Его багровые лилии

Прикосновение служанки хозяйки борделя успокаивало меня. Сама Дафна не работала в «Соленой лошади» по специальности, так сказать. Она только следовала за госпожой Фаиной, ухаживала за ней и выполняла ее приказы. Эта девушка была светлой и доброй и делилась со всеми этим, если могла. Дафна была очень зажатой, стеснялась своей внешности, тела, и это мешало ей общаться с другими. Да было и не с кем. Здесь, где она жила, были только извращенцы и грязные проститутки. Даже после того, как земля действительно перешла во влияние светлой головы Манджиро, это не изменилось. Женщины продавали себя добровольно и получали за это хорошие заслуженные деньги. Такой товар как душа без одежды, возможно, всегда продается хорошо, как и чужая честь. ...Кажется, будто в этот момент мои мысли встали на путь морали. Я часто сидел на чердаке, где любила находиться Дафна. На удивление, здесь было очень чисто и свежо. Очень много солнца заходило сюда, и на всякий случай служанка Фаины устраивала тут прохладу для меня: брала два ведра с водой, простынь, веревку, два конца ткани мочила, а два — подвешивала. Все белье в итоге становилось влажным и холодным и отдавало эту температуру воздуху на чердаке. Девушка коснулась моей руки и смазала кожу какой-то мазью. — Это всего лишь сок тысячелистника, — попыталась меня расслабить Дафна. — Он помогает при твоих ожогах. — Нет у меня никаких ожогов... Но дальше я спорить не стал и отдался умелым круглым ручкам служанки. Я позволил себе тогда любоваться ею: ее светлыми ресницами, белейшим сверкающим волосом, кожей... Потом я осмотрел обработанное ею место и понял: это все проклятое солнце. Еще несколько дней назад мы бродили даже не как беженцы, а как обычные бомжи по улицам Винтейна, и их ужасная погода доводила до жареного либо до вареного состояния и меня, и Маню, к чему мы точно не привыкли. Дома у нас было влажно, но здесь — адское марево. Чердак Дафны вскоре превратился в мою личную мини-библиотеку, поскольку я стал таскать на него все книги, что находил где-либо в городе. Много здесь было дневников и заметок, которые рассказывали о паутине, которую упоминала Фаина и которую видели мы, о Королеве Ужасов, о влиянии и о чудных... Все возникает не просто так: даже когда ты шевелишь рукой, перед этим ты вырабатываешь импульс в двигательном корковом центре прецентральной извилины головного мозга, а затем он идет по проекционным волокнам к телу. Нужные мышцы, получив сигнал, сокращаются. Другие живые существа, не видя глазом, могут почувствовать вибрацию от твоих действий и перемещений. Также они реагируют на твой запах, на микромоторику движений, мимики. Ты не всегда обращаешь внимание на свет, но его теплота и тусклость тоже влияют на тебя и твое поведение. Например, в тумане с множеством фонарей ты можешь легко заблудиться и потеряться, а твои мысли спутаются. Так легко дойти до паники, если в подобной ситуации появится толпа. Поэтому в ночных кафе любят устраивать полумрак с множеством ламп при этом, так еще алкоголь довершает дело. Одинаковые столики, коридорчики превращаются в лабиринт для тебя, и трудно найти даже отхожее место. Совокупность таких мелочей, которые сильно влияют на картину в целом, составляет интуицию. Пользуясь интуицией, ты выбираешь, как повернется к тебе закон подлости. То есть обстановка послала тебе сигнал, а ты дальше реагируешь на нее: что ты пошлешь в эту паутину, какой импульс. Магия основывается на обстановке и атмосфере в ней, которую образуют мелочи. Большую роль играют деревья. В них, как пишут в книгах, заключаются души людей. До своего рождения или после смерти они могут принимать эту форму, наблюдая за живым миром. Сплетения их корней образуют систему, и чем больше страна, тем больше эта система — в ней больше душ, людей и их взаимосвязей. На примере закона подлости: когда человек боится увольнения и постоянно думает об этом, он посылает эти мысли в систему, и, по закону сохранения импульса, они возвращаются к человеку в виде увольнения, а используют для этого энергию из земли, из концентрации эмоций, остатков разложения особей в почве и газообмена деревьев (энергия не берется из ниоткуда и не уходит в никуда). Таким образом, свободные души в форме деревьев участвуют в деятельности живых. Если говорить о магии, то способности к ней больше у того, кто посылает больше импульсов в систему: это душевно больные, впечатлительные люди и творцы (художники, писатели, актеры), то есть люди с большой фантазией, то же и про религиозных. Говоря проще: если ты веришь, что можешь создавать фаер-болы, то ты создаешь эти фаер-болы, как верующий может видеть своего Бога и как у психически нездорового человека заводятся в венах рыбки, которых тот боится. Как гормоны в одном организме влияют друг на друга или одна живая открытая система — на другую, так и сознания наши переплетаются в системе. Молчаливое соприкосновение кожи с кожей вызывает больший эффект иногда, чем слова, озвученные вслух, потому что в этот момент мы мысли откровенно и без жадности отдаем паутине, связывающей нас. Контакт ладони с ладонью тоже имеет своеобразный результат... Находясь рядом с милой и замкнутой Дафной, прячущей в себе заботу, которой хватает на всех, я находился в том тепле, которое чувствует яйцо крокодила на солнце. Какбы мне случайно из-за смены температур не сменить пол. — Я не так развита, как хороша госпожа Фаина. Иногда мне кажется, что она становится старше за один день, и это делает ее только лучше и привлекательнее. Она очень умная женщина... Вот только... — впервые заговорила она, хотя я уже давно утонул во времени с Дафной. — Она страдает. Ей становится хуже. По правде говоря, она видит кошмары и радостные сны об одном и том же человеке, будто она в него влюблена, но на самом деле они только дружили. Фаина и сейчас говорит, что она дорожит им только как другом, вот только... — Только что? — проявил я участие в разговоре. — Он оставил госпожу уже давно. Это случилось внезапно. Они общались, и Фаина души не чаяла в том пареньке. Но потом он просто пропал. Перестал поддерживать с ней связь. Недавно даже госпожа призналась мне, что гуляла по улице в паланкине и увидела своего друга, но он отвернулся к девушке, с которой шел, сделав вид, что очень увлечен беседой. Она уверена, что видела именно это, и я никак не могу убедить ее, что его надо забыть. Какой-то дурачок решил, видимо, что она недостойна его круга общения больше, что все в корне со временем изменилось и их дружбе конец. Такой человек Фаине не нужен, — обеспокоенно закончила она, слегка сдвинув бровки. Дафна лежала на моих коленях в комнате, как вдруг повернулась, приподнялась и поцеловала меня в щеку. В ее волосах при этом сидел розовый пион. Она выглядела, как белый цветущий сад... Словно это было прекрасное сочетание двух несовместимых вещей. Шелестели страницы, распространяя свой запах старой бумаги, мягкие волосы моей подруги ложились, как шелк, на мое плечо. На улицу я хожу теперь в белых одеждах, которые специально шьет мне Дафна. Она отражает от себя солнце, чтобы не было так жарко. По городу сейчас ходил глашатай, звонил большим колокольчиком и сообщал о смерти первого секретаря, Ельгена. Люди, только-только будто переключившиеся с печальной и пьяной кончины Нарцисса на становление королем Винтейна Манджиро, как уже начали ходить и рассаживать всюду черные цветы — лилии. Именно они были символом этой области, а мрачные цвета придавались им, когда город находился в скорби. Монашки, как я, к счастью, заметил, переоделись в длинные платки и обыкновенные платья, не пропускающие ничего. Они толпились все либо у ворот церквей и пытались делать более сдержанное выражение лиц, чтобы встречать горожан, либо на площадях у фонтанов, где выплакивали больше воды, чем было изначально вокруг них. Я был доволен: наконец-то с насилием покончено, скоро Винтейн придет в себя. О вине, кстати, я тоже читал в их книгах. В разумных дозах оно может и помогать, и лечить. Неужели так было просто добиться нужного результата? «Вырастая из-под земли, как дети-завистники, Королева Ужасов поправляет свой кокошник, подходит к величавому и в то же время пугающему красному трону, но занимает его не сама. Она садит вместо себя мужчину, Посланника Солнца, которого отличают от простых людей волосы цвета лучей небесного светила. Так Королева Ужасов отмечает защитника для своего города, который носит на своей голове меандровую тиару ответственности за Винтейн», — читал я в мифологии об истории города. Это, в целом, объясняло, почему Маня так легко победил носительницу кокошника, почему мне казалось, будто я слышал ее смех. Кажется, она даже счастлива, что Манджиро встал на место Нарцисса. Тот вряд ли мог бы защитить город Королевы Ужасов. Но что теперь значит ответственность моего друга? На что мы подписались? От кого или от чего нужно защищать Винтейн сверхъестественной силой? Я задумался над этим... Я вспомнил, как изначально мы оказались в этом городе: кажется, Маня говорил, что якобы это феи принесли нас, а по пути мы и вовсе встретили злых женщин, пытавшихся проклясть нас на смерть в том лесу, банши. Возможно, все города нуждаются в какой-то особой защите именно от таких напастей. Да... Против дам одна только сильная рука и спасет. — О чем таком женаненавистском ты думаешь!? — возмутилась Дайна, глядя на меня очень сосредоточенно, а ее щеки стали похожи на брюхо рыбы фугу из книг. — Это где ты таких слов нахваталась? — легонько шлепнул я ее по затылку. — Из твоей библиотеки... — Да там не было такого! — Ты просто невнимательно читал! — «Просто» — это слово-паразит, и его надо использовать... — Чаще? — перебила эта маленькая женщина и свалилась на меня. Дафна была высокой, но все равно любила носить обувь на каблуке или платформе, отчего становилась еще более неуклюжей. Я подловил ее под локоть и поставил обратно, хотя дальше пошли мы рука об руку, чтобы Дафна не упала. — Реже. — Да ты все равно и не такие слова используешь, — напомнила мне она. И правда. Мы обошли улицы города, и вдруг меня обуяло какое-то одиночество. Я погладил зачем-то Дафну, как кошку, чтобы успокоиться от гладкой ее и нежной ароматной кожи. Я решил оглядеться и понял, что вокруг меня нет ни одной души. Много людей и в окнах, и на балконах, и вдоль стен домов, и на дороге рядом, но все равно среди них не было души, какую я видел в своей родной деревне. Будто что-то людей опустошило, и их кожа стала лишь прикрытием для Черной дыры. Я глянул на ту, которую я сопровождал, а она светилась добротой и правдой. Но до сознания моего дошло, что рядом еще очень не хватало моего друга и брата. Все вокруг приобрело тот странный оттенок, когда смотришь на совершенно чужие и незнакомые деревья, дороги и дома, на народ, в который ты никак не вписываешься, хотя вы и живете все в одной стране, и ты будто отдельно от всего, а рядом нет ничего, что было бы связано с тобой. Так тяжело быть далеко от дома. «Хочу вернуться в родную деревню», — думаешь в такой момент, а сердце охватывает тоска, будто она выглядит, как грустные, скучающие глаза собаки. Кстати, я только повернулся и увидел у колбасного ларька именно такого четвероногого друга. Он продолжал радостно вилять хвостом, хотя жадная и очень толстая хозяйка лавки настоятельно рекомендовала не набирать вес животному никогда. Худой и маленький песик с грязной и слипшейся шерстью все же улыбался ей, как бы не зная о бесчеловечии людей, а уши его всегда были прижаты к голове. Я смотрел на него и видел всех тех детей, что бывало недоедали из-за неурожая и нашей бедности; они всегда были рады своим родителям, какими бы те ни были. Вспоминал и всех гуляющих собак из любимой Кохлеи. Что интересно: только коты всегда были на сто процентов домашними, а вот псы — принадлежали всем. И все защищали их. И Маня тоже всегда любил животных...