Сладкое пиво, сигареты и ты

      Дверь спальни со скрипом открылась, и Сохо мгновенно услышал запах алкоголя: он был густым, проникал в ноздри, и Сохо морщил нос от легкого отвращения. Ему не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть, кто зашел в комнату — это всегда один и тот же шлейф аромата, одни и те же тяжелые, гулкие шаги, отдающиеся эхом в четырех стенах их тесной спальни. Он привык к этому запаху — часто чувствовал его и на себе, но предпочел бы спать без тяжелого аромата алкоголя в носу. Сохо драматично застонал и перевернулся на живот, упершись щеками в сложенные руки.       Даже после того, как он запретил Гонхаку приходить в комнату пьяным, тот все равно пришел. Он никогда не слушал. Тяжелые, нетвердые шаги становились все громче и приближались ближе к кровати. Сохо ожидал, что Гонхак переползет через него и опустится на свободную сторону кровати.       Но он этого не сделал.       Вместо этого Сохо резко распахнул глаза, когда мускулистое тело Гонхака бесцеремонно завалилось на него, выталкивая весь воздух из легких. Пьяно хихикнув и зарывшись лицом в шею Сохо, Гонхак поднял голову, а Сохо бросил недовольный взгляд на своего парня, на что получил в ответ лишь пьяную улыбку.       — Не мог бы ты лечь где-нибудь в другом месте, дурак? — Сохо ворчливо прохрипел, а Гонхак хмыкнув и ничего не ответив, ласково водил носом по рыжим волосам Сохо. А последний гримасничал, когда запах алкоголя наполнял ноздри в десять раз сильнее от их близости. — Боже, отвали от меня! От тебя воняет, а я пытаюсь заснуть.       — Извини, — протянул Гонхак, слово слегка невнятное, но широкая довольная ухмылка на его лице показывала, что он вовсе не пытался извиниться. Больной ублюдок. Проведя пальцем по талии Сохо, где его рубашка слегка задралась, и Сохо знал это прикосновение, он узнал это мягкое, но намекающее касание. Уже знал, что хотел сказать Гонхак, еще до того, как слова покинули развязный рот. — Хён, мы можем потрахаться?       Вот оно. Гонхак обычно не часто высказывался по поводу своих желаний, предпочитая держаться в тени, потому что единственный человек, который должен его понять, способен читать его, как открытую книгу, запоминать каждый хмурый взгляд, каждую складку на лбу — те моменты, когда его глаза блестели. Внутри он очень ласковый человек, хотя внешне выглядел весьма устрашающе: татуировки, идущие по обеим рукам и покрывающие лопатки, и застывший взгляд, который таял только в присутствии Сохо. Алкоголь, однако, разрушал защитные барьеры. Гонхак становился глупо хихикающим, очень навязчивым и возбужденным. Он никогда не мог держать руки при себе, когда находился под воздействием алкоголя.       Из-за этого Сохо терял бесчисленные часы драгоценного сна, который необходим ему, чтобы хотя бы держаться на ногах. У него нет на это времени, ибо на его столе скопилась вся ненавистная работа, которую он до сих пор так и не закончил, и Гонхак это прекрасно знал, поэтому некоторое время держался на безопасном расстоянии, чтобы дать Сохо возможность закончить свои задания. Только сегодня вечером Гонхак решил выпить и отпустил свои запреты восвояси.       — Гонхак, клянусь Богом, забери свое дерьмо куда-нибудь еще. Я слишком устал для этого. — В его голосе слышалось неодобрение, и Сохо фыркнул бы и поддразнил, если бы не был так измотан. Гонхак приник губами к чужой шее, все еще слегка влажной от его же поцелуев, и начал целовать чуть ниже, ближе к вороту рубашки Сохо. Губы задержались там, пока Сохо не начал извиваться. — Остановись.       Гонхак хмыкнул, а за этим звуком последовал еще один придыхательный смех, когда он прикусил плечо. — Ты так говоришь, но не уходишь ведь.       — Может быть, потому что на мне лежит огромный болван?       Рука пробралась в волосы, перебирая пряди и царапая кожу головы, и Сохо близок к тому, чтобы действительно вновь задремать. Мягкие губы переместились к уху, где Гонхак игриво покусывал его пирсинг, а затем зацепил и один из многочисленных гвоздиков, идущих по мочке и хрящу уха, слабо потянув. Не сильно, чтобы не раздражать кожу, но достаточно, чтобы Сохо застонал от досады.       Этого недостаточно, чтобы заставить Сохо открыть глаза, но он хнычет, когда рука пробирается ниже, чтобы схватить за задницу. Гонхак, будь проклят этот дурак, смеялся, забавляясь звуками кротких возражений Сохо. Это громкий, радостный звук, раздающийся прямо у уха, и Сохо ненавидел, что даже спустя столько лет он все еще оказывал на него такое же воздействие, заставляя его сердце учащенно биться, как у неопытного подростка, впервые влюбившегося в девушку.       Сохо слабо попытался вывернуться из-под Гонхака, хотя знал, что его усилия бесполезны, когда его парень упирался бедрами по обе стороны от его ног и практически прижимал собой в матрас, — Гонхак, пожалуйста, я устал, — пробормотал он.       — А я возбужден, — проведя носом по линии челюсти, а затем Гонхак небрежно закусил кожу. Слегка застонав, Сохо склонил голову в сторону, чтобы дать Гонхаку больше пространства, больше места для касаний, чтобы дать Гонхаку пометить и запятнать своими губами. Несмотря на то, что движение было мимолетным, Гонхак уловил его и снова засмеялся. — Ты говоришь «нет», но твои действия говорят мне — «да».       — Несколько поцелуев ничего не значат, придурок, — прошипел Сохо. Гонхак хмыкнул, не обратив внимания и, снова зарылся лицом в шею, а затем прижался к обтянутой тканью заднице. — Ты действительно не можешь удержать свой член в штанах в течение нескольких минут?       — Технически, мой член все еще в штанах, — ответил Геонхак, и по тому, как не искажались его слова, видно, что теперь он был более уравновешенным.       — Я тебя, блять, ненавижу.       — Я тоже люблю тебя, Сохо-я. — Против собственной воли сердце Сохо на время замерло.       Гонхак все также водил носом вдоль загривка Сохо, и Сохо вздохнул в знак поражения. — Ты же не дашь мне поспать?       — Нет, — на его лице была явная ухмылка, и Сохо не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть ее. Он слышал это в гордой интонации. Боже, Сохо хотел отколотить или поцеловать, — оба варианта ему подходили.       — Тогда дай мне хотя бы перевернуться. — Когда Гонхак подчинился и Сохо удобно улегся, он обхватил лицо руками. В комнате темно, но Сохо все равно мог различить мягкий, любящий взгляд, который Гонхак прятал за пушистыми ресницами.       Наконец повернувшись лицом к нему, Сохо получил полный обзор и разглядел, что тот уже снял верх. Сохо позволил своим глазам блуждать по вихрям чернил, покрывающих руки Гонхака, некоторые из них старые, некоторые чуть более новые. Некоторые из них — изображения, рассказывающие историю или содержащие послание в подробных, тонких черных линиях. Гонхак оставил их без цвета, заявив, что предпочитает, когда они просто черно-белые. Замысловатые линии пересекались, перекрещиваясь на его плечах. Его спина в основном оставалась незапятнанной, хотя Гонхак заявлял, что это ненадолго.       Все татуировки прекрасны, но больше всего Сохо нравилась пара ангельских крыльев, выбитых над лопатками. Он редко их видел, только когда смотрел на спину Гонхака без рубашки, но ему нравилось проводить по ним пальцами, нравилось впиваться ногтями в эти крылья, которые, как он всегда знал, там, когда Гонхак заставлял видеть звезды.       Улыбка, растянувшаяся на лице Гонхака, самодовольная, нахальная, — я знал, что ты не сможешь устоять передо мной.       Сохо недовольно сощурился. — Я тебе потом задницу надеру, — но по итогу он обхватил Гонхака за плечи, притянув его к себе и, убрал с его глаз потную челку. Он великолепен в таком виде, подумалось Сохо, с его торсом и волосами, свободно падающими на глаза. Но Сохо никогда не признается в этом вслух — это только подстегнет и без того раздутое эго Гонхака.       Хмыкнув, Гонхак снова приник ртом к шее, и Сохо с готовностью откинул голову назад. — Это при условии, что к концу у тебя не будут трястись ноги.       — Ой, да пошел ты, — быстро протараторил Сохо, хотя его голос все равно становился мягким, теряя свою ядовитость в тоне, которая должна была быть угрожающей. Когда Гонхак засмеялся, Сохо укусил его за нижнюю губу, сжимая и впиваясь тупыми ногтями в ангельские крылья, которые он так любил.       Гонхак никогда не нарушал обещаний, поэтому Сохо никогда не боялся пустых обещаний, лишенных всякой искренности. Это одна из многих вещей, которые Сохо любит в нем.       И если верить его словам, то к концу у Сохо начали дрожать ноги.

***

      Проснувшись через несколько часов, Гонхак обнаружил, что кровать была пуста. Ему не нужно было смотреть по сторонам, чтобы понять, куда ушел Сохо. Его убеждения подтвердились, когда в нос проник запах никотина.       Дверь на балкон была открыта, занавески мягко колыхались, когда в комнату ворвался пронизывающий ветер. Небо усыпано звездами, высоко в небе висел полумесяц. Изо рта Сохо вылетали искры, и он выдыхал дым, зажав сигарету меж пальцев, прислонившись к перилам балкона. Холодно, но даже сквозь тонкую белую футболку он этого не чувствовал.       Сильные руки обхватили Сохо за талию, теплые мозолистые ладони проникли под рубашку, дабы провести пальцами по мягкой коже живота, и он откинулся назад, когда почувствовал, как Гонхак прижался к спине. Цепочка, висевшая на груди Гонхака, упиралась в спину Сохо, а его собственная тяжесть тела прижалась к груди. Гонхак настоял на том, чтобы они купили одинаковые украшения, и, как всегда, Сохо не мог найти в себе силы, чтобы справедливо раздражаться.       — Я думал, ты сказал, что хочешь спать", — сказал Гонхак, и Сохо слышал, как сон все еще вплетался в его голос, что делало голос Гонхака более глубоким, чем он есть на самом деле.       — Я хотел, но твой проклятый храп разбудил меня.       Гонхак повернул лицо в сторону и виновато зарылся лицом в шею Сохо, — прости.       — Ничего страшного. Вообще-то, это было мило. Ты все время прижимался ко мне. Кроме того, мне нужен был небольшой перекур. — Он прислонился спиной к груди Гонхака, положив руку, не держащую сигарету, на руку Гонхака, преспокойно лежавшую на его животе. — Почему ты не спишь?       — Тебя не было в постели, и мне было холодно, — пожаловался Гонхак, положив подбородок на плечо Сохо, он наблюдал за тем, как изо рта Сохо выходил дым и как кончик сигареты горел красным пламенем.       Сохо усмехнулся и подннес сигарету к губам, чтобы сделать еще одну затяжку. —Может, потому что на тебе даже рубашки нет. — И несмотря на суровый внешний вид Гонхака с его устрашающими татуировками, он заскулил, вжимаясь лицом в плечо Сохо и пощипывая кожу. Это заставило Сохо засмеяться.       Выпустив очередную порцию дыма из губ, он повернул голову и поднес окурок к губам Гонхака. — Хочешь? — восхищенно хмыкнув, Гонхак наклонился вперед, и Сохо наблюдая, как он делал длинную, медленную затяжку, прежде чем выдохнуть. — Ты больше не выглядишь пьяным, — прошептал Сохо, снова поднося сигарету к губам. — Да, думаю, да. — Гонхак позволил Сохо снова поднести сигарету ко рту. Он чувствовал, как дым наполнял его легкие, как он нагревал внутренности, и вкус оставался на языке даже после того, как он выдыхал его. Гонхак снова принялся поглаживать шею Сохо, и последний благодарно откинул голову на подставленное плечо. На его шее расцвели следы любви, и Сохо знает, что Гонхак не торопился дополнить уже украшенный холст новыми узорами.       Когда Гонхак поцеловал за ухом, он позволил себе коснуться различных проколов, украшающих ухо. Ему уже приглянулись эти пирсинги, идущие по мочке и хрящу уха Сохо. Он считал, что они только подчеркивали красоту, крашеные волосы и теплый, мягкий характер, который Сохо прятал за язвительным отношением. Гонхак не уставал комментировать это, когда ему хотелось. — Мы составляем довольно привлекательный дуэт, — часто говорил с улыбкой, которую Сохо очень любил смахнуть с лица.       Как всегда, он снова комментировал это, и Сохо закатил глаза, — отвали. — Но в его словах нет злобного оскала, и он спрятал улыбку, делая очередную затяжку сигареты, даже если знал, что Гонхак не видел его лица.       Пальцы сжали челюсть Сохо, и он повернул голову в сторону, позволив Гонхаку скользнуть губами по своим, а язык Гонхака провел по его нижней губе. Вкус сигареты задержался на их языках, густой и пьянящий, но есть еще и явный вкус Гонхака, которого Сохо не может не жаждать, но хочет проникнуть глубже, чтобы почувствовать то эйфорическое головокружение, которое заставляло его подпрыгивать. Часть Сохо хотела бы, чтобы они сели, чтобы Гонхак притянул его к себе на колени, обхватил своими крепкими руками талию и поцеловал его. Впрочем, ему нравилось и нынешнее положение — он любил, когда Гонхак прижимался к его спине, когда губы лениво скользили по шее, а затем возвращались к плечу.       Когда они разошлись, Гонхак глупо ухмылялся и прижимался носом к носу Сохо —неожиданный акт привязанности, к которому Сохо не был готов, и его грудь приятно сжалась. Он замаскировал покрасневшие щеки, пихая обнаженную грудь Гонхака, и уронил окурок сигареты на балкон, чтобы раздавить его каблуком.       Гонхак высунул руки из-под рубашки Сохо и в замешательстве поднял бровь, когда Сохо обернулся. Однако он не жаловался, когда Сохо переплел их пальцы. Сохо не чувствовал холода, но он чувствовал тепло Гонхака, как оно просачивалось сквозь пальцы и проникало в его же руки. — Давай вернемся в дом и немного поспим, хорошо?— и когда Сохо одарил его своей кошачьей улыбкой, Гонхак не смог удержаться, чтобы не наклониться и не завлечь Сохо в еще один поцелуй, проводя рукой по лохматой макушке.