Это не любовь

      «Это не любовь».       Лёша слышит эти слова чаще, чем приветствия и вопрос «как дела?». Он не знает, что Игорь пытается этим доказать и кого именно убедить, но в попытках своих майор Гром настойчив и упорен, как никогда.       Лёша признался ему почти год назад. Не выдержал просто — чудовищно сложно было держать в себе столько чувств и эмоций, особенно, когда тебе семнадцать, а объект твоей любви — здоровый, вечно хмурый мужик с глазами большой доброй собаки. Лёша врал себе, врал сестре и друзьям из детдома, списывая бессонницу и постоянную тяжесть в груди на гормональные проблемы и нового учителя химии, гонявшего их и в хвост, и в гриву.       Обманывать себя получалось хуже всего, но Лёша не сдавался. Не сдавался ровно до того момента, как наткнулся на Игоря на улице. Возвращался в детдом из городской библиотеки, срезая через дворы, чтобы успеть до комендантского часа и недовольной морды Петровича на пропускном пункте. Торопился, а потому и не заметил нескольких ребят, что довольно ловко окружили с двух сторон, зажав в переулке.       — Гони бабки, сопляк, и мы тебя не обидим, — козыряя кариесом на нижних зубах, скалился, видимо, «главарь» банды.       Денег у Лёши не было, но кто ему поверил? Угрожающего вида парни в количестве трех штук приближались, явно раздражаясь из-за попавшейся им «пустышки» и намереваясь сорвать дурное настроение на его косвенной причине, а Лёша впервые молился о чуде.       И Игорь этим чудом стал. Как оказалось, его любимая шаверма продавалась буквально за углом, и он бесцельно шатался рядом, ожидая заказ. Так и заглянул в переулок, зацепив глазом знакомую красную толстовку.       Дальнейшее действо Лёша помнит, словно в тумане. Скупые удары крепких кулаков, сжатые в жесткую линию губы, длинные ноги, отправившие в нокаут последнего из противников. А потом… тепло ладоней, скользнувших по щекам, шее, плечам, рукам… Игорь просто проверял «жив?», «цел?», а Лёша плавился, словно проводка под высоким напряжением, и не мог выговорить ни слова.       Обманывать других по-прежнему удавалось, но вот самого себя… С собой пришлось быть честным.       Любовь к Игорю имела корни глубокие, уходившие в пору детского восхищения крутым парнем в кожанке и надвинутой на брови кепке. А теперь вот, пробилась на свет, вызрев пышным цветением самого искреннего и большого чувства на свете. Любить Игоря, сильного, смелого, доброго и мужественного, было так же легко, как дышать.       И удерживать в себе это становилось всё сложнее.       Лёша искал встреч. Захаживал в участок, вроде как просто навестить, скоротать время, спросить что-то «очень важное», придуманное почти на ходу. Напрашивался вместе в гости к Прокопенко — там, помимо вкусной домашней еды и внимания взрослых, можно было получить побольше информации об объекте любви, услышать истории о его детстве, вдоволь посмеявшись над недовольно сопящим от таких откровенностей Игорем. А ещё можно было смотреть. Смотреть, как Игорь теряет своё профессиональное лицо кирпичом и улыбается, смеётся. Как уплетает за обе щеки, болтая с набитым ртом и получая от старших нагоняй. Как помогает мыть посуду, лепить пельмени этими своими прекрасными длинными пальцами.       Лёша рядом с ним чувствовал себя тем самым тестом — Игорь мог делать с ним, что хочет. Он на все был согласен.       Но вот Игорь… Игорь, кажется, ничего не замечал. Точнее, как потом оказалось, делал вид.       Лёша признался первый раз почти случайно. Вышел с Игорем от семьи Прокопенко, вдохнул полной грудью тёплый майский воздух, посмотрел на красивый профиль, четко вычерченный на фоне алеющего закатом неба, и ляпнул:       — Я тебя люблю, Игорь.       Тут же захотел захлопнуть себе рот, желательно чем-то тяжелым, рвануть с места так, чтобы бежать до самого горизонта и не оборачиваться, а может и провалиться сквозь землю, но… Но Игорь лишь улыбнулся как-то грустно и, потрепав по волосам, тихо бросил:       — Это не любовь.       Ушёл вперёд, оставляя наедине с бурей чувств, бетонной плитой, придавившей сердце, и глупой мальчиковой обидой в душе. Как это не любовь?! Да что он может знать?! Леше не десять, а семнадцать. И он точно может сказать, что за всё прожитое время ни разу не чувствовал такого притяжения к кому-либо.       Игорь становится наваждением. Запретным желанием. Почти несбыточным. Он приходит в тех самых снах, о которых парни любят болтать так хвастливо и охотно, словно бы это воплотившиеся фантазии, а не влажные мечты. Лёша, конечно же, о своих не болтает. Не болтает о вспотевших ладонях и влажных трусах по утрам после видений, в которых только низкий голос, колючая щетина на подбородке и суховатые ладони на его талии.       Лёша не болтает об этом с друзьями. И уж точно не собирается сообщать сестре.       А вот Игорю… Игорю говорит. Нет, не о дрочке, конечно же. А о своих мыслях. Желаниях.       Чувствах.       «Это не любовь».       Игорь не меняется в лице, не меняется на словах. Он не отталкивает Лёшу, но и явно не воспринимает всерьёз. Держит на расстоянии вытянутой руки — достаточно близко, чтобы считаться другом, но слишком далеко, чтобы стать кем-то более значимым.       Лёша не обижается. Лёша не сдаётся. Лёша верит — это возраст, субординация, вопросы совести, морали и порядочности. Рассуждения о том, интересны ли Игорю мужчины в принципе, отпадают как-то сами собой — ведь он мог отшить его именно так.       Но не стал. Не сказал «я не по парням». Сказал «это не любовь».       Лёша уверен, с этим можно работать.       И он работает.       Лёша становится старше, заканчивает школу, заботится о сестре, готовит жильё, куда сможет забрать и её — только работу найдёт, чтобы потянуть всё сразу. Он поступает в универ, погружается в учебу с головой, заводит новые знакомства.       Но не забывает об Игоре ни на секунду.       Теперь у Лёши свободы больше — никто не будет гнать метлой за опоздание, проверять карманные деньги до копейки и вламываться в комнату без стука. Лёша свободой опьянён, Лёша взрослеет буквально по часам.       Он по-прежнему приходит к Игорю на работу и теперь даже время от времени может принести с собой свежие пышки, купленные на честно заработанные деньги. Осознание того, что может вот так ненавязчиво ухаживать за своей зазнобой, распускает крылья за спиной и дует грудь колесом. Игорь, конечно, особой благодарности не проявляет и смущенной вниманием девицей не жмётся, но неизменно дарит тёплую улыбку, краткое «спасибо» и отвратительный участковый кофе, который Лёша пьёт с выражением высшего блаженства на лице.       А ещё они теперь гуляют. У Игоря тоже бессонница, да и с приходом «белых ночей» это вообще повсеместная проблема и настоящий питерский синдром. А потому в те дни, когда нет утренних пар и смены на работе, Лёша вызванивает Игоря и тащит шататься по пустеющим улицам, бесконечным набережным, время от времени заглядывая в парадные на предмет остатков былой роскоши, вроде витражей и узорчатой плитки, и незакрытых дверей на чердак.       И Лёша снова и снова говорит о любви.       «Это не любовь».       Набившие оскомину слова не обижают больше. Заставляют лишь тихонько усмехнуться и опустить глаза, мысленно сказав себе, что в следующий раз всё обязательно получится…

***

      В город приходит очередная осень. Шуршит под ногами жухлой листвой, слепит противной моросью круглые сутки, брызгается пятнами луж на асфальте.       Игорь становится мрачнее тучи и замыкается в себе. Сначала Лёша списывает это на погоду, ретроградный меркурий и подорожание шавермы, но время идёт, и ничего не меняется. Кажется даже, что всё становится только хуже.       В какой-то момент Игорь уходит в глухой игнор. Не берёт телефон, не приходит в магазин, где работает Лёша, а когда Макаров навещает участок, ссылается на завалы работой и просит прийти «в другой раз». За три недели «другого раза» так и не настаёт.       Лёша пытается не поддаваться отчаянию. Он прилежно учится, каждый выходные проводит с сестрой, откладывает деньги на совместное будущее, подтягивается на самодельном турнике в узкой прихожей и страдает от внезапного одиночества.       Наличие Игоря в жизни стало таким естественным и привычным, что его отсутствие бьет под дых и щиплет в уголках глаз. Лёша скучает, Лёша хочет видеть, говорить, прикасаться. Пусть даже в рамках дебильной дружбы под унылым лозунгом «Это не любовь». Лёша готов принять даже это.       Только бы Игорь был рядом. Только бы не отталкивал.       Внутренняя тревога и естественное беспокойство становятся всё сильнее, и вечером очередной пятницы Лёша плюёт на всё, хватает куртку, ключи и проездной и едет к Игорю. Ему просто нужно знать, что тот в порядке. Нужно услышать больше трёх слов формальной вежливости. Нужно увидеть любимое лицо, заглянуть в самые красивые и самые грустные глаза на свете, вдохнуть родной запах.       И тогда его мир снова обретёт равновесие, найдя свою константу.       Лёша стучит, не особо надеясь, что ему откроют. Игорь личность довольно эксцентричная, и ничто не помешает ему игнорировать стук или даже таран, разносящий дверь в щепки.       Но не сегодня.       — Лёша, иди домой.       Голос какой-то совершенно безжизненный, почти механический. И Лёша отчетливо понимает, что точно не сможет уйти вот так.       — Игорь, я не знаю, что с тобой происходит, — говорит, почти прижавшись к двери, надеясь, что его слышно по ту сторону. — Но я беспокоюсь. Пожалуйста, давай поговорим.       — У меня всё в порядке, — сказал, как отрезал. — Иди домой.       — Ну раз всё в порядке, то открой дверь! — раздражаясь от этого ослиного упрямства, рявкает Лёша. — Посмотрю на твоё жизнерадостное лицо и тут же свалю!       Тишина длится несколько минут, заставив Лёшу прикусить губу и поразмыслить, не перегнул ли палку. Наконец, раздается щелчок, и дверь открывается, пропуская внутрь. Игорь ничего не говорит, даже не смотрит на гостя — тут же плетётся вглубь квартиры, к дивану.       «Ага, в полном порядке!» — мысленно язвит Лёша, наступая на пятки и стягивая кеды, а затем проходит вслед за Игорем.       Тот, плюхнувшись на диван, берёт в руки джостик и запускает какие-то древние гонки. Смотрит в экран пустым, словно бы стеклянным взглядом. Света в квартире почти нет — тусклое свечение от окна, более яркое — от телевизора. Но свет этот мёртвый, делает черты лица более резкими, тени — более глубокими. Игорь выглядит уставшим. Постаревшим на несколько лет.       Лёша, не зная, куда себя деть, проходит на маленькую кухню и ставит чайник. Не знает, имеет ли право так хозяйничать, но его никто не упрекает, а потому он роется в ящиках, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь чай. Несколько минут спустя понимает, что ничего, кроме лечебной ромашки в пакетиках, в этом доме нет.       Ну и ладно, ромашка вроде нервы успокаивает — им сейчас подойдёт.       Когда Лёша возвращается к дивану с двумя кружками в руках, Игорь, по-прежнему удерживая джостик в пальцах, бесцельно пялится в экран. Лёша ставит ромашку на низкий столик и забирает джостик у Игоря.       — Вот, — на вопросительный взгляд протягивает кружку, — выпей. Полегчает.       Звучит наивно и глупо, но Игорь послушно принимает исходящий паром напиток и делает несколько осторожных глотков.       — Игорь, — Лёша снова пробует пробиться за эту высокую, толстую стену, — что случилось? Что с тобой происходит? Ты… ты сам не свой…       Игорь молчит, продолжая потихоньку отхлебывать из кружки. Домашняя футболка и штаны на нём явно не первой свежести, волосы слегка торчат в разные стороны, а бородка с усами выглядят совсем не аккуратно.       — Игорь, пожалуйста, поговори со мной. Я… — Лёша отставляет свою кружку и придвигается чуть ближе, испытывая почти физическую боль от невозможности прикоснуться и утешить. — Я хочу тебе помочь. Я очень за тебя переживаю. Пожалуйста, разреши мне помочь. Я… я люблю тебя…       — Твою мать, — прикрывая глаза и тихо выдыхая, наконец-то подаёт голос Игорь. Повернувшись к Лёше лицом, впивается острым, каким-то жестким взглядом и выговаривает почти зло: — Сколько можно повторять? Это не любовь, ясно? Ты меня не знаешь совсем! Ты видишь во мне супергероя с обложки, спасшего тебя однажды! Думаешь, я такой крутой, надежная скала? Это всё хрень полная, ясно? Я заебанный жизнью мент, который временами хочет просто отупеть до состояния овоща и отключиться от реальности, чтобы не думать ни о чем хотя бы несколько часов, — он криво ухмыляется и разводит руками, мол, «вот, любуйся!». — Вот кто я. Развалина, которая хочет поплакать и на ручки. Ну как? Нужен я тебе такой, м?       Лёша молчит, пораженный такой откровенностью, а ещё… у него бешено колотится сердце и вызревает румянец на щеках. Потому что любить идеального Игоря, действительно, как какого-то супергероя с обложки популярного комикса — это, конечно, увлекательно, но любить его вот такого, настоящего человека, устающего, имеющего слабости… Это что-то запредельное.       Лёша больше не думает. Подаётся вперёд, целуя мягко, но крепко, четко выражая свои мысли и намерения.       — Нужен, — шепчет, отстранившись, отмечая треснувший лёд в глазах и тень замешательства на лице напротив. — Очень нужен. Пусть не любовь. Называй, как хочешь. Я просто хочу быть рядом с тобой. С любым. Дай мне о тебе позаботиться.       За окном бушует осень, выворачивая зонты прохожих, вскипая воду в каналах и множа посетителей кофеен. А в квартире Игоря Грома расцветает новое чувство.       Может, и не любовь.       Пока что.