***
Сквозь озноб почувствовать, как тебя немного трясут за плечо, чтобы, вероятно, разбудить, было немного непонятно. Чувствовалось отвратительно. И холодно. Тем не менее вроде крепко хватая за запястье того, кто тряс, показывая своё проснувшееся состояние, было сложновато. Руки ощущались слабыми и чужими. — Нарушу твой сон, но тебе действительно нужно поесть и принять лекарства, — знакомый голос был где-то под водой, может, в тумане, но очень мягок. Акечи свёл брови, не в силах высказать словами своё недовольство. Его в таком состоянии разбудили, так ещё и хотят, чтобы он что-то сделал? — Акечи, не заставляй меня читать тебе лекцию о важности еды и лекарств. Читать что-что, простите? Ладно, он сделает. Однако прежде, чем он совершает какое-либо действие, с него стягивают плед. Холодно. Очень холодно. От чего русоволосый ёжится. Тут же что-то опускается по обеим сторонам на уровне бедер, и разлепляя глаза, через мутность виден поднос. Горо чует ароматный напиток, и на ослабевших руках приподнимается. — Ко…фе? — в голосе хриплость и сиплость. — Да. — ответ приходит почти незамедлительно. Акира снимает свои фальшивые очки и хочет договорить, но громкий, сухой кашель его перебивает. Джокер продолжает лишь тогда, когда он заканчивает: — Который ты вчера так и не попробовал. И Акечи хочет возмутиться: чтобы он пил кофе, из-за которого сейчас страдает от кашля?! Да никогда! Он поднимает указательный палец вверх, чтобы позволить потоку недобрых слов вылететь из уст, но всё, что раздаётся вместо неодобрения — это глухой хрип. Неужели всё настолько печально? Пальцы в непонимании касаются горла. — Попей, дурак! — в знак помощи подсказывает парень. Где-то мысленно Горо проклинает этого человека. И где-то мысленно Горо благодарит его за заботу. В конце концов, этот человек пообещал ему быть рядом, кормить, поить кофе и принимать его таким, какой он есть. Даже с его мерзким, по мнению самого детектива, характером. Акечи тянется ослабевшей кистью до кружки, намереваясь насладиться несладким кофе. Контраст тепла керамики и холодной ладонью, обхватывающей её, чувствуется сквозь перчатку. Парень прикрывает глаза, представляя горькость и остроту тепла рецепторами языка, и аккуратно поднимает кружку. — Кстати, тебе не холодно в перчатках? Материал не похож на теплозащитный. Горо явно не стоило поднимать кружку. Потому что сейчас мягко говоря он ахренел от вопроса. И его ахренительная реакция на вопрос выдалась проливом кофе на руку. Тепло большим обжигающим пятном вначале осело на перчатку в промежутке между указательным и большим пальцами. Затем чуть спустилось вдоль внешней стороны ладони. И только потом сквозь ткань соприкоснулось с кожей. Кажется, будет ожог? Возможно. — Горо! Вопль пугает больше, чем предыдущий вопрос. Акира впопыхах встаёт со стула, забирая кружку. Акечи хочет возмутиться: негоже вначале говорить пить, а затем забирать из-под носа. Это не совсем красиво, Курусу Акира. Это совсем некрасиво! Но темноволосый избегает проклинающего взгляда Горо, тут же направляясь к выходу из комнаты. — Перчатку снимай, я за мазью и бинтами, чудик. Дверь захлопывается, слышен лишь скрип лестницы. «Ну и что это было?». Вздохнув, Акечи засунул градусник в подмышку, с неким облегчением взял тёплый напиток, всё-таки наслаждаясь горьким привкусом. Чёртов кофе. Слишком хорош для таких жертв, как больной Акечи.***
Открывая дверь, Акира мог бы признать любую картину: будь то его парень от жара задремал, или он просто лежал бы, ожидая своего спасителя. Но, когда этот ненормальный всё ещё в перчатке беспощадно хлебал кофе, парень был готов кинуть в него все бинты, чтобы этот дубень поставил кружку обратно и просто снял перчатку. Курусу не тянуло узнать, почему молодой человек ходит все время в перчатках, но сейчас его дико раздражал тот факт, что ткань всё ещё на обожженной руке. — Акечи, — мягкий, но не требующий возражений тон. — Сейчас же поставь кружку на поднос и сними перчатку. Впрочем, ничего не происходит. Собеседник только неспешно делает последние глотки остатков кофе. Блин, таблетки потом нечем будет запить. Акечи специально медленно ставит уже пустую кружку на поднос и, подобно самому послушному ребёнку, складывает руки ладошкой на ладошку, с ожиданием устремляя взгляд на пришедшего. Растрёпанный Горо с небольшими синяками под глазами и красными от жара щеками выглядел мило. Достаточно мило, чтобы Курусу отвёл взгляд в сторону и почувствовал внезапный жар на своих щеках. Нет, он не заболел. Просто Акечи иногда невозможен. — Ничего не хочешь сказать? — темноволосый направляется к кровати, усаживаясь в кресло, которое любезно поставил рядом. — Перчатку снимай, неужели тебе не больно от кофе? И тут Ворон осознал одну вещь. Он лоханулся. Он самым настоящим образом лоханулся по полной программе. Было ли ему реально больно? Ну было совсем немного, но какая к чёрту разница! Акечи ещё не готов был так быстро выкладывать все свои карты на стол! Тем более не при таких обстоятельствах! — Не больно, — частично соврал он. — На самом деле материал перчаток более прочный и теплозащитный. Так что всё в порядке. Лгал. И Акира это знал. — Я хочу убедиться. — требовательно ответил Курусу. И когда он стал таким разговорчивым? Он галантно протягивает руку к чужим сложенным друг на друга ладоням, намереваясь взять одну обожжённую. Тайна Акечи близится к внезапному раскрытию. Конечно, это его не устраивает, поэтому он очень метко и вовремя замечает пылающие щёки Курусу. Так что практически избегая касания чужий руки, он тянет собственную к щеке своего молодого человека. Он обхватывает её так, что три пальца оказываются на линии окончания скул, указательный палец касается козелка уха и большой умещается на непосредственно щеке. Касание мягкое и тепло чужой кожи чувствуется сквозь ткань перчаток. На лице Джокера играет непонимание, смущение, растерянность и удивление. Ворон собой доволен: он переиграл вора кражей необычного спектра эмоций, приятно. Горо выждал тот период времени, пока в тёмных глазах появится капля осознания, и рот раскроется, чтобы задать вопрос, но тут же он совершает новый манёвр, перекладывая руку на лоб. — Ты не заболел? У тебя щёки красные. Сто и один способ как отвлечь Акиру. — Через перчатку не почувствуешь же. Не работает. Вот же блин. Нет, вот же чёрт! Как теперь отвертеться? Ай ладно, чёрт с ним. Есть сто второй способ. Конечно, сейчас не самый удачный, но действенный. Когда чужая рука почти прикасается к ладони в перчатке, Акечи вновь избегает касания, перекладывая конечность обратно на щёку. Небольшое приложение силы к этому движению и наклонение к лицу Акиры и… вуаля! Приятный вариант отвлечения. Мягкое соприкосновение губ ощущается лёгким привкусом горького кофе, но это совсем не мешало, наоборот немного придавало ситуации осознанности и не дурманило сознание. Губы не были ни сухими, ни излишне мокрыми, поцелуй был до одури приятен. Но прекрасный момент прервался тогда, когда почувствовалось тепло на внешней стороне ладони. И у Акечи появилось внезапное желание… Поцелуй был разорван ровно в тот момент, когда Акира пальцами подобрался к концу перчатки, а Горо… А Горо отвернулся, смачно чихнув. — Ну всё, теперь точно заболею, — Курусу чуть с насмешкой произносит, а до другого парня доходит отчаянное понимание: на руке холод. — Ого. «Ого? Серьезно?», — мысль несется одновременно с желанием спрятать руку, но только кто-то её мертвой хваткой держит за запястье. И это немного пугает. Поворачиваться и смотреть на всё это дело не хочется: страшно увидеть непонимание, или ещё хуже — разочарование или отчуждённость на лице дорогого человека. Атмосфера становилась не самой лучшей, как минимум, так думал Акечи. Каким-то слишком неясным тоном прозвучало это «ого», хотелось бы понять, что именно оно из себя представляет: жалость, которую он так яростно старается уничтожить в свой адрес, или же Курусу вспомнил неприятные детали из прошлого, связанные с ними? — Давно у тебя эти шрамы? — прежде чем должен был послышаться ответ, Горо ощущает лёгкое прикосновение чего-то очень знакомого, тёплого и мягкого на рубце указательного пальца. От этого щемит в груди. Ворон поворачивает голову в сторону своего возлюбленного, находя увиденную картину чем-то колющим в груди. Акира целует один из его шрамов. Столь нежно и аккуратно, что кажется невесомо. Акечи от такой картины, кажется, забывает как дышать. А от следующих действий так вообще готов свалить всё на бред в его голове от жара. Курусу аккуратными, нежными и маленькими поцелуями проходиться по всем шрамам на кисти. Оставляет сухую дорожку невесомых касаний начиная со внешней стороны среднего пальца, на боковой стороне мизинца, на тыльной стороне ладони между косточками указательного и среднего пальца, на внутренней стороне безымянного пальца. Ещё в семи местах и, наконец, последний и самый большой в середине ладони. Чёртов Акира. С открытыми хитрыми глазами, устремленными прямо в Горо, зачем-то? Змей-искуситель, не иначе. Бедное, потрепанное душевными и моральными истязаниями прошлого сердце Акечи. Темноволосый всё-таки берет мазь и со вздохом поворачивает тыльную сторону ладони на себя. — Ожог нужно обработать, а потом, когда ты выздоровеешь, мы купим новые хорошие перчатки. Почему-то когда Акира провёл мазью по ноющему месту на руке стало приятно. Акечи отвернулся от этой картины, пряча улыбку за другой ладонью. — Спасибо за заботу, Курусу. Он всё ещё не считает, что достоин сейчас того, что происходит в данный момент. Не достоин быть любимым, нужным кому-либо после всего того, что он сделал с другими. Но Джокер, нет, Акира каждый раз делает всё наоборот, одаривая его любовью, которую он не получил раньше. Курусу знает, насколько Акечи сложно принять то, что о нём заботятся. И Курусу готов принять на себя ответственность за него, чтобы увидеть в нём ту сторону, которую он вынужден был похоронить. Медленно, маленькими шагами, Горо научится любить себя. Акира знает это.Акира верит в него.