Sang sur marbre

Стук каблуков заглушает невнятный протестующий шепот, и один из партнеров с неподдельным удивлением смотрит на второго, но не прекращает своей начавшейся медленной ходьбы. Незнающему может показаться, что эти люди и не знакомы вовсе - но упрямое наворачивание кругов говорит лишь об обратном. Не сдастся никто. Раз-два-три, раз-два-три. Музыка не звучит, но каждый, словно чувствуя некий внутренний ритм, движется строго в такт несуществующей мелодии, поразительно точно угадывая следующее движение. И так они долго-долго кружатся по пустынной площади, неотрывно глядя друг другу в глаза. И насколько же разнятся эмоции в них: в лазуревых глазах плещется недопонимание, а в далекой синеватой глубине - капелька страха, которую там можно увидеть ой как редко; алые, с рыжеватым оттенком, источают уверенное спокойствие и почти что хладнокровие. Взгляды схлестываются, как борющиеся между собой стихии - но обычно вода тушит огонь, а не наоборот. *** Ной зарывается руками в собственных волосах, роняя голову на колени. Кровь Доминик больше не кажется притягательной, не утоляет жажды. Все из-за, будь он еще трижды проклят, этого наследника вампира Голубой Луны. Недаром говорили, что не стоит с ним проводить столько времени. Аромат крови Ванитаса, сравнимый лишь с прохладой, ощущающейся усталым путником около оазиса среди пустыни - он пьянит едва ли не до умопомрачения. Архивист помнит данное самому себе обещание: не кусать его. Но кровь, отпитая не напрямую, не так хорошо сохраняет свой изначальный вкус, теряет неповторимую нотку сладости, горечи или кислоты существа. Нет, он сдержится. Должен сдержаться. Он обещал. *** Шаг-шаг-поворот. Никто не смеет заговорить, ибо сознают оба: не тот момент, не то положение. И даже тот, кого втянули сюда буквально без его согласия, не в состоянии объяснить, почему он до сих пор не перерезал ему глотку. Что-то заставляет продолжать, вцепиться в чужие руки так, словно это то, что может спасти от всех жизненных невзгод. Шаг-шаг, остановка. Один силуэт повыше склоняется над шеей другого, но теплого дыхания и нет совсем. В вальсе чуть ли не самым важным моментом является зрительный контакт, ведь лишь он способен передать реальные эмоции партнеров. Но сейчас это правило стремительно меркнет - и все из-за сущности одного из. В финальной позе завершенного танца они стоят еще несколько минут, и каждый проводит их по-разному. Ванитас лихорадочно соображает, что делать теперь, когда он почти свободен. Ной же в сотый раз продумывает, стоит ли. Определенно стоит. От колонн площади эхом отражается крик и внезапно замирает, не разлетевшись дальше до домов: рот закрывает рука в белоснежной перчатке. Ванитас беспорядочно кусает пальцы, пытается двигать руками, но их точно так же предусмотрительно сжали. Все абсолютно бессмысленно; тем не менее, дергаться он не перестает, пусть и начинает понимать, что это ни к чему не приведет. А хоть немного бороться нужно - нельзя просто так взять и сдаться. Ной тщательно игнорирует чужие навязчивые воспоминания. Голова идёт кругом от безумия момента, но даже в таком состоянии он не смеет пойти против собственной установки - не лезть в чужую голову без данного на то согласия. Любопытство в целом тяжело пересилить, но он справляется с ним, пусть и с огромным усилием. Но жажду этой крови приглушить он не может. Мир весь плывет и кружится мутными пятнами. Ванитас оседает на пол, не в силах боле сопротивляться. Его прислоняют к мраморному столбу, но холод камня теряется в клокочущем внутри организма жаре. Ему известно, что в яде вампиров содержится вещество наподобие афродизиака, но частенько он про такой интересный факт забывает, пока вновь не почувствует это на себе. Зря. Место укуса саднит еще сильнее, как только от него отрываются острия клыков. Хочется прижать к нему лед или хотя бы пальцы, но сейчас любое движение кажется задачей невыполнимой. Ванитас рвано дышит, прикрывает глаза. В глубине души он знает, что Ной не убьет его, не причинит вреда сильнее, но страх все равно пробирает до костей. Видно, смелость и язвительность утекла вместе с выпитой кровью. Мысли заполняются переживаниями после того, как ожидаемое возмущение не звучит. Ной с трудом прерывается, тревожно заглядывает в лицо. Дыхание прослеживается, но кожа еще бледнее, чем раньше, и неосознанно вампир сравнивает ее цвет с цветом белоснежной тарелки. "Я увлекся", — мысль мелькает синей молниеносной вспышкой, заставляя подскочить на месте. Он по-детски испуганно прижимается к обмякшему телу, обнимает за плечи так осторожно, словно может его разбить, словно он из хрусталя весь. Нужно успокоить, привести в чувство, извиниться. Возможно, и в последний раз... Ной отчаянно впивается в чужие, почти что белые губы, подрагивающими пальцами поглаживает холодные щеки. Он очень сильно сомневается в том, что Ванитас не потерял сознание, но надежду удерживает изо всех сил. Надежду не только на состояние друга, а еще и на любой, пусть и совсем незаметный, ответ с его стороны, как признак взаимности. И тело пробивает разряд, когда на поцелуй слабо, заметно едва-едва, отвечают, проводя языком по нижней губе Ноя. Тот сначала собственным ощущениям не верит, а после, удостоверившись в реальности происходящего, обнимает крепче, пока не решаясь заходить дальше - не в таком состоянии партнера. Впрочем, Ванитас как всегда удивляет своей переменчивостью, умудряясь даже в полубессознательном состоянии собраться и отвесить слабую пощёчину Ною. — Идиот, ты хоть соображаешь... — гневная речь срывается на хрипящий шепот. Он замахивается снова, но рука безвольно падает обратно, как у марионетки, ниточки которой отпустил кукловод. И сказать хочется еще что-то, быть может, и накричать, но на что-что, а на это сил явно не хватит. Легкий удар по щеке не чувствуется почти. — Пойдем, — пресекает все попытки заговорить Ной, поднимая его на руки. Чертовски много слов крутится в голове, готовых сорваться с языка, но с точностью повторяется вальс: не тот момент, не то положение. И бредут они молча до самого дома, рассуждая каждый о своем. Кровь сочится из двух небольших ранок, впитывается в белоснежный воротник. Густые капли теряются в черных волосах, проскальзывают среди светлых прядей. По редким алым точкам завтра пройдет любопытный прохожий, и каково будет его удивление, когда он наткнется на целое пятно на мраморном столбе.