***
~двадцатью минутами ранее~
— Кагами, открути это на центрифуге, — Тобирама вслепую протянул пробирку в неопределенном направлении, большая часть его внимания была прикована к микроскопу. Хирузен понятия не имел, на что он смотрит, он потерял смысл того, что они делали три недели назад, и теперь было слишком поздно спрашивать. — Он уехал по делам, профессор, — сказал Хомура, отрывая затуманенный взор от своего ноутбука, где он кропотливо строил графики. — Он ушел минут тридцать назад. — Ладно. Хомура, ты это сделаешь. Хомура застонал и сполз со стула, рассеянно взял пробирку и пошатываясь направился к центрифуге в дальнем углу. Кохару состроила сочувственное лицо, склонившись над чашками Петри, полных бактериального агара, на другой стороне стола. Хирузен прижимался лицом к столу. Возможно, если он достаточно убедительно прикинется мертвым, профессор Сенджу проигнорирует его. Хищники реагируют на движение, верно? По крайней мере, он так думал. Он изучал право, а не этологию! — Торифу, следующий слайд, пожалуйста, — Тобирама выжидательно протянул руку, нетерпеливо жестикулируя, когда Торифу, практически спящий на ходу и цепляющийся за свой энергетик, моргнул на него. Почему он наблюдал за растворителем, весело булькающем в странном лабиринте трубок и колб над бунзеновскими горелками, для Хирузена было загадкой, он был почти уверен, что Торифу сейчас ходил во сне. Торифу взял чистый слайд из стопки и вытащил подготовленную чашку Петри из мини-морозильника. Он перенес немного бактерий с чашки на предметное стекло, твердой рукой запечатал и передал Тобираме. «О, — подумал Хирузен, — вот почему». Торифу делал что-то совершенно другое. — Эй, Сару, «менее опытный в своей области» хороший юридический синоним для «жалко-недалекий и лишенный воображения» или «тот, кто, к сожалению, не желает исследовать границы» сработает лучше? Черт, доверьтесь Данзо, чтобы он все испортил, даже не пытаясь. — Сару, я знаю, что ты не спишь. Перестань игнорировать меня. Ответь на вопрос. — Данзо нетерпеливо щелкнул пальцами, большая часть его внимания была прикована к заявкам на получение гранта, которые он услужливо заполнял для профессора Сенджу. В любое другое время Хирузен был бы впечатлен. Он был студентом юрфака, сыном юриста, и все еще мог кое-чему научиться у Данзо, мастерски умевшего протаскивать бюрократическую чушь мимо глаз экспертов. Потом он вспомнил, что Данзо делает это только потому, что профессору Сенджу по-прежнему запрещено самому подавать заявки на гранты, пока некоторые люди, которые могут быть, а могут не быть несколькими председателями и деканом, не начнут демонстрировать больший прогресс в своей терапии. Будь он послабее, у Хирузена от одной только мысли забегали бы мурашки. Хирузен решительно прикинулся мертвым со всей тонкостью, которой могут научить уроки права, или, если это не удастся, с яростной реакцией пожирающей свет плесени в заднем холодильнике. Серьезно, он был здесь только для того, чтобы получить свои зачеты по наукам. Он ничего не знал, он даже не присутствовал здесь. Это тело было всего лишь астральной проекцией в кошмарной вселенной, где сон сбрасывал ваш средний балл, как камень. — Сару, перестань притворяться спящим, — рявкнул Тобирама, не глядя. — Предполагается, что ты будешь помогать Данзо с заявками, пока он ждет, когда завершится инкубация бактерий на водяной бане. Хирузен застонал, отрывая лицо от стола. — Но профессор! — Никаких но! — Тобирама погрозил пальцем, предположительно направленным в его сторону. — Скоро выпускные экзамены у всех вас, а у вас еще полнедели работы. — Было бы очень полезно, если бы он уже приступил лабораторному отчету, как и обещал, — сказал Данзо, многозначительно глядя в его сторону и старательно избегая оглядываться. Ну и что с того, что он еще не начал введение? Эксперимент все еще продолжался! У него было достаточно времени, чтобы закончить! — Вот, что ты получаешь, когда идешь на поводу у жалости и позволяешь ему быть твоим напарником, — крикнула Кохару со своего конца стола. — Остальные были благоразумны и рассмеялись ему в лицо. — И я ненавижу вас всех за это, — торжественно сообщил ей Хирузен. — Я никогда не выручу вас из юридических неприятностей. — Что, по всем правилам, должно было быть серьезной угрозой, если бы он не сотрудничал с тем, кто больше всего нуждался бы в адвокате. Данзо, может быть, и специализировался в этике, но, с точки зрения Хирузена, он просто искал лазейки. Кохару мило улыбнулась в ответ и ткнула палочкой в чашку Петри, как будто представляла, как бьет ножом что-то другое. Хирузен постарался не съежиться. — В последний раз говорю, не тыкай агар! — Тобирама повернулся ровно настолько, чтобы посмотреть на нее через плечо, и нетерпеливым жестом попросил Тарифу подготовить еще один слайд. — Простите, профессор! — чирикнула Кохару, почти не раскаиваясь. — Хомура, у меня есть для тебя еще одна пробирка. Та, другая, уже все? Тишина. — Хомура? Словно крошечная стая недосыпающих и склонных к науке сурикатов, все подняли и повернули головы в направлении центрифуги. Хомура стоял к ним спиной, но одна его рука была согнута, а значит — Хирузен это точно знал — он покусывал большой палец в глубокой задумчивости. — Хомура, живее, — резко и нетерпеливо сказал Тобирама. Хомура наконец обернулся и, конечно же, прикусывал костяшку большого пальца, озабоченно нахмурив брови. — Профессор, мне кажется, центрифуга сломалась. Тобирама вздохнул. — Просто постучи ее по боку, пока она не заработает снова. Деканат все еще не выкашлял финансирование на ее замену. Хомура оглянулся… нервно? О, нет. — Не-е-ет, не то, просто. Растворитель. Он… должен разъедать после сепарации? Хирузен захныкал. Он был слишком молод и красив, чтобы его лицо растаяло! — …Что? — тихо сказал Торифу, краска отхлына от его лица, когда глаза профессора вспыхнули живым интересом. — Вовсе нет, — выдохнул Тобирама, и глаза его заблестели. — Эм, да, — Хомура неловко кашлянул. — Он… он начал разъедать пробирку, поэтому я замедлил центрифугу, и теперь он разъедает внутренности. — За его спиной прозрачная стеклянная крышка центрифуги расплавилась, и оттуда повалил дым и огонь. Тут же в тревоге завизжали дымовые датчики. Хомура снова оглянулся. — Да, нам придется прийти в деканат, как сборщики долгов с битой, чтобы выбить деньги на замену. Данзо фыркнул. — Не стой там просто так! — воскликнула Кохару, поспешно бросая палочку в контейнер для биологически опасных отходов, быстро закрывая чашки Петри крышками и убирая их аккуратными стопками в холодильник. — Хватай огнетушитель! — Не хватай огнетушитель! — запротестовал Тобирама, чуть ли не проскользя через комнату, чтобы осмотреть центрифугу. — Мы должны зафиксировать эту беспрецедентную реакцию! — Она горит! — завизжала Кохару. — Данзо, поддержи меня! Данзо сгреб свои бумаги, потратив время на то, чтобы привести их в порядок с явным отсутствием беспокойства. — Не суйте лицо в дым, профессор. Это нарушение правил охраны труда и техники безопасности. — Кохару яростно жестикулировала, обвиняя его в бесполезности, и он пожал плечами. Тобирама пробормотал в ответ рассеянную благодарность и достал из ящика под пылающей центрифугой полную маску. Затем он остановился и выдвинул ящик еще дальше, чтобы показать прожженную дыру. — М-м, это не идеально. Это неконтролируемо. — Он огляделся в поисках металлического подноса, чтобы сунуть его под центрифугу. — Оно никогда и не контролировалось, — сказал Торифу чуть истерично, одной рукой выключая бунзеновские горелки, а другой пытаясь рыться в шкафах. — Где огнетушитель? — О, я знаю! Кагами показал мне! — Хирузен нырнул к длинному столу, торжествующе распахнул шкаф, чтобы показать… огромную банку злых шершней, яростно ползающих внутри. — Гм, что за чертовщина, куда он делся? Почему, почему здесь… Хомура заглянул ему через плечо. — Хм, вот куда они делись. Хирузен медленно, судорожно повернулся к нему. — Что. Хомура безмятежно моргнул, брови медленно поднялись, как будто он просто не мог понять, о чем на этот раз болтал Хирузен. — Когда ты отправляешься на победную пьянку с энтомологами, чтобы снять стресс типа «я пережил плесень», все может стать немного диким. Но! У меня остался сувенир! — потом он сморщил нос. — Понятия не имею, как они сюда попали. — Н-но куда делся огнетушитель?! — Хирузен в панике замахал руками. — Кагами использовал его прошлой ночью, когда профессор Сенджу вымещал свое разочарование на плесени в холодильнике с помощью самодельного огнемета, — сказал Хомура, как будто это было вполне разумно и все такое. — Помнишь? Вот почему он ушел за новым. Хирузен не помнил. Он вернулся в общежитие, спал как нормальный человек, вместо того, чтобы вести войну с инопланетной формой жизни, которая жила в холодильнике. — Ты хочешь сказать, что у нас нет огнетушителя? — спросила Кохару, переходя от паники к ярости. — Ты, блядь, серьезно? — Как оно вообще туда попало, если лаборатория была заперта прошлой ночью? — спросил Данзо, потому что Данзо всегда задавал важные вопросы. — Как же ты сразу не догадался, что оно там? Хомура вскинул голову и высокомерно посмотрел на Данзо, вероятно, из-за сползших очков. — Не спрашивай, что я делаю, когда напиваюсь, Данзо. Пьяный я знает, что делает. — Заткнись и помоги мне найти пищевую соду, — сказал Торифу не совсем спокойно. — Да, помоги, — сказал Тобирама совершенно спокойно, задумчиво глядя на огонь, который теперь был вдвое больше прежнего. — Это становится немного тревожным. — Он медленно наклонил голову. — Все равно очень увлекательно. Это ни в малейшей степени не должно было вызвать коррозию. И центрифуги обычно не так легко воспламеняются. — О боже, нас снова собираются посадить за ручную центрифугу, не так ли? — Хомура застонал от отчаяния, схватившись за руку, как будто уже чувствовал фантомную боль. Или, возможно, вспоминал о ней. — Дело совсем не в этом! — прошипела Кохару. Торифу издал разочарованный и возмущенный звук, так как сода все еще оставалась неуловимой. И в этот момент отчаяния Данзо произнес самые проклятые слова, которые Хирузен когда-либо услышит вне суда до конца своих дней. — Интересно, сможем ли мы убить плесень этим? Самое ужасное, что все они это обдумали. Тот факт, что плесень была занозой в заднице, а это перевешивало то, что это, если честно, был инопланетянин, вероятно был учтен. Хирузен не был… полностью уверен во всей этой истории, но он слышал от Хомуры, который слышал это от Кагами, которому профессор Сенджу рассказал однажды ночью, когда был невероятно пьян, что плесень была выращена из штамма бактерий под названием Зецу. Который был извлечен из хондритового метеорита, названного Кагуя, астрономом, который видел, как изначально он отскочил от Луны, и проследил его траекторию до Земли. И этот самый астроном умер ужасной смертью, которая, как заявили официальные лица, не имела никакого отношения к внеземным бактериям, которые он изучал. Ни в коем случае. Это просто нелепый слух. Хирузену не нужно быть юристом, чтобы назвать это чушью собачьей. — Я просто хотел бы заявить для протокола, что это ужасная идея, — с покорным ужасом объявил Торифу, привалившись к столу. Он моргнул, когда что-то привлекло его внимание, и отодвинул коробку в сторону, увидев ведро пищевой соды. Торифу поспешно схватил ее, сорвал крышку и еще сильнее скорчился, когда оказалось, что ведро пустое. — Конечно, — в отчаянии произнес он. — Разумеется. — Рекорд остается в силе, — ответила Кохару, остывая и переходя от ярости в пользу чего-то более прагматичного, она уже вытащила сверхпрочные перчатки и бросила одну пару Данзо. — Я, например, была бы рада, если бы видела эту плесень в последний раз. Я почти уверена, что эта штука замышляет нашу смерть. — Разве мы не должны быть в костюмах для всего этого? — попытался воззвать к разуму Торифу. — Кагами хотел бы, чтобы мы надели полные костюмы. Профессор, поддержите меня, это нарушает правила техники безопасности! — Кагами до сих пор снятся кошмары о том, как плесень пытается выколоть ему глаза, — сухо сказал Тобирама, поправляя маску, чтобы сидела удобнее. — Уверен, на этот раз он нас простит. — Нет, не простит, — вмешался Хомура. Тобирама нахмурился и предостерегающе ткнул в него пальцем: — Помолчи. И перестань оставлять свои пьяные проекты в биолаборатории, здесь не место для жуков. — Шершней! — поправил Хомура с оскорбленным вздохом. Он поднял банку и прижал ее к себе, как будто эти самые шершни были коллективно оскорблены и нуждались в утешении. — Как вы могли так бессердечно назвать их? Тобирама устремил на него унылый взгляд. — Мне платят не за заботу. «Нет, конечно, нет, — саркастически подумал Хирузен. — Вам платят за то, что вы исследуете способы уничтожения инопланетных форм жизни». Хирузен был почти на девяносто девять процентов уверен, что деньги профессору Сенджу поступали непосредственно из какого-то смазочного фонда. На девяносто девять процентов. — Двигайтесь! — позвала Кохару. Они с Данзо втащили маленький холодильник на центральный стол. Это была тускло-серая штука, опутанная цепями, запертая на три разных замка и зловеще помятая изнутри. Честно говоря, от одного взгляда на эту штуку у Хирузена мурашки побежали по коже. Тобирама вытащил из кармана потрепанную связку ключей и с мрачным выражением лица двинулся к холодильнику, быстро справляясь с замками. — Торифу, пожалуйста, мои самые длинные щипцы. — Мы все умрем, — захныкал он, но храбро отбросил их. — Ужасно. Погребенны из-за всех правил техники безопасности, которые это нарушает. — Твоя неуверенность замечена, но не оценена по достоинству, — строго сказал Тобирама. — Продолжай в том же духе, и ты будешь мыть мензурки для дополнительных зачетов. — Торифу захныкал совсем по другой причине. — Всем отойти назад! Они все как один отступили и сгрудились у двери, Хомура все еще сжимал банку с разъяренными шершнями. Тобирама приготовил щипцы и осторожно открыл холодильник, отсюда Хирузен заметил следы ожогов на внутренней стороне дверцы, свидетельствующие о регулярном сжигании странных усиков метеоритной слизи, которые разрастались, если их не остановить. Хирузен затаил дыхание, когда Тобирама поднял камень размером с кулак и быстро, прежде чем черная слизь, покрывающая его, успела капнуть на пол, бросил его в пылающую центрифугу. И камень тут же завыл. Резкий пронзительный шум, который вбуравливался в барабанные перепонки и отражался в черепе, пока ты не потеряешь всякое чувство направления, кроме жгучей потребности убежать, о боже. Ну, или взять молоток. Хирузен не слышал ничего подобного с тех пор, как его последний, оплаканный будильник зазвонил посреди его последнего похмелья. — По-моему, это хороший знак! — крикнул Тобирама, перекрывая шум. Просачивающаяся, бурлящая тьма поднялась из центрифуги, как клокочущее зло, пожирая огонь. Из массы появился пустой белый глаз. — А может, и нет! Это — плесень? — замахнулось на него, но Тобирама лишь хладнокровно уклонился и ударил по ней щипцами. Крики мгновенно прекратились, когда масса того, что определенно было инопланетной формой жизни, замерла в том, что Хирузен назвал бы ошеломленным шоком. — Еда, — проскрипела она. Хирузен буквально почувствовал, как краска схлынула с его лица. «Оно может, черт возьми, говорить!» Торифу действительно покачнулся на месте, и Данзо с Кохару пришлось поддержать его. — Ни в коем случае, — строго сказал Тобирама, которого не смущали такие здравые понятия, как природа разума, право на жизнь, даже если ты инопланетная мерзость, и когда именно эта инопланетная мерзость научилась говорить. Старый добрый надежный профессор Сенджу. Инопланетянин бросил на него мерзкий взгляд: — Съем тебя. — Чудно, — сказал Тобирама с величайшей небрежностью, доставая из нагрудного кармана лабораторного халата пробирку с борной кислотой. Почему он носил с собой борную кислоту, не знал даже Кагами. Он сунул щипцы под мышку, откупорил пробирку и швырнул ее в лицо твари. — Но я возражаю. Инопланетная плесень вцепилась в его лицо, выросла в два раза и снова завизжала. — Верно, — кивнул Тобирама, лениво уклоняясь от более злобных ударов. — Верно, мы снова подожжем его. Кохару, напомни, какой рецепт коктейля Молотова ты предпочитаешь? — Предположительно, у меня такого нет, — Кохару прижалась спиной к двери, медленно взявшись за ручку. — С меня сняли все обвинения. — Ну, предположительно, если я устрою нашествие инопланетян, население в целом не получит права на проживание, — Тобирама угрожающе замахнулся щипцами на массу, и она зашипела на него в ответ. — Так что делись рецептом! — Мы не храним здесь ингредиенты! — Кохару оскорбленно выпрямилась. — Помните? Это было связано с тем, что мне не влепили испытательный срок за то, что я предположительно сделала! — Я держу на своем рабочем месте бутылку водки и зажигалку, — заметил Хомура. — Зачем?! — чуть ли не взвыл Хирузен. Он чувствовал, как его мозг медленно умирает, пытаясь автоматически прикинуть, в каком глубоком дерьме оказался бы Хомура, если бы это были буквально любые другие обстоятельства. — Для неотложной медицинской помощи, — устало объяснил Торифу, закрывая лицо руками и делая все возможное, чтобы хотя бы на одну чертову минуту притвориться, что он не знает всех этих людей и не мог никогда, даже предположительно, выбрать их из списка. Но он знал, и он мог, и, к сожалению, делал это раз или два. — У нас все еще есть вещество, из-за которого центрифуга загорелась, — заметил Данзо. — Мы уже попробовали, но эта штука только выросла, — рявкнула Кохару, выбросила руку вперед, как будто хотела показать, что ее профессор устроил односторонний поединок с этой самой разросшейся плесенью, чтобы доказать свою точку зрения. — Да, но если мы добавим новые переменные, например алкоголь с высоким содержанием спирта и обычный огонь, результат может быть другим, — Данзо попытался обаятельно улыбнуться. Это больше было похоже на улыбку продавца змеиного масла. — Честно говоря, стоит попробовать, — сказал Торифу, голос был все еще приглушен его руками. — Могу я напомнить, что стол все еще горит? И огонь распространяется? Может, не будем больше добавлять? — раздраженно сказал Хирузен. — Живее, дети! — Простите, профессор! — в один голос отозвались они. — Но да, в этом я на стороне Хирузена, — прокомментировал Хомура, держа подмышкой банку с сердитыми шершнями. — Сгоревшую центрифугу мы можем списать на несчастный случай. Но если они найдут водку, мы не сможем выдать ее за, ну, не знаю, протирочный спирт для загрязнений, и тогда мы все окажемся в дерьме. — Подумав, он добавил: — А если профессору из-за этого откажут в должности, никто никогда не найдет наших тел. — Хорошо, тогда мы идем за ножами, — Кохару решительно кивнула и направилась к длинному центральному столу. К сожалению, сторона с ножами была ближе к кипящей массе и продолжающейся дуэли, чем ей хотелось бы. — Что?! Нет! Кохару! Они крошечные и не помогут! — Торифу развернулся, чтобы схватить ее, но промахнулся, только кончики пальцев мазнули по ее лабораторному халату. — Вот дерьмо. Зецу во всей своей примитивной злобе увидел возможность. — Кохару, берегись! — закричал Данзо, когда Зецу собирался бросится ей на спину, Кохару резко развернулась, занося нож, как раз в тот момент, когда большая банка пролетела у нее над головой, чтобы пробить мерзкую морду и разбится в остатках центрифуги. «О, нет», — слабо подумал Хирузен. — Ложись! — крикнул Тобирама, буквально бросаясь прочь от внезапно появившейся орды разъяренных жалящих насекомых. К счастью для их шкур, шершни, похоже, были больше заинтересованы в размахивающих ложноножках Зецу. — Не паниковать! — взвизгнул Хомура, размахивая руками. — Дыма в комнате должно быть достаточно, чтобы они уснули. Это несерьезная проблема! Хирузен медленно, мучительно закрыл лицо руками. — Это хорошо проветриваемая комната, осел! — недоверчиво зашипел Торифу, отрывисто указывая на решетки на потолке, через которые радостно выходил дым. — А для усыпления ос нужны еще и препараты! — Во-первых, шершни! — властно произнес Хомура, изображая негодование. — А во-вторых, я не могу поверить, что профессор Абураме солгал мне! — Я могу, — пробормотал Хирузен. Это. Все это было слишком для Хирузена. Наконец он дошел до этого. Последняя капля. Его крайний предел. Его самый низкий порог для всего этого дерьма. — Дело не в этом! — зарычал Данзо, практически высунувшись в шкаф, пытаясь спастись от ярости шершней, медленно захватывающих комнату. К счастью, большинство из них застряли в Зецу. Словно желая добавить оскорбление к травме, все жала были направлены наружу. — Я больше не могу это выносить! Я ухожу отсюда! — Хирузен развернулся и схватился за дверную ручку, отчаянно дергая ею, но безрезультатно, и все больше огорчаясь, когда дверь отказывалась открываться. — Не смей открывать эту дверь! — взревел Тобирама. — Мы не можем выпустить это на волю! Хирузен в отчаянии навалился на дверь. — Мы все умрем! Нас зажалят до смерти и мы все умрем! — Ух ты, слабое звено, Сару! — саркастически протянула Кохару, каким-то образом добравшись до аварийного душа. Хирузен мрачно похвалил ее стремление не сгореть заживо, даже если это ничем не поможет против шершней. — Нет, он прав, — сказал Торифу с уверенностью человека, который знает свою судьбу. И в этот момент дверь распахнулась, и Хирузен вывалился в коридор. — О, да, она открывается наружу, — сказал Хирузен, глядя в потолок. — Не могу поверить, что забыл. — Что, черт возьми, здесь происходит? — завизжал кто-то, кто выглядел так, словно могу быть родственником Кагами, если сильно прищуриться.***
Мадара был так потрясен, что чуть не выронил топор. За все время работы пожарным он повидал немало странных и идиотских сценариев. Он видел, как пьяницы и наркоманы разных мастей случайно устраивали пожары. Он так часто сталкивался с кулинарными происшествиями, что это превратилось в частную игру в бинго на станции. Он даже видел свою долю случаев поджогов, чтобы скрыть другие преступления; иногда это просто факт его работы. Но это? Эта хрень? Определенно попал в десятку лучших происшествий, связанных с огнем. Шершень просвистел у его лица, и Мадара в тревоге вынырнул из оцепенения, отчаянно размахивая руками, чтобы убрать его. Удовлетворенный тем, что эта штука улетела, чтобы терроризировать всех, кто еще оставался в здании, он схватил за шкирку лежащего на земле ребенка и вытащил его из дверного проема. — Стой здесь! — приказал он, для убедительности ткнув в пол. Затем он повернулся и шагнул через дверь, как солдат через поле боя, глядя верной смерти в глаза. Или, по крайней мере, сильному дискомфорту и нескольким дням с пищевой содой и бенадрилом. Внутри это был настоящий дурдом. И Мадара был почти впечатлен. За исключением того, что он действительно, блядь, не был. Действуя быстро, он схватил худощавого черноволосого парня за шкирку, схватил парня с широко распахнутыми глазами и в очках рукой за шею и, бросив острый взгляд на Торифу, которого Мадара смутно помнил как того парня, который часто ночевал у Кагами, вышвырнул их в коридор. Можно было бы подумать, что все они, участвуя в той же эксклюзивной программе, что и Кагами, поймут, что значит эвакуация, но нет, они предпочли бы остаться здесь и, по-видимому, умереть. Вот почему Мадара стал пожарным. Потому что он заботится о том, что некоторые люди слишком глупы, чтобы жить. Он обернулся как раз в тот момент, когда девушка выполнила действительно впечатляющий бейсбольный слайд из комнаты и толкнула Очкарика в Тощего Парня и опрокинула их обоих на Обезьянье Отродье, все еще лежащего на земле. Это было прекрасно. Спасибо его впечатляющей учишьей памяти. — Быстрее! — воскликнула девушка. — Профессор все еще там! Кстати, о людях, слишком глупых, чтобы жить. Пока Мадара вытаскивал детей, этот самый профессор Сенджу, о котором он так много слышал, поднялся с пола, обернул голову плащом, чтобы защититься от шершней, и забрался на стол. — Что ты делаешь, дурак, хочешь свернуть себе шею? — спросил Мадара. — Это ты открыл дверь с риском, что Зецу сбежит! — профессор зарычал под своей маской, замахиваясь щипцами на… вашу ж мать, что это за штука?! — Идиот. — О боже, что это за штука?! — Мадара одной рукой вцепился в топор, а другой — в дверной проем. — Ты его сделал? — Не говори глупостей! — рявкнул профессор, нанеся хороший удар и заставив… тварь… завизжать. Из чего вообще сделаны эти щипцы? — Как будто я могу сделать что-то настолько принципиально бесполезное. Бурлящая темная масса снова завизжала, на этот раз в ярости, и бросилась через щель между столешницами, вцепившись псевдо-когтями. Профессор легко протанцевал обратно через стол, отбрасывая когти, соблазняя существо заползти на центральный стол, шершни и все такое. Мадара содрогнулся от размеров этой штуковины. — Съем тебя, — прохрипело существо. О, срань господня. Мадара взглянул на топор, безвольно повисший у него в руке. Это было бы полезно прямо сейчас, не так ли? Когда он учился в школе, на пожарных науках ему об этом не рассказывали. Кого он обманывал, только его кошмары покрывали это. — Убирайся обратно в пустоту, ты, плотоядная первобытная амеба! — выплюнул профессор, попав в глаз существа. Оно ударило вслепую, заставив его отскочить, чтобы избежать удара по ноге, и в этот момент Мадара ударил его топором в бок, полностью отвлекая его. — Эй, быстрый вопрос, — проворчал Мадара, вытаскивая топор из жижи. Он поморщился, увидев черную слизь, которая тянулась за ним. — Занят, — последовал нетерпеливый ответ. — Это важно, — настаивал Мадара, уклоняясь от сердитого удара по голове. — Ладно. Что? — КАКОГО ХРЕНА ВАШИ РАЗБРЫЗГИВАТЕЛИ НЕ РАБОТАЮТ? — взвизгнул Мадара и ударил по скользкой твари с такой силой, что по меньшей мере три шершня были отброшены силой удара и печально упали на пол. Серьезно, ни один из разбрызгивателей вообще не работал! Что это за нарушение техники безопасности? Если он выживет, Мадара лично подаст жалобу в Управление по охране труда или тому, кто отвечает здесь за стандарты безопасности. Возможно, он пытался отделиться от пережитого ужаса, пытаясь думать о чем-то другом, буквально о чем угодно другом. К несчастью, его визг настолько застал профессора врасплох, что он сделал шаг назад, наткнулся на кран раковины и отлетел назад. Мадара взвизгнул и бросился его ловить, выронив при этом топор. За долю секунды он решил не ставить его на ноги и потащил к двери. Он ни в коем случае не мог упустить эту прекрасную возможность эвакуировать последнего гражданского с линии огня. — Отпусти меня! — как ни обидно, но этот извивающийся гражданский не получил сообщение. Или у него здравого смысла, как у выдры. — Он еще не локализован! — Да, это было совершенно очевидно. — И разбрызгиватели — не моя вина! — Не в твоей гребаной жизни! — Мадара, пошатываясь, поспешно вышел за дверь и бросил мужчину в коридоре с чувством удовлетворения, которое было лишь немного мелочным. Совсем чуть-чуть. Он это заслужил, ясно? Профессор сердито сдернул с себя плащ и маску и… Честно говоря, Мадара перестал обращать внимание на то, что он говорил, когда понял, насколько он горяч. Преподавателям вообще разрешены татуировки на лице? Как бы то ни было, они чудесно влияли на черты его лица и так сочетались с цветом его глаз, когда он был возбужден! Мадара резко вернулся к реальности, когда профессор принял слегка встревоженный вид и взялся за щипцы как раз в тот момент, когда что-то большое ударилось об пол с громким влажным шлепком. Ох блядь. Мадара обернулся и увидел, что существо скатилось с края стола, ухмыляясь с грубо сформированной пастью шершневых жал, как кошмарные каракули демонов Гоетии. Он подавил дрожь, внутренне скучая по своему топору. — Мы не можем позволить ему сбежать, — пробормотала эта ходячая фантазия о горячем учителе. — Я выманил его из дыры в стойке, но дверь… слишком очевидный путь к отступлению, чтобы обмануть его дважды. — Один из студентов захныкал. — Дети, возможно, сейчас самое подходящее время для того, чтобы вы спокойно направились к выходу. «О, наконец-то, черт возьми», — подумал Мадара тем единственным уголком своего разума, который не был занят ревущими сигналами тревоги об опасности. Он лихорадочно огляделся в поисках подходящего оружия, когда его взгляд привлек ящик с огнетушителем в метре от двери. Он отошел от двери, профессор автоматически занял его место, и рывком открыл ящик. У него было смутное представление о том, чтобы использовать его как тупой инструмент, но инстинкт взял верх, когда существо направилось к двери. Он выдернул чеку, прицелился и выстрелил. Удивительно, но это сработало. Профессор с проклятием отскочил за пределы досягаемости брызг, глядя широко раскрытыми глазами, как существо визжит, шипит и увядает под натиском пены из огнетушителя. Лужа на полу в месиве черной жижи и мертвых шершней с последним бессильным воплем. Мадара проклинал свое воображение за то, что оно добавило «Что за мир, что за мир…» к оглушительному шуму. — Бикарбонат натрия? — лицо профессора перекосилось, и это было самым смешным выражением возмущения, что Мадара когда-либо видел на ком-либо. — И это был ответ с самого начала? Бикарбонат натрия. Мадара наклонил огнетушитель, сказав: — Я думаю, что на самом деле это бикарбонат калия. Профессор дернулся. — Честно говоря, — сказала девушка, так как никто из студентов не ушел и даже не отступил немного дальше по коридору, — мы не стремились спасти Зецу от огня, когда это случилось. — Это правда, — кивнул Очкарик. С лестницы донесся глухой стук, и все обернулись, чтобы увидеть, как Кагами споткнулся, несколько мешков рассыпались вокруг его отчаянно задыхающегося тела. — Что я пропустил? — Ничего особенного, мы убили плесень, — беспечно сказал Тощий Парень Обезьянье Отродье издал беспомощный звук. — Что?! — взвизгнул Кагами, вытаскивая свои покупки и тут же спотыкаясь о огнетушитель. Торифу услужливо хлопнул ладонью по лицу. — Прошу прощения, это я убил п-плесень, — Мадара недоверчиво запнулся на этом слове. Плесень — не то слово, которое он мог бы приписать этому, но будь он проклят, если не будет теперь более бдительным в уборке своей ванной, если это действительно так. — Это свежие огнетушители? — Он едва дождался утвердительного ответа Кагами. — Хорошо. Покажи своим маленьким друзьям, как они работают, и потуши там этот огонь. — Разве это не твоя работа? — спросила девушка. — Да, да, это так, — сказал Мадара, и теперь, когда опасность миновала, к его горлу подступил приступ истерического смеха. — Знаешь, что не входит в мои обязанности? — Он указал на беспорядок, в котором профессор теперь осторожно копался концом щипцов. — Эта чертовщина. — Поэтому я, — продолжал Мадара с наигранной беспечностью, схватив профессора сзади за рубашку, — ухожу. И я беру это с собой. — Я тебя даже не знаю, — возразил профессор, пытаясь вырваться из его хватки, но Мадара схватил его за спину, куда он не мог дотянуться, так что ха. — Я Учиха Мадара, а ты Сенджу Тобирама, — сказал Мадара, уволакивая его мимо разинувших рты студентов. — Надеюсь, ты любишь итальянскую кухню, потому что мне понадобится очень много хлебных палочек, чтобы прийти в себя после этого дня. Очень много. — Полагаю, если я получу из этого хлебные палочки…