Я хочу, чтобы ты остался

      Вечер был холодным. Казалось бы, последние дни лета должны быть теплыми. Но нет. От ветра тело покрылось мурашками, а мороз пробирал до костей. Дождь, начавшись еще прохлаждающим потоком, омывал улочки, заставляя людей закрыться в домах. Тучи скрывали закатный свет, погружая все в темноту. А тишина, создаваемая шумом погоды, придавала этому вечеру еще больше трагичности. Далекий свет от здания попадал на почти пустую парковку у заброшенного кинотеатра. Место, давно позабытое городом, находилось всего в квартале от обычно оживленных аллей. Поэтому две фигуры, застывшие на фоне мерцающего асфальта, не были никем увидены.       Она стояла, глядя на него усталым и грустным взглядом. Промокшая с головы до ног, немного подрагивающая, такая маленькая и хрупкая в это мгновение. На лице, мокрым от дождя или слез, ее глаза стали похожими на осколки стекла. Она обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться, но все равно дрожала, не сводя взгляда с мужчины перед ней.       Его сердце билось слишком быстро, словно после долгого бега, заставляя глотать воздух через рот. Рубашка неприятно прилипла к телу, сковывая и без того зажатую в тиски грудную клетку. Но он только завороженно смотрел, как его Пчелка подходит к нему; шаг за шагом, пока между ними не осталось пары сантиметров. Обычно саркастичное и суровое выражение его лица сейчас было взволнованным.       Она коснулась его лба своим, всматриваясь в выразительные серые глаза мужчины. Тонкие ладони прошлись по мокрым щекам Виктора. Ему показалось, что эти прикосновения были почти обжигающими, как и крупицы воздуха, зажатые меж тел. Он уловил аромат меда и ванили. Такой знакомый и успокаивающий. Заставляющий его становиться слабым.       – Теперь некуда бежать, – прошептала Маша, – прошу, родной, не убегай.                     Мария Пчелева пришла в компанию «VitTar» в начале года в качестве помощника замдиректора. Ей было всего двадцать два года, вчерашняя студентка с небольшим опытом работы в разных организациях, в которых она пыталась задержаться, но каждый раз была какая-то причина для ухода, сокращения и не востребованности. Маша была уверена, что это происходит не случайно, и ей только предстоит найти работу мечты. Так и случилось.       В «VitTar» ее приняли сразу же. В связи с выходом на иностранный рынок, владелец бизнеса и директор, Олег Мальцов, решил, что его главному исполнителю – Виктору Крамчинскому необходим помощник, которого в дальнейшем могли бы перевести на самостоятельную должность в дополнительный филиал. Но сам Виктор не считал, что Пчелева ему нужна.       Маше казалось, что в силу своей сдержанности мужчина ей не говорил этого. Она пыталась предлагать свою помощь, на что ей поручали самые примитивные задания: разложить документацию по папкам, сделать ксерокопию. Крамчинский всячески не обращал на нее внимания первое время, пытаясь скорее доказать Мальцову не нужность помощника. Но в один момент, когда бумаги стало слишком много за большим столом Виктора, он поручил Маше пару договоров для сверки.       Девушке было выделено место в общем зале с другими сотрудниками, но иногда Крамчинский вынуждал ее работать с ним в одном кабинете, где еще стоял стол чуть поменьше его собственного. Тишина, лишь прерываемая на какие-то указания, давила в течение всего рабочего дня. Поэтому Маша ощущала дискомфорт. По природе веселая и импульсивная девушка любила общение. Но с Виктором все обстояло сложнее. Его было трудно разгадать.       Лицо мужчины всегда было очень сосредоточенным. Чётко очерченные подбородок и скулы, с немного впалыми щеками, чувственные губы придавали ему аристократичности. А серые глаза, томно глядящие из-под аккуратных бровей, хоть и придавали взгляду некую суровость, все равно казались девушке очень добрыми. С коллегами Крамчинский был строг. Видно было, как перед ним люди робеют. Но в тоже время и культурен: никогда не позволил себе повысить голос или перейти за рамки дозволенного. Удивительной выдержки человек. Конечно, это не мешало некоторым девушкам пытаться флиртовать с ним. К примеру, его секретарша Анна часто чересчур очаровательно ему улыбалась, вызывая у Маши гримасу неприязни.       До жути пунктуален. Даже бесит, что ровно в 7.30 он уже на работе. Маше невольно приходилось приходить раньше, чтобы вовремя вникнуть в рабочий процесс. В еще более длительную тишину, прерываемую на короткие взгляды на красивое лицо в поиске эмоций.       И в один день они открылись.              В течение трех дней Мария работала с Виктором вместе. Уже долгое время шла подготовка к презентации нового проекта. Битый час девушка сосредоточенно сидела, не замечая мгновенных, а иногда и длительно заинтересованных взглядов.       Тут в дверь постучали, и показалась голова Анны:       – К Вам из «Торус» по поводу договора. Они пришли раньше, попросить их подождать или…       – Нет, пусть заходят, спасибо, – прервал Крамчинский, не отрываясь от своих бумаг.       Маша встала, чтобы выйти из кабинета.       – Маша, Вы можете остаться.       – Тогда я подвинусь, чтобы Вам не мешать, – девушка повернула стул, чтобы освободить место для зашедших в комнату пяти мужчин. Теперь она не видела Виктора, только часть его лица в затемненном отражении окна.       Крамчинский встал и поприветствовал людей. Те держались в не ком волнении, хотя были старше ее начальника на лет десять минимум. Сотрудничество с Торусом – одно из главных для компании, и, если возник вопрос по договору, то это проблема, которую Крамчинский, по мнению Маши, не отрывающей от него глаз, совершенно не предвещал. Вопрос состоял в деньгах. Как всегда.       – …данный пункт стоит пересмотреть, господин Крамчинский, теперь он не соответствует нашим требованиям. Надо снизить цену поставки на 15%, иначе мы просто вынуждены отказать в продлении договора. – Подытожил самый взрослый гость.       Виктор внимательно слушал, не перебивая длительную речь. А после на его лице появилась чуть дразнящая улыбка.       – Будет очень жаль, если нам придется прекратить с вами сотрудничество. Вы же понимаете, что, если мы досрочно это сделаем – Вы будете обязаны заплатить неустойку. А после декабря, я не уверен, что Мальцова будет тяжелый выбор в клиенте на эту позицию. Но дело ваше…       – Виктор, я понимаю, что вы идете вперед, но это не значит, что вы готовы раскидываться ростовщиками, или вы хотите нас убедить в обратном? Неужели сейчас у вас большой спрос на расходный материал? – Не отставал оппонент.       – В моей компетенции отказать вам в изменении условий, – жестче ответил Крамчинский, – разве что я задумаюсь о ваших собственных клиентах… Как вы им объясните прекращение производства? Если я не ошибаюсь, сейчас оно в самом разгаре. Будут ли они ждать, пока вы найдете нового поставщика? И сможете ли вы его найти пока сезон работ не закончился? – Самый разговорчивый гость невольно сглотнул. – А если Вам и повезет, господин…Левин, то уверены, что цена будет ниже? Кризис может сыграть злую шутку. – Виктор заглянул в бумаги на секунду. Какая небрежность.       «Что ты творишь?! Это же самый прибыльно-стабильный наш покупатель.» – подумала Маша, вспоминая основные бухгалтерские отчеты, пока шел разговор. Крамчинский словно услышал мысли девушки: быстро перевел взгляд в ее сторону и чуть улыбнулся уголком рта, обнажив маленькую ямочку на щеке. Странным образом это немного упокоило Машу. Для нее такой опыт был в первые. Осознавая, что от одного неправильного слова ты можешь не то, что потерять работу, а подвести целую компанию, сотни сотрудников, по телу прошли нервные содрогания. Как можно вообще быть таким спокойным с таким-то грузом ответственности? Неужели этот навык нарабатывается со временем или она слишком впечатлительная? А Крамчинский – вообще лишен чувства тревоги или слишком самоуверен в себе?       Представители «Торуса» зарделись. Сейчас Виктор, малец по сравнению с ними, чуть ниже роста смотрел своими властными глазами свысока, чуть потирая щеку с едва заметной щетиной.       – Виктор, чек все равно для нас проблематичен. Как было сказано – кризис, есть кризис. Затруднительное положение для нас, увы…– Кажется сдался самый взрослый человек, потирая лоб.       – Понимаю. Могу предложить Вам продление договора с 5% на новый срок, как нашим давним клиентам. Это единственная уступка, которую мы можем предложить.       – Согласны, – резко вылетело из уст молчаливого гостя, сидящего дальше всех. Крамчинский кивнул и принялся переоформлять документы, совещаясь с «Торусом».       Когда люди ушли, радостно попрощавшись, Пчелева развернулась на стуле и наткнулась на взгляд Виктора. Он блаженно сидел, откинувшись на спинку стула. Труженик, позволивший себе наконец-то секунду заслуженного отдыха. Но глаза оставались дерзко сосредоточенные с непонятной для Маши эмоцией.       – Это было круто… – тихо произнесла она, понимая, как глупо и несуразно это звучит по отношению к Крамчинскому. Но тут же услышала смех мужчины. У Виктора была обворожительная улыбка с чуть выдающимися клыками, превращающая его в мальчишку.       Это был самый прекрасный звук, когда-либо услышанный в этой комнате.       – Все подчиняется законам планирования и усидчивости. Каждая мелочь – деталь тактики, выстраивающая сложную пирамиду бизнеса. В этом и заключена наша работа, — произнёс Крамчинский не теряя веселого запала.       Наша работа.       – Словно игра?       – Да, игра. Вечный шахматный турнир.       – Но разве в игре не может быть удачного случая?       – Не слушай этих бизнес-тренеров, считающих свои наставления истиной в последней инстанции. Ни один успех не складывается из единичной удачи, Маша. – Серьезно сказал Крамчинский, глядя на девушку. – И случайностей не бывает.       – Даже судьбоносных?       – Даже таких.              После – их сотрудничество вышло на другой уровень. Тишина также оставалась, но была менее заметной после появления в жизни кротких разговоров. Маша казалась Виктору вполне обычной девушкой, которая бралась за любое поручение с такой энергией, что иногда становилось горько от мысли какие они разные. Хоть Крамчинскому и было только тридцать два года, он уже ощущал старчески безэмоциональным, но в обществе девушки он все больше замечал за собой трепетное чувство радости и восторга.       Маша любила в течении позволенного (о боже, какая педантичность!) ей перерыва глядеть на раскинутый за панорамным окном город. Он даже иногда ловил ее на фотографировании пейзажа. Сам же он не понимал, что там ее так привлекало. Однажды он не выдержал и сам подошел к ней, пытаясь из-за девичей спины что-то увидеть. Ничего особенного. Он перевел взгляд на каштановые кудряшки, немного подрагивающие от размеренных вздохов. Пчелева всегда была с кудрями, интересно это они от природы или она их завивает? Виктор никогда не видел ничего подобного у своих подруг.       Легкий ветерок из окна донес легкий запах чего-то сладкого. Мужчина придвинулся ближе к девушке, чтобы разглядеть, есть ли в округе кафе или пекарня, из которой мог бы доноситься аромат. Но тут Маша резко обернулась.       – Это Вы! Зачем так пугать?       Крамчинский чуть отодвинулся, вглядываясь в голубые глаза напротив, и понял, что это не просто сладость, это мед с ванилью. Он исходил от Маши. Настоящая Пчелка.       – Извини, не хотел. На что ты смотришь?       – На все сразу и на каждое в отдельности.       Виктор хмыкнул, но попросил уточнить.       – Отсюда видно, как все распускается. Буквально неделю назад на деревьях появились первые листы, а сейчас уже все цветет. Красота. – Девушка находила природу успокаивающее интересной. – А еще я недавно заметила, как в этом сквере один мужчина выгуливает свою собаку. Он всегда наклоняет к ней ветку, чтобы та понюхала цветки вишни. Или гладит так, что она ножкой невольно дергает. Эх… Всегда мечтала о собаке.       Девушка немного погрустнела, и Виктору захотелось каким-то образом развеселить ее.       – А вдруг, если бы у тебя была сейчас собака, у тебя не хватило бы радости на что-то другое?       Маша обернулась к нему с непонимающим задорным лицом. Какие же странности они обсуждали.       – Чувства ведь ограничены, им есть предел.       – Но разве то, что ты любишь – это не заведомо становится источником радости?       – Не всегда. Ты думаешь, что любовь являет собой только удовольствие и воодушевление, а в реальности ставит рамки, заставляя выбирать: идти у нее на поводу или потерять, не теряя себя, – задумчиво произнес Крамчинский.       Между ними возникла минута тишины, за которую Виктор успел оценить действительную красоту близлежащего парка.       – Мне кажется, Вы просто не нашли такую любовь, с которой каждый день будет особенным. И за которую и пострадать не жалко. – Произнесла Маша ему в лицо и отвернулась к окну.       Это все больше утвердило в Викторе две вещи. Первая о том, что они по-разному смотрят на жизнь, он уже не имел этот юношеский запал веры в прекрасное. А вторая – он терял себя рядом с Машей.              Май сменился июнем. За это время Маша получила от Крамчинского пару непрямых похвал ее работы. Во-первых, он повысил ей зарплату. Как неловко было в тот момент, когда посреди дня он произнес предложение об этом. Конечно, он услышал радостный ответ и благодарность, что аж немного покраснел. Черт, Пчелева была уверена, что он не способен на это. Ведь на еженедельных совещаниях он всегда был эмоционально отстранен, говорил без запинки и оговорки. У него в голове цифры крутились, думала она в такие моменты. Собственно, во-вторых, он ей стал доверять более серьезные дела, позволяя ходить с ним на встречи, где даже пару раз хвалил ее за мысли, высказанные в процессе работы. В-третьих, он потребовал, чтобы она приходила, как и все сотрудники в восемь утра и не обращала внимание на его выходки, а если и приходила раньше, то и уходила за несколько минут до конца рабочего дня.       Ей было легко общаться с Виктором. С ней он был другим. Часто на его лице проскальзывала ехидная улыбочка, вызываемая разговорами о гороскопе, который Крамчинский люто ненавидел и считал глупостью, но все равно иногда зачитывал Маше, верящей в его указания. А она брала на себя ответственность по успокаивающей терапии начальника. После нескольких встреч с клиентами или другими сотрудниками ему была необходима минута для этого. Тогда девушка включала музыку для медитации, которую в первый раз Крамчинский умно не проигнорировал, а даже похвалил.       Он даже дарил ей цветы. Розы на женский день и букет с гортензией на ее день рождения. Ей было очень приятно принять такой подарок, а ему ее поцелуй в щеку.       Она приносила ему куличи на Пасху и пахлаву, чтобы угостить. Он всегда искренне хвалил ее способности к готовке и с удовольствием пил с ней чай.       Они много шутили на разные темы. Иногда темой были чудачества других сотрудников или же сотрудниц, что нескладно демонстрировали свою заинтересованность. Либо какие-то публичные заявления и обозрения, либо просто люди, которых было видно в минуты отдыха у окна. В общем, повод всегда находился.       В работе они нашли общий язык. Виктору нравилось в Маше умение подойти к вопросу с излишней изобретательностью, свежим взглядом. Пчелевой же нравилось в Крамчинском его усидчивость. Также она не могла никаким другим словом назвать его способность заставлять людей делать так, как нужно на благо компании. Она увидела это с «Торусом», а потом и убедилась еще нескончаемое количество раз. Талант, как минимум.       В конце апреля на них свалилось сверхурочное задание. Ну точнее на Крамчинского, а значит и на нее. Виктор был мозгом компании, двигателем, а Маша – штурманом, что все идеи подводила к обсуждению и брала на себя второстепенную утвержденную работу, позволяя идти работе быстрым шагом. Они задерживались на работе больше обычного, и тогда Виктор принял на себя роль водителя для девушки. Оказалось, их дома были в одном из районов большого города. Пчелева по началу отказывалась, так как ей не хотелось утруждать мужчину, и родители постоянно спрашивали про ее неожиданного поклонника. Ха, смешно. Но потом смерилась.       – Тебе ехать по ночи на автобусе или тратиться на такси, а мне не сложно, ты мне очень важна. – Сказал ей Виктор как-то. Маша аж задержала дыхание от внезапного волнения. – Такой работник не должен чувствовать неудобство, тем более за работу не по плану. – Он продемонстрировал свою фирменную улыбку обольстителя, про себя думая, как хорошо выкрутился после двояких слов. Пчелка вроде весело хмыкнула, тихо подпевая новомодную песню по радио: «…сильно бьется сердце, сама не ожидала. Наконец-то твоя совесть тебя наказала…»*.       И то правда.       – Сегодня воистину знаменательный день, коллеги! Я до сих пор не верю, что мы смогли, мы сделали это…       Все сотрудники «VitTar», которых только из главного офиса было примерно пятьдесят человек собрались в большом зале для совещаний, но все равно очень тесном для такого количества людей. Половина сидела за овальным длинным столом, остальные же стояли, облокотившись на стены или прислонившись к спинкам занятых стульев. В лицах присутствующих читалось некое предвкушение и радость. И деловое собрание больше походило на дружественное сборище, хотя причина была вполне рабочая.       Компания наконец-то отправила первые поставки в заграничные филиалы. Это означало – труды долгих трех лет оправдались. Они действительно смогли.       На одной из стен комнаты висел широкий монитор, на котором было открыто несколько окон видеотрансляций. В них другие сотрудники, находящиеся за пределами города и страны, также с улыбкой ждали долгожданной речи директора.       Маша, хоть и проработала на этом месте меньше полугода, также полностью разделяла мгновение гордости за эту масштабную работу. Именно в эту секунду понимала, что все вечера без отдыха, волнения, судорожные переделки бумаг с Крамчинским были не зря.       – С этой секунды вы можете считать, что работаете в компании не просто с международным размахом, а интернациональной корпорацией! – Зал разразился аплодисментами и выкриками. Мальцов, широко улыбаясь, поднял руки, чтобы все послушали его далее. – Хочется выразить большую признательность моему главному заместителю и большому другу Виктору Крамчинскому, что был для меня опорой на этом трудном пути. Спасибо, Вить!       Крамчинский сдержанно улыбнулся. Пожал протянутую ладонь и повернулся с присутствующим.       – От себя лично я тоже хочу всех поздравить с этим достижением! Каждый из вас стал сегодня героем, и это не будет забыто.       – Да, Виктор, не отнимай у меня право сказать об сюрпризе, – Мальцов вклинился в разговор, – Приглашаем всех присутствующих в субботу на вечеринку по случаю празднования наших заслуг! Мы арендовали «Кадер»** на весь день и всю ночь. Поэтому не планируйте ничего, берите своих партнеров и приходите веселиться.       Все радостно зашептались. А Маша задумалась о паре.       Ее последние отношения, если их можно назвать таковыми, закончились еще полтора года назад. Она пыталась знакомится и с ней часто знакомились, но каждый раз заканчивался одинаково грустно и необъяснимо, пока в один момент она не поняла, что рвется в своих мыслях только к одному мужчине. С серыми добрыми глазами.       Она изводила себя долгие дни, пытаясь принять произошедшее. Забыть, стереть, выжечь. Но как? Как будто специально при малейшей холодной мысли до нее доносился голос Виктора, согревающий сердце, при попытке ответить отчужденно, он спрашивал о ее настроении, при контроле в разглядывании его профиля, в голове начинало крутиться все больше мыслей о его красивой улыбке, стане, смехе. Один раз она думала, что не совладает со своими чувствами. Только не понимала, что случиться: истерика или потеря страха.       Виктор, взявший на себя привычку подвозить ее до дома, в один дождливый день решил довести ее до подъезда под зонтом, который не смог отдать по причине отъезда на следующий день в короткую командировку в Петербург***. Он обнял ее за талию, чтобы они оба не промокли и повел по извилистой дорожке к дому. Дрожание девушки, вызванное не то холодом, не то ситуацией, не ускользнули от него.       Оказавшись под козырьком, он осмотрел Машу, пока его глаза не поднялись до ее стеклышек-глаз. Они безмолвно стояли, не решаясь двинуться.       Девушке сдавило грудь, она думала, что сейчас все пойдет крахом. Ее терпение сходило на нет. Тяжесть в груди заставляла что-то сделать, толкала к обрыву. На секунду ей показалось – она не ощущает тревоги. Или же страх за ее неизбежное положение отключал все разумные мысли?       Тут дверь подъезда открылась и выпустила человека.       – Иди, Маша, не мерзни, а то ты опять оделась не по погоде, – взгляд мужчины коснулся ее ног, обутых в тонкие черные туфельки. – Отдыхай сегодня.       – Но вы тоже достаточно легко одеты, – бросила девушка уже уходящему Виктору.       Он усмехнулся.       – Мне можно, а тебе нет.       – С чего бы? – не унималась она.       Крамчинский усмехнулся, кивнув ей на дверь.       Пчелевой только оставалось подчиниться. Она быстро пошла до квартиры, чтобы проводить взглядом из окна Виктора. Он как раз сел в машину.       Девушка вздохнула и ушла, даже не осознавая, как мужчина, закрывший руками лицо, пытался успокоиться и выбросить из головы мысль, как его однажды погубят эти туфельки****.              Сейчас же Маша сидела за своим столом, ведь работа еще продолжалась. Она вышла из раздумий, когда Крамчинский влетел в кабинет. Он остановился у нее.       – Эх, Маша, хоть и праздник, а мы все равно вкалываем как проклятые. Смотрела отчет с седьмой группы?       – Вообще я просто сидела, – вылетело у нее. Спохватившись, она наткнулась на вздернутые брови Крамчинского. – Извините, не знаю, просто вывело из обычного графика это бурное совещание. Сейчас же открою, дайте десять минут.       На ее плечо опустилась теплая рука.       – Да ладно тебе, все нормально, – нежно произнес он. – Я и сам немного не в себе, видимо организм требует отдыха за этот месяц. Не спеши, я не тороплю. Может, хочешь кофе?       – Да, если несложно.       Крамчинский вышел к секретарю, а после вернулся с двумя чашками.       – Аня еще не вернулась.       – Я бы могла сама сделать…       – У тебя работа, не отвлекайся.       Это был не такой кофе, какой обычно делали в офисе. В нем было немного сливок, сахар с ванилью и сверху шоколадная крошка. Ох ничего себе, подумала она.       – Спасибо.       Крамчинский уже сидел за своим столом и лишь краешком рта улыбнулся.       Далее день шел как обычно, только сегодня можно было уйти пораньше, поэтому Маша заранее стала собирать бумаги по кабинету, чтобы успеть отнести их по другим этажам. Она носилась туда-сюда несколько раз и в конце уже под ехидный взгляд вернувшейся Анны пыталась отдышаться перед дверью прежде, чем войти.       – Тебя слышно было даже из коридора, ты куришь что ли? Чего я о тебе еще не знаю? – поинтересовался Крамчинский у вошедшей девушки.       – Нет, просто забегалась. Хотела быстро, а там пока одного нет, пока другого, пришлось еще поискать.       – Неужели у тебя есть донос на нерадивых сотрудников? – Виктор усмехнулся.       – Нет же! – Воскликнула девушка.       – Тогда это не стоило того. Ты лучше скажи мне, хватит ли тебя на танцы в субботу? У нас любят устраивать их до утра, а тут и случай особой важности.       Кресло было таким удобным. Мышцы успокаивались, а голова скорее тяжелела.       – Будете на корпоративе?       – А как же. Кому, собственно, еще говорить воодушевленные речи? Тем более планируется хороший банкет.       – Банкет, а потом танцы? Не слишком ли странно? Думаю, люди после еды не заходят двигаться, или же придут ближе к началу музыки.       – Там в банкете скорее интерес к алкоголю будет. – Повернулся Крамчинский к Маше. – Словом, катализатор веселья, поддерживающий народ.       – Ясно. А что еще будет?       – Честно, не интересовался, возможно программа какая-то. Надеюсь, без конкурсов, где нужно пародировать начальника. В прошлый раз не особо весело было.       – Почему же? Мальцов вроде человек с чувством юмора.       Виктор усмехнулся, многозначительно глядя в потолок.       – А… Поняла, это вы не любитель подобного, – девушка хихикнула, – надеюсь хоть музыка хорошая будет.       – Не волнуйся, будет возможность потанцевать с твоим… кавалером.       Мужчина серьезно вернулся к монитору. Его глаза бежали по строчкам файла, не отвлекаясь на время заслуженного ухода домой.       Пчелева накинула пиджак на плечи и взяла сумку, готовая пойти домой, но какой-то порыв остановил ее.       – Хах, видимо я останусь без танцев. Кавалер попал под поезд, придется идти одной, – неискренне улыбнулась она Виктору и вышла, – доброго вечера.       Так. Кажется, страх все-таки ее покинул.              Вглядываясь в зеркало, Маша, поправляла выпрямленные волосы. Они казались длиннее, чем обычно. Ее кудряшки от природы всегда были чуть ниже плеч, а сейчас достигали лопаток. На глазах, аккуратно подведённых коричневым карандашом, блестели розовато-бежевые тени. А на губах была светло-коричневая помада. Она надела новое платье и достала из шкафа белые босоножки на удобном для ходьбы каблучке.       – Да, не королева. Богиня! – Посмеялась девушка над тем, как долго лицезрела себя.       Собственно, сегодня все старания имели цель. Нет, она не готовилась для кого-то, нет. Маша была тем человеком, что во всем старалась делать лучшее только для себя. И сейчас она, хоть и не особо уверенная в своих намерениях, понимала, что если ее и ждет провал, то она уйдет красиво, гордо.       Рискованные дела лучше творить с крышесносной внешностью. Ну или с мыслью, что так оно и есть.       Пчелева в последний раз разгладила платье и вызвала себе такси.              В нескольких километрах от города находился небольшой лес, где часто проводили выходные семьи с детьми, спортсмены или просто любители подышать свежим воздухом. Здесь также можно было культурно провести время.        У облагороженного парка находилось громоздкое двухэтажное здание. Оно было похоже на старинный замок: возможно таковым и являлось когда-то, а может его построили подстать антуражу загородной резиденции, скрытой непролазной растительностью. Это был известный ресторан «Кадер». Его фасад был выкрашен в бежевый цвет с золотым напылением. Со стороны дорожки для посетителей к нему были приставлены черные деревянные балки, по которым вились ползучие растения с розово-красными цветками, создавая тень для веранды. Из окон с первого этажа был видно просторное помещение, где официанты суетились, выполняя последние приготовления к фуршету. А с рам второго этажа лился свет – Мальцов снял пару комнат для тех, кто не захочет ехать в ночь обратно в город.       Крамчинский подъехал к месту, когда уже народ потихоньку собирался, разговаривая и фотографируясь на улице. Он поздоровался со всеми, заглядывая за спины подошедших, словно искал кого-то. Его пару раз остановили сотрудники, чтобы поблагодарить за добрые слова и премиальные, на что мужчина сдержанно улыбался.       В зале тоже скопилось немало сотрудников. Крамчинский осмотрелся и увидел Мальцова, который тихо разговаривал с женщиной с золотистыми пышными кудрями.       – Привет, Виктор, – сказала она и обняла его, когда он подошел к паре. – Давно тебя не видела. Я очень рада, что Вы оба наконец-то смогли выбраться куда-то. Ей богу, было уже жалостливо смотреть, как Олег постоянно устало приходит с работы.       – Привет, Арина, я тоже рад встрече, – обнял он ее в ответ.       Мальцов же протянул руку для приветствия и прошептал на ухо, что она преувеличивает – он хороший актер.       – Как ты? Как семья? Случайно не женился? – Интересовалась женщина. Ее глаза лучились светом, и, когда она широко улыбалась, появлялись едва заметные морщинки.       – Все хорошо. Мама с отцом сейчас делают ремонт в доме, а так ничего нового.       – Так уж и ничего…– Крамчинский пихнул в бок Мальцова.       – Как у Вас дома? А то твой муж ничего вразумительного не скажет никогда.       Арина начала говорить об их младшем ребенке: как он похож на отца в манере командовать, как умен, точно в мать. Виктор несколько раз видел его, – это был самый спокойный и некапризный младенец. Он всегда уходил из гостей с задумчиво-грустным настроением. В некоторой степени он завидовал счастью друга, но все равно искренне был за него рад. Они проговорили некоторое время, пока вдруг Мальцова не позвали коллеги.       – Это правда, что у тебя роман с помощницей? – Вдруг быстро переключилась Арина, как они остались одни.       Крамчинский задержал дыхание.       – Нет, это неправда. Я даже повода не давал.       Собеседница скептически посмотрела ему в глаза.       – Слушай, если ты нашел ее, и она делает тебя счастливым, то не стоит думать о таком пустяке как работа. Сегодня ты здесь, а завтра уже в другом месте. А чувства, настоящие чувства, они должны быть в приоритете.       – Сама подумай, Арин, она младше меня почти на десять лет, как я могу быть с ней, если сам уже перерос возраст погонь за юбками и пения под окном?       – А вдруг ей этого и не надо? Ты не думал, что возможно, она, как и ты хочет семью и …       – Арин.       – Ладно, просто не стоит думать о себе, как о старике. Пока есть силы «работать» не только на работе, надо пускаться во все тяжкие.       Они замолчали на секунду, а потом рассмеялись.       Виктору стало легче. Хотя может и выпитый алкоголь. Но тут он увидел человека, что пришел на праздник.       Девушка, что сейчас разговаривала с каким-то парнем, была облачена в легкое желтое платье оборчатыми широкими бретелями, оголяющими плечи. Она шла маленькими небыстрыми шагами из-за каблуков на босоножках. Ее волосы были не такими как обычно, но от этого она была не менее прекрасна.       Крамчинский узнал спутника Пчелки. Молодой, перспективный архитектор. Сам его хвалил. Вроде Маша говорила, что придет одна, неужели в последний момент ее пригласили?       Тут девушка развернулась и отошла от собеседника, оглядывая обстановку, чуть кусая губу. А Виктор стоял как вкопанный.       У стола с напитками Маша поздоровалась с Анной, и они принялись пробовать закуски, попутно обсуждая что-то. Она долго слушала монолог подруги, после чего подняла брови и приоткрыла рот от удивления. После чего, тихо пошептавшись, они улыбнулись друг другу.       Виктор сглотнул и решился подойти к ней. Но тут зал огласился музыкой и все лица повернулись в сторону ведущего-ди-джея. Люди начали стягиваться в центр зала, разделяя льдинки и осколки.              Приятное тепло окутывало тело, а жар изнутри заставлял тяжело дышать. Маша обтерла капельки пота со лба, пока отдыхала после очередного танца в компании девушек. Около двух часов они кружились в шуме музыки, подпевая композиции и веселясь до боли в висках.       Сейчас же Маша стояла, попевая холодный сок и оглядывая присутствующих. Черт, да где он? Вначале вечера Виктор долго стоял с эффектной девушкой, может они…Нет, вот она, воркует с директором. Все равно, легче не стало.       Она привстала на носочки, чтобы за головами людей разглядеть темную макушку. Музыка заиграла снова, но так и осталась, мечась из одного угла в другой.       – Потеряла кого-то? – Ехидно проговорили за спиной.       Маша обернулась.       Крамчинский скрепил руки поперек груди, облокотившись на колону, что, как и другие, поддерживала тяжелый потолок по периферии большого зала. Мужчина снял пиджак и теперь стоял в одной белой рубашке с подвернутыми рукавами и расстёгнутой сверху пуговицей.       – Здесь душно, еще и влажность на улице, – черт, похоже она слишком долго на него пялилась.       – Согласна.       Она затылком чувствовала его прожигающий взгляд, блуждающий по ней.       Играла веселая песня про неверную и сумасшедшую любовь. Видно было, как Аня вдалеке подпевает ей во все горло.       – Почему не танцуешь? – Спросил подошедший ближе Виктор, как будто сам не наблюдал за ней весь вечер.       – Устала, но сейчас пойду опять. – Улыбнулась ему Маша и уткнулась в стакан в руке.       «Давай, надо что-то делать, говорить, действовать; сейчас лучшая возможность».       На улицы уже опустилась темнота, люди вокруг кружились в приглушенном свете, совсем не замечая их.       «Черт, но как же та блондинка?».       Пчелева обреченно вздохнула и уверенно обернулась назад, почти утыкаясь в мужскую грудь. Крамчинский был чуть выше ее, поэтому ей пришлось поднять голову, чтобы встретиться с серыми глазами.       Маша немного отпрянула, чудом не потеряв запал:       – А почему вы не танцуете с той девушкой?       – Какой? – Удивленно ответили.       – Я видела, как вы разговаривали с ней до танцев. Вы пришли с ней? Или как?       – Хах, нет, это жена Мальцова, моя подруга. Так ты успела ее заменить? Я-то думал, что ты была увлечена беседой с тем парнем. Или как? – сказал он дразняще, подражая ее тону.       Был Машин черед смеяться.       – Вы были невнимательны! – Крамчинсикй хмыкнул, – я же говорила, что приду одна.        – Да-да, несчастный попал под поезд. Но вдруг все же что-то изменилось.       Потом Маша объяснила себе это действо тем, что она выпила слишком много (очень много – два стакана вина!) или же тем, что что-то, сдерживающее ее мысли и чувства просто исчезло, словно поводок, удерживающий злую собаку, словно совесть, запрещающая делать безнравственные вещи.       – Да ты ревнуешь…       Она подошла к нему ближе и вздернула подбородок. Улыбка сошла с лица Крамчинского, оголяя все его внутренние эмоции: шок, грусть, обреченность. Маша отшатнулась, открывая рот, чтобы вернуть все назад, но не могла. Все мысли вылетели.       И тут заиграла другая песня.       Медленная, волнующая музыка. Пчелева знала ее. Не было более трагичных, правдивых слов, чем те, что сейчас прозвучат. Не будет более романтичного и горького момента.       Она протянула руку и взяла мужскую ладонь.       – Я могу вас пригласить? – Осторожно спросили мужчину. – А то у меня нет партнера для такого танца…       Виктор, кажется, только сейчас очнулся от минутного транса и сжал тоненькие пальчики.       – Пожалуйста. – шепнула Маша.       – Нет. – Твердо сказал он, притягивая ее, – Это ты окажешь мне честь?       Пчелка кивнула.              Они стояли на том же месте, только теперь Виктор положил свои руки на ее талию. А Маша руками обвила его шею, покачиваясь в размеренных движениях. Его окутал аромат меда и ванили, забившийся под кожу, оставшийся в памяти на долго, навсегда.       Глаза Пчелки, находившиеся как никогда близко, блестели по мере перемещения света софита, словно стеклышки. Он не мог увидеть все детали ее лица в темноте, но он знал, что на ее щеках есть маленькие веснушки, которые стали ярче с их знакомства зимой.       Зимой…       Так давно и так быстро.       Она размеренно двигалась в его руках, глубоко дыша.              Милая, почему бы тебе не подождать?       Почему бы тебе не подождать, когда я разлюблю тебя?              Прошу, умоляю не делай этого.       Он не удержался и поднес руку, чтобы заправить ее волосы за ухо, благословенно касаясь ее щеки. Она обернулась на движение и закрыла глаза, позволяя ему вести. В танце, в моменте.              Ты позовёшь меня?              Он притянул ее голову к своему плечу, чтобы она отдохнула. Чтобы он на секунду передохнул от ее лица, запаха, света. Шоколадные волосы на его пальцах были такими мягкими, точно лепестки сирени.       С каждым покачиванием он ощущал, как нечто за его грудью стягивается, перехватывая дыхание. Вдохи тяжелели, а воздуха не хватало.       Он не мог взять себя в руки, как это происходило во время работы. Волнение – маска. Страх – маска. Безрассудство – маска. Маска. Маска. Маска.       Сейчас же оголенное лицо, широкая рана через все тело.              Так позови же меня (позови меня),       Произнеси моё имя, когда я буду нежно целовать тебя.       Я хочу, чтобы ты осталась              Останься тут. Со мной. Будь моей. Этот миг – долгожданное сокровище, этот миг – шаг в бездну.              Милая, произнеси моё имя, и я уже буду в пути.        Я пойду...*****              – Виктор…       Маша подняла свою голову и взглянула на него.       – Что ты делаешь со мной, Пчелка, – произнес он, касаясь ее лба своим. – За что ты так со мной?       – Я не могу иначе. – она провела ладонью по его лицу, разглаживая пальцем морщинку у глаза.       – Не злись и не вини. Это не твоя вина, что мы встретились, что я увидела тебя, что…       – Послушай, ты должна знать, что это все…неправильно, – его голос дрожал.       Они склонились к друг другу как можно ближе, удерживая дорогие лица в ладонях.       – Я понимаю. – прошептала Маша, – просто я надеялась…хотела попытать удачу. Но видимо слишком переоценила все, думая, что могу стать большим для тебя.       Мужчина. Нет, сейчас он был парнем, подростком, который мог умереть и возродиться от одного только ее слова. Он оторвался и серьезно взглянул на девушку.       – Ты – самое прекрасное, что случилось со мной за эту жизнь. Мне не хочется это говорить, но мне противно быть лжецом не только себе, но и тебе. Когда ты впервые появилась передо мной – это уже была точка невозврата. Я пытался обдумать, рассудить, найти выход, вернуть все как было раньше. Лишь эгоистично шел по дороге к самому краю, чтобы сделать самое подлое. Дать свет и забрать его. Но знай, что это нет будет и для меня болью. Самой ужасной.       – Мне уже больно, понимая, что и ты страдаешь. Если ты все решил, то почему позволил зайти так далеко? Почему не оттолкнул? – Ее губы тряслись с каждым произнесенным словом.       – Потому что я не всесилен.       – Я не упустил бы шанса хоть раз быть тем, кем не являюсь. Смог бы вечность ждать, чтобы только обнять тебя и ощутить рядом как сейчас.       – Ох…       Ей показалось, что он даст ей шанс. Но дважды чудес, увы, не случается…       Она потянулась к его лицу, но он отшатнулся. Виктор видел, как Маша сжимала руки, сдерживая себя, пока в ней что-то рвалось на части.       – Прости меня, но я не могу с тобой так поступить. Мы не сможем притвориться, что это случилось и прошло, только будем изводить себя с каждым днем, причиняя друг другу еще больше боли.       Маша вытерла рукой щеки. Он и не заметил, как дорожки слез спускаются к ее губам. От этого стало еще тяжелее.       – Тебе кажется, что в силу возраста, ты лучше знаешь, что будет. Что сделаю я, что сделаешь ты. Но это не так! – прикрикнула она. – Никто этого не может этого знать. – слезы опять полились из ее глаз. – Ты думаешь, что слаб, но это не так. Ты самый сильный, честный и добрый человек, которого я когда-либо знала. Хоть я и заметила тебя в минуты твоего холодного безразличия, я полюбила в тебе именно бескорыстность, рвение понимать тех, кто рядом. Но сейчас в тебе говорит твой горький опыт. Любовь – слабость. Не ты ли мне это говорил? Тебе нужно перешагнуть через воспоминания, и прекратить считать их за правила. Выйти и следовать к новой звезде. – Она тяжело вздохнула и опустила глаза в пол, пока Виктор обдумывал ее слова.       – Правда… эта звезда может и не сиять, тогда и идти нет смысла…       Она развернулась и побежала к выходу.                     Где-то вдалеке мелькали фигуры проезжающих машин, но сейчас столб сильного дождя затмевал их, оставляя только глухой гул двигателя и колес. С листьев лились потоки воды, собравшейся из мелких капель. Между сильных корней старых деревьев к ямам и равнинам стекались холодные реки, унося камни и мусор на своем пути.       Дождь – символ очищения, небесного блаженства.       А Маша лишь чувствовала, как все самое счастливое ускользает из этого дня, как что-то магическое и необъяснимое играет с ней, заведомо зная о своей непобедимости.       Она бежала без оглядки, не думая о дороге и о цели. Это был просто способ успокоиться. «Так часто делают люди, чтобы избавиться от гнева и злобы. Адреналин заставляет забыть, подавить навязчивые мысли».       Только Маша испытывала не злость, а обиду. Почему именно ей повезло стать дурочкой, влюбленной в слишком искреннего человека? Лучше бы это чувство было безответным чем таким… Непонятным и горьким, заставляющим страдать двоих. Сердце сжималось о мысли о нем. Как можно в один момент заиметь весь мир в своих руках, а потом потерять по щелчку пальца.       Девушка перешла на шаг, когда начала задыхаться от сырого воздуха. Отрезвление ума приходило по мере осознания ее нахождения. Она шла дальше, обходя темные лужи перед собой. Ей нужно выйти к дороге, к зданию, чтобы заказать такси. Она несколько раз останавливалась, чтобы открыть геолокацию, но сети не было, и как на зло телефон зависал.       Она не стала возвращаться назад, потому что половину дороги прошла в бездумно-истеричном состоянии. Легче просто идти дальше: на север к городу, как она помнила по картам. Пчелева молилась, чтобы это направление являлось верным. Конечно, в этом лесу, превращённом в относительную зону отдыха, не должно быть диких животных, но на улице темнота такая, что дальше носа не видно, вечно шелестит что-то при порыве ветра и заметно холодает.       При каждой минуте, проведенной в этой обстановке, становилось не по себе. Девушка начала освещать себе дорогу телефоном, но даже он не позволял разглядеть причины грохота и шепотка в глубине леса.       Раздался крик. Маша замерла, врастая ногами в землю. Кровь отлила от ее лица.       «Черт, что это было?» – подумала она.       Звук повторился на расстоянии, но это хватило, чтобы девушка со всех ног побежала дальше, чуть подворачивая ногу на размякшей грязи. Ветки хлестали по ее лицу и рукам, оставляя покраснения. Сердце громко забилось от страха, а ноги перестали нормально слушаться от онемения. Ее взгляд метался по сторонам, пытаясь заметить приближающуюся опасность, но кажется больше никто не кричал или звук прерывали хлюпающие по воде ноги.       «Маша».       Кажется, от испуга у нее начались галлюцинации. Никто не мог ее звать здесь.       И тут в свете неона она увидела фигуру. Лесистая местность наконец-то закончилась, и она вышла на свободную площадку перед старым, изношенным зданием.       – Маша, я так испугался! Зачем ты побежала в лес то? – Ее обняли мускулистые руки поперек тела, закрывая от окружающего мира. Она вжалась тело и комкая в клубы некогда чистую белую рубашку.       – Прости меня, я не должен был так обижать тебя. Не следовало отпускать, но кто знал, что ты такая…– запнулся Крамчинский.       – Какая? – шепнули где-то в районе груди.       – Безумная. Неистовая.       Маша вырвалась из объятий и увидела серьёзное лицо без тени улыбки. Она осмотрелась. Асфальт был изрисован рваными серыми полосами, идущими до самого здания. Фиолетово-голубая вывеска до сих пор освещала его двери. Это был старый кинотеатр. Давным-давно – место для просмотра советских фильмов, но теперь забытая, потерянная часть леса.       – Ты пошел меня искать?       Вид Виктора говорил, что он много времени провел под ливнем. Его одежда потеряла форму, облепляя тело. Его волосы стали темнее и пристали ко лбу. Плечева убрала их, чтобы не мешали, а мужчина поймал ее руку и взял в свои, согревая.       – Я выбежал прямо за тобой, но долго не мог понять куда ты ушла. Потом стал искать по маячку телефона, но ты словно потерялась с радаров. Я пытался идти по границе парка, чтобы самому не заблудиться, звал и кричал в темноту. И кажется ты ответила.       – Я ничего не слышала и не отвечала.       – Уверена? Просто я пошел вслед за криком и нашел тебя. – Маша услышала вздох облегчения.       «Наверно, я сама не поняла, как завопила от ужаса перед тем, как кинуться от него»       – Ты просто пришел, чтобы забрать меня…       – Пчелка… – Девушка округлила глаза. Ее так давно никто не звал. – Я действительно переживал за тебя, но… Ты заслуживаешь знать, почему я так поступаю. Есть вещи, что вынуждают меня остановиться. Но не честно молчать, оставить ответ без объяснения.       Он опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. А Маша стояла, пораженная его заявлением.       – Ты можешь рассказать мне все что хочешь и считаешь нужным.       – Спасибо.       – Я… Придется начать сначала, – нервная ухмылка, глубокий вздох, – Я был нежеланным ребенком, рожденный от некрасивого и горького обстоятельства. Все детство и юность я пытался заслужить тепло. Старался быть лучшем в учебе, спорте, полезным, беспрекословным, не создавать проблем. Ведь для матери я уже был самой большой проблемой. Она – всегда рядом и никогда не со мной. Нет, мы жили мирно: без ссор, скандалов, но кажется, это было еще хуже. Мама была безразлична ко мне, словно человек, не умеющий чувствовать. Ни радости, ни злости.       Ребенком я не понимал этого, почему она такая. Но когда мне было одиннадцать все вскрылось. Я благодарен за ее сдержанность и милосердие. Сейчас это лучше понимается. Человек, который посчитал ее слабой и одинокой, не существовал для меня, а потом он и вовсе сгнил в земле. От тех, кто знал маму до моего рождения, я узнал, что она была совсем другой женщиной: веселая, миролюбивая, но после стала серой копией себя, которая без риска для жизни не могла избавиться от напоминания ее бессилия. Мне хотелось быть ее защитником.       Маша обняла Виктора, нежно гладя его волосы. Хотела утешить его, ведь прошлое не изменить, нитей с настоящим не разорвать, лишь только принимать и прощать.       – Знаешь, я думаю, что она не избавилась от меня из-за совести. Но не думаю, что обида не мучила ее сильнее. Когда мне исполнилось шестнадцать она скончалась, попав в аварию. Я остался один и ко мне пришли из программы опеки. Они нашли семью, где уже были другие приемные дети. Эти люди стали для меня спасением в некотором смысле: дали надежду на лучшее, помогли найти дорогу в будущее, но уже очерствевший ребенок не смог принять их любви. Я до сих пор считаю… называю их матерью и отцом, только вот это неправда. Это скорее были отношения, где они вкладывали в меня инвестиции, в скором времени надеясь возместить их. Я заплатил, я вернул долг и даже больше.       Потом пошла череда попыток любить. Каждый шаг и все провал. Я решил просто уходить в удовольствие и работу. Но потом появилась ты. Я не мог к тебе поступиться, а оставаться в холодным… Мне не хотелось. Ты вызывала во мне эмоции, которые я давно забыл. Я стал прислушиваться к тебе, пытаясь понять, как ты можешь видеть мир столь честным и легким. Во мне проснулось желание быть лучше. Ради тебя. Быть причиной твоей радости и смеха. И никогда, ни к кому я не испытывал таких сильных чувств, как к тебе манящих и обжигающих. Ты стала для меня звездой, ради которой и страдать дарование.       Но…мой страх в том, что я не смогу вернуть тебе того же, недостаточно любви и причин быть вместе. Уже ушел из поры подростковых желаний, дошел до своей точки, предела. Теперь понимаешь кто я такой?       Крамчинский отпустил девушку и отошел, чтобы она не видела его таким: оголенным, вывернутым наружу. Каждое произнесённое слово бередило старые раны, вызывая в голове горькие картинки прошлого. Он надеялся на понимание, что Маша не станет его терзать, что сможет сама поставить границу.       – То, что ты пережил, закалило тебя и ты достиг таких высот, что любой человек смотрит на тебя с завистью. Ты умен, рассудителен, честен. Не забывай об этом. Израненное сердце вылечить можно, а прожжённую, грязную душу никогда. И, когда я с тобой познакомилась, я сразу поняла, что твоя душа чиста. Может ты хотел спрятаться за маской строгого мужлана, но получалось у тебя не особо хорошо. Ты не почувствовал изменения, потому что их не происходило. Ты всегда был человеком с большим сердцем. – Маша улыбнулась. – Я рада, что стала тем человеком, что помогла тебе переосознать все. Хоть это было и долго.       И мне не нужны твои жертвы. Ты тот – кто ты есть, этого мне достаточно. Было и будет. Возраст ничего не значит, пока есть желание, а юношеский – максимализм дело времени, тем более я тоже уже взрослый человек. И поэтому у меня остается лишь один вопрос. Лишь один. Ты хочешь этого?       Он смотрел на свою Пчелку и понимал почему выбрал именно ее. Украдкой наблюдая за ней на работе, он находил ее черты, привычки очень милыми, но сейчас в этом мокром платье, с завивающимися волосами от сырости, с этой речью она была настолько бесподобна, что перехватывало дыхание. Она не испугалась, не закрылась. Приняла. Теперь у него просто не было выбора.       Виктор кивнул.       Его сердце билось слишком быстро, словно после долгого бега, заставляя глотать воздух через рот. Рубашка неприятно прилипла к телу, сковывая и без того зажатую в тиски грудную клетку. Но он только завороженно смотрел, как его Пчелка подходит к нему; шаг за шагом, пока между ними не осталось пары сантиметров. Обычно саркастичное и суровое выражение его лица сейчас было взволнованным.       Она коснулась его лба своим, всматриваясь в выразительные серые глаза. Тонкие ладони прошлись по мокрым щекам Виктора. Ему показалось, что эти прикосновения были почти обжигающими, как и крупицы воздуха, зажатые меж тел. Он уловил аромат меда и ванили. Такой знакомый и успокаивающий.       – Теперь некуда бежать, – прошептала Маша, – прошу, родной, больше не убегай.       И он потянулся к ней и впился в теплые влажные губы, запуская свою руку в ее волосы. Маша прогнулась под натиском долгожданного поцелуя, радостно отвечая на нежные касания. По нервам пробежал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и не думала, что способна испытать.       Прохладный дождь с каждой минутой становился ощутимее, но для людей, что сейчас были в сладостной прострации, он не существовал. Они словно танцевали, передавая жаркие импульсы друг другу. Виктор гладил ее шею, выцеловывая ее нос, щеки, проходя вдоль линии челюсти к уху. А она вдыхала запах его кожи, освобожденный влажным воздухом от духов, и зажмурила глаза от перелепляющего ее счастья.       – Ты дрожишь, – заметил Виктор. Ее Виктор.       – Все хорошо. Но давай пойдем от сюда. – Она потянула его за руку, привлекая бежать за ней.       Крамчинский со смехом поймал ее, и пара побрела к ресторану.                     На втором этаже «Кадера» располагалось несколько комнат. Своеобразный хостел для желающих отдохнуть у природы или для бурно празднующих гуляк, которые слишком проникаются атмосферой пьяного веселья.       Маша и Виктор мокрые, уставшие, но такие воодушевленные поднялись по лестнице к длинному коридору. Они зашли в одну из дальних дверей в аккуратную комнату с двумя односпальными кроватями. Пчелева поручила Крамчинскому придвинуть их, пока она пойдет в душ. Им было просто необходимо быть в вместе, но также тело требовало теплого душа. В ванной было два банных халата, которые приятно окутывали чистую кожу, пока одежда сохла на слегка теплой сушилке.       Девушка вышла в комнату, где стоял Виктор, создавая под собой лужу. Усмехнувшись, он скрылся в ванной. Кровать, совмещённая, большая и вместительная, манила белыми накрахмаленными простынями. Маша легла, удовлетворенно урча и потягиваясь. Тут она задумалась, как будет лежать вместе с Виктором. Она немного заволновалась, осознавая важность данного шага, но теперь это казалось мелочью. Столько неуверенности, отчаянья на пути к свободе. Да, когда ты не отягощён обязанностями и чужим мнением, ты можешь быть свободным.       Но Маша нашла душевный покой только рядом с Виктором.       Дверь отворилась и вышел мужчина, обтирая свои волосы полотенцем. Пчелева придурковато улыбалась, рассматривая его с головы до оголённых ног.       Крамчинский посмотрел на нее, и улыбнулся уголком рта, показывая ямочку на щеке.       – Что?       Маша присела.       – Ничего, – сказала она, но потом продолжила, – как мы теперь звать тебя?       – Как хочешь. Можно Витя, можешь по-другому. А я буду тебя звать Пчелкой. – Крамчинский присел рядом, – Ты не против?       – Нет, конечно. Это мило.       Виктор улыбнулся и лег на подушку, оставляя место для Маши. Она положила свою голову на его плечо и стала разглядывать любимое лицо: широкие брови, нос с небольшой горбинкой и скулы с чуть отросшей щетиной. Серые глаза дурманно наблюдали за ней из-под полуоткрытых век. Маша невольно укусила губу от укола, что возник где-то внизу.       На этот жест Крамчинский коснулся ее мягких губ своими, трепетно и даже робко. Она ответила ему, и мужчина углубил поцелуй, сплетая их языки в порывистых движениях. Маша почувствовала, как сердце сейчас лопнет от напряжения, и по жилам вместо крови потекут любовь и желание. Она перекинула стою ногу через Виктора, садясь ему на бедра. Ее руки потянулись к нему, а губы переместились к шее, вызывая сдавленные вдохи и негу.       Крамчинский огладил ее талию, пока девушка переместила свои ласки на его ключицы. Но он вздрогнул и оттянул ее от себя, хотя остро чувствовал момент, что не перенесет даже небольшое расставание с любимой.       – Ты уверенна? – сглотнул он – Мы можем остановится, не обязательно делать это сейчас.       – Я знаю, что хочу этого. Только с тобой.       Виктор улыбнулся.       – Хорошо.       И протянул руку через разделяющее их пространство, притягивая Машу к себе.       Девушка ахнула, когда их тела прижались друг к другу, а губы опять сплелись воедино. Виктор, поддавшись эмоциям переместил любимое лицо под углом, усиливая напор, почти прикусывая нижнюю губу, вызывая долгожданный стон сладкой эйфории.       Маша отстранилась, когда воздуха стало совсем мало, давая время, чтобы Крамчинский избавил их от одежды. Он припал к шее девушки, заставляя ее откинуть голову назад. Запах меда и ванили ударил в сознание. Его нежные поцелуи касались белоснежных ключиц, груди, пока изящная ладонь девушки тронула короткие каштановые волосы, оттягивая назад болезненно и опьяняюще.       Единственный в комнате свет от лампы освещал контуры охваченных волнением тел, что двигались в такт, создавая идеальную картинку. Вот бы остаться в этом моменте навсегда. Они падали и взлетали, погружаясь в водоворот волшебных ощущений. Сначала медленно, затем со все возрастающим нетерпением.       Виктор на грани безумия и жажды перевернул Машу на спину, возвышаясь над ее разгорячённым телом. Ее опухшие губы раскрылись, а глаза блестели от рожденного в груди безумства.       – Пчелка…       Он понимал, что так хорошо, как сейчас ему не было никогда, и больше не будет без нее рядом. Игра вышла из-под контроля, вынуждая их судьбы следовать вместе в принятии, борьбе и страсти, подкинув всего лишь одну неслучайную карту. Только одну.       И вот наконец настал тот миг, когда они безмятежно застыли, шептаясь между собой. Дождик за окном почти прекратился и на небе все больше появлялись яркие звезды.       Обмениваясь ленивыми ласками, они знала, что спешить некуда.       Маша смотрела на самого дорогого ей человека и не могла выразить эмоций. Но он и не ждал слов, так как испытывал тоже самое.