The Magic Argument

Гарри ждал ее у окна. Не обернулся, когда она тихо вошла и, оставив коробку с чаем на прикроватной тумбочке, встала за его спиной. Ничем не выдал, что заметил ее присутствие, или правда не понял этого, умчавшись в своих мыслях далеко-далеко? Гермиона хотела знать, куда он отправлялся в такие моменты и что переживал, но догадывалась, что путь туда для нее закрыт, и Гарри не рассказал бы даже задай она правильные вопросы. — Я пришла, — начала она, чтобы разорвать тишину, от которой ей вдруг стало не по себе. — Надо же, — улыбнулся Гарри, оборачиваясь. — Или тут лучше сказать «наконец-то»? Чтобы скрыть неловкость и краску, прилившую к лицу, Гермиона робко улыбнулась в ответ. Ей понадобился почти час, чтобы собраться с мыслями, найти чай и кое-как привести себя в порядок, прежде чем нанести ему обещанный визит. И он все это понял и заметил. — Надеюсь, ты любишь малиновый, — пробормотала она и смолкла, натолкнувшись на его многозначительный взгляд. — Неважно, — отмахнулся он и, задумавшись на секунду, коснулся ее плеча. Сквозь мантию огладил выпирающую от худобы кость и легонько сжал, заставляя посмотреть ему в глаза вместо привычного безопасного пола. — Я правда поцеловала тебя тогда, — призналась Гермиона на одном коротком дыхании, пока страх не взял верх и не заставил сказать очередную полуправду, а то и откровенную ложь. — Но не это самое страшное. — А что страшного в поцелуе? — спросил Гарри. — Тебе не понравилось? — Если брать в расчет факт, что ты был в отключке и едва не умер… — Ладно, ладно, понял, — Гарри рассмеялся и с явным сожалением отпустил ее плечо, вернувшись к созерцанию мира за окном. Гермиона встала рядом с ним. Она сама, хоть и родилась осенью, никогда по-настоящему ее не любила. С сентября по март промерзала до самых костей и только и мечтала о мае, экзаменах и блаженном тепле. И все же рядом с Гарри почти уже зимний пейзаж — с ковром палых листьев, тусклым солнцем и морозным колючим ветром, задувающим по равнинам и полям — не казался таким уж ужасным. Рядом с ним вообще все казалось лучше, чем на самом деле. Даже она сама. — Если ты хочешь рассказать, что использовала темное заклинание, чтобы мне помочь — не утруждайся. Я догадался, — продолжил Гарри после паузы. — Хоть и не знаю, какое именно. — Ты злишься? — Нет, — Гарри сокрушенно покачал головой. — Но ты не хуже меня знаешь, что за такие вещи приходится платить. Гермиона знала. И если цена — их особая связь и тьма бок о бок с ней — она готова это принять. — Заклинание не навредило мне, — заверила его Гермиона. — Просто иногда мне кажется, я чувствую… то, что чувствуешь ты. В своих мыслях она не могла сформулировать происходящее так просто, но теперь чувствовала, что так оно и было с самого начала. — Вот как. — Извини, я не знала, как все будет. Гарри снял очки, устало потер переносицу, потом, едва не выронив их из дрогнувших рук, водрузил обратно. — Надеюсь, ты знаешь, как это прекратить, — отчеканил он, и от холода в его голосе Гермиона поежилась. — Ты не должна страдать из-за меня. Никогда, слышишь? Она кивнула и, желая то ли утешить, то ли убедить, что не хотела дурного — ни сегодня, ни когда-либо еще, взяла его ладонь в свою. Та оказалась ледяной. Гарри невидяще посмотрел на их руки, будто не веря, что они наконец так близко друг к другу. Приятно. Смутно улыбнувшись, он перехватил инициативу и, ловко высвободившись, переплел их пальцы в замок. Правильная форма. Красивая. Гарри рывком притянул Гермиону к себе и, не давая ей опомниться или испугаться, шумно выдохнул в ухо и оставил на виске единственный острый поцелуй. Такой короткий и яркий, что у нее голова пошла кругом. — Чай, — вспомнила она вдруг. — Мы ведь собирались пить чай. — И правда. Чайник у Гарри действительно нашелся — жестяной, сопящий, с узором по изогнутому носику и стенкам. Гермионе понадобилось долгих пять минут, чтобы понять — не настоящий. — Какая красивая магия, — восхитилась она. — Мелочи. Трансфигурация за пятый курс и немного фантазии. Думаю, ты не захочешь узнать, чем он был до своего превращения, — смутился Гарри. –Удивительно, как много времени можно найти на упражнения в магии, если у тебя нет друзей. — Понимаю. Она на самом деле понимала, каково это, но никогда не думала, что с его идеальной жизнью — всеобщей любовью, победами и множеством людей вокруг каждую секунду возможно что-либо подобное. Чужая жизнь всегда та еще тайна. Гермиона заварила чай и, выждав немного, разлила его по щербатым глиняным чашкам. Они сели рядом на узкой ученической кровати и, отчаянно дуя на кипяток и лишь изредка поглядывая друг на друга, принялись пить. — Что произошло в Визжащей хижине? Гарри допил чай двумя крупными глотками, прежде чем ответить. — На меня напали, как я и сказал. — Ты знаешь, кто это был, верно? — спросила Гермиона. — С самого начала знал? — Возможно не с самого. Он не сказал, что после случая с котлом подозревал ее, но Гермиона и так это поняла. И это понимание ударило ее больнее, чем она могла предположить. — Кто это был, Гарри? Она попыталась пойти ему на встречу и раскрыть чуть больше, чем всегда, но Поттер не ответил ей тем же — не смог или не захотел. Если бы он сделал полшага навстречу, она смогла бы рассказать ему про маховик, измененную реальность и остальное. Но не теперь. Не сегодня. Не после его молчания и речевых уловок, из которых непонятно ровным счетом ничего. — Если ты будешь и дальше молчать, подолью тебе в чай сыворотку правды, — пообещала Гермиона. — Или в тыквенный сок за обедом. Гарри даже не улыбнулся: — Некоторые вещи лучше не знать. И, боюсь, это не моя тайна, не только моя. — Говоришь точь-в-точь как профессор Дамблдор. Темная грусть, так хорошо ей знакомая, вернулась. Тронула сердце и, царапнув за ребрами, дохнула холодом в душу. — Тебе нужно рассказать об этом директору, Гарри. Он придумает, как тебе помочь. — Я подумаю об этом. Гермиона стиснула зубы и поклялась себе не отступать, несмотря на горькую обиду, всколыхнувшуюся внутри. — И что мне сделать, чтобы ты наконец понял, что мне можно доверять? Она бы осилила прыжок через огненные рвы, путешествие на темную сторону земли и даже кражу какого-нибудь таинственного и могущественного несуществующего артефакта, но он попросил другого. Конечно же. — Сходишь со мной на свидание? Гермиона фыркнула: и почему у Поттера никогда не выходило долго оставаться серьезным, а у нее — на него злиться? — Ты же прошел испытание с Гремучей ивой, значит, приз твой. Гарри покачал головой. — Если уж дошло до признаний… У меня есть одно. С ивой все вышло проще, чем ты думаешь. Нечестная победа. — О чем ты? — Ива не обидит, если знать секрет, — Гарри перешел на шепот, словно кто-то мог их подслушать. — Маленький нижний сук, скрюченный и сухой. Стоит пощекотать немного — рукой или магией — и наша старушка становится самым миролюбивым деревом в Англии. — Но она же едва не убила тебя одной из ветвей? — Ерунда, она просто играла. — Странные у вас игры. Она хотела спросить, откуда Гарри узнал о таком секрете, но потом поняла, что не так это и важно. — Так что никакое свидание ты мне не должна, — он снова улыбнулся. Гарри освободил ее от всяких обязательств, которые вроде бы страшно не нравились, но в глубине души Гермиона совсем тому не обрадовалась. Ей не понравилось, когда он почти силой заставил ее согласиться на свидание — победив иву и привлекая толпу зевак в свидетели — но то, что после так легко отказался от всего не понравилось еще больше. Гермиона разозлилась. Искренне, сильно, необъяснимо (ну, почти). А когда злилась, она вечно делала глупости… Взгляд ее невольно скользнул по бельевому шкафу, резному и добротному, и дальше — под него. К чему-то, что она совсем не хотела там увидеть. Или как раз наоборот? Резная ручка, лезвие — острее бритвы. Ни с чем не спутаешь, профессор Снейп был прав. Кинжал, которым она… убьет Драко? Серьезно? Тому придется обрушить небо на ее голову или перед тем убить Гарри, не меньше, чтобы она захотела такого. И то в одной только теории. Что вообще должно произойти, чтобы она действительно решилась на подобное? Нет, наверняка Снейп просто дурно пошутил, посчитав ее за полную дуру, способную поверить в любую глупость. Или… — Ты пойдешь со мной на свидание, — сказала она наконец, с силой отрывая взгляд от кинжала и возвращая себя в реальный мир, где таких ужасов случиться не могло. — Считай, это приглашение. Гарри моргнул, на мгновение перестал дышать, нервно моргнул снова. — Что? Гермиона поднялась и, стараясь не смотреть в его сторону, добавила: — В следующий поход в Хогсмид. И постарайся не заболеть. — Боги, ты ведь серьезно, — ошеломленно сказал Гарри. Не догадался, а почувствовал, что сказанное правда. Мерлин, какая же Гермиона глупая. Их особая связь, рожденная заклинанием, с самого начала была двусторонней, а она только теперь поняла. Гермиона ненавидела квиддич всеми фибрами души. Почти так же сильно, как речную рыбу, красный сургучный воск (от одного запаха ей неизменно становилось плохо) и горький отцовский сидр из перезревших яблок. И все же матч между Гриффиндором и Слизерином пропустить не смогла: Гарри попросил ее прийти, и она пришла. Позволила себе разок стать кем-то нормальным, вне проблем, всеобщего презрения и вечных подозрений. Просто девушка идет поддержать парня, который ей нравится. Не та, что ищет повод, чтобы забыть о кинжале в комнате Гарри и том, что профессор Снейп за него обещал. Казалось, рассказать о кинжале — все равно что выдать тайну Гарри (и пусть он не просил ее хранить, сойдет за предательство), не рассказать — упустить единственную зацепку узнать что-то об украденном маховике. Его пропажа все сильнее ее беспокоила, и то, что Гермиона помнила, каким мир был до изменения — тоже. Все это слишком походило на чей-то план, от которого, конечно, не стоит ждать ничего, кроме вреда, зла и боли. Но должна ли она нести ответственность за то, что вор мог и может натворить? Гермиона до поры и времени решила об этом не задумываться. Встав раньше обычного, она наскоро умылась и, перекусив яблоками, отложенными с ужина, засобиралась на игру. Надела любимый свитер, намотала на шею длинный гриффиндорский шарф и, подумав немного, нанесла цвета факультета полосами под глаза, словно боевой индейский раскрас. Изображать фаната — так до конца. По дороге к полю она нагнала Джинни, но так и не решилась с ней заговорить: после того дня в Хогсмиде между ними словно черная кошка пробежала и, немного поразмыслив, почему, Гермиона поняла, что младшей Уизли до сих пор нравится Гарри. Или они просто оказались слишком разными? Гермиона заняла место на последнем высоком ряду трибун, чтобы рассмотреть погоню Гарри за снитчем во всех деталях и наконец проникнуться всеобщей любовью ко всему действу, но, вопреки собственной воле и ожиданиям, всю короткую игру смотрела на Драко. Не потому, что он был лучше. Даже для нее, максимально далекой от спорта, было совершенно очевидно, что не был. И все же… Что-то в его движениях — нервных, рваных и рассеянных — вызывало в ней смутную тревогу и острое чувство вины. Гермиона читала о том, как заклинания слежки могут повлиять на координацию «жертвы», но вживую сталкивалась с таким побочным эффектом впервые. Впрочем, до Малфоя она ни на ком не использовала подобные вещи всерьез, и могла судить о последствиях только из книг. А они, как бы ей не хотелось доказать обратное, иногда лгали. Какая же она глупая. И отчаянная. Едва дождавшись финального свистка мадам Трюк, Гермиона бросилась в толпу и сквозь нее к раздевалке Слизерина. Открыв дверь простенькой «Алохоморой», она успела спрятаться за ворохом запасной формы и потрепанных метел, прежде чем первый из команды вошел внутрь. Стараясь не рассматривать полураздетых слизеринцев уж слишком внимательно, Гермиона ждала Малфоя. Он, как и полагается голубой крови, явился последним — взвинченный больше обычного, хмурый и злой. — Эй, Малфой, может тебе очки подарить? — даже не пытаясь скрыть ехидство спросил четверокурсник-загонщик, имени которого Гермиона не знала. — Я могу узнать у Поттера, где он свои покупал, ты только попроси. Драко, отиравший пот с лица и загорелой шеи, угрожающе замер. Жилистый и худой, теперь без спортивной футболки и верхней мантии, в одних только штанах, он выглядел как греческий полубог. Опасный, темный и притягательный. Почти как в том ее сне. Гермиона сглотнула, почувствовав волну темного гнева, хлынувшую от Драко к обидчику. — Полегче, Эмари, — сказал кто-то. — Да он же без них снитч в двух футах не видит! Драко лениво улыбнулся, в два шага преодолел расстояние до своего шкафчика и, выхватив волшебную палочку, направил ее на Эмари. — Повтори еще раз, — приказал Малфой. — Давай, сравни меня с Поттером. Этот вечный победитель Поттер! Гермиона поняла, что это ее шанс. Пока Драко занят разборками с младшими, одним из излюбленных своих дел, не заметит, как она снимет слежку и, словно мышь, ускользнет прочь. Она прошептала заклинание. То невидимой нитью вошло Малфою в спину и… ничего не произошло. Совсем. — Малфой, остынь. Он же ребенок. Кто-то снял слежку раньше, чем она. А Гермиона так давно не бралась за маятник, что даже этого не заметила… — Неужели? Мерлинова борода. И почему Гермиона вечно не замечала важного, если оно у нее прямо под носом? — Не знаю, как вы, но я не готов сдавать кубок без боя, только потому что наш ловец расклеился, — не пожелал отступать Эмари. — И сохнет по какой-то поехавшей грязнокровке. — Трелони увидела в его чашке смерть, — сказал один из загонщиков шепотом, который, конечно, услышали все. — Да, имей уважение. — Она каждый год кого-то хоронит. Нам теперь каждый раз проигрывать из-за того, что в этот раз жертва — Малфой? Гермиона до крови прикусила губу. Предсказания профессора Трелони всегда казались ей бредом, и все же теперь, после сказанного профессором Снейпом, она засомневалась. Капельку. — Я просто плохо сплю и все, — огрызнулся Малфой. — Умирать не собираюсь, но, если продолжите болтать, убивать, пожалуй, начну. Благоразумно решив послушать капитана, команда перестала препираться и оделась в полном молчании. Гермиона решила дождаться, пока они уйдут, и потом выйти тем же путем, что пришла. Малфой, конечно, остался последним. Выпроводив всех, обошел раздевалку кругом, подхватил спортивную сумку и, замерев на пороге, бросил через плечо: — Я, кажется, предупреждал, что будет, если ты продолжишь преследовать меня и надоедать. Гермиона замерла, не в силах выдавить и звука. — Хорошего вечера, Грейнджер, — добавил Драко и вышел прочь, запечатав дверь заклинанием, которое изнутри не снять.