Смерть Эовин

Он никогда не мог представить себе свою сестру старой. Он знает её с самого рождения, гордую, сильную, острую на слова, больше всего ценящую в людях доблесть. Теперь ему было трудно поверить в то, что ей нельзя помочь. Эовин лежала на постели в княжьих покоях, тело ее было слабо, но сила духа по-прежнему не покидала Деву. Она раздавала распоряжения по содержанию замка и окрестных земель, отчитывала служанок за невыполненную работу, просила чаще приводить к ней внуков. Казалось, она не боялась смерти, так же, как и в молодости… При виде брата старые губы Княжны искривились в лучезарной улыбке. Эовин послала за правителем Рохана сразу после того, как услышала приговор лекарей, и, разумеется, ее брат незамедлительно прибыл в Итилиэн. Эомер поцеловал старую, иссохшую руку своей сестры и сел на край кровати, он долго ее рассматривал, продолжая держать руки женщины в своих. Ему нечего было сказать, он просто молчал. Образы юной Эовин так и всплывали у него перед глазами. Маленькая златовласая девочка, упавшая первый раз со своего коня, рыдающая от боли, но все-таки гордая от того, что ей удалось упросить своего дядю о начале своего обучения верховной езде. Двенадцатилетняя упрямая девчонка, не желающая учиться вышиванию. Шестнадцатилетняя златовласая девушка, на которую засматривались самые знатные и доблестные рохирримские мужчины, которая, однако, не замечала никого, кроме своих двух братьев и горячо любимого дяди. Молодая, несчастная девушка, полюбившая чужого мужчину. Раненая, прославленная воительница с грустными глазами. Молодая, красивая невеста, немного боящаяся идти под венец. Горячо любимая жена и мать семейства. Княгиня, острых слов которой побаивались многие. Княгиня, срок которой подходил к концу… Эомер всегда надеялся, что она переживет их всех, однако судьбой было уготовано другое. – Не печалься, мой брат, – произнесла охрипшим голосом Эовин, – я прожила больше, чем планировала. Она провела рукой по седым волосам брата, потом по морщинистому лицу, как будто пытаясь запомнить все черты его лица. – Ты сильно постарел, – заявила она, чуть смеясь. Мгновенье спустя смех женщины перешел в легкий хрип, ей потребовалось некоторое время, чтобы прокашляться. Потом глоток целебной настойки смягчил ей гортань, и она снова могла говорить. Сердце Эомера сжималось от тревоги и тоски, он впервые за долгие годы почувствовал себя бессильным. Он ничем не мог ей помочь, и это раздражало мужчину. Он видел глаза Фарамира, когда его сестра просила отвезти ее тело после кончины на родину. Когда она охрипшим голосом рассказывала, что хочет быть похороненной рядом со своими братьями и остальной родней. Он видел печаль в его глазах, но ничего не мог сказать. Эомер всегда знал, как его сестра любила своего мужа. Она отдала ему свое тело и душу, только вот сердце всегда металось между выжившим братом и своим супругом. Она любила их обоих, и никогда не могла выбрать, кто из них важнее. Впрочем, мужчинам снова оставалось только молчать. Последняя воля Эовин была важнее, хоть и казалась им обоим неправильной. Эомер просидел с ней долго, развлекая любимую сестру рассказами о Рохане, о собственных детях и внуках. Он просидел с ней не один день под чутким взглядом Фарамира, не смевшего мешать разговорам брата и сестры. Он был с женщиной до тех пор, пока душа его сестры не обрела покой.