Айсберг

Слэш
R
Завершён
516
автор
Размер:
27 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
516 Нравится 42 Отзывы 69 В сборник Скачать

***

Настройки текста
Примечания:
      Джетлаг ожидаемо накрыл на второй день. Макс лениво тупил в новостной ленте, выискивая сплетни о своем «неожиданном» зачислении в тренерский штаб, но пока что натыкался только на заметки о переводе из Торонто в Москву. Что ж, местные журналюги видимо еще не очнулись, как и сам Кольцов.       Заказав в номер кофе, он неохотно поднялся с постели, на которой этой ночью так и не удалось нормально поспать. Биологические часы находились в непримиримом споре с фактическими и будут в нем еще следующие несколько дней, пока мотовство между посольством и главным офисом клуба не заебет его окончательно, вынуждая влиться в здешний часовой пояс посредством смертельной усталости. В его тридцать три не самый лучший способ привыкнуть к новому режиму, но что поделать. Рейс до Москвы и так переносили добрых пять дней из-за шторма над Атлантикой.       Легкая разминка, кофе без сахара и бандаж на колено, чтоб порванные связки не сильно о себе напоминали. Утренний Арбат встретил Кольцова хмурыми рожами, плотной очередью в окошко Мак-Авто (или Мак-Экспресс? охуеть, десять лет назад здесь такого не было!) и крошевом уже не первого, но начавшего сразу таять на обсыпанной реагентом дороге, снега.       До посольства ближе было добираться от кропотки, но душа требовала вспомнить маршрут молодости. Получился нехилый такой крюк от арбатской через смоленку. Одного Макс не учел: под форменный бомбер задувал промозглый ветер, декабрьская погода теплом не баловала. К офису команды добирался уже на такси. Цена за поездку обрадовала, но потом Кольцов вспомнил про валютный курс и что будущую зарплату ему будут выдавать в рублях, а не в долларах, как раньше. Вспыхнувшая радость поутихла.       Москва за окном автомобиля была совсем не такой, какой Макс ее помнил. Вездесущие уродские вывески сменились на цифровые таблоиды и очень даже приличные баннеры, улочки из асфальта причесали в плитку, а цветастые ларьки безжалостно выкорчевали. Даже прущие под нос цыгане куда-то подевались. Либо оттеснились к окраинам, либо переоделись в нормальные шмотки и смешались с городской толпой.       — Максимка, дорогой! — масляно улыбнулся Алябьев, сидя в директорском кресле. — Я уж думал, что не дождусь.       — С рейсом накладка, — пожал протянутую руку Кольцов.       — И не только с ним, — уже без улыбки ответил Алябьев. — К работе тебе нужно будет приступить раньше оговоренного.       — Если клуб платит, то в чем накладка?       — А в том, что твой предыдущий контракт получится расторгнуть не раньше следующего полугодия, а новый тренер нам нужен уже с понедельника. Смекаешь?       Макс все охуенно смекал. Если он во время действующего контракта приступит к работе в новом клубе, то придется платить просто чудовищную неустойку.       — Я думал, что вы этот вопрос решили, — поежился Кольцов, стараясь состроить важное лицо.       — Решил, — Альябьев поднялся с кресла и облокотился о краешек стола перед Максом, нависая. — Но вчера позвонил представитель сборной и все переиграл. Скажи, котик, ты там случайно никому дорожку не перебежал, а?       Тон у Виталия Вениаминовича был сердитый и даже угрожающий. Максу будто снова восемнадцать, и заявившийся на тренировку Алябьев спалил похмельные рожи у половины команды. Он тогда рвал и метал, обещал всех отправить на летние каникулы в монастырь, чтоб показать настоящее житие-бытие. Никакого монастыря, конечно же, не было, но именно Алябьев в свое время выгодно продал еще не засверкавшую звездочку НХЛ, а теперь с рвением стервятника старался засунуть эту же самую звездочку в свой тренерский штаб. Максим был только рад, давно хотел вернуться, но без проблем этого, видимо, не получалось.       Пораскинув мозгами, Кольцов вспомнил, как накануне не очень приятно разошелся с Джесс. А она то, блять, была племянницей директора его предыдущего клуба (или еще нынешнего, если контракт не расторгнут?). Наверняка напела дядюшке, как хуйло-хоккеист бедную девочку поматросил и бросил. Макс в отношениях давно придерживался свободного курса, о чем ни раз Джесс предупреждал, да толку теперь было?       — Опять хуй в штанах не держишь? — с прищуром спросил Алябьев.       Кольцов аж воздухом поперхнулся и глубже в кресло вжался.       — Виталий Вениаминович, ну что вы! Как такое… про меня… да я джентльмен!       Алябьев лишь покачал головой и шуточно замахнулся для подзатыльника. Макс нешуточно от него увернулся.       — Вот же сученыш, — довольно прогудел Вениамин Витальевич, возвращаясь в свое директорское кресло. — Что тогда беснявым был, что сейчас. Это я в тебе и люблю!       Макс нервно улыбнулся и кивнул. Алябьев любил победы, удачные сделки и молоденьких фигуристок. В Кольцове он видел хорошее вложение и только.       — С твоим клубом мы разберемся. Не было такого, чтоб не разобрались, — снова масляно улыбнулся Алябьев.       Хорошо, если так. Макс не к месту вспомнил, что в кабинете у Виталия Вениаминовича был сейф с дробовиком. Они с пацанами раньше спорили — муляж или действительно стоило опасаться раздробленной жопы за плохую игру? Сейчас Кольцов правды знать не хотел.       — Так и что мне тогда делать?       — Снимать штаны и бегать! — хрюкнул Алябьев, смеясь, и тут же посерьезнел. — Но лучше не надо. За тобой, соколик, сейчас в оба глаза смотреть будут всякие желтушники. А нашему клубу репутация хорошая нужна. Понял?       — Понял, — Кольцов сделал себе мысленную пометку, что ближайший месяц придется вести себя особенно тихо.       — Вот и отлично. Завтра к восьми дуй в ледовый дворец, присмотришься к ребятам, пока что. Как с контрактом станет ясно, сообщу.       Макс вернулся в отель. Вообще, он должен был сразу же заселиться в квартиру, но в силу логистических обстоятельств его будущее гнездышко оказалось совсем без мебели. Кровать, например, обещали доставить только завтра, а спать на полу Кольцову не позволяли возраст и травмы. Чаки пришлось оставить у мамы, в отель с собакой не пустили. Его боксер героически пережил семнадцать часов перелета и теперь точно так же переживал пребывание в маминой сталинке с высоченными потолками и скользким ламинатом, по которому бедному псу было очень сложно ходить.       Мама называла Чаки в шутку «внучком» и постоянно пыталась говорить с ним на русском, но он понимал только «сит» и «кам хеар». Макса мамины попытки переучить собаку умиляли, и он невольно задумывался: как бы было, если б из Канады он привез вполне себе реального ребенка? Привыкший к иностранной речи карапуз пучил бы на мамино улюлюканье свои карие глазки, ничего не понимая. Глаза у ребенка представлялись почему-то именно карие.       Не почему-то.       Только под ледяным душем Кольцов смог избавиться от навязчивой мысли. Москва одним своим видом ворошила давно забытые воспоминания и мечты. То ли Макс старел и становился излишне сентиментальным, то ли ничего не забыл. Конечно, блять, не забыл. Такого мудака хуй забудешь. Иногда у Кольцова это получалось с определенным успехом — не до сердечных страданий становилось, когда близился сезон, там бы с тренировки до дома живым доползти. Да и вниманием он никогда обделен не был, года четыре назад даже случился роман с американской актрисулькой. В ее кино-талантах Кольцов очень сомневался, но пиздеть, что с первого взгляда влюбился в экранную диву, не стеснялся. Тонкая талия, впалый живот и миньетные скулы были определенно в его вкусе. Как втянет щеки — так сразу в рай.       Ледовый дворец отштукатурили до неузнаваемости. Макс помнил подразъебанные трибуны и еще советскую плитку, сейчас же внутренности здания походили на начинку космического корабля. Все сверкало и переливалось глянцем, даже лампы не трещали. Зазевавшегося Кольцова ощутимо толкнули вбок, мимо пронеслась стайка девчонок-фигуристок. Маленькие и прыгучие. Судя по совсем крошечному росту (хотя рядом с двухметровым Максом почти все казались крошечными), девчонки были из малышковой группы.       Позади пронзительно дунули в свисток.       — Лена, смотри куда несешься! — строго крикнул женский голос.       Макс обернулся, не теряя удивления в лице.       — Ариша! — широко улыбнулся он, разводя руки в стороны.       — Боже, ты уже здесь, — Арина скривилась, что можно было расценить за радость с ее стороны.       Кольцов сгреб девушку в медвежьи объятия и немного покружил в воздухе. На вид Ариша была все такой же — маленькой, тоненькой и пиздец какой стервой.       — Живо отпустил, — холодно произнесла Беловская, хотя сама вырываться не спешила.       — Как скажешь, моя Герда!       — Герда все еще помнит, как врезать Каю по яйцам, — поправляя флисовую олимпийку, отозвалась Арина.       Макс неприлично громко заржал. Эта дурацкая история тянулась за ними еще со времен младших классов, когда во время репетиции школьного спектакля Кольцов ляпнул, что Арина костлявая и страшная. Герда, недолго думая, одним пинком устроила полный джингл-беллс своему кудрявому Каю. С тех пор Макс Беловскую безмерно уважал и побаивался.       — Маленьких феечек в олимпийскую сборную готовишь?       — Как и ты своих орков, — отмахнулась Арина, проходя к ледовой коробке.       — Ну почему же сразу орков, — увязался за ней Кольцов. — На экипировку посмотришь, так сразу видно, что рыцари!       Арина саркастично хмыкнула и бросила беглый взгляд из-за плеча.       — До восьми сорока лед наш, твои «рыцари» выползут в девять.       — Алябьев сказал мне быть здесь к восьми, — нахмурился Макс.       — Наверное рассчитывал, что ты как всегда облажаешься с таймингом, — усмехнулась Арина и крикнула что-то девчонкам про неуклюжих коров, те сразу шустрее закружили по льду.       Макс с недовольным ворчанием развалился на трибуне, ждать выхода хоккеистов. Где-то под грудью колола детская обида, Кольцов уже давно был профессионалом, а не малахольным раздолбаем. Но Алябьеву такое отношение простительно, все же именно он в большой спорт Макса привел, пропихнул куда надо. За шкирку из подросткового пьянства на лед вытащил, когда батя умер, а мать пропадала на сутках.       Виталий Вениаминович только с виду мужик стремный, а так он очень… Не, и так он тоже был стремный, просто Кольцову повезло попасть под его милость. Чего стоили одни слухи про то, как в директорский кабинет заглядывали списанные со счетов семнадцатилетние фигуристки с намерением оторвать себе годок-другой проката в передовом составе. Увы и ах, против природы не попрешь. Раздавшиеся в бедрах после пубертата девчонки редко возвращались к серьезным соревнованиям, а вот в койку к Алябьеву попадали часто.       Это все слухи, ничем особо не подтвержденные, но каким-то внутренним чутьем Макс понимал, что часть из них правда. Кольцов предпочитал думать, что Алябьев себе не враг и принуждать бы никого не стал, да и одно из главных качеств для спортсмена это умение достойно принимать поражение в борьбе со своим телом. Аришка, например, всегда справлялась своими силами и покровительства у влиятельного мужика не искала. Оно и понятно, у нее династия спортсменок — мама там, бабушка, и все заслуженные, с кучей медалей. Аришка тоже с кучей медалей была, но карьеру свернула быстро, еще до семнадцати. Один раз скаталась на олимпийские и послала спортивный комитет далеко и надолго. Макс ее понимал.       Беловская стояла, облокотившись о борт коробки, и внимательно следила за происходящим на льду. Годы ее будто стороной обошли: ножки стройные, лицо гладенькое, только взгляд совсем уж суровый стал. Кольцову всегда такие нравились, чтоб глаза обязательно умные, цепкие, красивые.       — Аришк, а ты что вечером…       — Нет, — жестко обрубила она, перебив Макса.       Кольцов проморгался и обиженно насупился.       — Я вообще-то тебя хотел просто на ужин позвать, поболтать там…       — Знаю я твое поболтать, — отозвалась она. — Журналиста своего ты тоже просто поболтать водил?       Макс недовольно фыркнул и отвернулся. Аришка замолчала и как-то неуверенно повела плечами, будто сказанула лишнего. Так по сути и было.       — Я вправду просто поболтать хотел, — нарушил воцарившееся молчание Макс. — Меня десять лет не было, все же. Зря ты так.       — Прости, — без особых эмоций ответила Арина. — Поболтать не получится, вечером у меня тоже тренировка.       — А после? — заискивающе улыбнулся Макс, почуяв, как ледяная стена между ним и Беловской начала давать первые трещинки.       У него здесь знакомых почти не осталось. Вечер в компании стервозной Аришки казался более привлекательным, нежели гордое одиночество, которое Макс и так постоянно затыкал тренировками и одноразовыми свиданками. Арина ожидаемо отшила, но номер телефона он из нее вытянул. Во-первых, им совсем скоро придется делить лед и быть на связи просто необходимо. Во-вторых, обаяние Кольцов с годами не растерял, а только приумножил. Сказывались опыт и притихшее либидо.       Хоккеисты начали выползать только в пять минут десятого, Максу это не понравилось. По-хорошему, уже в восемь пятьдесят девять они должны были толпиться у коробки всем составом и ждать команды тренера. Пацаны лениво объезжали располосованный после фигуристок лед и потихоньку вываливались из раздевалки вплоть до девяти одиннадцати. Теперь Макс понимал, почему Алябьев так ждал его прибытия. Работы тут просто дохуища. Ребята на первый взгляд казались способными, но дисциплина хромала на обе ноги, а без нее никуда.       Уже потом менеджер клуба поведал, что так не всегда было. У нынешнего тренера горе в семье, сын от лейкоза умер. Вот мужик и забил на все — на себя, на команду. Уходит по собственному. Последние дни дорабатывает, а пацаны, как это узнали, сразу ленцу словили. Макс покивал, сочувствующе повздыхал и отправился восвояси. В ледовом дворце до звонка Алябьева ему делать было нечего.       Перебраться из маминой сталинки со скользким ламинатом в просторную трешку, устеленную ковролином, Чаки был невероятно рад. По крайней мере, купированным хвостом дергал очень довольно и постоянно терся рыжей спинкой о ковровое покрытие. Квартира все еще выглядела по-холостяцки пустой, большая часть вещей дойдет к Максу посылкой дай бог через месяц. Мамиными стараниями у него был минимальный набор посуды и постельное белье, даже кастрюлька борща на плите. Кольцов вроде здоровенный мужик, грозный соперник, а от домашнего супчика готов был расплакаться аки малое дитятко. Дом пах химозным кондиционером, горячим ужином и мамиными духами, прям как в далеком детстве. До такси расчувствовавшийся Кольцов маму провожал не без слез.       Район вокруг жилого комплекса оказался классным. Уже на следующий день Макс опробовал ближайший парк для пробежки, замотав себя и Чаки до отдышки. Джетлаг все еще давал о себе знать, он едва осилил три километра в умеренном темпе.       — Кусается? — спросила проходившая мимо девочка, смотря на Чаки.       — Неа, только обслюнявить может.        Девочка была с совершенно удивительными голубыми глазками и по-ангельски вьющимися из-под шапки светлыми волосами. Наверняка и мама (или папа) у нее красавица писаная, каких еще поискать. Чаки протянутую детскую ладошку понюхал и неожиданно оживился. Подскочил, оперся передними лапами о девчачьи плечи и свалил ее наземь. Обниматься, сволочь, полез.       — Чаки, стап! — гаркнул ошалевший Макс.       Боксер на хозяина взглянул лениво, но в сторону отошел. Кольцов тут же девчушку на ноги поднял и начал отряхивать.       — Порядок? Он так себя обычно не ведет, ты прости.       — Значит я ему понравилась, — важно кивнула она, ничуть не испугавшись излишнего собачьего дружелюбия. — А почему стап, а не стой?       — А он неместный. Канадец, — улыбнулся Макс в ответ, — только на английском понимает.       — Так если он канадец, то должен по-канадски понимать.       — В Канаде говорят на английском.       — Ой, точно, — пискнула девчонка, засмущавшись. — Я английский чуть-чуть знаю! Например…       Кольцов рассчитывал, что Чаки по обкатанной схеме поможет ему завязать диалог с симпатичной владелицей шпица или йорка, но и с проходящей мимо девчонкой поболтать было прикольно. Макс детей любил, в Канаде постоянно мотался по спортивным лагерям на всякие мастер-классы и прочую дребедень, чаще даже за бесплатно. Это и команде имиджа подбрасывало, и каким-никаким позитивом заряжало. Дети самые искренние и беззлобные фанаты!       Алябьев позвонил в вечер воскресенья, когда Макс уже настроился подрочить на нюдсы своей бывшей. Говорить с боссом, когда член в полу-боевом состоянии, хуевый экспириенс. В прямом и переносном смысле.       — Хеллоу. В смысле, слушаю вас, Виталий Вениаминович.       — Че сиплый такой? Заболел?       — Нет. То есть, да. То есть, — голос у Кольцова предательски соскочил, — проснулся только что. Джетлаг, — прокашлялся он.       — Ясно, — только и ответил Алябьев. — Могу обрадовать, с контрактом твоим порешали все мирно. С января будешь официально числиться у нас, но к работе приступаешь уже завтра. Первую зарплату получишь черновую.       Видимо, отправленная днем ранее Джесс слезливая простыня текста о том, как ему жаль терять такую прекрасную девушку, подействовала. Кольцов прозрачно намекнул, что его тренерская зарплата в России станет значительно ниже, но это совсем не беда: если Джесси готова, то с милым рай и в шалаше, а за декабристами жены вообще в Сибирь ехали! Джесс и на ноготок не была близка к образу декабристской жены, пообещала все простить и забыть. Максу, если честно, не привыкать. Не в первой за ним отказываются ехать в другую страну, хоть в этот раз он просил того совсем неискренне.       В голове не укладывалось, насколько сильно его жизнь зависит от тех, кто красиво крутит задом и сладко пахнет. Кольцов совсем не рассчитывал, что на такое тупое сообщение можно клюнуть и разжалобиться. От радостной новости кровь к члену прилила лишь сильнее. Ебанная физиология.       — Хорошо, Виталий Вениаминович, я вас понял, — сдавленно ответил Макс.       — Тогда завтра в ледовом в три, представлю перед командой. И сделай что-нибудь со своим голосом, как девка пищишь.       Макс хотел отшутиться, но Алябьев сбросил звонок. С таким усилием на нюдсы Кольцов еще никогда не залипал, даже порно врубил, лишь бы перебить звучащий в голове голос Виталия Вениаминовича.       — Бля, нет, это пиздец, — красноречиво изрек Макс и пошел от греха подальше под холодный душ.       Лучше уж никак, чем так.       В ледовый Кольцов явился ровно в три, понадеявшись, что в этот раз Алябьев не стал издеваться и не пригнал его раньше положенного. Оказался прав. У выхода к ледовой арене Виталий Вениаминович разговаривал с каким-то помятым мужиком. Только по красной жилетке с логотипом клуба Кольцов угадал в нем того тренера, который уходил по собственному. Макс в любом случае занял бы его место — первое предложение о переводе в Москву ему поступило еще год назад. Судьба все красиво устроила. Тренер у команды менялся будто не потому, что предыдущий не справлялся с поставленными задачами, а просто случилась личная трагедия, и человеку надо дать время от нее оправиться, поддержать. Интересно, Алябьев прям так скажет в своем публичном заявлении или будет хоть на каплю честнее?       Козлов, так представился уже бывший тренер, вяло пожал руку, смотрел без интереса и с похмельным налетом на расширенных зрачках. На просьбу Алябьева рассказать Максу о команде подробнее скупо кивнул и повел за собой в сторону ледовой коробки. Кольцов думал о том, насколько наверное это тошно — терпеть проскальзывающие в разговорах сочувствие и жалость, поэтому вопросы старался задавать четко и по существу, в кои-то веки не отпуская при этом никаких шуток и не стараясь наладить контакт. Козлов же, поняв, что сейчас с ним будут говорить исключительно о работе и в душу не полезут, разговорился. Тренировка шла, он комментировал: вон тот хорош в защите, вот этот в нападении, а третий ни в чем не хорош, но положительно влияет на настрой команды. И так про всех. Макс запоминал, смотрел, впитывал.       Новость об официальной смене тренера ребята в конце тренировки выслушали спокойно, все уже знали. Алябьев отбил ровно как Макс и предполагал: «так сложились обстоятельства… нам всем горестно… решение нелегкое… но пойдет на пользу». Уже собирались идти к тренерской, как по льду застучали клюшки. У Козлова сегодня был последний рабочий день, с ним прощались. Когда полтора года назад Макс вылез из больницы после разрыва связок и объявил команде, что следующий сезон пройдет без него, ему точно так же стучали. Козлов отсалютовал ребятам, слабо улыбаясь. С тех пор в ледовый дворец он не возвращался.       Тренерский штаб Макса принял радушно, опять же сказывалось его умение и черта лысого к себе расположить, если нужно. Мама когда-то давно мечтала, чтобы он стал актером. Красивый, артистичный, с подвешенным языком и врожденными умением присесть на уши так, чтобы слушали открыв рты, даже если он вещает откровенную хуйню. Хорошо, что отец настоял на спорте. Только жесткие тренировки и муштра из него всю дурь выбили и приучили к дисциплине. Кольцову казалось, что стань он актером, как того хотела мама, похерил бы все свои таланты под патологическим лентяйством.       Команда к Максу относилась с настороженностью: бывшая звезда НХЛ в роли их тренера казалась чем-то нереальным и странным. Это в Канаде он считался просто хорошим и результативным игроком, а в России его заслуги обрастали каким-то пафосным величием, мол, смотрите как наш их там уделывает! Кольцов не спешил развенчивать свою важность, хотя сам считал, что он такой же важный, как…       — Важный, как хуй бумажный! Еще более выпендрежно прокатиться не мог?       — Ну ты и язва, — с улыбкой отозвался Макс, привалившись к борту и чиркая лезвиями коньков по льду.       — Подними забрало, тевтонский рыцарь.       И Макс сдвигал защитную маску с шлема, послушно вытягиваясь вперед под целомудренный поцелуй в щеку, потому что на большее согласия не давали и «может тогда вообще на трибунах при всех поебемся, а?». Кольцов на это похабно улыбался и кивал, за что неминуемо получал подзатыльник и гневный взгляд. Он никогда не был голосом разума в их паре.       Шла вторая неделя работы Макса тренером. Ребята на льду отрабатывали ведение шайбы. Когда Кольцов думал, что его накрыло воспоминаниями в первые дни по прибытию в Москву, он ошибался. По-настоящему начало накрывать его только сейчас, когда организм уже свыкся со сменившимся часовым поясом и впечатления от переезда поутихли. Прошлое возвращалось к нему обрывками и внезапными вспышками, и это еще при условии, что здание ледового, где все тогда началось, переделали до неузнаваемости. Планировка-то не изменилась: коридоры вели к тем же кабинетам, в раздевалке потолки оставались все такими же чудовищно низкими, а вместо новых блестящих красно-синих сидений трибун так легко представить обшарпанные и вылинявшие желтые. Немного фантазии, и вот уже слышно трескучие лампы, а где-то сверху на него смотрит пара карих глаз.       Наученный горьким опытом отрицания, Макс не гнал от себя никаких мыслей, лишь откладывал до вечера, когда не нужно быть сконцентрированным на работе. Лучше всего думалось на пробежке, но иногда Кольцов так глубоко уходил в себя, что не замечал ноющего колена и тяжело дышащего, но все еще бегущего рядом, Чаки. Доктор Готье, сшивший его связки, не одобрил бы такие перегрузки. Холодный и сырой декабрьский воздух обжигал горло, Макс продолжал втягивать его исключительно через нос. Расчищенные парковые дорожки тянулись бесконечно, всюду уже горели фонари, хотя еще даже не время для вечернего чая.       Кольцов до сих пор не мог понять (или не хотел, с этим определиться пока сложно), почему у них все именно так сложилось? Да, ему предложили контракт. Да, он согласился и уехал. Но ведь звал с собой! Если честно, Макс уже не помнил, почему не стал настаивать, почему отступился. В нем тогда было слишком много самоуверенности и слишком мало мозгов. Может сейчас он смог бы найти нужные слова, чтобы…       Было и прошло, хватит. Макс и так об этом раньше много думал, особенно после очередного разрыва неудачных отношений или ни к чему не обязывающей, но часто опустошающей, ночи.       — Ты меня до смерти заебешь.       — Тебе же нравится. Или нет? — с искренним беспокойством спросил Макс, оторвав голову от подушки.       От затянувшегося молчания сердце замерло в испуге. Блять, ему только начало казаться, что он встретил такого же двинутого и жадного до близости. Неужели опять притворялись, лишь бы угодить?       — Нравится, очень, — раздался томный шепот в ответ. — Я бы хотел второй заход, но задницу натерло пиздец.       — Может тогда утром?       — Может через полчаса, только без шлепков и я сверху?       Макс, наверное, никогда такого облегчения не чувствовал.       Кольцов ненавидел фразу «вырастешь — поймешь». Но вот он вырос и понял, что духовная и эмоциональная близость это не хуйня собачья, да только ему уже за тридцать, и в таком возрасте кому-то открываться не то, что бы страшно, а уже неинтересно и лениво. Осмыслялось это под бубнивший фоном телевизор и белое вино. Макс пригласил к себе Арину, и та, на удивление, не отказалась.       — Все еще жалеешь? — спросила она, сидя на кухне за барной стойкой.       Разламывала пальцами ломтик сыра, по кусочкам отправляя его в свой аккуратный розовый рот, и смотрела внимательно. Макс, рубавший в это время подобие цезаря, дернул плечом, чувствуя на своей спине прожигающий взгляд. У него под футболкой рельеф мышц просматривался очень даже хорошо, но Беловскую таким ни удивишь, ни соблазнишь. Она ждала ответа, желательно честного.       — Не думаю. Просто здесь все… — Кольцов неопределенно повел рукой в воздухе.       — Напоминает? — подсказала Арина.       — В точку.       — Пройдет.       Макс хотел бы на это надеяться. Так живо и ярко вспоминать то, что происходило с ним чертовых десять лет назад, было стремно. Арина наверняка знала, о чем говорила. Когда-то у Беловской инстаграм был забит фотографиями в свадебном платье. Сейчас на безымянном пальце кольца не было, как и не было тех фотографий в профиле.       — Ничто не вечно под луной, — поднял вверх бокал Макс, — особенно тоска по бывшим.       — Особенно она, — впервые за вечер улыбнулась Арина.       Долбоеб наивный, думал сам про себя Кольцов через пару дней. Менеджер клуба подошел к нему в самый разгар тренировочной игры. Макс стоял у ледовой коробки и чуть там же не сел.       — Тут такое дело. Вам Виталий Вениаминович звонил? — Макс отрицательно мотнул головой, стараясь не смотреть менеджеру за спину. — Ох, вот как. В общем, по его просьбе нужно встретиться с представителями одного издательства.       — У клуба для этого есть пресс-секретарь, вроде, — Кольцов отвернулся в сторону мельтешащих по льду ребят.       — Это оно да, но тут нужно интервью с вами. Понимаете, издание хорошее, солидное…       Видимо, Алябьев не стал дожидаться, пока желтушники изгваздают в сплетнях новость о новом тренере, и решил сыграть на опережение.       — Ну хорошо, — кивнул Макс, не отрывая взгляда от арены, — только сейчас я занят и после тоже. Назначайте это свое интервью на другой день и не во время тренировок, отвлекаться от работы я не намерен.       — Максим, понимаете… — начал мямлить менеджер, но тут его отодвинули в сторону, перебивая.       — Понимаете, у издательства очень плотный график. Интервью с вами должно появиться в завтрашнем выпуске, — заговорил официально-вежливым тоном до одури знакомый голос. — Наше начальство уже обо всем договорилось, подрывать их планы крайне проблематично. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, согласны?       Кольцов наконец повернулся.       — Это Денис Олегович, популярный журналист, — непонятно зачем пискнул из-за спины Титова менеджер.       Макс чуть не брякнул «знаю», но вовремя сжал челюсти. Представлял ли он себе их встречу так? Какая теперь разница, Кольцову было не до пространственных размышлений, все силы уходили на удержание внутреннего равновесия. Денис натянул дежурную улыбку. Красивый, просто пиздец. Это какая-то особая порода в человеке, наверное, потому что Титову очень шел возраст. Лицо утратило юношескую мягкость, заострилось, стало серьезнее, а от глаз ползли тонкие лучики первых морщинок. Под распахнутой дубленкой виднелся кофейного цвета свитер, Денис всегда носил что-то такое, потому как чудовищно мерз. В этом он не изменился.       — Тогда отойдемте повыше, здесь шумно, — сухо выронил Макс и отправился к верхним трибунам, оставив играющих ребят на второго тренера.       — Сонь, поснимай пока арену, — шепнул Денис пришедшей вместе с ним девушке.       Соня понятливо кивнула и взяла висевший на шее фотоаппарат в руки, оставаясь внизу.       Это была кармическая расплата за удачно решившуюся историю с контрактом, не иначе. Другого объяснения своему везению Макс не находил. С высоты трибун было удобно следить за игрой, но неудобно раздавать крикливые наставления пацанам. Кольцов уперся локтями в широко расставленные колени, надетая по старой привычке кепка с лого Мейпл Лифс очень кстати бросала на глаза тень, но даже так Макс в сторону Титова не смотрел. Может и грубо, но у него прямо сейчас игра, хоть и тренировочная, ему надо все косяки отметить и потом за них предъявить.       — Вы, Денис Олегович, теперь популярный журналист? Похвально.       Если бы Кольцов хоть чуть-чуть повернул голову в сторону, то наверняка бы увидел надменно вскинутые брови и легкую усмешку. И схватившиеся за блокнот с ручкой подрагивающие пальцы, но нет, он упрямо буравил взглядом лед.       — Вы. Надо же, — передразнил его Денис и хмыкнул себе под нос. — Боюсь, до уровня вашей популярности мне еще очень далеко.       — Это как посмотреть. В спорте популярность зависит от любви фанатов, а она такая же непостоянная, как и в отношениях. Сегодня ты самый лучший, а завтра гандон последний.       — Могу я привести это ваше высказывание?       Макс обернулся через плечо, внимательно в лицо Титова вглядываясь. Вот же гадюка въедливая, а.       — Не стоит, — ответил он и продолжил следить за игроками.       — Однако, у вас печальное представление об отношениях.       — Довелось получить чудесный опыт в молодости, — хмыкнул Кольцов, чуть криво улыбаясь.       — Может все было не так просто, как кажется?       Игравший под пятнадцатым номером Петров очень не вовремя начал тупить, и Макс по привычке крикнул ему через все трибуны, чтоб играл в корпус. Денис рядом от внезапного возгласа вздрогнул.       — Извини… те, — Макс прочистил горло, весь запал злости начал куда-то исчезать. — Может о хоккее поговорим?       Надо было воспользоваться своим статусом и наотрез отказаться от интервью, не объясняя причин. Пошептались бы, что звезду словил, ну и черт с ним. Теперь же Макс сидел здесь, на трибунах, и пытался загасить ползущее под ребра ноющее чувство.       Денис милосердно свернул разговор в сторону спорта, спрашивал о решении сменить команду, про травму. Кольцов отвечал скупо, односложно, диалог никак не вязался, хотя Денис (стоит отдать ему должное) старался его всячески поддерживать. В какой-то момент они замолчали.       — Все еще злишься? — Титов первым прекратил их игру в «я-тебя-не-знаю-поэтому-обращаемся-на-вы».       Кольцов ничего не ответил, лишь сильнее надвинул кепку, отстраняясь. Он в силу простодушия никогда не умел скрывать своих эмоций, а с Дениса как с гуся вода — сидел все такой же отвратительно собранный, с вежливой мягкой улыбкой и взглядом щупал максов профиль. Только вот ничто не задевало Титова так, как игнорирование собственной персоны.       — Макс? — чуть более требовательно позвал он.       — А сам как думаешь? — Кольцов взглянул на него с прищуром. — Злюсь ли я на то, что ты сдал свой билет и, ничего не объясняя, свалил в закат?       — Я был молод, глуп и ревнив, — Титов важно сложил перед собой руки. — А ты…       — А я тебя ждал, обзвонил всех, даже твою бабку, блять, которая живет в селе практически без электричества.       — Поэтому в первый же месяц по сети разлетелись фотки, где ты засасываешь стриптизершу прямо на барной стойке?       Кольцов нахмурился. Он вообще не помнил свои первые месяцы в Торонто: в голову била эйфория от открывающейся карьерной лестницы и в это же время наизнанку выворачивало от разорванных непонятно почему отношений. Скорее всего, Макс вышибал клин клином — не можешь забыть того, с кем так классно трахался, перетрахай десяток других, может и отпустит. Устроить это было несложно, капитан его новой команды тогда основательно взялся за тимбилдинг и горел желанием показать Кольцову Канаду с самой лучшей ее стороны. Тогда инстаграмм только-только появился, может кто из новых друзей и поделился с миром кадрами чумовой вечеринки, где случайно засветился Макс.       — Можно подумать, ты держал целибат? — поджал губы Кольцов.       — Не держал, — неожиданно согласился Денис и устало вздохнул. — Прости, я не с этого хотел начать. Понимаешь, мне тогда казалось, что так будет лучше.       — И как?       — Я оказался прав, — как-то грустно улыбнулся краешком губ. — Черт знает, как бы сложилась твоя карьера, приедь я тогда. Ты добился значительных успехов, да и я тоже нашел свою нишу.       — Ты вышел замуж? — спросил Макс и затаил дыхание, будто от этого ответа сейчас могло что-то кардинально между ними измениться.       — Нет. Да. То есть, — Денис напряженно сцепил пальцы между собой, — мы быстро разошлись.       — Один, значит?       — Нет, с дочкой.       Что-то державшее до этого все внутренности вместе резко дернуло вниз, заставляя едва заметно вздрогнуть.       — И сколько ей? — уже намного тише спросил Макс.       — В-восемь, — прокашлялся Денис, плотнее кутаясь в дубленку. Кольцов уловил закрутившееся на периферии сознания желание увести Титова в кафетерий и напоить горячим чаем, прям как раньше.       — И вправду, целибат не держал, — усмехнулся Макс.       На языке горчила странная обида и даже досада. Денис так быстро нашел себе утешение в другом человеке, дочку, вон, растил.       — Не думай, что мне было легко.       — Да, но только из нас двоих один остался почему-то я, — пожал плечами Кольцов.       — Говорю же, мы быстро разошлись, — Денис уже не выглядел подчеркнуто вежливым. Смотрел в сторону, плотно сомкнув губы, даже искорки интереса в глазах потухли. Виноватым выглядел.       Соня поднялась к ним и с робкой улыбкой попросила сделать пару портретных кадров для статьи, Денис отошел к проходу. Макс краем глаза увидел, как он что-то нервно строчил в телефоне, получая в ответ вибрацию от уведомлений. На фотографиях Кольцов наверняка вышел излишне серьезным, но что поделать. Атмосфера не располагала. Денис задал еще несколько общих вопросов, взял у менеджера телефон пресс-секретаря, чтобы узнать некоторые моменты касательно клуба, на которые не мог ответить Макс, и уехал. Вот так просто взял и уехал, пожав на прощание руку и пожелав успехов на новом рабочем месте. Кольцов почувствовал себя лотком из-под мороженого, из которого круглой ложкой все выскребли и оставили пустым в морозильной камере.       По заледеневшей дороге уже особо не побегаешь, но Макс уповал на шипастую подошву новых кроссовок. В своих вечерних размышлениях он вышел на новый уровень рефлексии. Оказывается для того, чтобы отпустить их отношения, было достаточно просто увидеться с Денисом и поговорить, пускай и не обо всем. Будто старую занозу вытащил: жить она не мешала, не болела, если не задевать, но без нее аж задышалось легче и шаг стал как-то увереннее, шире.       Предновогодняя суета охватила город. В парк, куда Макс по вечерам выходил с Чаки, установили высоченную елку и оградили низеньким заборчиком с какой-то поздравительной надписью. Спрашивается, зачем тогда елку вообще ставили, если подойти к главному символу грядущего праздника из-за этого заборчика было вообще невозможно. Не то, чтобы Кольцов хотел, но вот для малышни, кружившей рядом с елкой, это была трагедия. Тяжелые пакеты набитые продуктами и всякой всячиной впивались полиэтиленовыми ручками в пальцы, оттягивая их к земле. Лифт в доме закрыли на ремонт, до седьмого этажа Макс поднимался на своих двоих.       — Фак! — прошипел себе под нос перепугавшийся Кольцов.       У соседней двери на лестничной клетке сидел ребенок в желтенькой курточке. Макс недавно перечитывал «Оно», так что находившийся еще под свежими впечатлениями мозг быстро дофантазировал все остальное — и красный шарик, и страшного монстра. Уткнувшийся в собственные коленки ребенок глухо шмыгнул носом и поднял на Кольцова свое зареванное лицо. В нем он узнал ту девочку из парка, на которую навалился Чаки.       — Оп-па, а чего мы тут делаем? — начал миролюбиво Макс, сгрузив пакеты на пол.       — Я тут живу, — кивнула девочка на соседнюю дверь, утирая ладошками слезы.       — Хорошо, — кивнул Кольцов и присел на корточки напротив нее. — А на холодном полу чего сидим, а не домой идем?       — Ключи, — тихо шепнула и снова шмыгнула носом, — потеряла.       — Родителям звонила?       — И телефон тоже.       — Потеряла?       — Угу.       — Давай с моего позвонишь?       — Я наизусть не помню…       — Ну ты даешь, — присвистнул Макс, чем случайно вызвал новый поток слез. — Та-ак, давай без сырости. Родители скоро домой вернутся? Пойдем, у меня подождешь. Чай с конфеткой попьешь, лицо умоешь, а?       Девочка на него уставилась и как-то недоверчиво нахмурилась. Ах, ну да, незнакомый мужик зазывает к себе на конфетки, отличная история для НТВ.       — А собака ваша дома?       — Да где ж еще этому Бармаглоту быть? — хохотнул Макс, заметив несмелую детскую улыбку. — Пошли, я не злодей, да и живу напротив, вот в этой квартире. Мы для твоих родителей записку на дверь прилепим, чтоб за тобой ко мне стучались, окей?       Девочку звали Аней, ходила в школу за парком, часто видела бегающего там с псом Макса, но подойти и попросить снова погладить Чаки стеснялась, хотя очень хотела. В том, чтобы нарезать бутерброды к чаю и параллельно слушать истории про школу и вредных подружек, было нечто особенное. Кольцов невольно вспоминал, как точно так же прибегал домой с тренировок и рассказывал маме, как ловко перехватил у Сашки шайбу, пока та нарезала картошку к ужину. Потом приходил с работы отец и все то же самое рассказывалось по второму кругу, только с набитым ртом. Отец за это ругался, но всегда вникал в его сбивчивые рассказы.       Из разговора с Аней Кольцов узнал, что ее папа возвращается обычно ближе к семи, «Холодное сердце» ей нравится больше, чем «Головоломка», и раньше у нее был попугай, которого тоже звали Чаки.       — Надо было ему завести подружку Тиффани, — предложил Макс, вспоминая один из своих любимых ужастиков, которые Денис ненавидел, но всегда смотрел вместе с ним.       — Она у нас была! Но они не подружились, почему-то, — горестно вздохнула Аня, болтая ножками в воздухе.       Это наверное чудо, что у Макса сегодня был выходной. Аня заснула на диване в обнимку с псом, Кольцов смотрел на ее умиротворенное личико в обрамлении светлых вьющихся прядей и с замиранием сердца представлял, что этот ангел мог бы просидеть в подъезде вплоть до вечера. У оставленного в прихожей школьного рюкзачка была сломана молния, да и вид неряшливый, будто его по земле протащили. Сомневался Максим, что его соседка ключи с телефоном просто «потеряла», но это уже пусть ее родители разбираются.       Стоило Кольцову об этом подумать, как раздался птичьим пением дверной звонок. Экран телефона отсвечивал пять вечера, Макс мысленно обрадовался, что девочку кинулись искать раньше, возможно, даже отпросившись с работы. Иначе общая картина складывалась бы совсем неутешительная.       — Да иду, — отозвался Кольцов, подходя к входной двери, когда звонок раздался во второй раз, — дите разбуди…те.       Макс открыл дверь, по босым ногам с подъезда засквозило, но мурашками тело покрылось вовсе не от этого. Перед ним стоял взъерошенный Денис, не менее удивленный встречей, чем сам Кольцов.       — Ты что здесь забыл? — пораженно спросил Титов.       — Я здесь живу, а ты? С интервью же вроде закончили или нет?       Вместо ответа Денис сунул ему в лицо кислотно-зеленый стикер, который Макс прицепил на соседскую дверь часа четыре назад. Тишина между ними стояла такая, что при желании можно было услышать свистящий сквозняк и крутящиеся шестеренки у Кольцова в башке.       — Так ты…?       — Аня у тебя? — первым оправился от ступора Денис, зло смотря из-подлобья       — Охуеть, — выпалил Макс, но тут же исправился: — в смысле, да. Она уснула.       Титов без приглашения прошел в квартиру, заглянул в гостиную и, увидев спящую Аню, судорожно выдохнул       — Все в порядке, — хлопнул по плечу подошедший Макс.       — Да что ты вообще понимаешь? — тихо прошипел Денис, но Кольцов даже не нашел в себе сил на него злиться. Мог только посочувствовать.       — Твоя дочь не отвечала на звонки после школы, ты весь извелся и свалил с работы раньше, чтобы узнать, дошла она домой или нет, — хмыкнул Кольцов. — Примерно это я и понимаю.       — Ты…!       — Динь, выдохни. С ней все в порядке, сидела в подъезде. Ключи с телефоном потеряла, ну я и предложил подождать тебя у себя. Все хорошо, — Макс сам не заметил, как огладил его по плечу привычным жестом.       Титов нервно провел ладонью по лицу, затем по волосам. Вдохнул рвано и мелко затрясся в плечах.       — Я уже такого понапридумал, — признался он. — И давно ты здесь живешь?       — Как вернулся, так и живу. Не знал, что ты по соседству.       От Титова веяло почти выветрившимся одеколоном, холодной улицей и сладко-молочным, его, запахом. Хотелось сдвинуть обнимающий шею черный шарф, прижаться носом к разгоряченной коже и оставить под челюстью едва заметный засос, чтобы утром, собираясь на работу, Ден ругался, замазывал фиолетовое пятнышко тоналкой и непременно вспоминал о Максе. Кольцов и с места не сдвинулся, его желаниям не было места здесь и сейчас. Денис уже не тот человек, которого он когда-то повстречал и полюбил, между ними пропасть в десять лет, куча невысказанного, а еще его дочь от другого мужчины спала на диване в нескольких метрах от них.       Зачарованные этим моментом тишины и облегчения, они оба смотрели на посапывающую Аню. Чаки рядом громко всхрапнул, запарусив своими щеками, девочка даже не дернулась. Макс не сдержал тихого смешка.       — Она классная у тебя получилась, — сказал он Титову.       Взгляд у Дениса заблестел, засверкал, но то видимо нервяк его догнал или просто с холодной улицы в теплую квартиру забежал, вот и начало нос подтапливать. Ден мазнул по Максу нечитаемым взглядом, прикусил нижнюю губу и отвернулся.       — Знаю, — кивнул Титов. — Спасибо. За все. Я заберу ее?       Будто Кольцов мог сказать «нет, оставь, мы еще не все мультики обсудили». Он жестом пригласил Дениса пройти дальше в гостиную, а сам вернулся в коридор, собрал рюкзачок, курточку и ботинки. Будто образцовая домохозяюшка провожал мужа на работу, а ребенка в школу. Макс подумал, что розовый фартук с рюшечками на нем смотрелся бы охуенно. А на Денисе — еще лучше.       Титов вышел из гостиной с все еще посапывающей Аней на руках. Девочка была маленькой, почти кукольной, в обвивших ее руках Дениса. Так и не скажешь, что ей восемь, Кольцов дал бы в крайнем случае семь.       — Мне кажется, в школе ее обижают, — шепнул Макс перед тем, как закрыть входную дверь.       — Разберусь, — только и ответил Денис.       Уже вечером Кольцов вспомнил, что дочь Титов воспитывал один, и в этом его «разберусь» было столько уверенной самостоятельности, словно никто больше ему для защиты собственного ребенка нужен не был.       Столько дней прожить в одном доме, в одном подъезде, да даже на одной лестничной клетке и не пересечься ни разу, это вообще как? Но учитывая, что Макс имел крайне нестабильный график работы, мог выйти из дома в шесть утра, а мог и в пять вечера, не мудрено, что своих соседей в лицо не знал. Теперь знал и, возвращаясь домой, невольно посматривал в сторону чужой двери. Это было определенно ненормально, не в порядке вещей жить рядом со своим бывшим. Может, былые чувства к нему у Макса и поутихли, но зато вспыхнули новые — яркие и трепетные.       Раньше Денис цеплял своей колючей непокорностью, исключительной самодостаточностью («если что-то не нравится, дверь там и пошел нахуй») и бешеной тактильностью. Титов мог одновременно сыпать подъебками и притираться щекой к голому плечу со всей своей нерастраченной нежностью. Иногда Максу казалось, что он не парня себе нашел, а побитого котенка с дерева снял: вредный, шипит, царапается, но только и ждет, чтоб его накормили и приласкали. Первые месяцы их отношений Кольцов все подначки вытерпел благодаря встающему за несколько секунд на Дениса члену и удивительной гиперфиксации на чужом взгляде и скулах. Похуй, что он там говорит, пока разрешает себя трогать и целовать. А потом у них все так крепко и классно срослось, шипы пообломались, остались только нежность, необидные шутки и замирающее от запаха и взгляда сердце. То, что Макс его действительно любил, он понял в одни короткие выходные, когда они даже не полезли друг к другу в штаны. Титова вымотала сдача проекта, а Кольцов ног не чувствовал после игры с Питерским клубом. Потрахаться не получилось, но Макс все равно чувствовал себя счастливым и отдохнувшим. Не болтали даже толком, просто залипали в обнимку на какой-то странный сериал по первому каналу, а это многое значило.       Настолько многое, что Кольцов полгода таскал в кармане заветную коробочку с обручальным, но так и не решился. Ему было двадцать три, ветреный долбоеб, который на короткие юбки заглядываться так и не перестал, хотя честно себе признавался — тянет только к Диньке. Ссорились из-за этого бывало, но ничего со своей кобелиной природой Кольцов поделать не мог. Ну нравилось ему на других людей смотреть, особенно на красивых, это ведь даже близко не измена. Денис считал, что от одного взгляда до перепиха и шага нет. Ссорились, скандалили, молчали, мирились и так каждый раз. Макс решил, что сделает предложение в Торонто. Найдет охуенный ресторан, закажет музыкантов, а после повезет в усыпанный лепестками роз номер дорогущего отеля, накопленные за игры гонорары ему это позволяли. Он даже не рассчитывал на отказ, ждал, когда Диня приедет. А Диня не приехал, пропал со всех радаров. Прислал через пару недель непонятную смс-ку и был таков.       Вот такого Титова Макс любил — своенравного, гордого, нежного и определенно пизданутого на голову, потому что ни один нормальный человек не заканчивает длительные отношения так. Сейчас Кольцову было достаточно пары коротких встреч, чтобы понять: Денис изменился и очень сильно. Он стал спокойнее, увереннее, остепенился. Раньше Титов смотрел надменно, чтобы показать свою значимость, которую на самом деле в себе самом не чувствовал. Теперь у него за плечами десять лет карьеры журналиста, воспитание ребенка в одиночку и четкое понимание того, кто он, что он и под каким соусом лучше себя подать. К этому Денису Макс чувствовал благоговейное уважение, восхищение и желание пробраться внутрь, ближе к сердцу, чтобы найти в этом выстроенном образе слабые места. И хотелось, чтобы о них знал только Кольцов и никто больше. Макс чувствовал на это за собой право, хотя, если подумать, он таковым не обладал.       — Ты с кем Новый Год празднуешь? — ледовый комбайн проезжал по арене прям рядом с ними, Макс подошел к Арине вплотную, чтоб его было слышно.       — Не с тобой.       — А в смысле? — глупо проморгался Кольцов, потому что он, вроде как, навострился встретить бой курантов вместе с Беловской и ее компанией.       Арина устало вздохнула и взглянула на Макса, как на блаженного.       — Я тебе сразу говорила, что вероятность практически равна нулю, — пожала она плечами.       — И с кем же тогда будешь праздновать? — Арина ничего не ответила, только смущенно отвела взгляд. — Только не говори, что…       — Мы помирились. Вроде.       — Ты серьезно? С бывшим мужем?       Арина кивнула и светло улыбнулась. Боже, Арина улыбнулась, а не саркастично усмехнулась!       — Скажешь, что дура?       — Нет, скажу, что если к первому сентября ты обзаведешься карапузом, то я хочу быть крестным.       — Ты? — смеясь, фыркнула Арина. — Это за какие заслуги?       — Во-первых, мне нужна компенсация за то, что в сей светлый праздник меня бросают в гордом одиночестве на съедение кризису тридцати лет, — начал важно перечислять Макс. — Во-вторых, если бы мы с тобой тогда не нажрались вином и не решили бы написать ему, что он мудак и свое счастье просрал, то вы так и не начали бы общаться.       — Может и начали бы?       — Ой, не пизди, — махнул на нее Макс. — Хорошего вам праздника, много не пейте и забудьте про контрацепцию!       В конце концов, хоть кто-то должен быть счастлив в эту праздничную ночь. Кольцов соврал бы, если б сказал, что не думал постучаться в соседнюю дверь под предлогом подарить Ане шоколадное киндер-яйцо с игрушкой из «Холодного сердца» и заодно напроситься в гости. Однако, он еще не до конца растоптал чувство собственного достоинства, хотя очень к этому стремился, выглядывая по вечерам подъезжающего на машине Дениса. Смотрел украдкой, как он вылезает из тачки, отбрасывает назад лезущую в глаза челку и щелкает брелоком на ключах. Молодец, Максимка, превращаешься в сталкера, так держать!       С Аней Кольцов стал пересекаться чаще, особенно в парке. Пару раз Макс ее даже провожал от школы до дома, чему девочка была несказанно рада. Больше она радовалась обществу Чаки, конечно, но и Кольцова одаривала своей счастливой улыбкой, так удивительно похожей на улыбку Дениса. Одно из немногих сходств, по которым можно было действительно сказать, что она его дочь. Во всем остальном Аня была совершенно другой.       Мысль постучаться в дверь напротив окончательно покинула голову, когда за несколько дней до Нового Года Макс пересекся со своими соседями на лестничной клетке. Пока Титов возился со связкой ключей, Аня что-то бойко и весело вещала стоявшему рядом мужчине, который двумя руками обнимал полутораметровую елку. Они как-то неловко поздоровались, Аня загорелась желанием познакомить мужчину с елкой с Максимом, но Денис шустро запихал их в квартиру и закрыл дверь. А Кольцов еще секунд десять стоял с бутылкой молока и пачкой чипсов в руках, глупо пялясь на дверной глазок. Походу, Титов был не совсем уж один.       Так и получилось, что при всей своей хоккейной популярности, в новогоднюю ночь Макс остался с одной лишь собакой. Унывать он не планировал, заказал себе еды доставкой, провел наконец-то генеральную уборку под шедшую по телевизору «Иронию судьбы», поболтал по телефону с мамой, которая была в каком-то доме отдыха вместе со своими подругами, выгулял Чаки, пока не начали бахать салюты, и залип на голубой огонек. Из украшений его хватило только на накинутую на окно гирлянду. Еще в тренерской ему кто-то подогнал оленьи рога, поэтому Макс растекся на диване перед телевизором в самом праздничном виде: в банном халате поверх пижамы, с рогами на башке и мишурой вокруг шеи.       Чаки, слышавший со стороны лестничной клетки любой мало-мальский шум, лежал в коридоре, готовый начать брехать на кого надо и не надо. Кольцов уже забил на попытки как-то пса увести в комнату, просто шел мимо на кухню и словил странный глюк: у двери будто кто-то шептал. Макс даже шампанское не успел открыть, неужели начал шизеть? Но стоило подойти ближе, как шепот стал отчетливее. Макс провернул замок.       — Ой! — пискнула испугавшаяся Аня и отшатнулась от двери. — А вы дома?       Аня сидела на корточках перед его порогом с тугими косичками, в блестящем платьице и почему-то в коньках.       — Я дома, а ты чего нет?       — С Чаки пришла поговорить, мы так часто разговариваем, — смущенно ответила Аня. — Простите, я думала, что вы уехали.       Да за что извиняться, глупышка, подумал Макс. Чаки свою рыжую морду вперед протиснул и уложил Ане на коленки. Еще чуть-чуть и Кольцов окончательно потеряет свою собаку, потому что, ну что за любовь у этих двоих, а?       — Аня, ты куда убежала?! — из соседней двери выскочил Денис.       И застыли вот так вчетвером: Титов в рубашке и брюках, Макс в халате с мишурой и рогами и Аня в обнимку с Чаки. Из соседней квартиры доносился какой-то шум и музыка, наверняка они принимали гостей. Кольцов почувствовал себя абсолютно неловко в своем холостяцком прикиде. Мало того, что он один, так еще выглядит не пойми как. Правда, Аня на его пижаму с хоккейными клюшками смотрела, как на самую невероятную вещь в мире.       — А ты говорил, что никто Новый Год в пижаме не празднует! — обиженно буркнула своему отцу девочка. — И вообще, что мне там делать, если вы все время ссоритесь?       — Анна! — возмущенно охнул Денис. — То, что возникло небольшое недопонимание, еще нельзя назвать ссорой, не придумывай.       — Ну, как сказать, — скрестил руки на груди Макс, подпирая плечом дверной косяк. — Ситуации бывают разные.       Денис очень выразительно вскинул брови, мол, ты тут мой авторитет перед ребенком не подрывай. Кольцов немного стушевался, но вида не подал.       — Вы куда там убежали? — из титовской квартиры высунулась женская голова с накрученными кудрями. — Макс?       — Лебл… Катя? — чуть не сказал по старой привычке «леблядкина» Кольцов.       — Вы знаете мою крестную? — спросила все еще сидевшая в коньках у двери Аня.       — Крестную? — удивился Макс.       Денис одними губами прошептал что-то похожее на «пиздец» и потер ладонями лицо.       — Ну так, знакомы были, — неопределенно ответил Кольцов.       Сказать, что с человеком, который отношения Дениса и Макса застал от начала до конца, он был просто знаком, это вообще нихуя не сказать. С Лебядкиной в далекой юности Кольцов переспал, но нигде ничего не дрогнуло, разошлись, остались корешами, а потом Катька сыграла роль свахи, приведя на один из матчей Дениса. Она же после выслушивала пьяное нытье с обеих сторон во время каждой ссоры, она же заверяла Макса, что понятия не имеет, куда пропал Титов и почему не отвечает. А теперь, вот, крестная.       — Нам как раз нужны стулья, — хитро улыбнулась Лебядкина. — Лишнего не найдется? И раз такая встреча, может ваш сосед к нам присоединится?       — Ка-ать, — предупреждающе протянул Денис, глядя на нее с паникой в глазах.       — Ну уж нет, дорогой, — процокала на высоченных шпильках Лебядкина к нему, — Новый Год это семейный праздник, ты так говорил, когда Элю звал? Не вижу проблем пригласить к нам Макса. Да и Аня будет рада, да, мышка?       «Мышка» на слова своей крестной активно закивала и просяще уставилась на Дениса, сложив в умоляющем жесте ладошки.       — Только если Макс будет не против, — раздраженно махнул рукой Титов и ушел к себе в квартиру.       Кольцов понятия не имел, свидетелем чего вообще стал, но отказываться от приглашения не хотел. Только пижаму сменил на толстовку с джинсами, пока пошедшая к нему за стулом Лебядкина нервно курила в включенную вытяжку.       — Крестная, значит?       — Долгая история, — пожала плечами Катя.       — А Эля кто? — спросил Макс, подхватив с собой пару свободных стульев.       — Моя бывшая жена и вторая крестная Ани.       — Ты поэтому меня позвала, чтоб Денису насолить?       — Прости, но отчасти да. Но вообще, тебе стоит с нами посидеть, — мягко улыбнулась Катя. — Мог бы и написать мне, что вернулся, собака такая.       Она боднула его кулаком в плечо, Кольцову было стыдно признаться, что он свою старую симку со всеми контактами еще давно поломал во время очередного приступа тоски по Денису. Чтоб осталось как можно меньше путей на него выйти.       Квартира у Титова была меньше, но в разы уютнее. Вот что значит, когда человек семейный. Магнитики на холодильнике, детские рисунки, фотографии, даже нормально украшенная елка. Макс вспомнил, что ее к Денису заносил какой-то мужчина. Собственно, он сидел по правую руку от Лебядкиной и сверлил ревнивым взглядом чернявенькую девушку. Эля, кажется, которая бывшая Кати.       Пиздец, у них тут превышение нормы бывших на квадратный метр. Максу бы нервно рассмеяться, но сегодня праздник, а между ним и Денисом сидит Аня, которая убежала от тревожной обстановки к чужой двери. Хотя бы ради ребенка стоит постараться вытянуть атмосферу. Нового парня Кати звали Артем, работал архитектором. Кольцов уцепился за разговор с ним, втянул в него Лебядкину и даже Дениса. Элю он потом увел на перекур к балкону, и они добрых десять минут смотрели на огни ночного города и молчали, прежде чем начать говорить.       Эля не должна была приехать сегодня, командировка. Но, как бывает, ситуация быстро изменилась, и она последним рейсом вернулась в Москву. Притащила своей крестнице коньки, о которых та давно мечтала, и пересеклась со своей бывшей, которая сидела под руку с новым хахалем. Денис ее никуда за два часа до боя курантов не пустил, потому что «ты сдурела одна праздновать? Анька по тебе соскучилась вообще-то!», и это была хуевая идея. Макс с Элей полностью согласился. Видимо, Титов намеревался примирить девушек, но не учел, что одна может умотать по работе, а другая заявиться с парнем. Комедия, блять, новогодняя.       От Эли пахло сигаретами, дорогим парфюмом и чем-то своим древесным. Очень гармонировало с Катькиным пряным флером гвоздики.       — Семья до сих пор не приняла наш развод, — туша вторую сигарету, выдохнула девушка. — Братья разговаривать отказываются, говорят, что сама виновата, раз отпустила. Видите ли, не бывает у нас так, чтоб разбежались. Не положено.       Макс слушал внимательно и рилейтился с ее чувствами на особом уровне. Он, к сожалению, слишком хорошо понимал Элю, но дать никакого совета не мог. Сам не справился. С балкона их выдернула Аня, празднично сообщив, что до Нового Года осталось десять минут. Денис утащил Макса на кухню достать шампанское и бокалы к нему.       — Прости, что втянули в этот балаган, — покаянно выдохнул Титов, опершись о столешницу. — И меня прости. За все.       Макс, тянувшийся до этого к верхней полке за бокалами, чуть их не выронил. Денис смотрел на него из-под своих длиннющих ресниц, нервно губы покусывая. Теребил пуговицу на рубашке, словно бульварная кокетка, ноги обтянутые в черную ткань брюк чуть вперед вытянул. И пах, на всю кухню пах, алкоголем, начищенными мандаринами и своей нежной сладостью. Макс замер с вытянутой к полке рукой.       — Так и будешь стоять? — склонил голову чуть вбок.       Дважды Кольцову повторять не надо. Он вжался мокрым поцелуем Денису в губы, обхватил широкими ладонями за бока. Тело под тонкой тканью рубашки ощутимо вздрогнуло, подалось вперед, жадно отвечая. Денис задышал часто и глубоко, скользнул холодными пальцами под край толстовки. Дорвались.       — Па-ап! — протянула из зала Аня.       Титова словно током ударило, он отстранился, обретая в затуманенном взгляде осмысленность. Поправил рубашку, вытер губы тыльной стороной ладони и уткнулся Максу в плечо, тяжело дыша.       — Нас ждут, — прошептал Денис, перебирая в руках край максовой толстовки.       — А потом?       — А потом Аня с Катей и Темой пойдет смотреть на салют, — Кольцов уже приготовился услышать, что все было ошибкой и больше этого не повторится. Зажмурил глаза, запоминая тяжесть чужой головы на своем плече, наслаждение от желанного тепла. — Они пойдут смотреть на салют, а мы пойдем относить к тебе стулья. И может немного задержимся.       Макс только и мог, что кивнуть болванчиком. Ему в услышанное не верилось, под ребрами так забилось, так защекотало, словно он впервые прокатился на американских горках и наконец ощутил, что же такое падение в пропасть.       В зал Кольцов вернулся с несползающей с лица улыбкой и чувством переливающегося за край счастья. Катя подъебнула Дениса за раскрасневшиеся губы, мол, в банку с вареньем что ли залез, а Аня, ничего не понимая, немедленно запросила поделиться вареньем и с ней. И все было хорошо, пока Артем не решил спросить.       — А что загадает маленькая леди, когда часы пробьют двенадцать? — обратился он к Ане, которая крутила в руках бутылку с детским шампанским.       — Эй, вообще-то про желания нельзя говорить, а то не сбудется, — шуточно погрозила пальчиком Катя.       — А я в приметы не верю, папа говорит, что это глупости и предрассудки! — вздернув носик, ответила девочка. — Я загадаю, чтобы в этом году папа вернулся!       Денис резко побледнел, а Катя подавилась оливье.       — Так твой папа здесь, куда ему возвращаться? — кивнул на Титова Артем.       — Другой папа, он заграницей работает.       — Анют, он очень занятой человек, я же рассказывал, — не отрывая взгляда от тарелки, ответил Денис.       — Ты всегда это говоришь. Но неужели он хотя бы на мое следующее день рождение приехать не сможет? Мне будет целых десять, юбилей!       — Десять? — спросил Макс, чувствуя, как начали подрагивать руки. — Тебе девять сейчас?       — Именно, — важно кивнула Аня. — Месяц назад исполнилось!       Макс не смотрел на Дениса, он смотрел на Катю. Она, как крестная, не могла не знать, сколько девочке лет. Не могла не знать, что она родилась ровно через девять месяцев, как он уехал. Не могла не знать и при этом ровным счетом ничего Кольцову не сообщила. Теперь было понятно, почему Аня так не похожа на Дениса, и от кого у нее такие светлые глазки и легкие кудри.       — И ты молчала? — спросил он, глядя на Лебядкину с неприкрытой яростью. Сидевший рядом Артем запереживал, явно не понимая, чем вызвана такая перемена настроения.       — Куранты бьют! — спохватилась Эля и принялась помогать Ане сжечь бумажку с желанием над ее детским шампанским.       Катя просто залпом осушила бокал, Денис сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Хороших девушек он в крестные для дочери выбрал. Они закружили девочку в новогодних поздравлениях, не давая заметить, что что-то не так, и повели скорее на улицу, пока гремят салюты.       — Пошли, отнесем стулья, — хмуро заявил Макс, когда они с Титовом остались одни.       Никаких стульев они, конечно же, с собой не взяли. Как только дверь в квартиру Кольцова закрылась, Макс тут же Титова к стенке прижал, чтоб в глаза смотрел и не смел убежать.       — Аня моя дочь.       — Пока что она только моя, — огрызнулся Денис.       — Ты вообще с головой как, а? Блять, у меня все это время был ребенок! Денис, какого хуя?!       — О, — выдохнул он в ответ. — Не рад? Оно и понятно. Я и тогда посчитал, что ты не сильно обрадуешься. Ты чуть кипятком не ссался, когда тебе контракт предложили, остальное тебя вообще нихуя не волновало.       — И что же меня не волновало, а? У меня до сих пор, сука, лежит обручальное кольцо на твой ебучий палец! Не волновало меня, говоришь? Еще как волновало!       — Ебучий палец? Да иди ты нахуй!       — Стой на месте! — грозно рыкнул Макс.       Вернулся спустя минуту, отбросил в сторону бархатную красную коробочку и попытался натянуть Денису на палец кольцо, но дальше второй фаланги оно не лезло.       — Ты с размером налажал, дурень, — трясущимися губами прошептал Титов.       — Значит поменяю, — кивнул Кольцов. — Почему ты не сказал?       — Боялся.       — А рожать и растить ребенка в одиночку не боялся? — спросил Макс, заглядывая Денису в глаза. — Почему ты у меня такой припизднутый, а?       Ответить Титову не дали, он успел только возмущенно вздохнуть. Макс сминал любимые губы мягко, нежно, не как до этого у Дениса на кухне. Им о многом предстоит поговорить, столько всего обсудить и выяснить, но сейчас весь этот накал просто необходимо как-то сбросить, рассеять.       Боялся ли Денис того, что в чужой стране с ребенком на руках он окажется просто никому не нужен? Скорее всего этого и боялся. Макс размазывал по щекам Титова хлынувшие слезы, сцеловывал их и шептал все то, что хранил в себе последние десять лет. О том, как ждал, как хотел вернуться, как боялся и не мог наступить на горло своей гордости; вспоминал, как охуенно сжимался и стонал Денис на его члене, как никогда и ни с кем он не смог хоть на каплю почувствовать такой же кайф, как не смог забыть. Что они начнут все сначала, обязательно, ведь теперь Макс просто так его не отпустит.       До спальни добрались переплетением рук и ног, за окном сверкали всполохи фейерверков, отдавались слабой дрожью по стеклам. Рубашка на Денисе окончательно и бесповоротно лишилась нескольких пуговиц, толстовку Макс потерял еще где-то в коридоре. Титов водил руками по широким плечам, мощному торсу, тянул на себя, словно хотел в Макса вплавиться.       — Тише, иначе придавлю, дышать не сможешь, — дернул плечом Макс. Денис под ним многозначительно хмыкнул.       — Одни обещания, — ответил он, отворачиваясь к окну. По скулам полз легкий румянец.       Кольцов повел ладонью от шеи до груди, задел мозолистым пальцем горошину соска, вызвав этим легкую дрожь. Он все еще помнил денискино тело, помнил, как с ним обращаться. Это знание, казалось, записано на подкорке. Даже если захочешь забыть, не сможешь. Макс склонился, целуя нежную кожу под ухом, и выдохнул горячо:       — На салют смотришь? Если бы не мое колено, я бы подхватил тебя и выебал на весу, прям у окна, чтобы ты все видел. А может, чтоб и тебя видели.       — Бля-я, — застонал Титов, закрывая лицо руками.       Кольцов остался доволен, вклинился коленом между ног Дениса, разводя их в стороны. Утром на входной двери их ждал кислотно-зеленый стикер с запиской о том, что Эля с Катей увезли крестницу на пару дней к себе, учить кататься на коньках. Про Артема, почему-то, не было ни слова.

***

      — Миша, оденься нормально! Сегодня день знаний, а не клоунов.       — Сегодня его день рождения, ему можно, — хмыкнул вышедший вслед за мальчиком Макс.       — И ты туда же?       — От осинки апельсинки!       Денис помассировал разнывшиеся виски и махнул на этих дурней рукой. Аня, отправляющаяся этой осенью в седьмой класс, тихо хихикнула в кружку с чаем. Миша в три года уже умел частично сам одеваться, но с завидным упрямством делал это неправильно. То ботиночки перепутает, то толстовку задом наперед натянет, как сейчас, чтоб потом поднять на лицо капюшон. Он считал, что так становится невидимым. Денис считал, что так он подвергает себя опасности врезаться лицом в стену.       Макс глянул на себя в зеркале. Торчащий спереди капюшон забавно напоминал слюнявчик, какой они раньше цепляли Мишке перед каждым кормлением. Ну не мог отказать Кольцов сыну в этой дурацкой просьбе одеться неправильно назло папе. Сегодня, пожалуй, можно похулиганить. Психологи надавали бы Максу по шее, за то, что он подкрепляет отрицательное поведение, но кто не без греха?       — Арина во сколько заедет? — задал вопрос Денис, поправляя ворот рубашки. Он сейчас из них двоих единственный бежал на работу, должность главного редактора обязывала к пунктуальности.       — Мишк, во сколько твоя крестная приедет? — обратился к малышу Макс, тот только удивленно похлопал глазками. — Он не знает.       — Ну раз ни он, ни его папаша не знают, то значит торта не будет, — холодно обрубил Денис.       — В пять! Она приедет в пять! — тут же воскликнул Макс, потому что Миша уже собрался пустить первые слезы. Как это день рождения и без торта? Ему обещали!       — Вот и нечего тогда.       — Я же просто пошутил, — обнял мужа со спины Кольцов. — Ты чего такой нервный, редиска?       Денис убедился, что Миша утопал к Ане на кухню, и дети их не слышат.       — Тест с утра сделал. Положительный, — откинул он голову Максу на плечо.       Кольцов застыл, не зная, что сказать. Уложил подбородок Денису на макушку и провел рукой вниз по его животу. Где-то ниже ремня, державшего брюки, был след от кесарева. Миша дался им тяжело, Макс мрачно подумал, что после второй такой свистопляски точно поседеет.       — На УЗИ записался?       — Да, на завтра.       — Хочу с тобой, — Макс поцеловал его в затылок и отстранился.       Когда они только сошлись, после того Нового Года, Денис долго рассказывал про Анино детство, про то, как проходили беременность и роды. Кольцов слушал и понимал, как многого его лишили. Но даже со всей честностью, на какую он с возрастом стал способен, не мог себе ответить — а не объебался бы он, если бы Титов сказал ему все сразу? В двадцать три Макс не был готов к детям, хоть и любил Дениса.       Потом обнаружилось, что они ждут Мишу, и дальше все пошло само по себе. Разговор с Аней, переезд к Максу в квартиру, просто потому, что она больше, перевод девочки в другую школу (разобраться с обидчиками законными методами оказалось им не под силу), и много-много всего. Арина гиенила над Кольцовым, как могла. Набилась в крестные, потому что если бы она тогда не свалила к своему бывшему, Макс не свалил бы к своему. Катя разошлась с Артемом, а Эля снова смогла начать говорить с братьями. Со второй свадьбой их не торопили.       Заглянув на кухню, Макс увидел, как Аня помогала Мише нормально надеть толстовку. Мишутка вообще рядом с ней был покорный и тихий, то ли в силу своей природы чуял в сестре того, кого надо оберегать, то ли просто назло родителям.       — Динь, смотри, — кивнул он на детей. — Мы так хоккейную команду соберем, а Анютку их тренером сделаем. Вон, как разбойника приструнила!       — Никакой хоккейной команды.       — Ну пожалуйста?       От подзатыльника Кольцов уворачивался под дружный детский смех.       Во включенном телевизоре рыбья мультяшная голова пела:

"В море ветер, в море буря, в море воют ураганы, В синем море тонут лодки и большие корабли..."

Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.