вампирско-ведьменское

      Было глубоко заполночь, когда на пороге их утлой землянки посреди степи появился высокий, худой силуэт. Силуэт был одет в спортивный костюм, голову его закрывали кепка и натянутый на нее капюшон, на ногах красовались измазанные грязью по голень берцы.       Силуэт оскалился и стало понятно, что это вампир.       — Я Йохан, — представился Йохан и приветливо кивнул Пеночке.       Она не успела возразить. Не успела даже ойкнуть, как Йохан уже просочился между ней и косяком двери внутрь дома. Осмотревшись мгновение, в следующий момент он зашагал в своих самых грязных на свете берцах в самую чистую в доме комнату — спальню Минаш-Оолонг.       — Так ты не сдохла, старая ведьма, — Пеночка, ринувшаяся за ним с прытью горной козы, от этих слов в страхе застыла, едва успев переступить порог комнаты своей учительницы.       Сморщенное, как изюм, лицо Минаш-Оолонг много месяцев не выражало ничего, кроме холодного презрения. От этих грубых слов Пеночка вжала голову в плечи, приготовившись к взбучке (а, быть может, и смерти незнакомца), но случилось неожиданное. Минаш-Оолонг рассмеялась негромко, сухо и шуршаще — будто кто-то пролестнул ветхую старую книгу. И уставилась на Йоахана немигающими черными глазами, пожирая каждый сантиметр его лица.       — Ты тоже живучий, сукин сын.       К удивлению Пеночки теперь оскалился Йохан.       — Если моя мать работала в борделе, это не значит, что стоит меня ей попрекать. Могу ведь бросить тебя тут и уйти, — однако вопреки словам он шагнул ближе и присел на кровать. Матрац под ним прогнулся, на пол посыпались клопы, черви и личинки.       Минаш-Оолонг восприняла этот жест благосклонно, убрав одну руку, чтобы он мог расположиться удобнее.       — Что тебе нужно, чтобы восстановить свои силы? — без лишних предисловий в лоб спросил он.       Сухие губы дернулись, сложившись в ответную ухмылку.       — Кровь и плоть, — прохрипела Минаш-Оолонг, — человеческая.       Наконец Пеночка посмела ступить в комнату. Предательски скрипнула половица, и Йохан обернулся на звук, будто только сейчас вспомнил, что они с горной ведьмой были в комнате не одни.       — Она носит мне их, — коротко пояснила Минаш-Оолонг.        Йохан коротко кивнул. Он рассматривал Пеночку недолго, но внимательно, цепко, вырывая из блеклого образа суть.       — Тощая ты, небось даже жратву принести стоящих размеров не можешь, — он неопределенно мотнул головой в бок, — твоя хозяйка так сожет еще сто лет лежать, пока ты ее откормишь.        Пеночка возмущенно приоткрыла рот, но ее перебила Минаш-Ооолонг:       — Ты пришел бранить мою ученицу?       Присмирев, вампир снова перевел взгляд на нее, сев спиной к Пеночке.       — Вообще-то, нет, горная госпожа. Я пришел просить у тебя о помощи.       Услышав это, Минаш-Оолонг вошла во вкус:       — Кто же так начинает просьбы? Быть может, ты оскорбишь и меня лично?       Однако теперь Йохан понял, что над ним посмеиваются.       — Базарю, не было таких мыслей вообще, — он примирительно понял руки, продолжив: — Горная госпожа, сожалею, что вам пришлось услвшать мой гнилой базар. Был не прав.       Пеночка, молчаливо поджидающая до этого момента, наконец не выдержала и хмыкнула.       — Как ты отвратительно разговариваешь.       Йохан обернулся на нее через плечо. Кожу обожгло от его взгляда. По телу Пеночки будто растеклась липкая, вязкая субстанция. Осмелев, она собралась было обругать гостя, но нагрубить ей не дала Минаш-Оолонг:       — Что стоишь? Принеси гостю крови. Он проделал долгий путь.       Непонимающе переведя взгляд с вампира на учительницу, Пеночка скептично изогнула одну бровь, но спорить не стала. Выйдя, он закрыла дверь и громко потопала по коридору в сторону погреба, в котором стояли банки с кровью и висели остатки пойманных ею в степи людей. Сделав это, она вернулась к двери, шагая не громче, чем ложилась пыль на пол. Остановившись у двери, она прислушалась.       — ...ить мою королеву.       Пеночка с интересом застыла. Это были слова Йохана. Королеву? Королеву вампиров? Пеночка не знала о ней ничего, кроме того, что говорила о ней Минаш-Оолонг — что она своенравная, жадная стерва. Пеночка скривилась. Неудивительно, что у нее были такие гадкие слуги, под стать хозяйке.       Молчание затягивалось. Йохан, кажется, ждал ответа.       — Я могу это сделать, — резкий голос Минаш-Оолонг разрезал тишину, — но для начала мне и самой нужно восстановить силы. Это тело высушено тысячелетним сном и не способно на такое могущественное колдовство. Сейчас я не смогу вернуть к жизни даже твоего брата.       — Что нужно? — судя по голосу, Йохан был непреклонен.       Ответом стал полузадушенный хрип, и Пеночка догадалась, что Минаш-Оолонг хмыкнула.       — Мне нужно регулярно плотно питаться.       — Только ли люди подойдут?       — Лучше бы люди.       Повисла тишина. Каждый слышавший обдумывал слова друг друга. Пренебрегая осторожностью, Пеночка с любопытством заглянула в замочную скважину — и мгновенно отпрянула! Оттуда на нее глядел, не моргая, налитый кровью золотой вампирский глаз.       Дверь распахнулась, и Йохан втащил ее в комнату. Его пальцы сомкнулись на предплечье Пеночки стальным кольцом, и вырваться у нее никак не получалось. Да и был ли смысл? Ее ведь уже заметили.       Представ перед гостем и учительницей, она пристыженно потупилась.       — Что скажешь в свое оправдание? — не глядя на нее протянула Минаш-Оолонг.       Пеночка только прочистила горло, но с ответом не нашлась. Наклонившийся к ней Йохан взглянул ей в лицо с интересом, но девушка избежала ответного взгляда.       — А что ей говорить, горная госпожа? Крыса она и есть крыса, — оскорбленная Пеночка обернулась к нему и хотела было ответить, но столкнувшись с ним взглядом, не нашла в его глазах злости. Лишь насмешку с издевкой, да тень чего-то еще, что она разглядеть не успела. Йохан выпрямился и, потрясая ее, словно тряпичную куклу, предложил:       — Горная госпожа, я помогу тебе. С крысой вместе мы управимся быстрее, — он дернул Пеночку за руку вверх, будто показывал провинившегося щенка хозяину.       Минаш-Оолонг слушала его и выглядела почти благосклонно, а Пеночка не вырывалась, застыв, и вампир продолжил:       — Я обещаю, что через двадцать четыре луны ты будешь полна сил, как и раньше. И когда это случится, ты призовешь мою госпожу из царства мертвых.       Двадцать четыре луны — не слишком ли короткий срок? Пеночка с сомнением покосилась на вампира, но тот казался уверенным в своих словах. Он не обратил на нее внимания, лишь отупстил занемевшую руку. Пеночка прижала ее к груди и принялась растирать заледеневшие пальцы. Предплечье жгло. Закатав рукав, она обнаружила наливающиеся цветом свежие синяки.       Минаш-Оолонг, кажется, разделяла ее сомнения, но перспективы соблазняли ее куда больше, чем изначально показалось Пеночке. Приполнявшись в кровати, она протянула Йохану сморщенную руку и прохрипела:       — Скрепим договор кровью, мертвячина.       Йохан с готовностью протянул свою ладонь и пожал ее длинные, тонкие пальцы. Тогда Минаш-Оолонг обернулась к Пеночке.       — Пролей свою кровь, — потребовала она.       Руки Пеночки дернулись сами по себе. Она почувствовала, что не властвует над своим телом, полчиняясь воле ведьмы. Из кармана она достала короткий складной нож и застыла, сжимая в руке рукоять. Почувствовав ее страх, Минаш-Оолонг усмехнулась — с лица посыпались чешуйки ороговевшей кожи.       — В наших жилах, в отличие от твоих, кровь не течет. Давай, ученица, поди сюда, нам с гостем нужна твоя помощь.       Шаг — короткий, как ее прошлая жизнь — и еще. Пеночка встала напротив узла рук, скрепляющего договор между ведьмой и вампиром, и, подняв над ним левую ладонь, обагрила его своей кровью.       По ножу скатились рубиновые капли. Пеночка испуганно обернулась на Йохана. Тот стоял, будто пригвожденный к земле, но по тому, как дрожали, втягивая запах свежей крови, его ноздри, и тому, как лихорадочно заьегали его глаза, девушка поняла, что он жаждет ее испить.       В то же мгновение древняя магия окутала сцепленные руки.       — Я, Йохан, слуга королевы Кармиллы, клянусь сделать горную ведьму Минаш-Оолонг, сильной, как прежде, не позднее, чем над земоей взойдет двадцать четвертая луна от момента заключения договора, — четко и без запинки проговорил свою часть Йохан. Впервые с момента их короткого знакомства он не хамил и не бранился, подумалось Пеночке.       Настала очередь Минаш-Оолонг:       — Я, Минаш-Оолонг, горная ведьма, величаемая Хозяйкой Снежных хребтов востока, клянусь вернуть королеву вампиров Кармиллу в мир живых из царства мертвых не позднее, чем через два месяца, спустя двадцать четыре луны, по истечении которых вампир Йохан клянется сделать меня сильной, как прежде. В противном случае, я сожру его тело и порабощу душу.       На это Йохан и глазом не моргнул.       Пеночка наблюдала, как зеленое свечение охватило их руки, оплело от ладоней до плеча и достянулось до сердца. Вспышка — и все закончилось. Минаш-Оолонг устало повалилась на кровать, подняв в воздух рой жуков, копашащихся в ее одеялах.       Йохан стоял, тяжело дыша. Обернувшись к ней, он рявкнул:       — Живо принеси бадью крови! Иначе я выпью тебя досуха.       Повторять дважды Пеночке было не нужно. Она мигом скрылась в темноте коридора, будто ветром сдуло.       Возлежащая в гнезде из одеял, Минаш-Оолонг ухмыльнулась.       — Зачем врешь девочке? Знаешь же, что раз ее кровь скрепила наш договор, убивать ее нельзя.       Йохан, ослабленный заключением контракта, осел на пол. Услышав ее, он лишь отмахнулся.       — Не вздумай ей только об этом рассказыаать. Она язва немыслимая. Так хоть будет, чем строщать.       На это Минаш-Оолонг ничего не ответила.       Йохан растянулся на полу, прислушавшись к копошению девушки под полом. Гремело стекло, послышалось тяжелое дыхание и кряхтение. Кажется, она и правда тащила ему полную банку крови.       Он прикрыл глаза.       — Как ты планируешь исполнять обязательства?       Расслабиться ему не дали.       Он разлепил потяжелевшие веки и уставился в деревянный потолок.       — Недалеко от вас город есть. Переедем туда.       — И будете возить оттуда трупы? — недоверчиво спросила Минаш-Оолонг.       — А тебе-то какая разница откуда? — закатил глаза Йохан. — Договор заключенч убежать я не смогу.       Помолчав, он добавил:       — И с девкой твоей ничего там не сделается.       — Она не ты, пес беспризорный, — проворчала Минаш-Оолонг, — ей надо жрать и спать. Она болеет. Она смертная.       — Она не будет жить на помойке, не бойся.       — Я не за нее боюсь, — отрезала Минаш-Оолонг, — я боюсь, что ты, растяпа, не проследишь за тем, чтоб ее случайно телега с конями не задавила. И тогда твою душу разорвет на части, а я останусь здесь на веки.       — На телегах уже давно никто не ездит... — протянул Йохан, слушая, как торопливо шагает по лестнице Пеночка.       Сев, он приосанился.       — Завтра на закате мы уйдем. И не бойся, старуха, — Йохан оскалился, — я никогда не бросаю слов на ветер.       В коридоре зашаркали ноги Пеночки. Минаш-Оолонг прикрыла глаза.       — Я надеюсь.