Богослужение

      Молодой человек в светлом костюме жадно вдыхал свежий ночной воздух, стоя у подножия горы, на самой вершине которой находился Великий храм Наруками, обитель жриц и праведников, место восхваления всемогущего электро Архонта.       Аято очень дорожил такими моментами мнимой свободы, когда на время можно сложить все обязанности главы клана Камисато, побыть наедине со своими мыслями, понять, кто ты вообще такой. Фамильное имение возвышалось над его спиной, давило на плечи обязательствами. Кошмарно не хотелось возвращаться обратно, где поджидало продолжение бумажной волокиты, но и сбежать от неё некуда. Как и от всего другого, что рухнет в тот же миг, если он решит сбросить с себя ответственность.       Невеселые мысли подгоняли задумавшегося мужчину вверх по лестнице, мимо опадающих цветков сакуры, будто, отдалившись от дома, он мог отдалиться и от самого себя. Хотя гулять под звездами, в полной мере осознавая свое одиночество, не было лучшей альтернативой. Рано лишившись родителей, он отвык от ощущения чьего-то тепла. Заботясь о сестре и подчинённых, пришлось забыть о том, что он сам нуждается в заботе ничуть не меньше. Ночную тишину нарушил его собственный смех от осознания беспомощности. Напускная безмятежность слетела как маска: сейчас-то он может себе позволить признаться в том, что ему тяжело держать на плаву комиссию Ясиро вдвоём с сестрой, да и не просто на плаву — наравне с комиссиями, которые возглавляют большие семьи. Охота на глаза бога вымотала их, уничтожила экономику острова, а последующая отмена обрушилась штормом ещё сильнее, чем сам локдаун. Восстановление связи с наружным миром и поиски новых союзников теперь стали важнейшими целями, уйма сил уходила только на это. Про выполнение ежедневных обязанностей главы клана и думать не хотелось. Мысли Аято коснулись сестры, и пелена перед глазами спала. Аяка прекрасно держалась, непонятно ещё, кто кому был опорой: он ей или она ему.       Дорога вилась под его ногами, будто утекая и приводя его к вершине горы. Аято бросил взгляд на лес Тиндзю далеко внизу. Огромный величественный и непоколебимый массив, переливающийся в свете луны невероятными оттенками, напоминал море. Море… Он скользнул взглядом по полосе океана за Арауми и поднял голову кверху. Порыв ветра швырнул волосы на лицо и сбил дыхание, заставляя отвернуться, но Аято не в силах был оторвать взгляд от мириада рассыпанных над ним созвездий. Звёздное небо всегда дарило покой, равновесие. Насколько мелкими теперь кажутся мгновение назад огромные проблемы по сравнению с вечной вселенной. Во всей красе представляется мимолетность бытия, вся их жизнь — сноп золотистых искр фейерверка, краткое цветение бутонов, не больше. — Так вот что у меня за гости, — промурчали у него за спиной. — По-настоящему неожиданно, к такому я готова не была.       Переливающийся колокольчиками голос оторвал Аято от мыслей и созерцания звезд. На террасе, рядом с ящиком с гадальными бирками, стояла гудзи Великого храма. Следы усталости оттеняли её прекрасное лицо.       Яэ Мико спустилась, едва коснувшись перил, и будто бы нарочно задела плечом Аято. Его окутало ароматом чего-то сладкого, а жрица прошла мимо него к сакуре. Она заботливо провела рукой по стволу удивительного дерева, а затем сложила руки на груди, изящно наклонила ушастую головку и прямо-таки впилась взглядом в наследника Камисато. — Почему не спите в столь поздний час, госпожа? — Твоя отрицательная энергетика переполошила пол-округи в моем лице, — пожала плечами Яэ Мико.       Так, значит, она почувствовала его мысли. Казалось бы законное право на мимолетную слабость обернулось тем, что он, оказывается, слишком громко думал. Он скептически посмотрел на жрицу, в чьих глазах разгорался неподдельный интерес, размышляя. Вот кому точно он не хотел открывать своих настоящих мыслей.       Кицуне продолжала выжидающе молчать и улыбаться. Чего она ждёт? Хотя да, точно, это же он пришёл сюда среди ночи, пусть и не ожидал наткнуться здесь на неё. — Ну и что же гложет настолько одаренного человека? — Яэ Мико надоело ждать. В голосе намек на участие, Аято никогда не мог разобрать, насколько искреннее. Непохоже, что она ждет искренний ответ, да и никто его ей давать не собирается. Так что мужчина ограничился отрывистым: — Временные трудности есть у всех, госпожа Мико. А мне просто надо проветрить голову. Опасно подойдя к краю обрыва, Яэ Мико с наслаждением подняла лицо навстречу ветру и взбудоражено проговорила: — Когда-то у давным-давно жившего моего знакомого ёкая была традиция отмечать Хорошую ночь. Я никогда его не понимала, а теперь пришло осознание: почему бы и не отметить ночь, если она так хороша, как эта? Чем тебе не повод отложить работу? — Госпожа, ночь и вправду хороша. Как глава комиссии, ответственной за праздники, я чувствую обязательства перед всеми традициями. Нельзя дать пропасть этой. Или необходимо хотя бы заложить новую, на основе уже когда-то существовавшей. Было бы только с кем, — непреодолимое и ничем не объяснимое желание поддеть заставшую его врасплох кицуне было слишком велико. Душа, которую он сам разбередил, пока поднимался, теперь истязала сознание. — Ну-ну, вообще-то компания у тебя идеальная, — она саркастично засмеялась.       Аято вдруг заметил, как ветер перебирает её несобранные волосы, и невольно залюбовался. Маслянисто блестящие глаза, яркая улыбка — пусть обращенная и не ему, легкая фигура в изящной позе. Прекрасна, и ведь даже не замечает этого! Он спохватился, что в упор разглядывает ее, только когда заметил на себе изучающий прищур гипнотизирующих глаз, оказавшихся слишком близко. Яэ Мико провела длинными пальцами с острыми коготками по линии челюсти молодого господина, заставив того вздрогнуть от неожиданности. — Не бойся, я просто хочу помочь, — влился в тишину густой и сладкий, как сироп, шёпот. Запах и непосредственная близость кицуне дурманили голову. Хотелось оказаться как можно дальше и… как можно ближе. В голове у Аято билась одна мысль: «что взбрело в голову проклятой лисице?»       Сознание потопает в сладком дурмане, а тело распаляется. Божественной жрице невозможно перечить, за это хотелось хорошенько приложить её затылком о каменный выступ, выбить все нахальство из этой женщины, рядом с которой Аято всегда чувствовал себя маленьким мальчиком.       Он случайно поднял взгляд и утонул в насмешливых глазах жрицы, забыв обо всем на свете. Та едва заметно довольно улыбнулась, взяла его за руку и потянула за собой. В глубине зрачков скользила мысль: «Все самой, все самой…», и Яэ Мико завела мужчину внутрь храма. Не смея бороться с желаниями, Аято стянул перчатки и наконец дотронулся до нежной кожи женщины. Она накрыла изящные пальцы с давно зажившими шрамами от тренировочного меча своими руками и потянула их вниз, вместе с рукавами лёгкого платья. Яэ Мико шагнула ближе к Аято, выдергивая его из оцепенения. Он жадно пожирал глазами ее тело: грудь у неё была подянутая и плотная, как у юной девушки. Пока Аято любовался, Яэ Мико с легким вздохом недовольства привычно взяла все в свои руки. Спустя мгновение не только её одежда лежала на полу.       Не желая больше ни секунды находиться в её власти, Аято мягко, но уверенно подтолкнул жрицу в центр зала. Ловко наклонив гибкое тело, он впечатал её грудью в мраморные плиты, которыми было отделано возвышение на полу. Первый шлепок стал неожиданностью и разнес её вскрик по залу, следующий же она ждала, поскуливая от желания. Мужчина усмехнулся и не заставил её долго ждать, оставляя ярко-алый след на полной ягодице. Аято толкнулся бёдрами меж стройных ног, заставляя чувствовать его желание и прошептал ей на ухо: — Так вот, значит, какой план у коварной кицуне. Поджидать жертв у ворот собственного храма, а потом втягивать их в ей одной угодное богослужение? И как, многих уже поймала в такие сети, госпожа?       Ответом ему стала улыбка через плечо, которую тут же сделали обворожительнее закатившиеся от удовольствия глаза и прикушенные губки. На пробу скользнувшие внутрь пальцы Аято намокли от естественной смазки.       Мужчина помог Яэ Мико перевернуться на спину, лицом к нему. Долгий зрительный контакт прошёлся током по его телу, вызывая звериное желание разорвать добычу. Образно, конечно. Конечно…       Жрица медленно приподняла одну ногу, чувственно скользнула ею по мужскому торсу и примостила на его плече. Вторую Аято закинул сам, сжав голень и оставляя синяки от пальцев. Не смог отказать себе в удовольствии сильно куснуть острыми зубами чувствительную кожу бедра и с наслаждением поймал рваный вздох. Аято пристроился к раскрасневшейся от прилившей крови промежности кицуне и подразнил её, почти невесомо потеревшись.       Аято вколачивался в юное тело тысячелетней кицуне, любуясь прекрасными изгибами и все больше сомневаясь в реальности происходящего. Сердце его замирало от развратности собственных действий: «Разложить божественную жрицу на алтаре её собственного храма, это же богохульство чистой воды, о Архонты…»       Яэ Мико стонала от затопившего сознание возбуждения, насаживаясь на член, отвлекая от всех мыслей, а мужчина двигался ей навстречу рвано, глубоко и четко, заставляя прочувствовать себя полностью. С каждым толчком по женскому телу пробегала волна дрожи. Аято стал двигался размеренно и уверенно, меняя угол и обостряя их удовольствие. Пальцы мужчины грубо ласкали грудь Яэ Мико, щипали и выкручивали соски, заставляя раздаваться стоны все громче и громче. Ощутив, как ритмично сжимается влагалище кицуне, он позволил тугой пружине внизу живота сладостно разжаться. Любовники пытались отдышаться, а луна высвечивала контуры их тел. Яэ Мико провела тонкой кистью руки по лбу, смахивая выступившие капли, и довольно улыбнулась.       Мужчина помог ей подняться. Развратная жрица оставила его одеваться, по-хозяйски пройдя во внутренний двор совершенно нагая.       Аято не отрывал глаз от следов влаги на алтаре, пока не зная, за какую мысль уцепиться. Сразу ли начинать отмаливать грехи или сначала вдоволь насладиться воспоминаниями?       Аято нашёл у сакуры непривычно грустную кицуне. Образ этой девушки никак не вязался с тем, который всё стоял у него перед глазами. Вдруг пришло осознание, насколько ей наскучило жить в этом бренном мире, раз она оказалась готова ради развлечения затащить в постель едва ли не врага. Не решившись отрывать ее от раздумий, чтобы попрощаться, Аято ступил на дорогу, ведущую вниз с горы. Он не успел отойти далеко, когда его догнал голос Яэ Мико: — Хочется иногда вспомнить, что я жива, что не погрязла в эрозии, — она будто оправдывалась.