*
Когда Фред вернулся домой в половине второго ночи, на четыре часа позже, чем вернулся Джордж, то получил в свой адрес разве что удивлённый взгляд от Джинни, которая спустилась на кухню попить воды. Весь остальной дом спал, к удивлению. — Ну и где тебя носило? — пробурчал Джордж из-под одеяла, как только Фред аккуратно прикрыл дверь в их комнату. — Как ты мог оставить меня там? — недовольно прошипел Фред, зажигая лампу между их кроватей, — А если бы меня похитили? — Кто? Кроты переростки? — возмутился Джордж, откидывая одеяло. — Изнасиловали? — Да кому, блять, нужна твоя тощая задница? Фред удивлённо поднял брови, сделал неуверенный полушаг в сторону и краем глаза посмотрел на себя в зеркало. Раньше Джордж не жаловался. — Убили бы в конце концов? — продолжил накидывать Фред. — Туда же, — Джордж небрежно махнул рукой, — к заднице. Фред недовольно выдохнул, скрестил руки на груди и плюхнулся на собственную кровать. И задумался, стоит ли показывать Джорджу ту поляну, которую он отыскал в густых сумерках, да ещё и чуть не заблудился по дороге обратно. Поэтому и вернулся так поздно. Он злился. И для этого, как ему казалось, были основательные причины: Джордж нагло кинул его посреди поля, а теперь ещё, оказывается, и отказывался беспокоиться. Правда сам Фред похоже забыл, что Джордж взял с него обещание не таскаться сегодня далеко, ведь всё ещё чувствовал себя нехорошо после того, как вчера в его руках неожиданно взорвалась склянка с драконьим пламенем, которую они умыкнули из посылки от Чарли. — Ложись спать, — выдохнул Джордж, отворачиваясь от брата и укрываясь одеялом, — Я глаз не сомкнул, — добавил он тише, продолжая, — уже хотел идти искать тебя. И хочу спать… Джордж поёрзал головой на подушке, притираясь щекой, закрыл глаза и попытался наконец окунуться в долгожданный сон. Он не стал беспокоиться за брата, когда тот не вернулся сразу за ним или хотя бы через час — не маленький ведь, но спустя два часа и девять кругов вокруг Норы ему стало не по себе от мыслей, что с Фредом действительно что-то случилось. Он одёргивал себя заверением, что стоит подождать ещё немного, прежде чем сломя голову нестись обратно или поднимать на уши всю семью и в итоге так часто маячил у родных перед глазами, что те, кажется, и вправду не заподозрили неладного. — Джордж? — подал голос «подтаявший» Фред со своей кровати. — Что? — Почему мама не стояла на пороге, когда я вернулся? — Фред подошёл к кровати брата, опустился на колени, положил голову на матрас, — Она обычно как цербер ждёт пока мы вернёмся. — Видимо она подумала, что мы вернулись вдвоём. Джордж развернулся к брату. Сначала он сощурился от яркого света и прикрыл глаза рукой, а разглядев под боком рыжую макушку запустил пальцы в мягкие волосы, погладил брата за ухом. — Пару раз она назвала меня тобой. А я и поправлять её не стал, — Джордж усмехнулся, оттягивая брату пряди. — Выходит, тебя лучше не злить, — перебил Фред, забираясь руками под одеяло брата, оглаживая бёдра и живот, — Задумаешь убить меня, и никто не узнает? — Притворяться тобой будет весьма накладно для меня, ведь ты такой…— Джордж слегка приподнялся и, крепче хватая брата за волосы, притянул к себе. — Какой? — прошипел Фред, едва касаясь сухими губами щеки близнеца. — Придурок, — в голосе Джорджа сквозит то ли обеспокоенностью, то ли желанием, то ли злостью. И у Фреда от этого голоса голова идёт кругом. Он вырывается из хватки младшего, забирается на кровать и нависает над ним на вытянутых руках. — Может разделишь со мной эту придурковатость, братец? Выручи, будь добр. — А что я получу взамен? — ехидничает Джордж. Фред усмехается, когда руки брата забираются под футболку, вздрагивает, чувствуя на рёбрах острые ногти. — Сюрпри-из, — тянет Фред, целуя брата в шею, — Приятный. Фред не в силах держать от Джорджа тайны, у того весьма неприятная особенность — получать всё чего он так хочет. Но Фред не был бы его близнецом если бы не имел возможности противостоять, изгаляться, придумывая изощрённые способы сопротивления. — Хорошо, что ты всё же вернулся, — выдыхает Джордж Фреду прямо в губы и целует уверенно, спихивает с кровати одеяло и тянет брата на себя. А на следующее утро та самая поляна была всё также прекрасна в лучах утреннего солнца.*
Джордж ещё раз окидывает местность оценивающим взглядом, заостряя особое внимание на небольшом домике в ветвях огромного дуба. Любопытство так и манит его. — Ты сам его сделал? Фред цокает: — Нет, попросил маму с папой, — придуривается, пожимая плечами, — Чего глупые вопросы задаёшь? — И об этом месте никто не знает? — За все две недели, что я сюда наведывался не встретил ни одной живой души на три мили вокруг. — Жутко, — выдаёт Джордж, со взглядом исподлобья, — Я всё больше убеждаюсь, что это похищение. — Я не понимаю, у тебя идея фикс что ли? — Возмо-ожно, — уклончиво тянет Джордж, — Но у меня ли? — и улыбается немного странно. И у Фреда едва дёргается глаз, а предчувствие такое словно его втягивают во что-то нехорошее, но это что-то ему обязательно понравится. Джордж определённо затеял игру, правила в которой он придумывает на ходу. И от ощущения, что каждое сказанное слово может стать основанием для безумной идеи в голове его брата, Фреду становится не по себе. У близнецов одна на двоих особенность — придумывать совершенно уникальные розыгрыши. Вот только здесь сходство и заканчивается. Пользуются они этой особенностью совершенно по-разному. Фред бездумно выкидывает идею за идеей, особо не разбираясь, что является пустышкой или действительно ценной задумкой для создания будущего шедевра или оригинальным розыгрышем. Сотни идей, с первого взгляда имевших уникальную основу, остались Фредом не востребованы только лишь потому, что он терял интерес или переключался на что-нибудь новенькое, что увлекало его ещё сильнее. Джордж всегда действует куда рассудительнее своего брата, ревностно относится к собственным идеям, терпеть не может, если не удаётся завершить начатое, тщательно обдумывает, оценивает возможности и риски, и только затем выдаёт Фреду полноценный шедевр, поражающий воображение. Розыгрыши Джорджа не идут ни в какое сравнение с каламбурами Фреда; они остроумны, основаны на тонкости его юмора, приправлены каплей садистской изощрённости, но не жестоки, продуманы и оставляют скорее продолжительное ощущение неуютной насмешки, чем колкое мгновенное неудобство. Шутки Фреда подобны неприятному сну, который забывается в скором времени; шутки Джорджа сравнимы с переломом берцовой кости — дают о себе знать даже спустя время. Фреду становится страшно, когда шутит Джордж. — Что ты задумал? — в лоб спрашивает Фред. — Я? — искренне удивляется Джордж, — Разве это не ты что-то задумал? Джордж скользит взглядом по лицу брата, рукой по предплечью, улыбается, хватает за руку и тянет дальше, ближе к сверкающему чистой водой ручью. В его глазах просыпается азарт, слепое любопытство затемняет зелёную радужку глаз, и даже Фред не может угадать, что творится сейчас в голове его близнеца. Джордж определённо взволнован — настолько, что едва ли отдаёт себе отчёт в том, что в прозрачные воды мелководной речушки он заходит, не сняв свои тёмно-зелёные кеды. — Джордж! — Фред почти кричит. Он одёргивает брата, как вкопанный останавливается у кромки воды, лишь едва намочив свои кеды — тёмно-синие. — Ну же! — Джордж почти стонет, в нетерпение оглядывается то на брата, то позади себя, — Похвастайся, — тычет пальцем в сторону дуба, — Что там? Порой Фреду кажется, что его брат ведёт себя как маленький ребёнок: нетерпеливый, избалованный, капризный. И кто же в этом виноват, Фред? — Ничего такого из-за чего нужно нестись сломя голову, — сетует Фред, мотает головой и притягивает Джорджа к себе, заставляя того выйти на берег, — Как сушить их будешь, умник? Джордж с непониманием смотрит на брата, слегка отрешённо переводит взгляд себе под ноги, переступает, чувствуя, как хлюпает в кедах вода. — Новые, — бормочет он едва задумчиво. — Новые, — дурацким голосом передразнивает Фред, садится, опираясь одним коленом на мокрый песок и начинает расшнуровывать брату кеды, — Мама по шее даст, если испортишь. Хотя какое уж тут если… Джордж, словно сбрасывая оцепенение, смотрит на Фреда слегка заинтересованно пока тот пыхтит и ковыряется с мокрыми шнурками, кладёт ладонь ему на затылок, чувствует, как Фред едва заметно напрягается, но продолжает операцию по спасению обуви. — Забавно, — выдаёт Джордж спустя полминуты, когда Фред аккуратно снимает кед с его левой ноги. — Что забавного тебе? — Я бы начал с правого… — Да неужели? — голос у Фреда немного неспокойный; ещё бы, ведь он чувствует как с каждой секундой взгляд Джорджа прожигает затылок до черепной кости. — Хочешь проверить? Ловушка захлопнулась. Правильного ответа на этот вопрос у Фреда не найдётся, сколько бы он не сверлил тяжёлым взглядом правый тёмно-зелёный кед; ответа с наименьшими потерями; ответа, который не будет означать, что он принял правила игры Джорджа, да к тому же — так быстро проиграл. — Рискни, — сильный ответ, который младший может посчитать за вызов. Джордж ухмыляется, едва ли оставляя в своих глазах тень того былого детского озорного любопытства, заменяя его любопытством бесстыдным на грани фола. Он оглядывается по сторонам — и вправду никого. Перемещает ладонь с затылка брата ему за ухо, указательным пальцем ведёт по тонкому хрящечку до мочки, с нажимом проводит по напряжённой шее вдоль позвоночника. Фред не поднимает глаз, не смотрит на брата пока не снимает второй его кед, медлит, перевязывая шнурки вместе и только тогда поднимается, а всучив обувь в руки брату, смотрит немного хмуро, вызывающе. Он понимает, что Джордж играет на опережение. И Джорджу нравится. — Пойдём же, — снова изображая нетерпение ноет Джордж и тянет брата за руку. Прохладная вода облизывает ему щиколотки, а каменистое дно неприятно давит ступни — в кедах было куда удобнее, но он перехватывает их поудобнее и делает шаг дальше. Влажные пальцы Фреда, застывшего на берегу, выскальзывают у него из руки, а вода доходит почти до колена. Джордж останавливается. — Да ну, серьёзно? — Джордж вскидывает бровь, наблюдая за тем как Фред пытается расшнуровать собственные кеды, — С каких пор ты стал таким аккуратным? — Они мне нравятся, я не хочу их портить. Замечание вполне справедливое, к тому же играющее на руку Джорджу, как и то, что шнурки Фреда похоже завязались узлом. — Чёрт. — Догоняй, — Джордж пожимает плечами и делает несколько спешных шагов в сторону противоположного берега. Тёплое июльское солнце прекрасно сочетается с прохладной водой, у самой поверхности которой гуляет лёгкий свежий ветер, подгоняя суетящихся стрекоз. Пару раз Джордж разглядел среди пёстрых камней тени мелькнувших рыб, а в кроне огромного дуба были слышны мелодичные птичьи голоса. Звук воды, журчавшей в прибрежных камнях, наполнял царившую вокруг атмосферу спокойствием и безмятежностью. Спокойствием не отличался Фред, у которого предательские шнурки задумали игру в плетение неразвязываемых узлов. Ему никак не удавалось разобраться в хитром комке и уж тем более подцепить перетянутые петли. Что это, случайность или околомагические шуточки Джорджа? Фред начинал нервничать. Весь сегодняшний день он задумывал как небольшое развлечение с приятным тянущим ожиданием, с милым сюрпризом ожидающим в ветвях огромного дуба куда он за руку приведёт Джорджа и будет наблюдать за его реакцией. Они должны были устроить небольшой обед, повеселиться, лазая по дереву, поиграть во взрывающиеся карты, а вечером, сидя на берегу у воды, наблюдать, как вечернее солнце прячется за кронами деревьев и тянет последние золотистые лучи. Они бы весь день провели только вдвоём, без посторонних глаз, без страха быть застуканными, без настороженности. Наслаждались бы прикосновениями, от которых даже в такую жаркую погоду мороз по коже и мурашки, мельком ловили поцелуи, от которых сердце заливается песней громче любого соловья, почувствовали себя собой; без стеснений, ограничений и без страха. Но сейчас всё шло не по плану, и у Фреда создавалось впечатление, что каждый шаг Джорджа приближает этот день к провалу. Он злился, хотя и понимал, что в действительности ничего страшного не происходит. Но всё же… Обидно? — Джордж! — кричит Фред, когда младший одной ногой уже ступает на противоположный берег, — Постой… Между ними примерно три ярда и вода по колено, и Фреду кажется, что плевал он на эти чёртовы кеды. Под пристальным удивлённым взглядом Джорджа, Фред заходит в реку прямо в обуви, морщится, но решительно догоняет оторопевшего близнеца на противоположном берегу, на ходу хватает того за руку и тащит прочь от воды, туда, где трава зеленеет пушистым ковром и пестрит вкраплениями жёлтых цветов. — Ты же… — Джордж с сожалением смотрит на кеды брата, из которых при каждом шаге сочится вода. — Разведём костёр да высушим, — Фред крепче сжимает руку брата, — Не бери в голову. Они остановились почти у самого дуба, который вблизи оказался ещё более внушительным и мощным. Кора его местами была потрескавшаяся с тёмными жжёными подпалинами по краям разлома. Часть веток посередине была сухой, но те, что росли по бокам были усыпаны крупными листьями. Джордж прикинул, что пройти от края до края можно было бы шагов за двадцать пять, а обхватить огромный ствол только если позвать сюда всю семью. Но чёрта с два они кому расскажут про это место. — В него попала молния. Если приглядеться, — Фред указывает пальцем чуть ниже основного разлома, — можно увидеть путь, который прошла молния до земли. — Поразительно, — выдыхает Джордж. — Как ты нашёл это место? — Случайно, — отмахивается Фред, но решает съязвить, — В тот самый день, когда ты решил, что моя тощая жопа никому не нужна и можно бросить меня в глуши. Кто от кого ещё пытался избавиться, Джорджи-и? — Успокойся. Мне нужна твоя жопа, — Джордж даже снисходительно кивает головой, — Доволен? — Не совсем… Фред улыбается и, недолго думая, целует Джорджа, который вздрагивает и отстраняется, но Фред ловит его в объятия и шепчет успокаивающе: — Мы одни. Для уверенности Джордж всё же кидает настороженный взгляд по сторонам. Как же они привыкли опасаться. Он смотрит Фреду в глаза, которые на таком солнце становятся совсем светлыми, облизывает губы и тянется за поцелуем слегка настойчиво и даже как-то нетерпеливо. И ему кажется, что весь мир на мгновение замирает, теряет свою значимость, увлекательность; теряет тёплое солнце и мокрые кеды в руке; теряет страх и скованность, оставляя рядом только Фреда, его сильные руки, обнимающие чуть выше поясницы, его мягкие губы и солнечно-рыжие волосы, которые едва щекочут щёку. Фред чувствует, как у брата слегка подкашиваются ноги, когда языком он скользит по ровному краю передних зубов и сильнее впивается пальцами в мышцы на спине — поддерживает, но углубляет поцелуй, отчего младший едва стонет и в ответ сжимает его плечо. Фред уверен, Джордж станет более уступчивым, не таким своенравным, если дать ему самую каплю наслаждения, заинтересовать, а главное вселить уверенность, что здесь им нечего бояться. Когда Фред отстраняется, на щеках Джорджа слегка заметен румянец. Тот несмело приоткрывает глаза и смотрит на старшего немного разочарованно, поджимает губы и снова тянется за поцелуем. Фред усмехается, целует в ответ мягко, совсем несерьёзно. — У нас целый день впереди, — и снова берёт за руку, тянет за собой в прохладу тени дерева. Джордж и вправду становится более тихим и робким, как будто одного простого, но такого желанного поцелуя действительно хватило, чтобы ввести его разум в режим ожидания. — Всё это, — Фред отпускает брата, раскидывает руки в стороны и, делая на ходу расхлябанный разворот, останавливается и широко улыбается, — в нашем полном распоряжении. Джордж замирает, изучающим взглядом блуждает по крохотному два на два домику ярдах в пяти над землёй, собранному из тёмных вычищенных досок, по его пушистой крыше, выложенной сосновыми ветками, по цветастому гамаку, растянутому от ствола до массивной ветки. Тяжёлые ветви полукругом спускающиеся к земле создают подобие шатра, едва пропуская солнечные лучи, а на крупных листьях с противоположной стороны мелькают яркие блики бегущей рядом речки. — И как ты всё это сюда перетащил? — Не без труда, — Фред садится в гамак и подтягивает правую ногу, намереваясь всё-таки снять мокрую обувь, — Неделя ушла только на то, чтобы перетащить сюда доски из отцовского гаража. Ещё день на мелочёвку, — он принялся загибать пальцы, — четыре на строительство и день на обустройство. Выглядит по-детски, но я старался. — Я вижу… Джордж удивляется рвению брата, его упорству; чего стоят одни вышкуренные доски. И всё это без магии. «Он просто нечто», — подумалось Джорджу, когда он осознал, сколько на самом деле нужно было приложить усилий, чтобы в одиночку реализовать такую задумку. Пока Фред мучился со шнурками, Джордж осматривал их секретное место. В тени дерева жара отступала и можно было вздохнуть спокойно. Оказалось, что кроме гамака сесть особо некуда, поэтому Джордж терпеливо блуждал под лиственным навесом, изучая каждый уголок. В домик он подниматься не решался — ждал брата. Мокрые кеды повесил на солнце, чтобы был шанс, что те высохнут к вечеру. Спустя долгих пять минут, Фред в бессилии повалился в гамак на бок. — Я больше не могу-у, — взвыл он и лёжа попытался выпутаться из лямок рюкзака за спиной, — придётся резать. — Значит мои кеды тебе жалко, — Джордж сел на траву, схватил близнеца за ногу и принялся рассматривать запутавшиеся шнурки, — а свои нет. — Да потому что это невозможно… Но Джордж не ответил, всё сверлил взглядом спутанный комок, задумчиво крутил ногу брата и спустя полминуты выдал: — Достань-ка нож. — Только пообещай, что ногу мне оставишь на месте, — усмехается Фред. Джордж отпустил близнеца, позволив тому сесть прямо, чтобы, сняв наконец рюкзак, отыскать в боковом кармане складной нож, а сам придвинулся ближе и сел поудобнее, скрестив ноги, запрокинул голову и стал рассматривать лиственный «потолок». — Джордж? — Фред слегка наклонился, заглядывая брату в глаза. — Что? — Иногда ты ведёшь себя странно, — Фред всё же отдал брату нож, — И это пугает… — Ты о чём? — удивился Джордж, но спустя мгновение понял, — Ты дурак? На кой чёрт мне тебя калечить? — Да я же не серьёзно, — Фред сглотнул, наблюдая за тем, как брат раскрывает нож. Джордж лишь коротко вздохнул и принялся ковырять остриём спутанный клубок, вытягивая шнурки, пытаясь разобраться в том, что Фред своими бессмысленными попытками запутал ещё сильнее. — А ты и правда начал с правой, — подметил Фред. Он наблюдал за манипуляциями брата недолго и уже спустя полминуты позволил себе расслабленно улечься в гамаке, свесив ноги, пока Джордж старательно распутывал его шнурки. Через минуты три Джорджу удалось освободить ногу брата и, стянув промокший насквозь кед, он стал греть немного озябшие пальцы брата в своих руках. — И не надо ничего резать… — Ты моё спасение, — протянул Фред, пытаясь сесть, но тут же замер, почувствовав тёплое прикосновение к щиколотке. Джордж мягко прикоснулся губами к прохладной коже, медленно поцеловал острую косточку на внутренней стороне лодыжки, сопровождая поцелуй влажным прикосновением языка. Одной рукой он всё ещё грел Фреду пальцы, а второй гладил по внешней стороне голени, от пятки до колена и обратно. Едва прикусив тонкую кожу, Джордж услышал короткое шипение и тихую возню, а подняв глаза встретился со взглядом Фреда, в котором кроме желания, едва заметно читалось удивление и сомнение. — Соблазнительно, не правда ли? — Джордж кладёт ногу брата себе на плечо, улыбается как-то по лисьи, прижимается щекой, снова целует косточку. И всё это не разрывая зрительного контакта. У Фреда странно ухает под рёбрами, когда прохладной ступнёй он касается шеи брата, а Джордж тем временем подтягивает к себе его левую ногу и без особых проблем снимает второй кед, снова целует, пальцами требовательно ведёт по острому краю большеберцовой кости, оглаживает колено и скользит под ткань свободных шорт. — Джо-орж, — выдыхает Фред, останавливая руку брата на своём бедре, — Чего ты добиваешься? Младший цокает: — Не строй из себя девственника. Джордж провоцирует: привстаёт так, что его плечо оказывается под коленным сгибом брата, целует по внутренней стороне бедра, ведёт носом, забираясь чуть выше под штанину, но останавливается, снова смотрит в глаза, наблюдает как тяжело выдохнув, Фред запрокидывает голову. — Не хочешь? — его тон слегка обиженный. Но лишь слегка. — Нет же… Джордж чувствует, как устроившись второй ногой на его талии Фред притягивает его ближе к себе, заставляя привстать на коленях ещё выше. — Или что-то идёт не по плану? — снова эта лисья усмешка. Фред напрягся, замер. Значит, Джордж с самого начала понял, что у него был некий план? Хотя это и планом-то назвать сложно, так, примерный распорядок дня, однако, в который Джорджу захотелось внести свои коррективы, наверное, потому что Фред так тщательно скрывал подготавливаемый сюрприз, заставляя близнеца маяться в предвкушении. Джордж усмехнулся, когда ответа не последовало. Ну и кто кого помучает ещё. — Я, знаешь ли, тоже дразнить умею. Он резко отстраняется, встаёт, стряхивает с колен мелкий мусор, делает шаг назад и смотрит на обескураженного брата пытливо; сверху вниз, слегка заносчиво. С упоением ловит эмоции, что так ясно читаются на лице близнеца: растерянность и смущение. А ещё Фред выглядит чертовски мило. — Но что насчёт обеда? — Джордж внезапно переводит тему. — Обеда? — и Фред теряется. — О-бе-да, — повторяет Джордж. — Обеда… — бормочет Фред. — Так, а ну, подъём! — Джордж резко хватает брата за ноги и пытается стянуть с гамака, — Только не говори мне, что мы… — Ты дурак? Я же сейчас упаду! — …остались без еды! Джордж дёргает слишком резко, не настолько, чтобы стянуть с гамака барахтающегося Фреда, но настолько, чтобы перевернуть лежащий рядом с ним рюкзак из открытого кармана которого падает контейнер, кажется, с тушёным мясом и картофелем. — Остались без еды, — повторяют близнецы синхронно, уставившись на развалившуюся по земле еду. — Да ну как так-то?! — взрывается Фред, которому кажется, что вместе с контейнером рухнул мир. Джордж осторожно отпускает брата, печально смотрит на перевёрнутый контейнер с едой. Перспектива вернуться домой раньше запланированного только потому, что они умирают с голоду, кажется ему смешной, но излишне реальной. Рюкзак с собой нёс только Фред и из съедобного там должны были остаться разве что галеты и бутылка холодного чая с лимоном, который, наверное, уже стал тёплым. Растерянно оглядываясь по сторонам, Джордж прикидывает варианты: до дома идти минут сорок, до другого ближайшего поселения минимум час, и всё это в одну сторону. Если они уйдут, то нет и смысла возвращаться, а значит, день и вправду можно считать провальным — чего так боялся Фред. Джордж мельком смотрит на поникшего брата, спрятавшего лицо в сгибе локтя и отводит взгляд в сторону, смотрит на обрубки досок и инструменты, удочку у ствола дерева, пепельно-чёрное кострище, обложенное по кругу небольшими камнями и, как по волшебству, в его голове рождается превосходная идея, достойная воплощения в жизнь. — Есть идея, — выдаёт Джордж. Срываясь с места, он хватает удочку, выходит под жаркое солнце, толкает ногой бревно, валяющееся недалеко от дуба, ковыряется палкой в тёмной земле и, вытянув пару дождевых червей, шустро уносится в сторону речки, где ещё пятнадцать минут назад видел серебристые спинки рыб. Нужно лишь набраться терпения. Рыбалка никогда не входила в интересы близнецов, но однажды отец взял их с собой на озеро в разгар рыболовного сезона в Англии. Тогда им было по двенадцать лет и весь интерес закончился ровно через десять минут, когда первая рыба была уже поймана, а вторая никак не хотела заглатывать наживку. Сейчас ситуация отличалась сравнительным элементом выживания, что добавляло Джорджу и интереса, и азарта. Фред же метаниями брата заинтересовался, но не воодушевился. Удочка здесь стояла только потому, что таская доски в середине недели Фред случайно прихватил из гаража и её; выкидывать не стал, но и тащить обратно тоже было лень. Пару раз в перерывах на отдых, он воображал себя на необитаемом острове и пытался самостоятельно добыть еды, но всё заканчивалось тем, что его живот начинал жутко урчать прежде, чем рыба была поймана. Последние десять минут наблюдая за Джорджем с берега, Фред очарованно следил за каждым его движением; за движением ног, когда брат переступал с камня на камень, ловя баланс, за точными движениями рук, когда Джордж закидывал крючок в воду, за неумелыми подсечками, которые с головой выдавали его неопытность. Усмехался, когда очередная рыбёшка срывалась, но искренне восхищался упрямством брата. И всё-таки они не так уж и похожи друг на друга. Если это заметно сейчас, то, что будет в будущем? Пойдут ли они разными дорогами? На эти вопросы Фред боялся искать ответы, как и боялся задавать их брату. — Эй, Фред! — взволнованный голос Джорджа выдернул Фреда из лёгкой дремоты, — Лови её! — Что? — встрепенулся Фред. — Рыбу! Фред окончательно проснулся, когда в метре от себя на траве увидел трепыхающуюся рыбу. Он кинулся было её поймать, но будучи скользкой, она никак не хотела оставаться у него в руках, рискуя снова свалиться в речку. — Лови, лови, лови! — кричал Джордж, выбираясь на берег и выкидывая удочку в сторону, — Так, держи. Надо крючок вытащить. — Джорджи, она же живая, — проскулил Фред, прижимая к земле бьющую хвостом беднягу. — И не большая. На двоих не хватит, — заключил Джордж, вытаскивая крючок. — Держи, не отпускай, — он спешно поднялся на ноги и рванул в сторону дуба. — Что? Куда? — Фред дёрнулся за братом, но упал обратно как только рыба вырвалась из рук. Быстро вернувшись обратно с пустым контейнером из-под мяса, Джордж сполоснул его в реке и принёс Фреду заполненный водой. — Давай сюда. Фред послушно кинул рыбёшку в контейнер, в котором той явно было мало места. По размеру она была чуть меньше десяти дюймов, с красивой серебристо-крапчатой спинкой. — Похоже на речную форель… — Ты что разбираешься в рыбе? — удивился Фред. Джордж посмотрел на брата слегка невинно и пожал плечами. — Нам действительно придётся её убить? — Фред посмотрел Джорджу в глаза, но тот в ответ лишь поджал губы, схватил удочку и молча ушёл к реке. Фред понял, что не следовало задавать такого вопроса. В его понимании Джордж всегда был более ранимым, более мягким, а оттого неспособным на жестокие поступки; то, что он самовольно пошёл ловить рыбу для Фреда стало тем ещё сюрпризом. Вторая и третья пойманные Джорджем рыбы оказались совсем уж небольшими и, недолго думая, братья отпустили их чуть ниже по течению. Пока Джордж пытался поймать рыбу примерно того же размера что барахталась в контейнере, Фред развёл костёр и подготовил место, где они могли бы поесть. У дальнего берега была лужайка, где ветви дуба не доходили до земли, где немного пригревало солнце, но чувствовался прохладный ветер с реки. — Чай совсем тёплый, — недовольно пробурчал Фред, возвращаясь к брату. — Закопай его в песок в воде, — не отрывая взгляда от поплавка Джордж кивнул в сторону берега. Он стоял почти по колено в воде и уже без футболки, потому что солнце нещадно палило спину. — Эй, Джорджи… — Погоди… — Джордж пригляделся, — Кажется… Да! Секунда, и на берег к ногам Фреда снова падает рыба чуть больше первой. — Да ты наловчился, — усмехается Фред, прижимая рыбу к земле одной рукой. Он отдаёт брату бутылку с чаем и самостоятельно вытаскивает крючок, кидает рыбу в контейнер. — Можешь отдохнуть, — бросает он, споласкивая руки в реке, — Я займусь остальным… — Хорошо, — Джордж неторопливо закапывает бутылку чая в мокром песке. — Эй, Джорджи, — Фред подходит к брату со спины, наклоняется и, когда тот поворачивает голову, целует в щёку, нос и лоб, мягко, заботливо, — Ты молодец. Пока Фред корпел над рыбой, Джорджу в голову пришла мысль — искупаться. Он так много времени провёл на солнце, что ему казалось, будто спина горит. Искупаться — это конечно, громко сказано, на такой глубине можно разве что побарахтаться в воде, цепляясь руками за дно. Когда Джордж уже выбирался на берег, до его обоняния донёсся аромат жарящейся на костре рыбы. Сглотнув слюну, он именно в этот самый момент почувствовал себя невероятно голодным и, схватив охладившуюся бутылку чая, поспешил к источнику чудесного аромата. — Запах восхитительный, — восторгается Джордж, наблюдая за тем как Фред терпеливо переворачивает над углями подзолотившуюся рыбку, — Не знал, что ты умеешь готовить. — Вот не надо, — усмехается Фред, — Всё ты знал, иначе бы не доверил мне, — разворачивается в сторону брата и замирает, — это дело… Джордж стоит перед ним совсем мокрый в одних трусах. Его волосы, тоже мокрые, неаккуратно зализаны назад, а по телу одна за другой бегут капли воды. И наблюдая такую картину Фред чувствует, как голод постепенно отступает на второй план. Что за подстава? — Купался? — дурацкий вопрос, и даже Джордж удивляется реакции брата. — Нет, блин, ванну принимал, — усмехается он в ответ, ставит бутылку чая на землю и нависает над братом так, что вода с его волос начинает капать Фреду на плечи. — Тебе не кажется, что пора перевернуть? — Джордж не смотрит брату в глаза, всецело поглощённый наблюдением за тем как темнеет сочный бок рыбы. — Да, наверное, — а Фред не смотрит на рыбу, всецело поглощённый наблюдением за скользящими по телу брата каплями воды. — Фре-ед, если ты спалишь наш обед, я за себя не ручаюсь. Моргнув пару раз Фред всё же отводит взгляд от тела брата, прокручивает палки, переворачивая рыбу. Как только брат отвлекается, Джордж целует его плечо, трётся мокрой щекой и ведёт холодным носом до загривка, целует, и Фред, сидя на корточках перед костром, почти теряет равновесие, когда младший прижимается к его голой спине мокрым телом. — Ты же мокрый! — дёргается он, — Прекрати! Кыш! А Джордж тем временем смеётся, уворачивается от руки брата, которая метит ему под рёбра и садится на плед напротив через костёр, мотает головой, стряхивая с помедневших волос капли воды. — Ну ты же не собака в самом деле, — Фред прикрывает лицо рукой. — Но слюнки текут как у сенбернара! — усмехается Джордж. — Долго ещё ждать? — Минут десять, — терпеливо бросает Фред. — Как раз обсохнешь. Но в ответ Джордж только громко фыркает, давая Фреду понять, что в любой момент он может снова захотеть искупаться, а то и потащить брата за собой. — Интересно, сколько времени? — интересуется Джордж и ложится на спину, подкладывая руки под голову. — Не всё ли равно? Солнце ещё высоко, домой нас никто не гонит, можем делать, что хотим. Так к чему тебе знать, сколько сейчас времени? — Да, ты прав, — теряется младший, переворачивается на бок, смотрит на Фреда, пытаясь поймать его взгляд, — Знаешь, это, наверное, потому что дома или в школе нам постоянно приходится следить за временем, когда мы остаёмся наедине. Фред всё-таки смотрит Джорджу в глаза, ловит в бликующей зелени немного печальное настроение, хмурится. — В школе мы пытаемся высчитать и гадаем, сколько времени понадобится Ли, чтобы поужинать, зайдёт ли он после в библиотеку, и столкнётся ли в коридоре с кем-нибудь из девчонок. Дома меня постоянно преследует одержимое чувство, будто мы подозрительно долго находимся вместе там, где нас никто не видит. Будто все они догадываются, — Джордж переходит на шёпот, — что с нами что-то не так. — Прекрати думать о таком, — Фред подсаживается к брату, придирчиво осматривает рыбу, но оставляет её над углями ещё на некоторое время и целиком обращает своё внимание на Джорджа, — На самом деле всем им нет до нас никакого дела, — он гладит брата по щеке, — Родители спокойны пока мы не бедокурим и успешно закрываем семестры. У братьев и сестры своих забот хватает, а до Ли еле дошло, что девчонка с Равенкло, пытавшаяся его поцеловать, оказывается, подкатывает к нему с начала года. И Джордж тихо смеётся, вспоминая ту забавную ситуацию после весеннего матча по квиддичу. — Остался последний курс, впереди куча работы по открытию магазина. И кстати, — Фред снимает рыбу с костра, откладывает её в контейнер, — в том здании, что нам понравилось, на верхнем этаже есть небольшая квартирка. — Будем жить там? — Джордж ластится к руке брата, наслаждается лёгкой лаской. — Только представь, сколько времени мы сможем проводить вдвоём, — улыбается Фред, продолжая гладить брата. — Ты приятно пахнешь, Фредди… Старший смеётся: — Ты просто проголодался, а от меня пахнет костром. — Ты всегда пахнешь тем, что я люблю. Обедали они тоже не спеша, сначала потому что рыба оказалась чересчур горячей, а потом потому что Фреду в голову пришла очередная идея, каким же образом им следует ознаменовать начало нового учебного года. Всё-таки последний курс накладывал определённую ответственность. Но близнецов заботили скорее не выпускные экзамены, а слава, которую пронеся через школьные годы они обязаны были закрепить в стенах Хогвартса на долгие годы вперёд. План должен был быть грандиозным. Следуя чудно́му плану Фреда, братья всё же сели играть во взрывающиеся карты, но, когда старший заметил как Джордж то и дело отвлекается на дом, спрятанный на дереве, то самовольно закончил партию чуть не подпалив себе брови. — Хочешь посмотреть? — лукаво спросил Фред, убирая колоду в рюкзак. — Спрашиваешь ещё, — Джордж облизнул губы, — Весь день как на иголках! Можно? — он спешно натягивает футболку и шорты, что лежат рядом. За то время, что они ели Джордж и правда обсох, только волосы остались слегка влажными. Фред улыбается, подхватывает рюкзак и тянет брата за собой к дереву. — Забираться тут не очень удобно, но это поправимо, — Фред ставит ногу на первую рейку, рукой хватается за вторую, а поднимаясь почти до площадки, останавливается, устремляя взгляд в сторону реки, — Тем более ради таких видов можно и потерпеть, — и шустро забирается дальше на дощатый настил. — Да, виды действительно шикарные, — выдаёт Джордж всё это время наблюдавший за задницей своего брата, карабкающегося по корявой лестнице. Забравшись наконец на высоту примерно пяти ярдов, Джордж задумался о том, что первым делом стоило бы поменять саму лестницу в принципе, чтобы в следующие разы не изображать из себя скалолаза-новичка, вышедшего на профессиональный маршрут. У приноровившегося Фреда подъём занял чуть больше минуты, для Джорджа это время увеличилось почти в четыре раза. Но Фред был прав — оно того стоило. С высоты поляна выглядела немного по-другому, казалась ещё более сказочной: густая зелень резала глаза ярким цветом, речушка, отделявшая дуб от основной части поляны, скользила из леса на юго-западе, огибала дуб полукругом и исчезала в зарослях высокой травы по направлению к северо-востоку, а деревья по краю казались подобны непреступным крепостным стенам какого-нибудь старого замка в центре Англии. — Только не грохнись, прошу тебя, — Фред крепко схватил Джорджа за локоть, когда тот сделал неосознанный шаг к краю. — Может всё же проведёшь мне экскурсию по нашему новому дому? — Только не суди строго, — Фред улыбается, осторожно целует Джорджа, совсем аккуратно, чтобы у того не закружилась голова. Внутри обстановка была более чем скромной: в дальнем углу стояло нечто похожее на низкий столик, в противоположном лежали тонкие скрученные валиком матрасы, на которых они спали ещё в детстве, сверху сложены одеяла и две подушки. Плед Фред видимо вытащил отсюда же. Это всё что было внутри, но отчего-то Джордж почувствовал с каким терпением и упрямством Фред воплощал в жизнь ту идею, о которой впервые ему не рассказал. Словно не хотел сплоховать перед младшим. — Обещаю, когда мама вернёт палочки, здесь всё будет по-другому — уютнее, — затараторил Фред. — Мне нравится…— Джордж прикасается к ближайшей стене, убеждается, что всё здесь явно сделано на совесть. — Я и лестницу нормальную сделаю! — Мне нравится, Фред, — Джордж развернулся к брату и, стискивая в объятиях, прижался губами к его губам. Джорджу нравится! И это почти всё, что Фред хотел услышать от брата сегодня. Хотя, по правде говоря, ещё он хотел услышать его голос, его стоны, которые слышит по ночам, но чтобы только Джордж не сдерживался, не заглушал эмоции в перьевой подушке, не мычал, прикусывая Фреду кость на запястье, чтобы вёл себя так как ему захочется, говорил, что захочется. Солнце постепенно клонилось к закату, рыжело в полупрозрачных мыльных облаках на горизонте, проливая пылкий красно-оранжевый отсвет, окрашивающий поднимающийся на поляной туман. Вокруг постепенно становилось тихо, немного прохладно, но было по-прежнему уютно. Постелив на настил один из матрасов, забрав из домика одеяло и подушки, близнецы сидели в обнимку и наблюдали как солнце скрывается за кронами деревьев, как облака над головой окрашиваются причудливыми кораллово-малиновыми оттенками, как темнеет небо и становятся едва различимы самые яркие звёзды. — Кеды, наверное, уже высохли, — тихо бурчит Джордж себе под нос, — Я не хочу домой, Фред, — и капризничает, плотнее прижимаясь спиной к груди брата, который сидит сзади, — Там я снова не смогу прикоснуться к тебе, когда захочу. А что если я забудусь? — он запрокидывает голову, пытаясь посмотреть на брата, — Фред, это же опасно. — Мы можем остаться здесь… — О да-а, очень смешно, — дуется младший, — Чтобы родители нас потом с собаками искали? — …на эту ночь я нас отмазал, — продолжает Фред и тянется за поцелуем, но брат уклоняется. — Ты же не серьёзно? Но Фред не отвечает, слегка разворачивает Джорджа к себе и целует так как ему того хотелось с самого начала; вызывающе и нагло, глубоко скользя языком, не сдерживая всю свою напористость и желание. Руками он забирается под футболку брата, оглаживает живот, вжимая пальцы в напряжённые мышцы, рёбра, грудь, добирается до острых ключиц и изящной шеи, чуть сжимает на ней пальцы. Ему кажется, что Джордж дрожит в его руках, а сонная артерия на его шее пульсирует неестественно сильно, но у него у самого дрожат руки, а собственное сердце колотится прямо на кончиках пальцев. Джордж полностью разворачивается к брату, привстаёт на коленях, когда чувствует на бёдрах руки старшего, которые подхватывают, позволяя завести ноги ему за спину, скрестить лодыжки, придвинуться ещё ближе, ощущая тесное прикосновение, а от того куда более сильное возбуждение. Он стягивает с Фреда футболку, целует шею под самой нижней челюстью, ногтями царапает по спине и рёбрам, отчего Фред прогибается назад, но Джордж прижимает его к себе настолько сильно, что выбивает у старшего воздух из лёгких. У Фреда странные ощущения — вседозволенности и свободы, которые кружат голову и превращают звёзды, застывшие в небе, в дождь из хвостатых комет. Он прижимает Джорджа к себе ещё сильнее, ведёт языком по мочке уха, слегка прикусывает и скользит до ключичной впадины. Всюду прикасается, то характерно резко с едва контролируемым желанием обладать, то излишне нежно, гладит настолько невесомо, что младший чувствует прикосновение только лишь по вздыбившимся волосами — ощущения будоражат обоих. И Фред слышит наконец как Джордж перестаёт сдерживать голос. Джордж стонет; сначала брату на ухо пока старший в ответных объятиях выжимает из него последний кислород и целует шею, потом в сапфирово-синюю необъятность над ними, когда Фред задирает его футболку и сухими губами целует каждый дюйм разгорячённой кожи. Младший хватает брата за руки, впивается пальцами в сильные мышцы предплечья только чтобы быть уверенным, что Фред рядом и не позволит ему свалиться с этого чёртового дерева. Под ними почти пять ярдов, но Джордж уверен, что совсем скоро он будет падать в бесконечность. Придерживая младшего выше поясницы Фред аккуратно кладёт его на матрас предварительно подтащив под голову подушку, нависает и улыбается так, что у Джорджа колени сводит. И целует снова; жадно, долго, трепетно. Без настороженности и дёрганых переглядываний, с наслаждением. Стягивает с брата надоевшую футболку, откидывает наотмашь и кажется, что та даже летит вниз с дерева. Пальцами одной руки скользит по телу, едва касаясь кожи, рисует узоры, символы понятные только ему, наверное, что-то из разряда нерушимого обета, чтобы брат всегда оставался только с ним. Джордж едва смеётся и от прикосновений, и от собственных мыслей. А Фред любуется. Любуется, как Джордж дрожит от его рук, как шумно втягивает носом воздух, как сокращаются мышцы его пресса, а пальцы сминают одеяло. Фред по натуре своей нетерпелив, но с Джорджем не смеет позволить себе несдержанной грубости, если, конечно, того не просит сам Джордж, поэтому вся его неудержимая страсть смешивается с куда более пьянящей нежностью. Джорджу кажется, что ещё никогда он не чувствовал себя так свободно. Мир вокруг не просто теряет значимость — исчезает вместе со смешным осознанием того, что даже если их кто-то услышит, Джорджу глубоко плевать, потому что под веками у него рассыпаются созвездия. Фред тянет с брата шорты, оставляет в одних трусах. И это своеобразная игра — провокация, которая всегда злит Джорджа, но в равной степени, пропорционально растущему напряжению, усиливает его влечение, с который младший сам начинает дразнить брата; ластится к нему, трётся, притягивает, мельком целует туда, до куда дотянется и загнанно дышит, опаляя багровеющую шею. Они свободны — здесь и сейчас, как никогда раньше, никогда после. Такое не повторить, не стереть из памяти даже сотней тысяч заклинаний. Руки, глаза, губы — вспомнят. Джордж всегда немного неуместно зажимается, когда Фред раздевает его полностью, а сам при этом остаётся в одежде. К тому же сейчас он ощущает прохладу, бегущую по коже, потому что Фред отстраняется и тянется к рюкзаку, ища во внутреннем кармане тюбик смазки и презервативы. Джордж не боится — брата, но внезапно осознаёт, что испытывает панический страх перед вселенной, которая во все свои миллионы глаз уставилась на его бледное голое тело. Он ёжится, тянет на себя рядом лежащее одеяло, но замирает, когда Фред возвращается к нему; такой тёплый, даже горячий, решительный и немного взъерошенный. — Замёрз? — Фред целует брата в лоб, но тот в ответ лишь мотает головой. Уже не холодно. Уже не страшно. У Джорджа перед глазами бесконечность, алмазная россыпь и Фред. И больше ему нечего желать. Фред разводит колени брата, устраивается между, целует по внутренней стороне бедра и уверенным движением заставляет Джорджа почти подтянуть колени к груди, ловит его за лодыжку, и точно так же как днём это сделал Джордж, целует острую косточку. — Забавно, — шепчет старший так тихо, что Джорджу приходится прислушиваться, — Я снова начал с левой. Фред усмехается, продолжает невинную ласку, но в тот же самый момент скользит рукой по бедру брата и накрывает ладонью его возбуждённый член; ведёт по длине, сухими пальцами массирует головку и Джордж в ответ стонет во весь голос, без зазрения совести сообщая близнецу, насколько это приятно. И Фред клянётся себе, что хотел бы слушать эти стоны ещё много и много раз, клянётся и понимает, о чём говорил Джордж; к хорошему действительно быстро привыкаешь. Забыться можно в считанные секунды, а разгребать полжизни. Когда Джордж чувствует, прохладные и влажные пальцы на бедре, то едва вздрагивает, почти инстинктивно. Ведь раньше они всегда торопились, не в силах толком подготовиться, а потом Джордж бурчал, что Фред его не жалеет, хотя сам иногда плевал на телячьи нежности. Фред осторожен, но младший на мгновение давится воздухом, теряет себя в пространстве и проклинает организм за низкий болевой порог, и обстоятельства, из-за которых им не удаётся быть близко так часто как того хотелось бы. Обстоятельства, из-за которых сейчас он чувствует неприятную боль. Фред не торопится; он нежен, последователен и почти уравновешен, насколько это возможно конечно, когда слышишь стоны собственного близнеца, заставляющие терпеливо покусывать губы, наблюдая за мутным блеском зелёных глаз. Все бабочки выпорхнули, оставляя внутри уменьшенную копию Венгерского хвосторога, который норовит спалить Фреду нутро. Но Фред терпелив — здесь и сейчас, как никогда раньше, никогда после. И, о боги, как же это, оказывается, чертовски по кайфу — растягивать удовольствие и Джорджа. Чертовски приятно, когда младший скулит не от боли, а от наслаждения, когда просит ещё и в не характерном нетерпении толкается сам, стоит Фреду сменить движения на более уверенные и даже ввести второй палец. Джордж поджимает пальцы на ногах, а Фред целует напряженный подъём стопы и поддерживает под поясницу, когда брата выгибает дугой от пальцев, свободно скользнувших всего на мгновение. Его стоны становятся немного осиплыми, но мягкими; без вскриков и шипения, и тогда Фред понимает сколько ощущений они потеряли в вечно рваных, похожих на бесконечную гонку со временем, моментах внезапной близости. Все они были по-своему хороши и уморительны. Но ещё никогда не были так прекрасны. Фред никогда и не видел, чтобы Джордж был так прекрасен. И Фреду страшно однажды потерять этот момент навсегда. Ведь каждый день они могут делать ровно то, что захотят. Этим летом он хочет больше времени проводить здесь, не теряя драгоценных минут на бесполезные занятия. Оттого ли Джордж так педантичен в собственных идеях? — Всего на секунду, — умоляет Джордж, замечая очарованное состояние брата, тянет к нему руки, вынуждая приблизиться. Джордж закидывает одну руку брату на плечо, тянет на себя, целует совсем разгорячённо, оставляя на губах Фреда болезненные укусы, второй рукой скользит по его спине и животу, шустро пробирается под резинку шорт и требовательно оглаживает дёрнувшийся член и прогибается в пояснице, соприкасаясь. И в который раз снова и снова проклинает Фреда за грёбаные шорты, но продолжает настойчивые движения, пытаясь подстроиться под сумбурные движения брата внутри себя. Фред коротко стонет, когда улавливает тонкую грань, на которой Джорджа крупно прошибает дрожь, заставляя сильнее сжимать пальцы. Что-то невнятно проскулив Джордж тянется к собственному члену и, дёрнув бедром в такт брату, пытается кончить, но Фред резко вынимает пальцы, заставляя Джорджа сдержанно вскрикнуть, перехватывает его руку, прижимает к матрасу и, наблюдая как с пальцев по запястью брата стекает смазка, ухмыляется. — Ты же понимаешь, что простой дрочкой ты от меня не отделаешься? — рычит Фред и младший замирает. — Значит, мы точно остаёмся здесь на ночь? — А ты думал, я на понт тебя беру? — Да возьми уже хоть как-нибудь, — шепчет Джордж, «выкидывая» перед Фредом красную тряпку. И это веселит его. Потому что Фред улыбается почти хищно, с жадностью оглаживает его бёдра, впиваясь пальцами напоследок, чертыхается, шуршит в полутьме упаковками и, насупившись сипит, в нетерпении раскатывая презерватив по длине. Фред подтягивает брата на колени, размазывает прохладную смазку и со стоном, скользнув пару раз между ягодиц, переходит на рык, когда входит в младшего на половину. И ему кажется, что его стон раскатом грома проносится в шуршащей кроне над их головами, кажется, что эхом вторится над пустой поляной и затихает, сменяемый протяжным сладким стоном его брата. Почти синхронно, в разной тональности, но настолько громко, насколько им того хотелось. Джорджу кажется, что у него под веками рождается новая сверхзвезда; наслаждение до боли режет глаза, заставляя прослезиться, сглотнуть подступивший к горлу ком, сплетённый из желания и потерянного чувства самосохранения. В голове пустота, обескураживающая и дикая, словно выворачивающая наизнанку, она подставляет внутренний мир под беспорядочные прикосновения пальцев и обжигающе влажные прикосновения губ, утягивает сознание на бездонную глубину, чтобы после вознести до бескрайних простор эйфории. Джордж по натуре своей терпелив. Но что-то внутри него ломается, выпуская хулиганскую несдержанность и откровенную похоть, ведь ему тоже нравится слушать, как брат стонет в голос. — Ну же, Фред, — невнятно бормочет Джордж и тянет брата за руки, пытаясь заставить того войти полностью, — Мне нужно больше… А у Фреда от этих рук, от этих слов, по телу ползут жгучие языки пламени, растворяя здравый смысл, разжигая по телу огонь, от которого жаром наливается пониже живота, от которого сердце стучит немыслимо громко, от которого, кажется, он скоро упадёт в обморок, если промедлит ещё хоть долю секунды. — Фред… Старший нетерпелив, но остаётся по-прежнему аккуратен. Когда он полностью входит в Джорджа, то замирает, вслушиваясь насколько гармонично звучат их голоса вместе, а начиная медленно двигаться, осознаёт, как тесно переплетаются их тела, как крепко они держатся за руки, как смотрят в глаза. Почему он раньше этого не замечал? И Фред уверен, что торопиться им некуда. Испытывая определённое желание, старший знает, что для его исполнения самое время, поэтому уловив момент, когда прикрыв глаза Джордж запрокидывает голову, Фред за талию тянет его на себя, насаживая ещё глубже и ловит губами приоткрывшиеся в немом выдохе губы Джорджа. Они снова целуются; долго и неутолимо. Как никогда раньше, как никогда после. Изучают руками каждый дюйм тела, такого знакомого, такого нового, отчаянно любимого и до ломоты в лёгких необходимого. Оба не торопятся — наслаждаются, испытывая потребность запечатлеть происходящее в сознание на всю оставшуюся жизнь — они никогда не смогут это повторить. Так зачем спешить, если момент настолько драгоценен? — Джорджи… Постепенно ускоряя темп Фред чувствует как распаляется Джордж, как двигает бёдрами ему навстречу, как подвывает в ухо, теряя самоконтроль, как мелко дрожит, заставляя старшего сомкнуть кольцо пальцев на его члене. У них на двоих одно дыхание, сплетённое в смазанном поцелуе и оседающее на шее друг друга, одно сердцебиение, пойманное в синхронном ритме на кончиках пальцев, одно желание, что как в зеркале ясно читается в глазах напротив. Одна любовь и неистощимая жадность друг по другу. Раньше Джордж думал, что бесконечность это скучно, но чувствуя, как сдерживаться удаётся всё труднее, он уверен, что готов зациклить прошедший час до состояния бесконечного повторения. Это было бы весьма занятной альтернативой скуке. Они кончают почти вместе. Джордж едва не теряет сознание (или так кажется Фреду), его глаза закатываются, тело бьёт дрожь, даже когда рука Фреда уже размазывает сперму по длине. Но спустя секунду старший впивается мокрыми скользкими пальцами в бедро близнеца и, кусая того за плечо, сдавленно рычит, когда кончает сам. Они без сил и единственное о чём Фред мельком жалеет, так это о том, что поблизости нет ванны. У Джорджа кончики волос пахнут костром, но на загривке до сих пор чувствуются нотки цитрусового шампуня, шея слегка влажная и напряжённая, солоноватая на вкус, а кожа мягкая на ощупь, острые плечи отведены назад, да так сильно, что ладонь Фреда едва помещается между лопатками, ключицы — соблазнительные, тонкие, как прекрасное произведение мраморного искусства. И сердце, громкое и сильное, ускоренно бьётся Фреду в ладонь, будто желая прикоснуться. Всё это Фред замечает будто впервые, клянётся себе, что не раз заострял внимание на подобных мелочах, но отчего-то сейчас они кажутся куда более ценными. Следующие пять минут близнецы провели в сравнительной тишине. Пытаясь отдышаться, они валялись рядом под одним одеялом, смотрели друг на друга совершенно влюблённым глазами, хихикали как нашкодившие второкурсники, обменивались взглядами, прикосновениями, кроткими, точно детскими, поцелуями, улыбками и возможно даже мыслями. И Фред был потрясён тем, сколько всего они упустили ранее, а Джордж был смущён, столь нескрываемым новым интересом в глазах брата. — Почему ты так смотришь на меня? — Джордж мягко улыбается, убирает со лба брата влажную чёлку, что лезет тому в глаза. — Хочу запомнить, — выдыхает Фред в шею младшего, — То, как… —… каким был этот первый раз здесь, — делится Джордж. — Но мы же вернёмся сюда? — Спрашиваешь ещё, — Фред смачно целует брата в шею, оставляя красивый красный след, — Я даже готов стать примерным сыном, чтобы мама поскорее вернула палочки. Мы сможем обустроить здесь всё так, как захотим… — Ванна! — на полуслове перебивает Джордж. — Да! — Станешь сам не свой и мама решит, что мы затеяли пакость или, что ты заболел или, ещё хуже, что я притворяюсь тобой, — Джордж картинно приложил ладони к щекам, изображая ужас, — Убийства не выйдет. Меня раскроют раньше времени, дурья ты башка. — Я могу тебе позволить притвориться мной, а я стану тобой, но в этот раз только для нас двоих, — Фред усмехается брату в ухо, выдыхает жарко, и Джордж прикрывает глаза, — Что думаешь…? Довериться спонтанности своих чувств не просто, но куда сложнее заметить в этой спонтанности нечто важное, что по определению не станет случайным стечением обстоятельств, чтобы повториться в жизни сколько угодно раз. Такие моменты становятся ценными, потому что они мимолётны, а запоминаясь, вызывают в подсознании вихрь неподражаемых эмоций. Довериться спонтанности не просто, но чересчур заманчиво, чтобы отказывать Фреду в таком смелом предложении, тем более что у близнецов почти всё лето впереди.