***
Драко, как и большинство учеников школы, недолго размышлял над тем, чтобы самому принять участие в Турнире Трёх Волшебников. Соревнование было древней традицией с большим авторитетом, особенно сейчас, когда его решили провести впервые за много веков. В конце концов, он решил отказаться, как из-за опасности, так и потому, что его гордость не позволяла ему смириться с мыслью, что кто-то мог оказаться достойней его, в случае, если Драко не выберут. В том, что Виктор Крам стал чемпионом, не было ничего удивительного. Болгарин был чистокровным и по праву знаменитым. Если кто и был достоин участия из Дурмстранга, так это точно он. То, что Шармбатон представляло нечеловеческое существо, лишь показывало, как низко пали французы. Но именно чемпион Хогвартса привёл Драко в ярость. Дамблдор выхватил пергамент после того, как Кубок Огня изрыгнул имя последнего участника, а затем директор развернул листок и без малейшего намёка на удивление провозгласил Гарри Поттера чемпионом Хогвартса. Со стороны тех, кто надеялся быть избранным, раздались проклятия и стоны, но большая часть школы всё же ликовала. Драко едва удержался от того, чтобы не заскрежетать зубами от ярости. Поттер всегда был тут и там. Что такого особенного было в этом грязном полукровке? Даже Дамблдор позволил ему разгуливать по всему Хогвартсу, как будто правила не распространялись на святого Поттера. Ему сходило с рук нападение с применением силы на наследника семьи Малфой, как будто Драко был каким-то отвратительным маглом. Парень игнорировал наказания, посещал уроки только тогда, когда ему этого хотелось, но никто не смел и подумать о том, чтобы исключить его, как того и заслуживал этот выскочка. А теперь он незаконно принял участие в Турнире Трёх Волшебников, нарушая возрастные ограничения Министерства, и ему ещё при этом аплодировали! За последние два месяца унизительных розыгрышей от этого нахала неприязнь Драко к Гарри Поттеру переросла в настоящую ненависть. Он знал, что за всем этим стоял Поттер, даже если никогда не видел того за делом — ухмылки, которые посылал ему этот высокий уродливый ублюдок, были тому достаточным доказательством. Товарищи со Слизерина теперь считали Драко скорее шутом, чем кем-то, заслуживающим уважения. Даже отец сказал ему, что разочарован тем, что его сын не может справиться с ситуацией, когда последний написал домой, чтобы сообщить папочке об оскорблениях Поттера в адрес дома Малфоев. Драко горел желанием отомстить полукровке, но не видел никакого способа сделать это. Как бы ему ни было неприятно признавать это, Поттер был слишком силён для прямой конфронтации. Существовали меры предосторожности, не позволяющие ему подлить зелье в еду в Большом зале, а посылать анонимные письма было бы слишком подозрительно. Драко даже не мог напасть на сумасшедшую подругу выскочки, потому что она всегда была либо на занятиях, либо с Поттером. Но он не сдавался. Никто не мог так обращаться с Малфоем и выйти сухим из воды. Драко поклялся себе, что однажды он увидит, как Поттер будет унижен.***
Флёр подняла голову, когда дверь в прихожую открылась и внутрь вошёл последний из чемпионов. Им оказался высокий худой молодой человек с длинными чёрными волосами и просто невероятными зелёными глазами. Она запомнила его ещё на приветственном пиру, когда он сидел рядом с юной светловолосой девушкой. Этот парень смотрел на Флёр с сильным любопытством, а не со стеклянным взглядом, которого она обычно удостаивалась, и он явно не обращал внимания на её пассивное Очарование. Уже тогда она считала его возможным кандидатом на звание чемпиона Хогвартса, но была озадачена тем, почему он сидел с младшими курсами. Она была потрясена, узнав, что это был четырнадцатилетний Гарри Поттер. История о «мальчике, который выжил» была известна во Франции, хотя на её родине преобладало мнение, что именно мать мальчика сделала что-то, чтобы защитить его, и в этом не была замешана какая-то врождённая сила ребёнка. Англичане, очевидно, были слишком фанатичны, чтобы признать, что кто-то, не имеющий магического происхождения, может превзойти их Тёмного Лорда, поэтому свалили все заслуги на младенца, несмотря на то, что смысла в этом было крайне мало. По правде говоря, Флёр ненавидела Британию. Она ненавидела здешнюю еду, ненавидела погоду и больше всего ненавидела людей, которые относили её к той же категории, что и драконов или единорогов. Они считали её зверем. Она чуть не решила отказаться от участия в этом турнире только из-за страны его проведения, но желание выступить и не подвести мадам Максим, в конце концов, взяло верх. Она была лучшей из всего Шармбатона, и показать этим английским свиньям, что вейла была ещё и лучше их, стоило всех неудобств. Но она не могла сделать это, будучи грубой, поэтому подошла к чемпиону Хогвартса и представилась: — Bonjour, Флёр Делакур, — произнесла она с едва уловимым вызовом в голосе, протягивая руку вниз и показывая, что он должен её поцеловать. К её удивлению, парень сделал это без малейшего признака отвращения, проявив своё уважение к вейле, и даже, кажется, позабавился её поведением. — Гарри Поттер. Один только этот факт серьёзно сбил её с ног, и она пересмотрела своё мнение, когда оба парня-чемпиона представились ей. Возможно, с её стороны было несправедливо грести их под одну гребёнку с остальными британцами, даже не познакомившись с ними? По крайней мере, теперь у неё было осторожное, но положительное мнение об обоих своих коллегах-чемпионах. Оба были международными знаменитостями, но вели себя не так высокомерно, как можно было бы ожидать от таких людей. Крам выглядел немного угрюмым, но был достаточно вежлив, а Поттер пока что проявлял полное к ней уважение. Её беспокоило то, что она уже не была так уверена в победе, как в тот момент, когда решила принять участие. Вейла обладала врождённым чутьём на сильную магию, особенно на магию живых существ. Это было их наследием, передавшимся от суккубов. Чувство подсказывало ей, что, если она хочет выиграть этот турнир, то ей придётся нелегко. Она не могла относиться к своим соперникам легкомысленно. Крам был не просто ловцом-суперзвездой. Он ощущался очень сильным, а репутация Дурмстранга подразумевала, что он, вероятней всего, был очень опасен с палочкой в руке. Но именно Поттер стал настоящим сюрпризом. Как четырнадцатилетний подросток мог быть настолько сильным? Это было просто смешно. Он ощущался сильнее большинства её учителей. Шрамы от ожогов на его правой руке также говорили о том, что он уже участвовал в чём-то опасном. Учитывая эффективность магического исцеления, шрамы обычно были результатом особо неприятной магии. Он также доказал свою сообразительность, обойдя Возрастную линию Дамблдора. Возможно, способ оказался довольно простым, но он всё равно требовал значительных знаний. Она не сомневалась, что Поттер окажется сильным противником. Более того, в его поведении было что-то... не так. Ей было как-то не по себе в его присутствии, словно над ней нависла какая-то угроза. Это совершенно не соответствовало тому, что она чувствовала несколько часов назад, когда её чуть ли не притягивало к нему, хотя в тот момент вокруг было много людей, и она не могла быть ни в чём уверена. Тот факт, что он не выглядел на четырнадцать, также беспокоил её. Даже сейчас на его лице виднелась щетина, а у четырнадцатилетних борода вообще не растёт. Четырнадцатилетний подросток может так вырасти, это редкость, но такое не исключено. Взрослый вид и растительность на лице, однако, не могли объясняться обычным ранним взрослением. Несколько волосков на подбородке ещё куда ни шло, но не полноценная борода. Если бы она не знала о британских предрассудках в отношении нелюдей и, если бы он был чуть шире, она бы предположила, что у него среди предков был кто-то из великанов. Но если дело было не в наследии великана, тогда в чём? Как раз в тот момент, когда она размышляла об этом, то почувствовала странное... прикосновение к своей магии. Она никогда раньше ничего подобного не чувствовала и была сильно встревожена этим. Осмотрев комнату, она увидела, что Крам по-прежнему задумчиво смотрит в камин, так что вряд ли причина была в нём. Глаза Поттера были закрыты, а его лицо отображало сосредоточенность, как будто он о чём-то напряжённо думал. Неужели это он? Она почувствовала ещё одно прикосновение, а затем более отчётливое ощущение чужой магии, вторгшейся в пространство её ауры. На этот раз она с лёгкостью идентифицировала её принадлежность к зеленоглазому волшебнику. Он по-прежнему держал глаза закрытыми, видимо, рассчитывая, что она не заметит его действий. Она почувствовала прилив раздражения. Хотя его способность таким образом управлять своей магией впечатляла, он не только недооценивал её, но и вёл себя довольно грубо. Прикоснуться к чужой магии подобным образом являлось для вейлы делом очень личным и было равносильно облапыванию. Движимая раздражением, она с силой распалила своё Очарование, ожидая, что он превратится в заикающегося мямлю. Противостоять пассивному Очарованию вейлы — это одно, но справиться с намеренным воздействием — совсем другое. К её удивлению и ещё большему раздражению, парень просто открыл глаза и ухмыльнулся. Из всех этих невыносимых... Флёр ненавидела, когда над ней насмехались, но звук приближающихся шагов пресёк все её мысли об эскалации ситуации.***
Гарри нахмурился, когда понял, что его небольшую конфронтацию с Делакур прервали. Ему было весело играть с ней в магические игры. Это не совсем то, что он собирался сделать, зато он много интересного узнал о её магии. Во-первых, он понял, что она гораздо лучше осознает себя, чем большинство волшебников и ведьм — было ли это связано с корнями вейлы или с тем, что она просто была лучше остальных, он не знал. Во-вторых, несмотря на то, что она ощущалась миниатюрным солнцем, он не мог использовать её Свет. В этом был смысл, поскольку настоящее Солнце не было живым существом и не имело чувства собственного достоинства, в отличие от девушки. В-третьих, он был более чем уверен, что Делакур очень хорошо владеет боевой магией и некими Чарами, но отстаёт в Трансфигурации. То, что она будет хорошо обращаться с огнём, можно и не упоминать — у вейл предрасположенность к огню. Всё остальное ему придётся узнать позже, ибо в комнату вошли трое глав школ и два сотрудника британского Министерства. Людо Бэгмен двигался первым, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения. — Приветствую вас, джентльмены и леди. Полагаю, у вас было достаточно времени, чтобы представиться друг другу? Все трое пробормотали слова подтверждения. Бэгмен, казалось, был немного обескуражен отсутствием энергичности в их ответах, но быстро собрался. — Что ж, поздравляю вас с тем, что вы стали чемпионами своих школ. Глядя на вас, я уверен, что Кубок Огня сделал правильный выбор! — Кхе-кхе… Гарри не был уверен, должен ли это был быть звук прочистки горла или вежливое покашливание, но он знал, что ненавидел его до глубины души. Он не слышал ничего настолько фальшивого со времён хвастовства Локхарта. Конечно, не было ничего удивительного в том, что он возненавидел этот звук, поскольку исходил он от Амбридж. Он подозревал, что у него возникло бы желание ударить её, даже если бы она сказала ему, что он только что выиграл в лотерею. — Насколько я понимаю, участвовать могут только те, кто достиг возраста семнадцати лет. Разве мистер Поттер не является всего лишь четырнадцатилетним ребёнком? — поинтересовалась Амбридж, заставив парня стиснуть зубы от её снисходительного тона. У Гарри сложилось впечатление, что она всё ещё держит обиду за то, что он вытер свою руку после того, как поздоровался с ней на Чемпионате мира. — Ну же, Долорес! — вскочил Бэгмен. — Из всех студентов Хогвартса, которые бросили своё имя, Кубок выбрал именно его, так что теперь вряд ли можно сдать назад. — Людо прав. Мистеру Поттеру уже слишком поздно отказываться от участия, даже если бы он захотел. Как только Кубок выберет чемпиона, тот должен пройти турнир до конца, иначе он лишится своей магии, — быстро добавил Дамблдор, прямо изображая из себя миротворца. Гарри проигнорировал попытки Дамблдора разрядить обстановку и начал готовить заклинание. Амбридж, конечно, была не единственной, кто мог держать обиду, и то, что она назвала его ребёнком, заслуживало кое-какой расплаты. — Тогда это должно стать его наказанием за нарушение закона, установленного Министерством, — настаивала Амбридж, её слащавый тон не мог скрыть ликования по поводу этой идеи. — В конце концов, мы же не хотим, чтобы это престижное мероприятие для волшебников стало ещё большим фарсом, чем оно и так является? — И что именно это значит? — спросила доселе молчавшая полувеликанша, директриса Шармбатона, однозначно уловив тонко завуалированный расизм. — Не важно, не важно! — вклинился Бэгмен, отчаянно пытаясь не дать Амбридж снова открыть рот. — Мы должны были только поздравить чемпионов с избранием и сообщить им, что первое задание состоится 24-ого ноября. Поскольку мы это уже сделали, я предлагаю нам удалиться. — Отличная идея, Людо, — согласился Дамблдор, поддержав предложение мужчины. — Значит, мы просто позволим этому мальчишке нарушить закон? — потребовала Амбридж, прозвучав немного пронзительней в своём разочаровании. В этот момент Гарри закончил своё заклинание и наложил его на Амбридж, которой предстояло очень некомфортно провести следующие шесть или около того часов, так как из-за Зудящего проклятия она будет чувствовать себя так, словно её кожу обгладывали несколько десятков муравьёв. Он знал, что это проклятие было весьма эффективно, поскольку на прошлой неделе уже испытал его на Драко Малфое. Когда проклятье подействовало, Амбридж начала дёргаться и ёрзать, тщетно пытаясь найти хоть какое-то облегчение, не почесав себя. Да и не факт, что почёсывание помогло бы. Беспалочковая магия славилась тем, что её можно применять прямо у людей под носом, если быть осторожным при составлении заклинаний. Точнее, под носом у большинства людей. Он увидел, как Дамблдор посмотрел в его сторону, так что старик, вероятно, почувствовал, как парень сотворил это заклинание. Жаль, но Гарри не надеялся, что его умение владеть беспалочковой магией будет долго оставаться тайной. — Правила Турнира Трёх Волшебников выше законов Министерства и перекрывают их, — заявил Дамблдор, заканчивая препинания, и по сути закрыв эту тему. Амбридж нахмурилась и насупилась, но выглядела при этом слишком напряжённой, чтобы спорить дальше. — И какое же будет первое задание? — спросил Крам. — Это будет испытание на смелость, поэтому вам не скажут, что в нём будет, — с готовностью ответил Бэгмен, радуясь возможности как можно быстрее уйти от неловкой темы. — Вы будете вооружены только своими палочками, и вам не будет позволено просить или принимать помощь от ваших учителей. На этом пока всё. — Есть ещё один вопрос, — заговорил Гарри, уже значительно спокойнее, когда увидел, что лицо Амбридж покрылось испариной. Месть была сладка. — Да, Гарри? — спросил Дамблдор. — Я читал, что в прошлых турнирах чемпионы в принимающей школе имели право на собственные покои. Думаю, я воспользуюсь этим. О, и ещё я хочу получить неограниченный доступ в Запретную секцию библиотеки, — было бы здорово иметь возможность читать там книги днём, а не пробираться туда ночью. — Всего десять минут назад стал чемпионом, а уже выдвигаешь требования? — усмехнулся Каркаров. Гарри одарил директора Дурмстранга непроницаемым взглядом и удерживал его до тех пор, пока тот нервно не сглотнул и не отвёл глаза. В отличие от Дамблдора и мадам Максим, Каркаров без всяких сомнений был слабаком. Он был одет в изысканную мантию и старался выглядеть устрашающе, но его магия выдавала, кем он был на самом деле. — Я устрою это, — сказал Дамблдор так, как будто Каркаров ничего и не говорил. Гарри удивился, насколько это оказалось легко. И подозрительно. — У других наших чемпионов имеются подобные желания? — Не покои, но, возможно, доступ в библиотеку, — немного неохотно ответила Делакур, словно не желая признавать, что в Хогвартсе есть хоть что-то, на что стоит взглянуть. Крам выглядел задумчивым, и Гарри на мгновение подумал, что болгарин попросит о покоях, но в конце концов тот согласился с французской вейлой. — Я сообщу мадам Пинс, что у вас теперь есть свободный доступ, — спокойно сказал Дамблдор, как будто он только что вовсе не предоставил трём подросткам неограниченный доступ к довольно опасной литературе. И после этого все вышли из комнаты и отправились по своим делам. Гарри ухмыльнулся, глядя, как Амбридж быстро удаляется на своих коротких ножках. Он не сомневался, что следующие несколько часов она проведёт, почёсывая себя, как сумасшедший орангутанг, а потом поймёт, что это не приносит никакого облегчения. Оставался шанс, что ей удастся развеять наложенное им проклятие, но он сильно сомневался в этом. Амбридж не производила впечатления опытной ведьмы, и простое заклинание Фините Инкантатем ей бы тут не помогло. Тем более что он модифицировал чары так, чтобы они получились особо устойчивыми.