Доверься мне

      Ничего не выходило. Словно член, что он сосал, был резиновый, а не живой, из плоти и… плоти!              — Да о чем ты думаешь?! — Кирк выпрямился, сел на пятки, посмотрел пристально на Шуру, раскинувшегося на огромной отельной постели звездочкой. — Я прямо слышу, как у тебя мозги скрипят!              Шура приподнялся на локтях, виновато сверкнул синими глазищами из-под синей же, немного вылинявшей на южном солнце челки, шмыгнул носом:       — Прости, я… — сел на постели, потянул на себя одеяло, отброшенное до того на край кровати. — Я просто…              Кирк фыркнул, встал, прошлепал до столика за сигаретами. Понятно: не на что сегодня рассчитывать! Непонятно только почему. Он прикурил, допил вино, оставшееся в бокале с ужина, слизал с губ терпкие капли вместе со вкусом Шуры, затянулся глубоко, выпустил дым в потолок, вернулся к постели, присел на край — Шура так и не двинулся с места, лишь ниже опустил голову, занавесился волосами.              — Эй, Алекс… — Кирк коснулся его плеча, погладил осторожно. Только недавно тут было пулевое, и хоть оно затянулось и уже не беспокоило Шуру, все же Кирк был еще максимально осторожен с этим местом. Да и не только с ним, а со всем Шурой. Хотелось защищать его, оберегать, закрывать собой. Хотя он в этом и не нуждался. Наверное... — Что-то случилось? Ты можешь мне рассказать, ты же знаешь. Я не настаиваю, но...              Трудно было действовать правильно, не зная кто они друг другу: «просто типа «коллеги», иногда — конкуренты, когда встречаются — трахаются, а потом разбегаются опять в разные стороны» или все же «больше чем просто редкие любовники». То ли нужно было держать дистанцию и не лезть в чужую душу, то ли стоило эту самую душу из другого вытряхнуть, чтобы узнать, как помочь, не слушая возражений. Кирк облизал губы опять, нахмурился. Не на Шуру, конечно, на свои мысли, что роились в голове. Он сам склонялся ко второму, но Шура…              Шура повел плечом, потом подался к Кирку, ткнулся носом в плечо, выдохнул рвано:       — Не знаю… И ты не думай: я хочу тебя, правда! Просто… Ну никак!              Кирк хмыкнул, повернул голову, чмокнул синеволосую макушку. Странно, необычно. Раньше они едва до закрытого помещения доходили при встрече, трахались чуть ли не на дороге, один раз прямо в машине на стоянке аэропорта, на глазах счастливого семейства мать-трое-детей-собака, чей минивэн был припаркован рядом. А сейчас Кирк пытался возбудить Шуру руками и ртом чуть ли не полчаса, и... Ничего.              — Не болен? — мало ли. Жизнь-то у них не самая безопасная. И не самая спокойная. А для потери стояка и менее веских поводов порой хватает.              Шура отрицательно покачал головой — потерся носом о голое плечо Кирка, потянулся к сигарете. Затянулся прямо из его руки, мимоходом прижавшись губами к ладони:       — Нет, вроде. Просто… Ты прав: слишком много думаю, наверное. Все это в голове крутится, крутится и… Никак не получается сосредоточиться на другом. Понимаешь?              Кирк очень хорошо понимал: его голова тоже была забита всяким. Раньше, правда, им это не мешало, но они не молодели — это раз, а два — Шура только что вернулся с серьезного дела, где еще и побывал в шкуре командира, так что просто, наверное, перенапрягся. И...              — Понимаю, — Кирк высвободился из объятий, встал, чтобы затушить сигарету. Его собственное возбуждение, что хоть как-то телепалось, пока он ласкал Шуру, тоже угасло. Ну и ладно, завтра все. — Давай спать, — вернулся в постель, уронил Шуру на подушки, потянул на них обоих одеяло. — Сегодня хорошо поспим, завтра — хорошо отдохнем, а там…              Шура завозился, перелег лицом к лицу, скользнул рукой по груди, чуть царапая кожу, сверкнул глазами:       — Хочешь, я тебе?.. Я не могу, но ты-то…              Кирк не дал ему договорить, поймал руку, прижал к тому месту, где билось сердце, повалился на спину, увлекая Шуру за собой:       — Нет, не хочу. Спи… — обнял. Поцеловал в макушку, когда Шура устроил привычно голову у него на плече. Он хотел бы обоюдно. А просто чтобы ему подрочили — он и сам способен на это. И без этого вполне себе мог жить. — И не думай, что я этим обижен. Я обеспокоен — да, все ли с тобой в порядке. Но не обижен.              — Хорошо, — Шура выдохнул куда-то в шею, поерзал еще немного, затих. Кирк долго лежал, пялясь в потолок, перебирая мягкие пряди его волос и слушая тихое сопение.       Назавтра было много прогулок, и кофе в залитых солнцем маленьких уличных кофейнях, и поцелуев на глазах у всего Парижа. И сплетенных, словно у молодоженов, пальцев, и улыбок, и…              Но все же Шура нет-нет, но словно проваливался куда-то: отвечал невпопад, замирал, застывал, глядя в одну точку. Или дергался, лез в телефон кому-то позвонить, написать, пока Кирк не отобрал мобильник и не сунул себе в карман. И в гостинице, куда вернулись после ужина в небольшом ресторанчике неподалеку, повторилось вчерашнее: Кирк попытался приласкать Шуру, но…              — Прости, пожалуйста, я… — Шура не был нытиком, скорее — противоположностью, но сейчас жалобно всхлипнул, глядя на Кирка влажными глазами. — Я просто… Там одно дело, мои ребята поехали, и мне надо проконтролировать. И я…              Кирк закатил глаза. Нет, это уже не лезло ни в какие рамки! Ну день после завершенного дела можно о нем думать, ну планировать можно перед очередной задачей. Но контролировать все и вся и постоянно… Не то чтобы Кирк сам так не делал — делал. Но у него при этом стоял так-то. А Шура…              Впрочем, Кирк мог его понять: после одного неприятного события, когда Шура попал в западню от того, что слишком доверял, теперь он старался контролировать вообще все, тем более — связанное с их непростой работой. Но если это начинало вот так вот мешать, стоило, наверное...              Пока он размышлял о том, что кому надо и не надо, Шура, как был голым, лишь завернувшись в простыню, как в тогу, сцапал из брошенных на кресло брюк Кирка свой телефон и теперь грозно распекал кого-то, стоя на отельном балконе и нервно затягиваясь сигаретой. Кирка же. Так!              Кирк раздраженно выдохнул, прошел на балкон. Сначала отобрал сигарету, затянулся глубоко, затушил окурок об перила. Потом изъял телефон, даже не дав Шуре закончить фразы.              — Отдай! — Шура подпрыгнул, чтобы забрать у Кирка мобильник, что он держал на вытянутой руке. — Там важно, Кирк, ну!              Кирк был непреклонен. И даже угрожающ: он вытянул руку над пропастью в десять этажей, скривил губы:       — Нет. А если будешь упорствовать — выкину!              Шура обиженно засопел, но покорно отступился и пошел с балкона прочь. Кирк вздохнул и направился следом. Вот тебе и ничегонеделание в отпуске, вот тебе и наслаждение друг другом, вот тебе и лю…              Смотреть на устроившегося, словно птенчик в гнезде, в кресле, завернувшись в отельный плед, дующего губы Шуру было одновременно и смешно, и невыносимо. Кирка разрывало одновременно желание просто хлопнуть дверью и уйти, заграбастать любовника в объятия и нежить до исступления и его, и своего или…              — Знаешь, — он задумчиво потер висок, сам не уверенный в том, что думал предложить. Но почему бы и нет? Если Шура откажется, тогда и будут думать дальше. — У меня есть одна идея...              Шура недоверчиво посмотрел из-под синей челки, облизал надутую все еще губу. Кирк потер свое колено немного нервно: кому-кому, но не ему с его биографией, состоящей из одних почти ошибок и сожалений, давно и прочно бывшему клиентом не психотерапевта даже, а психиатра, давать советы по приведению нервной системы в норму. А может, как раз и ему…              — Я слышал где-то, что если контроль мешает жить, то надо просто отдать этот контроль кому-то. Хотя бы номинально. И тогда должно отпустить. Попробуем? — не очень-то он был уверен в том, что достоин этот контроль принять, но других вариантов все равно не было, а трахаться хотелось сильно. И Шуру было жаль ужасно.              Шура шмыгнул носом, встал, путаясь в пледе, подошел к Кирку, сидевшему на постели, устроился у него на коленях, ткнулся носом в шею:       — И как это сделать?              Так, отлично, хотя бы он не отказался сразу же! Кирк обнял крепко любовника за талию, прижался губами к виску:       — Я придумаю…              А что еще было делать?       

***

      А еще говорят, что Париж — город любви! Врут, как дышат: на весь квартал и пару ближайших к гостинице не одного секс-шопа! Кирк рыкнул и завернул в строительный. Ну а что?              Шура дернулся, прикрылся планшетом, на котором что-то смотрел, словно щитом, испуганно глядя на возникшего на пороге номера Кирка с мотком шелковой веревки в руках, нервно сглотнул. Блядь! Кирк не подумал о том, что у парня после… ну после может быть триггер на связывание и всяческое пленение. Но что делать-то тогда?              Только, кажется, он слишком рано начал переживать: подойдя к Шуре ближе, он заметил, что зрачки у любовника расширяются и затапливают темнеющую радужку явно не от страха.              — Вставай! И шагай! — Кирк кивнул на постель. На сей раз Шура покорно отложил планшет, дошел до кровати. С Кирком на улицу он не выбирался сегодня и даже не удосужился одеться: так и бродил по номеру в отельном халате. Тем лучше — меньше снимать. — Раздевайся!              Давно Кирк никем не командовал, кроме себя, и забытое покалывание от ощущения собственного могущества появилось в кончиках пальцев. Кирк облизал губы, глядя, как Шура медленно, путаясь в узле, развязывает пояс халата, скидывает его с плеч. Махра — не шелк, на пол упала с тихим «шмяк», Шура полез на постель. Кирк выдохнул и пристроился рядом разматывать веревку.              — И что ты собираешься делать? — в голосе Шуры слышалась одновременно заинтересованность и… страх. Кирк сам боялся до ужаса, но не говорить же об этом Шуре. Он повел плечом, поймал взгляд синих глаз:              — Шибари… Будем учить тебя отдавать контроль.              Скорее, получиться должно было что-то «вроде», потому что багажная веревка явно так себе инструмент для таких занятий, но за неимением ничего лучшего…              — Ты откуда вообще этому научился? От любовниц своих? — Шура посмотрел с подозрением, в голосе скользила ничем не прикрытая ревность. Кирк тяжело вздохнул, борясь с узлом: Шура всеми правдами и неправдами пытался разузнать о прошлом Кирка, и Кирку скрывать было в общем-то нечего, но… Не хотел он об этом говорить. Не хотел! А этот…              — Нет! — он рыкнул, разматывая поддавшийся наконец моток. — Не от любовниц! — «И не от любовников», — добавил мысленно, но вслух говорить, конечно, не стал. — Ты же помнишь, что я был полицейским? Вот у меня на участке был бордель. Иногда девки попадали в участок и чтобы не торчать просто так без дела, выводили на разговор. Много всякого рассказывали, показывали. Слушал просто от скуки, но, как видишь, пригодилось…              Шура выдохнул: не поверил, хотя и зря — Кирк даже не соврал, недоговорил немного, но это мелочи. Кирк проверил веревку: в меру жесткая, довольно гладкая. Если кое-кто не будет слишком ерзать, то возможности травм минимальны. Да и Кирк не собирается тут устраивать кружок макраме: свяжет только руки, ноги, может, пару витков вокруг тела. Без особого экстрима, в общем.              — Руки, — у самого тряслись, когда сделал первый оборот вокруг доверчиво протянутых ему кистей. — Не туго? — вряд ли мастер или как там называется это правильно, Кирк в душе не ебал, должен об этом спрашивать и, тем более, трястись как осиновый лист, но раз уж он не совсем он, то…              — Нет, — Шура помотал головой, сглотнул. Он пристально наблюдал как вокруг его рук обматывается синяя веревка. — Все нормально.              — Расслабься, — самому бы да, но нет. Кирк силой воли отогнал от себя все мысли: не сделает ли хуже, больно, и продолжил вязать.              После рук, что он заставил Шуру, уронив его спиной на постель, поднять над головой, настал черед тела. Вокруг шеи Кирк ничего не рискнул вязать, сразу сделал пару оборотов вокруг груди. Сжал попутно уже стоящие Шурины соски, потер их веревкой. Шура заерзал на постели, шумно выдохнул, облизал губы. Кирк поцеловал его в солнечное сплетение, склонившись на минутку, потом в живот. Плетение перешло на бедра.              Конечно, Кирк нихрена не помнил из того, что ему показывали когда-то давно, и, в конце концов, Шура, замотанный кое-как веревкой, был похож больше не на произведение искусства, а на пленника, но… судя по тому, как он рвано выдыхал, закатывал глаза, облизывал губы и как на глазах буквально креп его член, ему это нравилось. И метод действовал.              — Все! — Кирк встал с постели, оставляя Шуру просто лежать и осознавать свое положение, подошел к столику, залпом выпил стакан воды: в горле пересохло жутко от напряжения.              Шура заерзал сильнее, забился на постели. Кирк метнулся обратно, держа в руках нож наготове. Не прирезать любовника, конечно, хотя очень и хотелось порой — чтобы освободить быстрее. Но…              — Блядь! — Шура выругался по-русски, замер. Задышал тяжело. — Это… Нет, оставь! — рявкнул, когда Кирк уже подцепил веревку. Кирк убрал нож на край постели, чтобы если что моментально схватить, погладил Шуру по щеке:              — Что ты чувствуешь сейчас? Что ты ничего не можешь сделать? Ни на что повлиять? И не надо, Алекс… Отдай мне контроль. Я позабочусь о тебе. Не думай ни о чем. Кроме вот этих ощущений… Тебе хорошо? Тебе же хорошо? — у самого тряслись руки. Кирк не был нихрена уверен, что делает все правильно, что вся эта идея вообще…              — Мне… непривычно. Неприятно. Не физически, а… в голове, — Шура говорил хрипло, но уже не дергался, не пытался уйти от контакта, когда Кирк положил — просто положил — руку ему на бедро. — Не могу расслабиться. Но… знаешь, это…              — Закрой глаза... — Кирк наклонился к Шуре, поцеловал его в уголок губ. — Дыши… со мной. Вдох. Выдох. Вдох. Я поцелую тебя сейчас и заберу часть твоих мыслей и переживаний…              Кирк нес, по его мнению, какую-то чушь, но что он еще мог сделать? Он осторожно и нежно начал целовать Шуру, и плотно сомкнутые губы в конце концов разомкнулись, Шура пустил его в рот и даже простонал в ответ на легкий укус. Кирк прихватил его за язык, за губу, потом поцелуями перешел на подбородок, скулу, горло…              — Вдох, выдох, вдох... Дыши со мной, Алекс! Выдыхай все это дерьмо. Думай только обо мне. Доверься мне целиком. Ты мне веришь? — Кирк поцеловал его в то местечко, где темнела татуировка, подышал в ухо — Шура со смешком дернулся, кивнул:              — Да, верю. Полностью…              Кирк поцеловал его опять, но уже в плечо, огладил талию. Кажется, у него получалось: теперь Шура вздрагивал уже от явного возбуждения, а два дня не подававший признаков жизни член уже призывно покачивался в паху.              — Вдох… Выдыхай. Есть только ты и я. Сейчас я как следует зацелую тебя, а потом вылижу твой член. И буду делать это так долго, пока ты не кончишь. Понял?              Шура застонал в ответ, Кирк прикусил его за сосок, потом — за другой. Зализал укус, прошелся поцелуями по середине груди, к пупку, к паху… Больше он ничего не спрашивал, да и не надо было, вряд ли Шура мог бы дать ему хоть какой-то ответ: он ерзал на постели, постанывая, пытаясь подбросить бедра, потереться о Кирка, но…              Кирк прижал его к постели, потерся щекой об уже влажную головку члена, потом поцеловал ее невесомо, вышибая у Шуры рваный всхлип, потом взял в рот. Небо и земля! К нему явно вернулся прежний Шура, который заводился от одного взгляда. Крепкий, налитый кровью член охренительно ощущался во рту, и Кирк не мог удержаться, чтобы не заурчать, работая губами и языком. Чуть извернулся, впустил в горло…              Хотелось добавить ласки: поиграть с яйцами, Шуре это нравилось, или приласкать анус, но… Крепко связанные бедра, увы, никак не позволяли сделать этого. Кирк рыкнул и лишь сильнее сжал член. И почувствовал, как Шура замер, как дрогнул его член и начал изливаться. Прямо в горло. Вот так, хороший мальчик…              Кончал он долго, отдавая всего себя, все напряжение, все свои дурные мысли. Кирк стоически терпел, сглатывал, хотя уже болели челюсти, а дышать удавалось с трудом. Но вот Шура наконец обмяк, замер, тяжело дыша. Кирк выпустил член изо рта, слизал остатки спермы, поцеловал тазовую косточку, поднялся к лицу:              — Полегчало? — спросил, глядя в глаза Шуры. Шура взмахнул слипшимися от влаги — слезы? — ресницами, кивнул:              — Да, — ответил тихим шепотом. А потом добавил одним выдохом: — Спасибо.              Кирк потянулся за ножом...              Через пять минут он уже баюкал освобожденного от пут Шуру в руках, шуршал ему на ухо ежиком и слушал его обычный, лишенный напряжения и страха смех. Внутри раскрывалось что-то новое, сильное. Все же лю?..              — Кирк, — Шура замер, упершись подбородком ему в грудь, облизал губы. Кирк тоже, почему-то испугавшись неизвестно чего. Того, что Шура собирался сейчас сказать?              — Да?.. — Сердце грохнуло где-то в ушах, нехорошо и совсем не от возбуждения, что он еще не удовлетворил, заныло в животе.              — А мы повторим это еще как-нибудь? — Шура лукаво улыбнулся, и сердце ухнуло вниз. Кирк усмехнулся, потрепал любовника по волосам:              — Повторим. Там этой веревки было пятьдесят метров. Хватит еще на много раз...              — И знаешь еще что? — Шура почти прижался губами к губам, ожег дыханием. — Я люблю тебя!              Следом за сердцем куда-то полетел и Кирк.