. Да, нашел!.. Да делай, что хочешь, мне пофиг! – Парень бросил взгляд на Мирио. – Извиняюсь. Так ты, значит, не Шигараки?       Тот ровно покачал головой. И положил ладонь на плечо Тоге.       Девушка зажмурилась. Рука Мирио была простой и надежной – совсем, как у Изуку. Только тяжелее и сильнее раз в десять. И внешней, и внутренней силой. «Ты даже не знаешь, в чем дело, – отметила она с замирающим сердцем, – но бросаешься на помощь...» Вернее, он не бросался – скорей, размеренно, но неостановимо ступал. Так же верно, и при этом стойко, чтобы не оставалось сомнений – ладонью ли на плече девушки, или закутав Эри в куртку – защитит, поддержит, никогда не оставит.       Даби смерил Мирио оценивающим взглядом, а потом медленно, чтобы все видели, завел руку за спину. У Тоги пересохло в горле...       – Ты так спешила сбежать от меня с утра, что забыла свою борсетку, идиотина, – сказал байкер, протягивая плоский клатч, в котором была – девушка мысленно хлопнула себя по лбу – и помада, и тушь, и кошелек!       – А... я...       – А вот и Род. – На лице Даби отразилась смешливая досада.       Роди действительно только сейчас сумел слезть с колеса обозрения, и несся через площадь на всех парах. Пино, опережая его, подлетела к Тоге, описала вокруг девушки круг, радостно щебетнула – и принялась словно обнимать ее, трепеща крыльями.       – Пуф!.. Уф!.. – Парень остановился в нескольких шагах от них, сложился пополам, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Уперся кулаком в бок и показал пальцем, что ему потребуется минутка... Затем сказал: – Ну... что ж. Шигараки не вижу, Даби никого не бьет – кажись, все в норме?       – Завались, дурак. Ты ничем не помог, я и без тебя бы справился!       Роди согласно кивнул, а потом осведомился с картинной невинностью:       – Как насчет бесценнейшей информации? Неужто она ничего не стоит?       – Я вытащил тебя из канавы.       – Окей, не поспоришь! – Он посмотрел на Тогу. – Химико, пожалуйста, прости... за все. Я... нагнал тебе, пусть и имплицитно, прошу заметить. Что джип мой, я, вроде, не говорил... Но напугал здорово, и проблем создал. Шигараки не обижал тебя?       – Объясните, пожалуйста, что тут происходит, – улыбнулся Мирио, сажая Эри себе на шею. – Потому что я понимаю только, что был какой-то конфликт. Девочка моя, ты все это имела ввиду, когда говорила: «теперь наша очередь помочь»?..       – Неть.       – Тогда...       – Вон идет ваше объяснение, – севшим голосом сказал Роди.       – Этот? – Даби повернулся в направлении его взгляда.       Тога тоже посмотрела направо, и в груди у нее все оледенело. Шигараки, потерявший-таки свою пальмовую панаму, двигался прямо к ним. Голова у юноши была наклонена, глаза горели из-под патл. Первой отреагировала на все происходящее Пино: воинственно заверещав, птичка закружилась вокруг негодяя, совершая выпад за выпадом. Шигараки отмахнулся от нее, но шага не замедлил.       – Ты... не... сбежала? – Его голос дрожал от досады.       Мирио медленно опустил Эри на землю и загородил собой. Даби хрустнул костяшками, разминая пальцы. Роди же просто шагнул вперед. Сложил руки на груди и смерил бывшего попутчика презрительным взглядом.       Шигараки, остановившись, зыркнул на девушку и протянул сухую, желтую ладонь:       – Идем. Сейчас же. За мной!       Сердце у Тоги застучало сильнее, но... ровно.       – Не знаю, что тут у вас, – сказал Мирио, – но, по-моему, можно с чистой совестью отвечать «нет».       – Псине своей «за мной» скажешь, – перевел Даби. – Если найдется хоть одна, что тебя признает.       – Тога!.. – Шигараки сощурился, а потом прикрыл одной ладонью лицо, сверкая взглядом меж пальцами. Второй же рукой, нервно скрюченной, почесал шею.       – Шиг, ты получил свою тачку, вышел в ноль – просто иди! – подал голос Роди.       – А... И ты здесь? Ничего нельзя доверить властям!..       Тога посмотрела на него, и вдруг почувствовала себя маленькой девочкой в окружении других, задиристых, дружных детей. Мирио со своими круглыми, чуть оттопыренными ушами и носом Тинтина. Даби – или как его на самом деле-то звали? Голубоглазый сорванец с еще гладкой кожей. Роди – с этим все просто, он так в душе и не вырос, и его взгляд пылал ребяческой непосредственностью. Эри...       «И я». – Тога увидела ее... Себя. Маленькую, неловкую, от которой все убегали. Которая никогда не улыбалась, потому что на нее кричали: «А ну, прекрати!!!» И которая была одна... всегда. До сего дня.       «Быть может, все и правда сможет раствориться, как страшный сон?» – Она вздрогнула и вновь взглянула на Шигараки. Тот тоже был ребенком – быть может, даже более, чем они все. Испорченным, и... быть может, это повлияли полотна малыша Изуку?.. Но Тога вдруг тоже разглядела в его глазах вопль о помощи. Пусть юноша пока этого и не осознавал.       Но что он должен был осознавать, так это... Дыхание у девушки замерло. Пять решительных взглядов. Пять пар сжатых кулачков, кулаков, кулачищ.       – Что вы за существа такие... – выдохнул Шигараки, делая шаг назад. – Ненавижу это! Возомнят о себе не пойми что! Боты забагованные... – Из его груди вдруг вырвался громкий всхлип. – Что с вами не так?! Что с людьми делаете?! – И, развернувшись, поспешил прочь, втянув голову в плечи. Его костлявые лопатки торчали из-под рубахи обломками крыльев. И вздрагивали, будто юноша плакал.       «Быть может, и ты когда-нибудь найдешь... и найдешься?..» – вздохнула Тога. Одно она знала точно, одно чувствовала в глубине души: даже в Шигараки что-нибудь, да изменится после сегодняшнего. Но ничью руку он пока не готов был принять. Как и она когда-то.

***

      – Ну, что я могу сказать? – Роди вытянул палец, и Пино присела на него, оправляя растрепавшиеся перышки. – Еще раз извините – и звоните, а я отчаливаю! – Юноша протянул Тоге очередной мобильник. – Не краденый, – пояснил он. – Этот я честно нашел на помойке...       – Очаровательно, – фыркнул Даби.       – Я... – Тога сглотнула комок в горле. – Роди... Я рада, что... тебя не арестовали.       Парень лишь подмигнул в ответ. Раскланявшись, он ушел – Пино же чуть задержалась, прежде чем полететь за ним: описала вокруг собравшихся круг почета и пиликнула на прощание. Даби дождался, когда они скроются из виду, и бросил, не поднимая глаз:       – Ты, это... В следующий раз сразу говори, что придурок. А то еще, вот, извиняться приходится! У нас всех свои загоны и травмы, знаешь ли... – Он сжал губы: верхнюю, нормальную, и нижнюю, фиолетово-обгорелую. – Короче, пока! – Не удержавшись, байкер показал через плечо средний палец. – Тупая раскладушка Рода, если что, у меня, так что когда тебе приспичит зачем-нибудь позвонить, у него спрашивай номер! Поняла?! Все, Буэнос-Айрес всем!       – Пока... И, это... тоже... извини.       Оставшись наедине с Мирио и маленькой Эри, Тога склонила голову.       – Ну, вот и все... Простите. – Ее голос прозвучал смущенно и глухо. – Не самая подходящая компания для ребенка... Я, пожалуй, тоже поспешу уже...       – Нет, постойте! – Мирио мягко улыбнулся ей.       «Какие брови», – машинально отметила девушка. Он весь просто сиял, и Эри у него на руках была, словно крошечное солнышко.       – Как мы можем уйти, не услышав начало и середину истории? – рассмеялся мужчина. – Это же... все равно, что ухватить конец фильма! Пожалуйста, пойдемте... да хоть вон в то кафе! Я возьму вам чай... кофе?       Тога зарделась. Почувствовала, как в груди разливается какое-то коричное, яблочное тепло с медом и ароматными травами. И лишь вздохнула:       – Эри придется уши закрывать на некоторых моментах.       Девочка с готовностью поднесла к вискам пальцы. Ее глаза улыбались, и Мирио улыбался – и Эри, просияв, рассмеялась звонко и чисто. Тога хотела прикрыть глаза, но не смогла: нельзя было упустить ни один солнечный миг. Замерев сердцем, она на мгновение устремила внутренний взгляд вдаль, в детство – и сама улыбнулась. Счастливо.