Эмили

Её проблема в том, что она и правда не помнит. Они нашли видеозаписи, да, и гипнотерапевт смогла вытащить из её разума несколько самых жутких воспоминаний - но кто поручится, что Габриэль не исказил эти участки её памяти так же, как искажал сцены убийств, совершённых их общими руками, которые демонстрировал ей, пока она не могла пошевелиться? Что на самом деле было до операции и удочерения - может быть, уже не помнит даже Габриэль. - Эмили, - звучит его голос в динамике выключенного из розетки старого радио. Мэдисон закрывает глаза, чувствуя, как постепенно нарастает боль в затылке и тонкий треск помех в ушах. Если ты и на этот раз вывихнешь мне суставы, думает она, имей в виду, я положу тебя под десяток самых отмороженных вышибал из ближайшего гетто. И я найду способ сделать так, чтобы ты это почувствовал. Габриэль хрипло смеётся, словно эта мысль и правда кажется ему забавной. Он называет её Эмили, потому что привык к этому имени с детства. Его сестру звали Эмили Мэй, так называли её врачи клиники, и так её имя было записано в документах - вместе с именем её брата. Пока она была совсем маленькой, ей иногда казалось, что она придумала его, и кто знает, какими дьявольскими способностями дала ему достаточно сил, чтобы он стал реальным и для других. Это было до того, как доктор Уивер и её коллеги удалили из её тела большую часть его тканей, а остальное зашили под донорскую пластину черепа, заставив его замолчать на долгие годы. Но в глубине души Мэдисон всё ещё допускает возможность того, что это действительно так. Что Габриэль был только набором злокачественной ткани, оставшейся от её не развившегося близнеца, - до тех пор, пока она сама не придумала его и не дала ему голос. Что на самом деле его не существует - а существует лишь она сама, маленькая девочка с химерным набором клеток в теле, части которых она дала имя и разрешение делать то, чего не могла сама. В конце концов, позже она, воспользовавшись новой семьёй и затем фамилией мужа, придумала Мэдисон Митчелл - и та стала реальной на долгие годы, и смогла добиться кое-чего в жизни, пока Габриэль Мэй не разрушил её карточный домик всего несколькими ударами тяжелого лезвия в тела их старых знакомых. Почему бы не предположить, что и самого Габриэля не было бы, если бы она не придумала его точно так же? - Эмили, - напоминает он снова, и она уже не различает, из какого динамика в её доме на этот раз - кажется, из всех сразу. - У нас одно тело. У нас одна и та же мозговая ткань. Правда? Один мозг на двоих, брат, спасибо, что напоминаешь мне, почему я повела себя как идиотка и позволила тебе вернуться. - Так откуда ты знаешь, что это не я придумал тебя тогда? Что ты существовала до этого или существуешь сейчас? Иногда я чувствую себя так, словно ты пытаешься захватить моё тело и заставить делать то, чего я не хотел бы. Мэдисон закатывает глаза. Может быть, если она сейчас расслабится и даст ему выговориться, он отстанет от неё до следующего раза. - В клинике мне было не слишком хорошо, Эмили. И я помню это лучше, чем ты. Я помню, поправляет она мысленно, а ты лишь прятал это от меня в моей голове. Впрочем, нельзя исключать и того, что он прав.