Обречена на боль

POV: Арсений Я был на взводе, с самого утра восседая в своей аудитории и ожидая приезда комиссии, которая должна была прибыть через полчаса. Вдруг у меня неожиданно завибрировал в кармане телефон. Поднеся экран ближе к лицу, я увидел знакомые цифры. «Именно до этого номера я пытался дозвониться на протяжении пяти дней!» Несколько раз подумав перед ответом, я все-таки нажал на зелёную кнопку и приложил к уху динамик. — З-здравствуйте, — послышался тоненький голосок на том конце трубки, и внутри меня все мгновенно застыло. «Соня…» — Свербицкая? — Д-да Я сам не мог осознать, что сейчас со мной происходило. Руки затряслись, как у нервно больного, внутри меня будто всполохнул огонь надежды и ликования. Я ещё никогда не был так рад банальному звонку. — Что надо тебе? — не знаю почему, но «вываливать» все свои эмоции напоказ я не хотел. Для Свербицкой я должен остаться самым непоколебимым и бесчувственным ректором. — Привезите… — она смолкла, после чего я услышал ее душераздирающий крик. «Она опять влезла в какую-то передрягу?» — П-пожалуйста, можете привезти шестьдесят тысяч евро? У меня отвисла челюсть, мягко говоря. Сейчас-то я точно понял, что она в опасности и явно в той, которая угрожает ее жизни. — Свербицкая, а ты не охерела ли? — я понимал, что мне придётся ей помочь, потому что слушать ее крик повторно мне не хотелось. Да и в принципе было очень жаль, что ей пришлось пережить столько трудностей, некоторым из которых поспособствовал я. POV: автор Арсений чувствовал, как внутри него все содрогается, когда он слышит голос Сони. Пока даже он сам не мог понять, что он испытывает к своей студентке: полное равнодушие…или желание пожалеть ее и помочь…или нечто большее? Последний вариант вряд ли, ведь между ними такая значительная разница в возрасте. — Я вас п-прошу…— наконец-то услышал ответ Попов, вновь вздрагивая от всхлипов Сони. — Где я тебе такие бабки возьму?! — проорал в трубку Соне Арсений, укоряя себя в душе за содеянное. Он знал, что такие деньги у него есть, ведь помимо университета он владел огромной сетью ресторанов и ночных клубов. Для него такая сумма, можно сказать, была самым минимальным на данный момент, что мог бы внести он взамен на свободу Софии. — П-понятно, д-до свидания, — девушка уже хотела было отключиться, срываясь на истерику, но брюнет не собирался прерывать диалог. — Стой! Найду я их, но зачем тебе? — Нет, не надо. Соня рыдала, а на заднем фоне уже слышались посторонние крики. — Куда привозить и во сколько? — решив уже не изводить девушку, отчеканил Арсений, ожидая ответа, как вдруг услышал в трубке уже явно не женский голос. — На окраине Перово, сегодня в четыре часа дня, попытаешься привести хвост за собой — твоя шлюха умрет там же. — Я понял все, — ляпнул на «отвали» ректор, после чего звонок оборвался. Сейчас его интересовало лишь одно: Какого черта Свербицкая опять во что-то впуталась? Или ее впутали? POV: София Я не успела даже договорить как меня отшвырнули ногой в другой угол помещения, а сам похититель что-то яростно выплеснул в экран телефона моему ректору, после чего отключился. Сейчас-то я и поняла, что моя жизнь опять на грани жизни и смерти. Мне не привыкать. Мне и без того было очень плохо, а сейчас стало ещё хуже. Опять онемело все тело, ноги так и не стали ощутимы хотя бы на пару секунд. Опять пустота. Невесомость. Такая привычная и такая желанная… Место, где я никогда не попаду ни в какую беду и ни одна грязная рука не коснётся моего тела. *** Я вдруг чувствую на себе чьё-то ледяное касание, после чего понимаю, что боль будто бы испаряется, отдаляясь куда-то в глубину темного тоннеля, выход из которого я все-таки смогла найти. После этого я открываю глаза и вижу перед собой такое близкое, но одновременно чужое и противное мне лицо. Отца. Сейчас он сидит надо мной не для того, чтобы в очередной раз ударить или оскорбить, ведь на нем натянута широкая улыбка до ушей, словно он рад моему появлению. «Но а что я вообще делаю в доме отца и мачехи?! Почему я не в Москве? Почему не в общежитии?» Все это возникает в голове через мгновение после того, как отец аккуратно прикладывает ладонь к моему лбу и проводит пару раз пальцами по волосам. Я ещё никогда не чувствовала такой нежности от…него. Это было максимально подозрительно, но на данный момент мне казалось, что я ожила. Я жива и чувствую что-то, мне абсолютно неважно знать, делает ли он это с любовью или попытается меня спустя столько времени опять изнасиловать. Я слегка привстаю и решаюсь все-таки задать ему вопросы, отягощающие мой разум уже на протяжении целой минуты. — П-пап, — такое простое…такое доброе.такое близкое слово, которое я с трудом отваживаюсь произнести.— Где я? Он опять улыбается. Опять гладит меня уже по щекам, после чего наклоняется ко мне и обнимает. Обнимает…обнимает меня… он делает это, кажется, с такой искренностью и теплотой, что я не могу не ответить и тоже обхватываю руками его спину. — Дома, доченька, дома. «Доченька…» К горлу по какой-то причине тут же подкатывает ком слез…слез счастья…счастья, которое я так мечтала ощутить на протяжении всех восьми лет — отцовскую заботу, отцовскую любовь. — А почему я не в Москве? — вдруг прерываю через несколько минут нашу идиллию я, надеясь услышать, что угодно, потому что меня не расстроит уже ничего. Но после моего вопроса он отскакивает от меня, как ошпаренный, а весь воздушный замок спокойствия внутри меня будто бы сжигают дотла за секунду. Я словно осталась в этом замке опять одна…одна лишь для того, чтобы догореть там и развеяться пеплом по ветру. Вдруг я обращаю внимание на дверь слева, откуда появляется знакомый мне силуэт. — Потому что есть одно «но», — все-таки отвечает на мой вопрос отец, но я его уже не слышу, ведь сейчас мой разум затмила фигура ректора. Попов испепеляет меня своим свирепым взором, после чего я вижу, как рука отца тянется к карману в брюках, а ректор все ещё продолжает протыкать меня насквозь своим небесным сводом в зрачках. «Что тут забыл мой ректор?» Стоит мне моргнуть: два пистолета нацелены в мою сторону. Один обвевают пальцы отца, а другой — Попова. Я перестаю понимать ситуацию, мне опять становится невыносимо плохо, хочется рыдать…рыдать и орать от боли и безысходности…от одиночества и отсутствия надежды на любую любовь, которую я была готова получить от кого угодно. — Что…что происходит? — осмеливаюсь задать вопрос я, но чувствую, что к моему виску приставляет ствол Попов. — А происходит то, доченька, что должно было случиться ещё в день твоего совершеннолетия, — разрезает гробовую тишину тихий голос отца, а начинаю постепенно терять дар речи, — Ты никому не нужна после смерти матери, а в период совершеннолетия уж точно. Он это подтвердит. Отец указывает пальцем на человека, стоящего рядом со мной. Того самого, из-за которого на меня навалился вагон проблем, связанных и с моим прошлым, и с моим настоящим, и с моим будущим, в котором я ещё вряд ли смогу когда-либо побывать. Ректор кивает после жеста отца, а потом хватает меня за горло и вдавливает в подушку, приставляя ствол пистолета уже к сонной артерии. — Я тут подумал, — начинает Попов, а я просто отказываюсь воспринимать его речь, но закричать и попытаться оказать малейшее сопротивление я тоже не могу. Меня будто парализовало под весом его тела, — Раз ты у нас такая гулящая да и нахрен никому не нужная… Может нам облегчить тебе жизнь? — Полностью поддерживаю, она бессмысленна без нашей помощи, а уж тем более после всего, что с ней сотворили ее друзья. Это ведь такой же наивный человек, что и восемь лет назад, которому никогда не понять всю трудность жизни.— эти слова отца продолжают изрезать мое сердце на части, разрывая каждую на более мелкую. Мне казалось, что меня уже всюду, где можно, проткнули ножом, зашили раны, а потом прострелили те места насквозь. Казалось, что я сейчас умру не от физической боли, а от моральной. «А ведь я только пыталась поменять свое мнение о ректоре…» Мгновение, и я чувствую, как второй пистолет отца нацелен прямо у виска. Мгновение и… я вскрикиваю во все горло от боли, а потом вижу перед собой лицо Попова. Опять… Только сейчас его выражение оно намного добрее и вселяет только то самое спокойствие, которое я ощутила на первых секундах объятий с отцом. — Свербицкая, все в порядке? Ты на всю палату закричала, при том, что сейчас я даже не пытался тебя изнасиловать…