Позволь мне?

Диван казался непривычно неудобным и жестким, слова в книге путались перед глазами, пока я пыталась прочитать абзац и вынести из него хоть какую-то суть. Все дело было в мыслях, бегающих в моей голове, словно насекомые. Вздохнув, я безнадежно захлопнула книгу и встала на ноги, подходя к рабочему столу, за которым сидел Слава. Рядом с ним лежала стопка тетрадей с сочинениями восьмого класса, а напряжённый взгляд его покрасневших глаз был устремлён в компьютер. Я осторожно положила руки ему на плечи, мягко обнимая, и склонилась ближе. Оставила едва заметный поцелуй на макушке, положила подбородок на его голову. Мужчина, кажется, даже не заметил. Он продолжал заниматься своими делами, его пальцы машинально бегали по клавиатуре. — Слава, — я прочистила горло и села на стул рядом. Только после этого он соизволил оторвать взгляд, с усталостью переводя его на меня. Будто спрашивая: «какого черта тебе от меня нужно?». — Ты в порядке? — Почему я должен быть не в порядке? — он спросил как-то слишком резко и, окинув меня странным взглядом, вернулся к монитору с открытым файлом. — Ты стал очень отстранённым в последнее время. Я просто беспокоюсь, — от такой холодности было обидно до слез, но я держала голос ровно и не подавала виду. В любой неясной ситуации — надо говорить, а не намекать или показывать. — Не нужно беспокойства. Все, как обычно. Тебе, наверное, кажется, — Слава пожал плечами. Молчание начало окутывать нас, как облако едкого серого дыма, и мы бы в нем задохнулись, но мужчина вдруг заговорил снова, уже с какой-то претензией в голосе. — Почему ты смотришь на меня так, как будто я умер ещё вчера? Я сказал, все в порядке. — Слав, пожалуйста, оторвись от компьютера и посмотри на меня, — мой голос стал чуть строже. Слава медленно облизал губы, закрыл файл и повернулся ко мне с раздражённым видом. Я внимательно изучила его лицо, мешки под глазами и равнодушный взгляд, а потом взяла его прохладную ладонь в свою и поднялась на ноги. — Пойдём. Необязательно заканчивать все сегодня, уже десять вечера. — Я не хочу спать, — он нехотя пошёл вслед за мной. Он сжимал мою руку в ответ совсем слабо, но хоть какой-то телесный контакт уже грел мне душу. — Мы и не идём спать, — я спокойно ответила, когда мы вошли на кухню. Посадив мужчину за стол, я вновь взглянула в его затуманенные карие глаза. — Ты будешь что-нибудь? Чай, кофе, горячий шоколад? — Виски, — Слава грустно усмехнулся и потёр переносицу. Я нахмурилась, всем видом показывая, что такой ответ не принимается, и ему пришлось сдаться. — Тогда кофе. Вновь прищурившись, я покачала головой, но это все-таки было лучше, чем алкоголь, поэтому пришлось сделать, взяв капсулу декаф — по моему мнению, пить кофе с кофеином после десяти вечера человеку с хронической усталостью было попросту нельзя. Налив побольше тёплого молока в чашку с горячим напитком и заварив мяту для себя, я села рядом со Славой и протянула ему напиток. Он с благодарностью кивнул и сделал глоток, прикрывая глаза. — Я вижу, что ты не в порядке, — я обеспокоенно начала разговор снова. Слава закатил глаза, но я видела, что его тоже волнует эта проблема. — Мы не проводим время вместе, не были на свиданиях так давно, что я и не помню... Слав, да даже... Черт, у нас есть секс, но ты и сам видишь, что что-то изменилось. Пожалуйста, если ты знаешь причину, я жду от тебя ответа, — я вновь опустила ладонь на его свободную руку. Тёплые пальцы обхватили мои в ответ, и он сам будто расслабился от моего прикосновения. — Я не изменяю тебе, если это то, о чем ты спрашиваешь, — с губ мужчины опять сорвалась горькая усмешка. Я нахмурилась сильнее. — Я не говорила такого, — я поджала губы и с трудом поборола в себе желание встать и уйти, только грустный и усталый взгляд Славы заставил меня вновь вздрогнуть от беспокойства и остаться. — Я понимаю, о чем ты говоришь, — мужчина вдруг вздохнул и сделал ещё один глоток кофе. — Но я не знаю, что не так. Честно, понятия не имею. — Не нужно блокировать свои эмоции. Если тебе плохо, скажи об этом, мы разберёмся вместе, — я чувствовала нарастающее отчаяние. С этим разговором затягивать было нельзя, я понимала, что ещё пара недель, и я совсем потеряю его. — Пожалуйста, милый. Слава вдруг глубоко и прерывисто вздохнул. Это было знакомое чувство: так делаешь, когда не можешь справиться с накатывающими слезами, — и мне вдруг стало невыносимо больно и страшно от того, что он проходит через что-то такое, чего я не понимаю и не могу понять, а следовательно, даже не могу помочь. — Я действительно блокирую все это, — вдруг сказал он непривычно хриплым голосом. — Но лишь потому, что понимаю, что для подавленного состояния нет никаких причин. У меня есть всё, буквально всё, что нужно для того, чтобы быть счастливым, и почему же тогда мне, блять, настолько плохо внутри? — он поднял на меня взгляд карих глаз, в которых плескалось отчаяние. Было заметно, что он не хотел говорить об этом, делал это через силу, и ему это удавалось с огромным трудом, но я была безмерно благодарна ему просто за то, что он уже смог начать. — У меня весь мир будто бы черно-белый. Это так отвратительно. И ещё хуже то, что я не понимаю причину, её попросту нет. И мне стыдно за это. — Нет-нет-нет, Славочка, пожалуйста, не говори так, тебе не должно быть стыдно, — я опустила ладонь на его плечо, бессвязно и лихорадочно пытаясь привести его в норму хотя бы прикосновениями. Он неясно повёл головой и опустил виноватый взгляд. — Даже сейчас, Вик. Я веду себя, как неблагодарная мразь, потому что ты так обо мне заботишься, а я нахожу в себе силы только огрызаться и строить ограждения, хотя хочу показать, как сильно люблю тебя и насколько благодарен. — еще один тяжёлый вздох обжег его лёгкие. Я молча сглотнула, потому что слов совсем не находилось. Было страшно что-то испортить, навредить и без того хрупкому человеку лишней фразой или движением, поэтому я даже не двигалась. — Я не понимаю, что не так, искренне не понимаю, и теперь, кажется, готов признать, что мне от этого страшно. — Тебе нужна помощь, советы, как справиться? Или ты ждёшь простой поддержки? — все внутри похолодело от его последних слов, и я пыталась наощупь найти верный путь. — Помощь, — он, не задумываясь, кивнул. — Я действительно боюсь. Понимаешь, я чувствую себя ужасно, когда все это говорю, потому что кажусь себе слабым, и эта слабость делает меня уязвимым. И этого я тоже боюсь, я не привык, тяжело говорить о своих чувствах, но выбора уже попросту нет, — я с режущей болью в сердце наблюдала за его мучениями. Он поднял ноги на стул, поджимая колени к груди, и опустил на них лицо. Я не видела слез, не слышала всхлипов, но я и не могла представить, скольких усилий ему стоило держать все это в себе. Я была готова к какой-нибудь истерике, но знала, что Славе будет некомфортно, и потому не торопила. Только подвинула свой стул, чтобы быть вплотную к нему, и осторожно обняла за плечи. Мужчина расслабился в моих объятиях, незаметно прижимаясь ближе, но оставаясь в той же позе. — Слав, я, конечно, не специалист, хоть и много знаю в этой сфере. Но все-таки у меня, кажется, есть объяснение происходящему с тобой, — я понизила голос до шепота, говоря ему почти в самое ухо. Он вдруг выпрямил голову, протер глаза костяшками пальцев и повернулся ко мне. Его чистый, светлый взгляд высказывал нетерпение, ожидание. Прежде чем дать мне продолжить он, даже не глядя, взял мою ладонь в свою, крепко сжимая, и приготовился слушать. — Викуль, я очень ценю, что ты у меня есть. Если есть хотя бы предположения, я уже готов послушать, — он быстро кивнул. От этих слов тепло, приятное и обволакивающее, словно горячий шоколад со взбитыми сливками, разлилось в моей груди. — Для начала я задам тебе буквально два вопроса. Сколько тетрадей в день ты проверяешь? — Не знаю. Зависит от многих факторов, — Слава, явно не ожидавший такого вопроса, нахмурился. — Четыре пачки, может, пять или шесть. В общем, не меньше четырёх и не больше восьми. — Ага. И, помимо этого, ты ведь ещё и делаешь какую-то бумажную работу, отчеты для директора, правильно? Ну и я, конечно, уже не упоминаю тот факт, что ты сидишь в школе с восьми утра до пяти вечера, если повезёт. — Конечно, — мужчина пожал плечами. — Этого дерьма всегда хоть отбавляй. Могу им заниматься каждую ночь вместо сна, и гора все равно не уменьшится. Поэтому и остаюсь в школе часто, не хочется тащить бумаги домой. — Но ты не делаешь их все в один день, на отвали? — я уже приближалась к сути, и от его ответа на этот вопрос буквально зависел дальнейший ход событий. — Нет, конечно нет, — он покачал головой так, словно это было оскорбление. — Я делаю постепенно, но тщательно. Качественно. — Вот оно, — я выдала слабую улыбку, но взгляд Славы по-прежнему был непонимающим. я не стала спешить с объяснением: нащупать почву под ногами и вывести мораль правильно было важнее на этом, первом этапе. — Слава, я видела, как выглядят тетради после твоей проверки. Если это не просто домашняя работа, а какое-нибудь сочинение, ты каждому ученику напишешь свои мысли. Своё мнение о его работе, похвалу или критику, легкое замечание, может, совет. Это невероятно! Я могла только мечтать о таком учителе, когда была в школе! — я искренне взглянула в его глаза, он — в ответ с недоверием. — Ты отдаёшь всего себя этой работе. Но пойми, пожалуйста, что ты не можешь быть идеален во всех сферах жизни. Я замечаю все твои усилия, как ты дорабатываешь каждую мелочь до идеала, ты стараешься быть таким же дома, без изъяна, но это невозможно. Слав, я вижу, как ты стараешься, — я накрыла его ладонь второй, и заметила странное осознание в океанах карих глаз. — Спасибо, что готовишь ужин, помогаешь мне с уборкой, даже когда устал. В последнее время я не получаю той же поддержки, что была раньше, но ты всегда старался обеспечить мне любовь и заботу, всеми силами, и я не виню тебя в том, что сейчас тебе сложно. — В последнее время я не нахожу в себе сил делать все это. Извини, — он вновь заговорил, потирая лоб ладонью, но я прервала его. — Видишь, твой внутренний перфекционизм заговорил снова. Ты хочешь выполнять всё и везде идеально, а когда не получается, винишь себя, — теперь на лице мужчины читалось чистое понимание. — Кажется, ты права. Но неужели из-за этого я так себя чувствую? Почему, какая связь? Это не чувство вины, я уверен, оно ощущается иначе, — он непонимающе покачал головой. — Я объясню, — я быстро кивнула, и Слава вновь устремил на меня внимательный взгляд. — Тебя подводят твои собственные ожидания. Ты ставишь себе какие-то цели, скажем, планки, до которых стараешься допрыгнуть. Пытаешься изо всех сил, трудишься, и думаешь: «Ну, вот, доберусь до верха и отдохну». Что получается на самом деле? — я сделала паузу, заставляя мужчину самого задуматься над этим, но он лишь нахмурился. — Ну, я не помню, когда отдыхал последний раз. Но... Нет, я ведь правда хочу, просто не получается, постоянно думаю о работе, — он снова потёр пальцами переносицу. — Когда ты допрыгиваешь до установленной планки, ты не можешь лечь на неё и отдохнуть. Потому что, ну как тогда получается — тебе некуда прыгать выше? Так ты не умеешь, всегда должна быть установленная высота, к которой нужно стремиться. В итоге получается так, что ты совсем не отдыхаешь, эта усталость накапливается, и вот, ты уже чувствуешь себя так, что хочется только умереть. А остановиться не можешь. Я прервалась, внимательно глядя на Славу. Он по-прежнему сжимал мою ладонь, большим пальцем поглаживая по тыльной стороне, и его сосредоточенный взгляд был устремлён в стену напротив. — Не буду спрашивать, откуда ты так точно знаешь, что я ощущаю, — мужчина вдруг покачал головой. — Но ты абсолютно права. Единственное, я так и не понял, что мне делать, — отчаяние в его глазах было уже не таким безнадежным, но он все ещё был в полном неведении. — Завтра утром идём сдавать кровь. Такое состояние также может быть вызвано недостатком каких-либо витаминов, — я кивнула и пояснила в ответ на его нахмурившиеся брови. — А потом... Я запишу тебя к психотерапевту. У меня есть пара хороших специалистов на примете, и я искренне надеюсь, что не придётся переходить к более тяжелой артиллерии, — я едва слышно вздохнула. Слава опустил пальцы на переносицу, принимая совсем потерянный вид. Было ясно, что эта идея не пришлась ему по вкусу, но другого выхода я не видела. — Слав, пожалуйста, — я мягко опустила ладонь на его плечо, а потом притянула в свои объятия. Он беспрекословно поддался, обнимая в ответ, и его голова опустилась на мое плечо, я чувствовала горячее дыхание на ключицах. — Это не делает тебя слабее или хуже, понимаешь? Это оказание помощи самому себе, такой же, как обычная медицинская, ты ведь идёшь к врачу, если у тебя болит нога, — пальцами осторожно перебирала пряди его шелковистых волос, пока он медленно кивал. — Это сложнее. В разы, — он тяжело сглотнул. — Как будто я не могу справиться сам, хотя всегда со всем справляюсь, и с этой ерундой тоже должен... — Опять, — я мягко его перебила, и он поднял на меня недоумевающий взгляд. — Это не ерунда, а серьёзная вещь, которая может перейти в депрессию. Ты опять слишком много ждёшь от самого себя. Нельзя, пойми, пожалуйста, нельзя справляться со всем, хоть в чём-то ты можешь быть бессилен, позволь себе. — Ладно, Вик. Спасибо тебе, — вздохнув, он наконец сдался. Поднял меня на ноги и встал сам, а потом вдруг обнял, крепче, чем когда-либо. Эти тёплые объятия, его осторожные прикосновения пальцами к спине — то, что мне было нужно, чтобы осознать всю его любовь. Больше — ничего. Никому из нас не хотелось разрывать объятия, поэтому мы стояли так черт знает сколько: время шло одновременно слишком быстро и медленно, будто мы были не на земле, а где-то, где очень хорошо. Опустив ладони на затылок парня, я перебирала его волосы, чувствуя, как носом он зарывается в ямку над ключицей и осторожно сжимает талию пальцами. Хотелось раствориться в этом мгновении навсегда и никогда больше не возвращаться в обычный, жестокий мир. Но стоять так долго все-таки было тяжело, и в конце концов мы разошлись со смешком. Слава зевнул, поставил в раковину пустые чашки и обернулся ко мне, как бы вопрошая: чем займёмся дальше? — Ты не идёшь работать, это я тебе точно говорю, — я усмехнулась и взяла его за руку. Мужчина, кажется, уже смирился, потому что лишь кивнул и ждал от меня дальнейших указаний. — Пойдём. У нас есть пара масок для лица, большая ванна и тёплые носочки. С тихим смехом Слава направился за мной в ванную комнату. Вечер прошёл по-домашнему тепло. Сначала я со смехом нанесла на лицо парня голубую глиняную маску с приятным свежим запахом, потом он нанёс ее мне — чуть кривовато, но с заботой и таким сосредоточенным видом, словно выполняет дело важности вселенского масштаба. Пока маски застывали, я поставила чайник, достала упаковку эклеров из холодильника и отвлекала Славу разговорами. Он был немного подавленным, и я старалась сделать все, чтобы увидеть его искреннюю улыбку: заставила переодеться в рождественскую пижаму и надела свою из похожего комплекта, на ноги — тапочки с оленьими рогами, заварила ягодный чай, осторожными массажными движениями смыла маску с лица и, когда мы устроились в гостиной, включила мультсериал, который всегда нравился Славе, хоть я сама его терпеть не могла. И мне удалось — он широко улыбнулся, ощутив заботу и мои крепкие объятия, посмеялся над выбором мультика для просмотра и тепло поцеловал в макушку. — Спасибо, — его глаза искрились радостью. — Боже, я давно так не чувствовал себя. Так хорошо. Я люблю тебя, — он перешел на шёпот в конце фразы, склоняясь ближе к моему уху, и меня обдало волной мурашек. Чтобы почувствовать, как его любовь штормом захлестывает меня почти физически, я была готова на очень, очень многое, и он, пожалуй, даже не подозревал о масштабах моей необъятной любви.