***
Лиззи никогда не завидовала другим в том самом злом и порицаемым смысле. Ни когда другие девочки в школе хвастались новыми платьями или обувью, ни когда их хвалили учителя за прилежное поведение. Даже в тот день, когда отец отправил на улицу в слишком открытом платье её, а не сестру, Лиззи не желала никого проклясть или поменяться местами, выставить на продажу другую Старк. Она просто старалась сконцентрироваться на том, что имела. Потому, что даже немногое, может стать ничем, если всё время ты думаешь о том, что могла бы иметь. Но был один, всего один раз в своей жизни, когда она действительно позавидовала кому-то. В тот день, когда Грейс Бёрджесс медленно прошла к алтарю, чтобы стать Грейс Шелби. Что-то внутри неё перевернулось, неприятно кольнуло там, где она этого и не чувствовала ни разу. И это чувство не ушло после смерти Грейс, наоборот оно только усилилось. Потому что никто не видел Томми так, как она. Ни единая душа на свете не видела его, ночи напролет говорившего с безмолвной фотографией на столе. Чувство не ушло, потому, что даже в могиле Грейс обладала такой огромной его частью… И да, Лиззи завидовала Грейс Бёрджесс. Но более — нет***
Это была самая помпезная вечеринка их дома. Все, так ненавидимые Томасом сливки общества были приглашены. Женщины были одеты в платья, о которых Лиззи только мечтала, когда работала проституткой. Мужчины говорили о ставках, которые они выиграли, и акциях, что стоят больше денег, чем любой мужчина должен иметь. Разговор лился так же легко, как выпивка, и Лиззи… Лиззи воспользовалась первой возможностью ускользнуть от всего этого. Проскользнуть за дверь офиса Тома было сродни глотку воздуха после долгой задержки дыхания. Шум вечеринки стих как только захлопнулась дверь, и она могла снять каблуки, не нарушая дурацкие правила, которые ее не волновали. Лиз никогда не думала, что ее самой большой жалобой после замужества с Томми будут вечеринки. Но с другой стороны, она никогда особо не задумывалась о том, чтобы выйти замуж за Томми. Некоторые фантазии казались невозможными для воплощения в жизнь. Лиззи позволила себе пять минут, прежде чем расправить несуществующие складки на атласном платье и снова надеть ненавистные туфли. Она открыла дверь кабинета с высоко поднятой головой и ровной словно струна спиной. Внешнее впечатление было всем, особенно если тебя звали Шелби. Она вышла в холл, музыка и голоса снова окружили ее бессмысленной какофонией звуков. Хорошо, если Чарли и Руби еще не проснулись от шума. Детям всегда приходилось несладко на таких мероприятиях: сначала готовься весь день, потом выслушивай от взрослых как вы выросли и какие вы милые, а под конец и вовсе попытайся уснуть под пьяные возгласы гостей. Находясь на втором этаже у лестницы, она гордо оглядывала наполненный гостями холл, пытаясь найти взглядом семью её мужа. Однако прежде чем она смогла зацепиться хоть за одно знакомое лицо, странная тень схватила её за локоть и утащила обратно в офис. Её попытки вырваться не увенчались успехом, хотя она точно попала свободным локтем прямо в нос напавшего. Холодная сталь у горла так крепко прижатая к нежной коже шеи существенно усложнила задачу вырваться. —Одно неправильное движение и на твоих отпрысков будут выпиливать гробы. Всё тело в момент напряглось, скованное страхом. Мысль о том, что кто-то причинит вред её детям была её главным кошмаром на протяжении многих лет. Мужчина позади сильнее вдавил лезвие в кожу, почти надрезая её, пока сам торопливо тащил её в пустующую столовую. —А теперь, крошка, ты приведёшь сюда своего мужа. Быстро и тихо, чтоб не рыпалась, — судорожный кивок — единственное, на что её хватило. Страх был всепоглощающим. Лиззи заставила себя двигаться вперед. Она не сводила глаз с открытой двери столовой. И когда подошла ближе, то услышала Томаса сквозь оглушающий стук своего сердца. Глубокий рокот его голоса заставил что-то щелкнуть внутри неё. Внезапно ее страх растаял, уступив место гневу. Потому что этот незнакомец вошел в её дом. Этот человек угрожал ее детям. А теперь он использовал ее как приманку, чтобы заманить в ловушку ее мужа. Какого чёрта в конце концов? Мужчина держал Лиззи в стороне от дверей, болезненно обнимая рукой за талию. Она слышала, как Томми говорил с Фрэнсис, слышала, как он спрашивал, когда будет подан ужин, который она лично распланировала со всей педантичностью. Лезвие согрело кожу, казалось, почти обжигая ее. —Томми… — она остановилась на полуслове, слова застряли в горле. За дверью послышались шаги. И Лиззи хотела что-то сказать. Она хотела предупредить его, но это значило риск. А она была в первую очередь матерью, а уж потом женой. Поэтому не проронила ни слова. Лиззи почувствовала, как капля жидкости стекает по ее шее, а горло пронзила острая боль. Это отвлекло ее настолько, что она едва заметила, как Томми вошел в столовую. Но она заметила, когда его глаза нашли её. Она видела, как он вглядывался в темную тень за её спиной, как он узнал эту тень. —Лиззи, ты в порядке? –она попыталась кивнуть, но лезвие ещё сильеее вдавили в горло, почти перекрыв кислород. Невразумительное, но ободряющее кваканье, которое переросло в хрип. Жалкая попытка. —Моя жена не имеет отношения к моему бизнесу. Отпустите её. Очевидно, приказной тон был не лучшим решением, впрочем, едва ли что-то было решением в такой ситуации. Рука, лежавшая на её талии мгновенно переместилась к горлу, перекрывая драгоценный кислород. А нож врезался в мягкую плоть ее живота, заставляя всё тело замереть, охваченное жгучей болью. — Нет, нет, Мистер Шелби, этого сделать я не могу… Глаза женщины метнулись к её животу: лезвие чуть погрузилось в тело, окрашивая дорогой атлас в темно-бордовый. Если Томас и говорил что-то, она не вслушивалась. Всё что она могла слышать это громкий неразборчивый шум в ушах и траурный марш на её похоронах. Запах мыла Руби, её улыбка всплыли в мозгу как единственная зацепка, неразборчивый скулёж вырвался из горла мгновенно, пока на глазах навернулись слёзы. Вот, о чём думала Грейс в свои последние секунды, да? Кто будет петь колыбельные Чарли? Потому что она думала: кто расскажет сказки детям, кто научит Руби читать сложные слова, кто ответит на её многочисленные вопросы. Она думала о предстоящем концерте Чарли, о том, что пообещала быть там. А сейчас она могла пропустить его, пропустить всё в их жизнях. Медленно, почти рефлекторно, её глаза нашли фигуру Томми. Ей хотелось думать словно Том занялся бы этой работой: читал Руби и ходил на концерты Чарли. Ей хотелось думать, что и он сам будет в порядке. Лиззи — не Грейс в конце концов. Он её не любит. Это и к лучшему, Лиззи единственная видела его после смерти Грейс, не ту холодную версию, а человека разбитого на части. Даже великий Томас Шелби не мог пройти через это снова. Лиззи не обратила внимание, но сделай она это, стало бы очевидно, как напряглось тело мужчины, как он неосознанно подался вперед в защищающим движении. Как он ринулся к ней, когда рука нападавшего резко надавила на лезвие и оно глубоко врезалось в живот, разрывая кожу и мышцы. Но между одной мыслью следующей, между вздохами и выдохами была лишь боль.***
Томми видел, как нож вспорол кожу живота и погрузился в тело Лиззи. Он видел, как мужчина толкнул её к нему в руки, пока сам скрылся в оконном проёме. На секунду — короткую секунду — ему показалось, что Грейс снова оседает у него в руках. Но и это воспоминание мгновенно исчезло, как только он громко и отчаянно позвал на помощь. Он стоял на коленях, прижимая свой пиджак к ране. —Лиззи? Лиззи, смотри на меня, –голос был едва похож на его, дрожащий и хрипящий. Кровь была горячей и вязкой, капала на пол с его ладоней. В его руках умерло много мужчин, в его руках умерла Грейс, однако кровь Лиззи, момент её жизни и смерти ощущался острее всех. Она всегда была бледной, а теперь вообще стала похожа мертвеца. Глаза неотрывно смотрели на него словно…словно впервые видели. — Лиззи, всё будет нормально. Мы тебя быстро зашьём, да? Слишком много крови. Артур прибежал. Полли и Финн мельтешили у выхода, занимаясь скорой. Но недостаточно быстро. Это не могло повториться снова. Он сильнее прижал пиджак к ране, заставляя Лиззи вскрикнуть от острой боли. Томас не ослабил давления, пока руки его тёти не присоединились к его. Лицо Полли было напуганным. Она была в ужасе и уже в слезах. Она не была такой, когда это произошло с Грейс. Мысль пришла и пропала, он не дал горю поглотить себя вновь. Внезапно холодная рука легла на его лицо. Внимание снова сконцентрировалось на Лиззи: красные, блестящие от слёз глаза, и трясущиеся от потери крови тело. Он смотрел в эти глаза не отрываясь. И это взгляд, тот, что она ему давала дюжины раз до этого. Тот, что держал его на плаву все эти годы. Тот, что невозможно игнорировать, всё, но только не этот взгляд. — Ничего из этого не твоя вина, Том, — он отпрянул словно она его ударила. Рука снова легла на его лицо, в это раз сильнее впиваясь ногтями, в попытке заставить слушать. Но он не мог слушать, потому что это была чистого вида ложь. А Томми Шелби не лгал сам себе. — Нет, ты послушаешь. Ты послушаешь меня Томми Шелби. Это не твоя вина. Доктор с шумом ворвался в дом и почти бегом направился к ним. Наверное, он знает адрес наизусть. Рука соскользнула с его лица, а сама Лиззи отключилась. В голове среди прочего шума была лишь Лизии и её «Это не твоя вина, Том»***
Он никогда не видел её настолько неподвижной. Крепким сном она не отличалась в принципе. Издержки профессии. Но она хотя бы слегка шевелила ногами или сворачивалась в кокон, когда мерзла. Но сейчас ничего. Даже не вздрагивала во сне. Просто неподвижно лежала настолько бледная, словно уже умерла. Взгляд двинулся от лица к её животу, туда, где была свежая перевязка. Он точно знал место раны, как и то, что у нее было пятнадцать стежков. Он точно знал, что она не приходила в себя всю ночь и утро, с тех пор как отключилась в его руках. Это было много часов назад. Доктор ушел совсем недавно. Томас не сдвинулся со своего места у их кровати. Словно пошевелившись, он сломает этот момент тишины, словно нарушит равновесие весов. Полли доложила ему о происходящем в мире. Артур и парни искали ублюдка Фраерса, и найди они его, быстрая смерть станет блажью, потому что Артур лично выбьет из него раскаянье. Прислуга очистила пол от крови, а гости были выставлены с искреннейшими извинениями об отсутствии хозяев. Поэтому было тихо. Но тишина стала проклятием. Потому что он мог думать. Он мог вспоминать. У страха было время, чтобы просочиться в его тело и засесть в костях. Потому что одна жена умерла у него на руках, а другая едва не повторила её судьбу. И он знал — несмотря на слова Лиззи — что это именно его вина. Он приносил жестокость в их жизни. Но и остановиться уже не мог. Что если следующие Чарли и Руби? Он не мог даже думать об этом. Его дети были единственным, что безоговорочно любило его сердце. Потеря Грейс была подобна аду, который он не мог вообразить. Но даже Томми знал, что потеря его ребёнка из-за бизнеса значит его конец в психушке или могиле. Иного не дано. А если Лиззи не выкарабкается… Херово же он отплатит ей за её верность. Не так следует благодарить за разделённую выпивку, за разговоры, за поддержку, тепло и спокойствие, что она ему дарила ночами. Это будет худшим способом отблагодарить её за Руби. Лёгкий стук в дверь отвлёк его от неутешительных мыслей. Он позволил стучавшему войти, но не поднял взгляд. Пускай делают, что хотят, ему плевать. Но тихие шаги маленьких босых ног привлекли его внимание. Руби стояла у кровати едва открыв глаза. Ручки терли лицо в попытках проснуться, пока она сама, спотыкаясь, шла к нему. —А ты зачем не спишь, малышка? Совсем ведь рано, — спросил Томас усаживая девочку себе на колени. Она сидела напротив прижавшись к его круди и уложив голову под подбородком. Она всегда так делала–приходила к нему когда вставала слишком рано. Эта непринужденность, легкость подкупала и он всегда наслаждался этими моментами. —Мамочка больна? –его взгляд снова переместился к его жене, всё также неподвижно лежавшей на их кровати. Ещё крепче перехватив дочку, он громко вздохнул: — Да, Ру, её живот болит, так что она отдыхает, пока ей не полегчает. Он ожидал больше вопросов, однако они не последовали, и Руби начала рассказывать о своих снах: ярких и красочных с бескрайними полями, феями и лошадьми. Ничего из тех криков и крови, что наполняли его ночи. — Па, когда мамочка проснётся, я хочу в ней поиграть? Слова снова вернули его напряжение. Словно заточенное лезвие, они отрезали часть его и оставляли кровоточащие надрезы . Чарли был слишком маленьким, чтобы скучать или помнить Грейс. Он не задавал вопросов. Но Руби… Случись что, она бы помнила. И ему пришлось бы ответить на все её вопросы. — Давай лучше сообразим завтрак.***
Через час Руби беззаботно играла в детской. Её помыли, накормили и она получила всё желаемое внимание от её отца. А Томми вернулся на место, на стул возле Лиззи. Через несколько часов он увидел первые движения: она сильнее свернулась на кровати, её брови нахмурились, а кулаки сжались от боли. Том взял её кулак и мягко развернул, нежно погладив костяшки подушечкой большого пальца. — Я знаю, что это больно, Лиззи. Но ты должна выкарабкаться. Ради Руби, ради Чарли. Они нуждаются в тебе. Лиззи вырвала свою руку из его хватки и Томми едва успел схватить её, прежде чем она смогла причинить себе еще больше боли. Но внезапное движение, похоже, все равно причинило ей боль. Лиззи вскрикнула, и ее глаза распахнулись. Он был на ногах в следующую секунду. Другая его рука вытянулась, чтобы она не повернулась и не разорвала швы. —Лиззи? Лиззи, послушай, — сказал он низким и нежным голосом, таким он обычно говорит с лошадьми. — На тебя напали, Лиззи. Глубокая колотая рана, но пришел доктор и зашил тебя. Он остановился, гадая понимала ли она его слова, но взгляд был относительно осознанным, поэтому продолжал говорить: — Теперь ты должна лежать спокойно, Лиз. Ты не хочешь разрывать швы. Просто дыши и оставайся неподвижной. Все хорошо. Лиззи перестала извиваться. Она делала короткие вдохи, но они больше не были испуганными. Томми отпустил ее и сел на свое место. Он дал ей минуту, ожидая ее вопросов. Но, как и у их дочери, у Лиззи, похоже, их не было. Вместо этого она повернула голову, чтобы внимательно посмотреть на него. Он не знал, что она увидела, но это заставило ее потянуться к его руке. И вот как она снова заснула, удерживая руку Томми.***
Лиззи пришла в себя с чувством тупой боли в теле. Боль пульсировала в её животе посылая импульсы и к бёдрам, и к груди. И мир, в котором она очнулась, так явно отличался от её сна, ведь там она лежала в их с Томми постели и он разговаривал с ней, уверял, что всё будет нормально, заботился, в общем, вёл себя как мужчина, каким она желала его видеть. Она осмотрела помещение туманным от боли и лихорадки взглядом: вместо привычных обой она видела выбеленные стены больницы. И было холодно, ужасно холодно, её комната всегда хорошо отапливалась. Мозг пытался сложить зацепки в единую картину, но едва ли голова работала. Она повернула голову в сторону открывающейся двери, чтобы заметить быстро семенящую медсестру, а за ней и Томаса. На секунду она успокоилась, потому что если Том был здесь, значит она была как минимум в безопасности. Пусть он будет думать тогда. Но не было ни Чарли, ни Руби. Даже намёков на других людей в принципе. И это настораживало. —Том? — голос хриплый и низкий, словно она уже выкурила слишком много сигарет. Томас приблизился и сел на стул возле кровати. Она была жёсткой, кровать, и спина уже начала ныть от неудобной позиции. Она потянула мужа за руку, привлекая его полное внимание. —Где Р… Голос снова дал петуха и из сухого горла вырвалось странное хриплое кряхтение. Она тяжело сглотнула слюну, пить хотелось до невозможности. — Где Руби и Чарли? Томас потянулся к графину, стоявшему на тумбе возле кровати и щедро плеснул воды. Он чуть приподнял её, чтобы она могла сесть. Но лучше бы она осталась лежать. Боль до этого лишь маячившая вдалеке сознания, вернулась с новой силой, пульсация усилилась, заставляя лицо исказиться в болезненной гримасе. Тошнота подступила к горлу, хотя едва ли она ела на проклятом приёме. А Томас молчал, хотя больше всего на свете ей нужно было удостовериться в том, что дети в порядке, в безопасности. Это должно было быть произнесено вслух. —Дети дома, в безопасности. Полли присматривает за ними, — Она с облегчением откинулась на подушку, ещё раз скрючившись от боли. —Хорошо, Том. Это очень хорошо. Однако теперь, когда беспокойства о детях пропали, вопрос её местонахождения приобрёл актуальность. — Я в больнице, — Томми тяжело кивнул, глаза всё также внимательно осматривали её словно она была совсем нестабильной. — Почему я в больнице? — она могла сказать, разумеется. Живот горел и болел, словно кто-то жёг её изнутри. Но это не объясняло, почему она была в больнице, а не в своей комнате, восстанавливаясь. Он оперся локтями о колени и свет наконец упал на его лицо. Темные круги под глазами и болезненная бледность, до этого незамеченные ей стали более, чем очевидны. Усталость оставила явный след на нём, сколько же он не спал? —У нас дома был приём, помнишь? Конечно, она и Ада планировали это несколько недель, жаль она так и не продержалась до ужина. — Кто-то пробрался внутрь. Они добрались до тебя, — темнота столовой и рука слишком крепко сжимающая талию. Она снова кивнула. — Он заколол тебя, доктор прибыл вовремя, тебя зашили. Но ублюдок должно быть занёс инфекцию. Лиззи тихо выдохнула. Она понимала, что инфекция убивает также эффективно, как и пули. Или нож. Воспоминания снова вернулись в ту ночь: отдельные отрывки никак не вязались в её памяти, но она помнила боль. И страх. И Томми. — Он сказал, что убьет детей. Он окончательно выпрямился. — Он больше никого не убьет. Артур и мальчики выследили его следующим днём. Его тело на дне реки сейчас. Это ещё сильнее спутало события в её голове. Разве она говорила ему о детях? Видимо её мыслительный процесс слишком очевидно отобразился на лице. Потому что Томми нахмурился и обеспокоенно спросил: — Что это? Болит сильнее? В его голосе был оттенок страха, тот что охватил её при мысли о потере Руби. —Нет, я просто не могу вспомнить, когда говорила тебе о детях, — кажется, она только сильнее его озадачила, — Не сейчас, до этого. Всё нормально. Ты уже убил его, значит я сказала об этом, — теперь его непонимание стала более явным, он выгнул бровь в немом вопросе. —Ты убил его, потому что он угрожал детям. Я просто не помню, что говорила тебе об этом до. Боль, должно быть, помутила рассудок. Его недоумение сменилось странной гримасой. Если бы она не знала его лучше, то приняла бы её за сожаление или стыд. Но они знакомы не первый год, и она понимала что за человек перед ней. — Лиззи, ты сказала мне о детях только сейчас. Я убил его, потому что он заколол мою жену, когда ты не была даже вовлечена в наш бизнес. Она не успела спрятать своё удивление. Едва ли она старалась спрятать его вообще. Но резко ей стало плевать, усталость накатила одной сбивающей с толку волной. Она жива, дети живы и в безопасности. Тошнота снова подкатывала к горлу как только её вдохи стали более глубокими. Лихорадка была слишком сильной и часть её заметила, что это был далеко не хороший знак. Но веки в раз оказались слишком тяжёлыми.***
Когда Лиззи очнулась в следующий раз, доктор был в палате. Он стоял у двери вместе с Томми, и она чётко видела, что что-то не так. Плечи её мужа были слишком напряженными, а доктор смотрел на него как побитая собака, напуганная и сожалеющая побитая собака. До неё долетали лишь обрывки фраз пока она боролась с усталостью: «…всё что можно…распространяется…мне жаль Мистер Шелби…» —Убирайся нахер отсюда. Если не можешь помочь, то исчезни с глаз, –это был тёмный, низкий голос. Он использовал его, когда говорил с врагами и едва ли он значил, что дела разрешаться ненасильственным путём. И часть её посочувствовала медработнику, пока смысл сказанных им слов не врезался в голову. Действительное осознание было словно ушат холодной воды. Я умираю Дыхание стало затруднительным, а по рукам прошла дрожь. Мысли заметались в голове прогоняя прочь усталость. Глаза снова нашли Томми. Теперь это стало очевидным, за гневом было волнение и нервозность, будь он другим человеком, она бы подумала страх. Она умирала, и ничего не могла с этом сделать. Доктор покинул комнату, и Томас повернулся к ней. Удивление промелькнуло на его лице прежде, чем он начал сканировать её. —Как много ты слышала? — она раздражённо вздохнула. Глаза стали влажными, но сейчас плакать было нельзя. Слишком много вещей должно быть обговорено. — Он идиот, Лиззи. С тобой все будет в порядке, я обещаю. Но даже он не мог этого обещать. Имей он власть над смертью, она не была бы его женой сейчас. Не было бы Руби. Смерть никому не подчиняется, даже Томасу Шелби. Она снова откинулась на подушку. Прошло много мгновений прежде чем метавшиеся мысли были сформированы в связанную речь. —Руби должна ходить в нормальную школу. Никаких домашних учителей. Она должна социализироваться, –Томми шагнул в её сторону со странной, так ему не присущей неуверенностью. Но Лиззи продолжила: — Ты должен ходить на выступления Чарли. На каждое из них. Он ужасно играет и я ненавижу эту скрипку, но он её обожает, понимаешь? Я не смогу быть там, поэтому придёшь ты. Каждую из них, Том. —Лиззи… —Ты не… Ты не должен пить при Руби. Это пугает её. Она не может понять почему ты становишься злым. Так же как и Чарли. Томми качал головой, на лице то самое холодное выражение лица, когда он был недоволен и не скрывал этого. —И ты должен пообещать мне, Том. Пообещать и сдержать обещание, что ты не позволишь им видеть другую сторону дел. Я не хочу чтобы они росли, боясь каждого шороха. Настолько, насколько это возможно. Том, прошу тебя, — её голос был низким и дрожащим, слова обрывались, но она ни разу не прервалась. —Лиззи… Лиззи, просто помолчи. Хорошо? Просто помолчи. Ты не умираешь, ладно? Ты не умрёшь, — он приблизился к кровати и низко склонился к ней расставив руки по бокам от её головы. — Ты не будешь так говорить, а я не буду слушать, словно ты уже мертва. Все эти наставления, когда тебя не будет здесь. Ты, блять, будешь со мной, здесь. И никак иначе. Его лоб аккуратно прижался к её. Это должно было обнадёжить, но только подтвердило её худшие догадки. Потому что это ощущалось как забота, как…любовь. А Томми Шелби мог любить её только когда она при смерти.***
—Томми, ты не выходишь на связь днями. Никаких распоряжений о бизнесе. Я знаю, что Лиззи в плохом состоянии… Томас встал с насиженного места и, обойдя стол, сел на пол рядом с Чарли. Его сын с любопытством оглядел его и Полли, прежде чем снова деловито разбираться с игрушечными поездами. Руби, его милая Руби, сладко спала на диване свернувшись калачиком. Её ручки были сжаты в маленькие кулачки, словно даже во сне она готова была драться. Томми всегда казалось, что Руби передалась часть его темноты, той, что он впитал на войне. Словно его девочка взяла не только упёртость Лиззи, но и его тьму. Чарли не подходит для ведения бизнеса, никогда не подходил, он, как и Грейс, слишком светлый и мягкий для этого, это видно изначально. А Руби с самого рождения была бойкой. Но лучше бы она не ввязалась в его грязные дела, Руби — это самый яркий луч света в его жизни. —Ты знаешь, что я люблю Лиззи также сильно, как и Аду, — Томми вздрогнул, потому что Пол никогда не сказала бы этого о Грейс и он знал прчему. — Но в мире происходят вещи требующие твоего внимания. Ты не можешь просто запереться здесь и играть с поездами. Его сын с любопытством взглянул на Полли одновременно с ним. Вопрос сорвался с его губ быстрее, чем Томас его предотвратил. —Тётя Полли? Теперь у Руби не будет мамы, как и у меня? Замешательство Пол длилось слишком долго для подобного вопроса. —Чарли, у тебя есть мама. И она тебя очень любила. Помнишь? — его голос оставался таким же спокойным, как и всегда, хотя боль подбиралась к внутренностям, почти скручивая их в узел. Грейс оставалась нежелательной для него темой. Но он держался, нельзя было перекладывать этот вопрос на кого-то другого. — А Лиззи не оставит вас ещё очень долго. Она просто приболела, но скоро вернётся домой, к нам. Разочарованный взгляд Полли он успешно проигнорировал. Она и понятия не имела о чем говорила. Лиззи словно была уже похоронена для неё. Но Лиз была в главном корпусе городской больницы и поправлялась. Именно так. —Ты оказываешь ему медвежью услугу, — прошипела женщина ему в ухо. Томас не ответил. Даже не поднял взгляд. Дверь тихо захлопнулась. —Чарли, мой мальчик, — ребёнок поднял взгляд и на секунду Томми растерялся: в глазах Чарльза была надежда и опасение одновременно, он хорошо понимал душевные вопросы. — Как насчёт того, чтобы проведать Лиззи в больнице. Она наверняка по вам соскучилась Воодушевленный кивок и радостно загоревшиеся глаза были чётким ответом. А ещё причиной, почему Лиззи должна поправиться. Потому что Лиззи и есть мать, которую Чарли будет действительно оплакивать, по ней он будет скучать. Однако Полли была права в одном: мир не стоит на месте, и есть дела требующие его вмешательства, вещи которые он хранил в секрете даже от Полли. Когда все звонки были совершены, а письма с распоряжениями для мальчиков отправлены они поехали в больницу проведать Лиззи.***
Ей стало только хуже. На много хуже. Лиззи была белее простыней на больничной койке. Губы сухие и потрескавшиеся от лихорадки. И дрожь. Всё её тело пробирала дрожь. Томми ненавидел эту картину. Ничего от Лиззи, которую он привык видеть всю свою жизнь. Ничего от женщины, к которой он привязался и научился уважать и восхищаться. Она всегда была слишком сильной и упёртой, чтобы позволить чему-то свалить её с ног. Но одна случайность довела её до такого состояния. Детей он не завёл внутрь, Ада осталась с ними в холле. Прошло пять дней с их первого визита и они приходили каждый день. После дети всегда спали лучше, а Лиззи так ярко им улыбалась. Почему её здоровье так ухудшилось? Это он не смог понять. «Это естественный порядок вещей» сказали ему медсёстры. «Воля Божья» объяснил доктор. Но ему было плевать на Божью волю. По Его воле, по воле Томаса Шелби, Лиззи должна выкарабкаться и это всё о чем он беспокоился. Но он слышал это — характерные хрипы в груди, когда смерть побирается слишком близко. И он почти чувствовал её — смерть имела специфичный запах, лёгкий шлейф слизью оседающий в лёгких. Только со временем он научился его распознавать. Мужчина схватил близлежащую тряпку и мыло, чтобы аккуратно помыть шею и плечи Лиз, вычистить её волосы от зловония смерти. Они не сочетались. Веки затрепетали, и через секунду он столкнулся с темными глазами Лиззи. Он видел каких усилий ей стоило приподняться и опереться на вовремя подложенную подушку. —Здравствуй, Мистер Шелби, — её голос был надломленным и хриплым, хотя тон оставался мягким. Томас не понял, была она игривой или её затянуло во времена, когда она ещё не была Миссис Шелби. Её взгляд наконец прояснился и он смог разглядеть знакомые смешинки. — Вы ужасно выглядите. Он знал, что должен улыбнуться. Он улыбался ей чаще с момента её болезни. Но он не смог заставить нужные мышцы сократиться и хотя бы изобразить подобие улыбки, поэтому он заговорил. — Да и у вас бывали деньки получше, Миссис Шелби. Её тёмные брови нахмурились и улыбка появилась на его лице сама собой. — Если честно, я помню, что ты выглядела невероятно привлекательно в день нашей свадьбы. —Словно ты смотрел на меня в день нашей свадьбы, Томас Шелби. Ты всё время глядел в окно на могилу Грейс. Будто я не замечала, — правдивость слов заставила его вздрогнуть. Хорошо, что Лиззи прикрыла глаза, потому что смотреть сейчас было слишком тяжело. — Но всё нормально,— голос снова сорвался на хрип, — Я всегда знала…кем являюсь. Томми поправил подушки за её спиной, и подал стакан воды. — И говорить женщине, что она плохо выглядит верх бестактности, знаешь ли. — Никогда не слышал об этом, но я не спец в правилах, — она снова согласно кивнула и прикрыла глаза. В эту же секунду дверь за его плечом приоткрылась и в проёме появилась голова Ады и детей. — Как насчёт посетителей? — уголки губ растянулись в нежной улыбке и она бодро кивнула, — Заходите, дети. Чарли подошёл первым и близко наклонился, чтобы поцеловать в щёку. Мальчик очевидно нервничал: он никогда не видел Лиззи больной, да ещё и так тяжело. Руби подошла через секунду, её маленькие ножки не могли доставить её к кровати так быстро, как хотелось бы. — Здравствуйте, мои дорогие, — Лиззи с усилием полностью села, до того как он помог ей. Её глаза заблестели так, словно она не видела детей несколько недель, а не часов. — Я так по вам скучала со вчерашнего дня. Чарли обошёл кровать и залез с одной стороны, а Руби усадил сам Томас с другого края, чтобы девочка не слишком опиралась на маму. —Мы тоже очень скучали. Фрэнсис не рассказывает истории так как ты, и она вообще не может петь. Томми заметил, как Лиззи улыбнулась и ещё крепче прижала Чарли к себе, поцеловав куда-то в висок. — Возможно, если вы попросите своего папу он расскажет вам парочку историй, — она послала ему лисий взгляд, — Я всегда верила каждой из них, какими бы они не были. Томми не отреагировал, это был разговор для другого времени —А теперь, Руби, скажи, вы принесли мне рисунки? Чарли полез во внутренний карман пальто и вынул два помятых листа: тот, что с непонятными каракулями и линиями — Руби, а другой, с разбираемыми фигурами — Чарли. Чарли стал объяснять свой и Том переключил своё внимание на то, как в глаза Лиззи снова возвращается жизнь. Глаза Чарли тоже наполнялись счастьем, словно они питались энергией друг друга. Потом Руби стала показывать на свои рисунки и объяснять, что и где. И хотя Лиззи, наверняка, как и он, не могла ничего разобрать, она смотрела на их дочь с неподдельным интересом. Скоро им нужно было уходить домой и Лиззи взяла с каждого обещание, что они будут хорошо себя вести. Каждый из детей поцеловал её на прощание и обнял так крепко, что наверное это было больнее, чем их мама показала. Когда Руби уже подошла к двери и ждала Аду, Чарли колебавшись наконец произнёс: — Может быть ты останешься ещё не на долго? —Что ты имеешь в виду, Чарли ? –произнесла женщина сдавленным голосом. Мальчик опустил взгляд и поскрипел носком ботинка. — Ну…понимаешь, Руби ещё очень маленькая. И я люблю тебя, ты добрая и весёлая. И у меня нет мамы, у Руби тоже может не быть. Поэтому может ты останешься с нами, хотя бы пока Руби и я не вырастем и перестанем так в тебе нуждаться. Томми медленно перевёл взгляд на свою жену. Её глаза блестели от слёз, а рот был приоткрыт, словно она хотела что-то сказать, но не могла выдавить ни слова. Томас только услышал цоканье каблуков Ады и как за ними захлопнулась дверь. — Я… — её голос снова подвёл её. Одинокая слеза скатилась по щеке, а он отвёл взгляд. — Я хочу остаться, – ломаный шёпот был максимумом, который она могла выдать. — Скажешь им, хорошо? Скажешь, что я очень хочу остаться с ним и с Руби и с тобой. Я не хочу умирать, Том. Она заплакала почти беззвучно, но с такой болью, что его сердце в очередной раз сжалось. —Господи, я не хочу умирать. Я хочу увидеть его с первой девушкой. Я хочу отвести Руби на её первую выставку. Я так хочу быть с ними, Томми. Он опустился на колени перед ней, сжимая её ладонь. Она была очень горячей, неизвестно, как дети так близко к ней прижимались с таким-то жаром. Но возможно, он почувствовал потому, что сам держал руку не отпуская. —Врач говорит, что Господь зовёт тебя к себе, в рай. Слёзы хлынули с новой силой. На его памяти последний раз она так плакала когда они почти потеряли Руби. Она нежно провел большим пальцем по щеке, стирая слёзы. — Но я скажу, — он опустил голову к ней на колени и снова нашёл глаза Лиззи, — Я скажу, что ты моя. Я женился на тебе. Ты принадлежишь мне, и я не делюсь. Ни с Богом, ни с Дьяволом, ни с кем. Она подавилась смехом. —Томми Шелби берет на себя волю и Господа и Дьявола. Полли не дала бы тебе спуску. Он слегка улыбнулся. Отчасти из-за того, что Лиззи нужна была его улыбка, его оптимизм. И раз уж у него хреново получалось давать то, что ей нужно до этого, то нужно стараться изо всех сил сейчас. Она зарылась пальцами в его волосы и он прикрыл глаза наслаждаясь ощущением, смакуя его. —Я тоже борюсь, Том. Как ты стараешься поставить меня на ноги, так и я стараюсь встать на них. Не думай иначе, ладно? —Я не сомневался в тебе ни на секунду, Лиз.***
Она не проснулась на следующий день. Или через день. «Кома», –объяснил доктор. Сказал, что она и вовсе может не очнуться. Торопливо и жалостливо проговорил, что это к лучшему — меньше страданий для неё… Томас почти задушил его на месте. Артур едва смог оттащить его, пока Финн и Исая поспешно выпроваживали его из комнаты. Потом начались эти взгляды. Сначала от Финна и Ады. Потом от Артура. Взгляды говорящие, что он уже проиграл. Что они уже списали Лиззи с блядских счетов. У Полли не было этого взгляда, но он и не требовался, в её голове Лиззи уже была почти похоронена. Просто привыкала к мысли заранее, чтобы потом не было больно. Умная Полл ждала пока и Томас сделает также, быстрее свыкнется — меньше пострадает. Но все они глубоко ошибались. Черта с два они окажутся правыми. Нахер их всех. Он выпроводил их из Стрелы, из больницы, из своих мыслей. Перенёс Лиззи домой, в их спальню, и нанял ей медсестру. Едва ли это было правильно: Чарли мельком увидел её через дверной проём и ни проронил ни слова после. Но не мог Томас оставить её в блядской больнице, где все только и ждали, что она умрёт. Она Элизабет — мать вашу — Шелби. Она крепче их всех. Фрэнсис держала детей подальше, им не нужно было её видеть, нет нужды пугать их заранее. Все они стали жить по новому расписанию: утром Томас занимался делами бизнеса, пока Чарли и Руби занимались с учителями. В обед они ходили к лошадям и гуляли на воздухе. Дети носились словно чумные, но пока ни разу не расшибались. После обеда, они сидели в рабочем кабинете или в детской, и он был лучшим родителем для них, чем когда-либо, потому что обычно Лиззи занималась этой работой, и ему не нужно было уделять этому больше минимального времени. Ужин Томас проводил в компании своей жены: он читал ей статьи из газет, букмекерские отчеты, спрашивал её мнение по поводу то одного дела, то другого. Он даже включал ей музыку, потому что она всегда играла то на скрипке, то на пианино по вечерам. И он говорил с ней. Он понимал, что смог наконец найти слова только когда она не могла их слышать. Единственную вещь, которую она просила у него, Томас дал только, когда Лиз не могла оценить её. Но его это не останавливало. Томас рассказывал обо всём: о его дне, хорошем или плохом, о детях о Фине и Аде, об Артуре и Пол. Даже жаловался на его секретаршу, которая слишком странно вела записи. Каждую мысль в его голове, он проговаривал в слух. —Знаешь, Лиззи, я думаю, что осознал кое-что, — он в очередной раз сжал её руку и успокаивающе погладил, когда длинные ресницы затрепетали (Хотя бы её сны должны быть хорошими) — Я думаю, что хочу ещё одного. Чарли и Руби замечательные, но думаю, ты должна мне ещё хотя бы одного. Или я — тебе, — он чуть привстал, чтобы аккуратно убрать волосы с её лица. Так казалось, что она просто решила вздремнуть после долгого дня. —Думаю ещё один мальчик нам не повредит… или двойня, и мальчика и девочку. Двоих разом, а? — её грудь мерно взималась, сохраняя неспешный ритм, — Мне нравится имя Эвелин. Эвелин Шелби — звучит как сила с которой нужно считаться. Но Полли может поспорить с этим… Он почти может видеть Полли доказывающую ему, что никаких Эвелин в их семье не предвидится в ближайшее время. —Теперь я окончательно решил, я хочу ещё одну девочку, хотя бы чтобы назвать её Эвелин назло Полли. Мы хорошо справились с нашей первой. С последующими обычно легче. Он устало потёр глаза. Сон был роскошью которой Томас был лишён на протяжении слишком долгого времени, хотя его тело отчаянно говорило, что роскошь давно превратилась в необходимость. —Так сколько же детей у нас будет, Лиззи… —Думаю, нужно начать с ещё одного, Томас Шелби. Тихий голос прошелестел у него над головой. Он долго не шевелился. Или открыл глаза. Потому что опасения, что это лишь игра воспаленного мозга, лишь галлюцинация, которая преследовала его несколько дней, были слишком реальны. Пальцы, что он держал обеими руками чуть стиснули его большой палец. Первое движение за неделю. Наконец он открыл глаза и медленно повернулся к ней, непроизвольно взывая к высшей силе. Она выглядела уставшей, если честно, то истощенной. Но её тёмные глаза открылись и она даже подарила ему маленькую улыбку. —Ты здорово усложнила мою жизнь в эти дни, Лиззи Шелби. Её улыбка стала чуть яснее видится на бледном лице, но мужчина заметил её и этот вид крепко отпечатался в мозгу. —Правда? Ну ты усложнял мою жизнь годами, так что я всего лишь сравнила счёт, победы в сухую –скучны. Томми покачал головой и подавился искренним смехом. Первая эмоция радости за несколько дней. Лиззи улыбнулась ещё сильнее и её глаза снова приобрели тот озорной огонёк, который, как оказалось, был ему необходим. —Ну я букмейкер, дорогая, равный счёт, как и равные ставки меня не интересуют. Он встал со стула и, всё ещё держа её руку в своей, помог ей осушить стакан воды. Свободная рука легла на щеку, чтобы проверить температуру, но лихорадка прошла. Медсестра чистила рану и меняла повязку каждый день. Томас неизменно наблюдал за процессом, поэтому и сейчас без намёка на колебание сдвинул одеяло в сторону и приподнял ткань рубашки, оголяя живот. —Не уверена, что уже готова рожать тебе детей, Том, — проблеск неуверенности проскользнул в её голосе, хотя наверняка это задумывалось как чистый сарказм. Томас насмешливо приподнял бровь, но быстро вернулся к своему первоначальному занятию. —Я не настолько нетерпелив, Лиззи. Так уж и быть даю тебе отсрочку до завтра, — несильный толчок в плечё был самым ясным ответом. Глаза снова нашли рану, что едва не помутила его рассудок. Яркое воспаление и гной прошли ещё три дня назад. Теперь не было никаких выделений, а кожа была лишь слегка красноватого оттенка. Лиззи наблюдала, как её муж вернул на место её рубашку. — Ну что Доктор Шелби? Я поправлюсь? — их взгляды незамедлительно встретились, и Томас даже не пытался скрыть свои страх и волнение. Дразнящая улыбка стёрлась с её губ, уступив место мягкой, словно бы извиняющейся. —Прости, я тоже не хотела этого, но я в порядке сейчас… поэтому хватит на меня так смотреть, лучше расскажи про Чарли и Руби. Но он не сделал этого. Только переместился к другой стороне кровати и аккуратно лёг подле неё рука к руке. Аккуратно обнял её ни в коем случае не прикасаясь ко шву. Её тело на секунду напряглось, словно его действие было непонятным ей, но после она полностью расслабилась в его руках. Том мог поклясться, что слышал тихий довольный вздох сорвавшийся с её губ. Пальцы знакомо нашли его и на несколько секунд крепко сжали, как и всегда, когда его мозг раздирали мысли. В этот раз они задержались в разы дольше. Впервые за много дней Томми крепко спал, а Лиззи наблюдала за ним.***
Самочувствие Лиззи улучшилось. Она выжила. Прошло около двух недель с тех пор как она очнулась, и жизнь возвращалась на круги оси. Почти. Семья Шелби была до абсурдности протективной по отношению к ней. Ада не позволяла ей даже налить чая самой. Финн появлялся за её спиной безмолвной тенью, стоило ступить за пределы дома. Артур – Боже, из всех людей – именно он не позволял ей курить или даже смотреть в сторону к виски. Даже Чарли и Руби были очень аккуратны с объятьями, да и шумели значительно меньше. А Полли… В принципе Полли вела себя как обычно. Но единственный Шелби, чью чрезмерную опеку она хотела бы почувствовать, сутками торчал в своём кабинете. Все в один голос говорили, что Томми не покидал её ни на секунду пока она была без сознания. Они сказали, что он ни на секунду не сомневался в том, что она выкарабкается, даже когда у них самих были сомнения. И часть она помнила: Томми сидящий у её койки в больнице, Томми в гневе кричащий на доктора, Томми рассуждающего о детях… Но теперь его словно подменили. На его месте теперь был Томас Шелби, с кем она имела самое близкое и болезненное знакомство. И чем дольше он избегал её, тем сильнее Лиззи хотелось его придушить. Потому что если это и то, ради чего она боролась, к чему в конечном итоге вернулась — кроме Чарли и Руби, её маленьких ангелов — то он может прямо сейчас сигануть в реку. Лиззи аккуратно постучала в дверь кабинета, точь-в-точь повторяя комбинацию Фрэнсис и, выждав ровно три секунды, вошла. Как и предполагалось Томми даже не поднял головы, когда открылась дверь, но ему пришлось это сделать, когда послышался щелчок закрывшегося замка. Лиззи плавно подошла к его столу и элегантно, как её учила Полли, села за стол. —Здравствуй, Томми. Как проходит твой день? Глаза её мужа сощурились в изумлении и медленно просканировали её тело и лицо, проверяя её…вменяемость? Но она не жаловалась на здоровье вот уже несколько дней. —Я пришла задать небольшой вопрос, — Томми махнул рукой, давая знак продолжать. Явное раздражение было очевидно в этом жесте. — Было ли тебе проще, когда я почти умирала? Теперь он замер. —Что? Лиззи наклонилась вперёд, ловко подцепая его кейс с сигаретами и зажигалку. Она снова элегантно села на место, словно леди из высокого общества, и наконец выпустила клуб дыма. —Было бы тебе легче, умри я тогда? Я имею в виду, что ты, кажется хотел, чтобы я осталась тогда, в больнице. И ты очевидно хочешь ещё детей от меня. Глаза уловили, как он дернулся на последней фразе. Она глубоко затянулась и выпустила ещё одну струю дыма. —Значит так и есть, не правда ли? Тебе было проще заботиться обо мне, чувствовать что-то, когда я умирала, когда не могла отдавать заботу взамен. —Лиззи, — он замялся. Глаза взглянули на фотографию Грэйс на его столе, мгновение спустя, он снова смотрел на неё, — Я знаю тебя много лет, Лиззи. Я забочусь о тебе уже. Не чувствуй я ничего, у нас не было бы Руби…я бы не женился на тебе. Лиззи медленно кивнула. Конечно, он был прав. Всегда был прав. Отношения между ними изменились после смерти Грейс. Он стал ближе, но все равно счёт не сравнялся. Она была привязана сильнее, ярче проявляла свои чувства. До этого случая. Лиззи резко увидела больше обеспокоенности и внимания от Томми чем было даже во время её беременности. А до этого с периода до 1919. И сейчас после столького они снова вернулись к привычному холоду и отчужденности. —Лиззи, я действительно занят. У меня куча работы. Я не могу…не могу делать…то, что ты хочешь, чтобы я сейчас делал. Он возвратился к своим бумагам, заканчивая этот сумбурный разговор. Лиззи встала с насиженного места, сбитая с толку. Чего ты ожидала? Томас Шелби оставался тем же мужчиной, каким был всегда. И несколько проявлений нежности к умирающей женщине не изменили ничего. Она беззвучно дошла до двери, но замерла, сжимая ручку. Глаза не сдвинулись с собственного отражения в лакированной поверхности. Но смотреть на мужа не хотелось. —Однажды мы были близки… друзьями. Мы могли бы вернуться к этому. Но при условии, что ты не отталкиваешь меня каждый раз. —Лиз… —Не отталкивай меня, Том. Это всё, что я прошу. Не обязательно впускать меня в душу или лю…любить меня, –голос предательски дрожал, должно быть звучало жалко. Но было необходимо проговорить это хоть раз. —Но я не твой враг. Я лишь хочу помочь тебе и… Просто не отталкивай меня, хорошо? Она оставила его наедине со своей работой и призраками.***
Томас нашёл её в библиотеке вечером того же дня. Мозг воспроизводил их диалог снова и снова, пока мысли метались раненым зверем в черепной коробке. Да, он был холодным. Да, отчужденным. Для этого были причины. Но когда она попросила не отталкивать её, не закрываться…что-то внутри сломалось. И он снова оказался в гневе и горе и страхе от того, что не был готов столкнуться с…со всем этим. Блять Но он определенно задолжал ей объяснение. Поэтому дверь в библиотеке тихо затворилась за ним и он сел напротив дивана, на котором Лиззи устроилась. Женщина коротко взглянула на него, прежде чем нагло вернуться к чтению, словно его и вовсе тут не было. Томас успешно подавил волну раздражения. Слишком важный разговор, чтобы злиться. —Я не мог дышать днями после смерти Грэйс, — женская рука замерла над страницей, — Мне казалось, что боль вытесняет воздух из моих легких. Думал, что просто задохнусь, — книга оказалась отложенной на диван. —Но потом я позвонил тебе, и ты пришла… Предполагалось, что я просто трахну тебя — как было до её возвращения из Нью-Йорка. Но мы не трахались. Ты всегда оставалась в одежде. Наконец-то она подняла голову и они снова столкнулись взглядами. —Мы были не в той ситуации, чтобы трахаться. Это…это сломало бы тебя после… Вина. Томас сухо усмехнулся: — Вина сломала меня задолго до звонка тебе. Лиззи снова опустила взгляд. — Когда тебя ранили, я почувствовал словно снова теряю Грэйс. Теперь она высоко вздернула подбородок, вперив горящий, абсолютно злой взгляд на него. — Не…не то же самое. Просто, я думал, что я снова буду видеть как моя жена умирает у меня на руках и что мой ребёнок опять останется без матери. И кровь…вы обе истекали кровью. Но дальше ситуации разнились. — Разумеется, ведь я не умерла на месте. Он плотно выдохнул сквозь зубы. Отвратительно острый язык, держать за зубами который она так и не научилась. — Я имею в виду, что кроме вины я почувствовал что-то ещё. Что-то что я не хотел бы испытать снова, — Лиззи сощурила глаза в замешательстве, —Я вдруг понял, что люблю тебя. Она задержала дыхание, грудь стала неподвижной. — Это иначе…Иное чувство. Другая форма любви. Но так и есть Блять —И видит Бог я не хочу этого чувствовать. Блять, действительно не хочу. Потому что смотри, что произошло: тебя ранили, ты почти умерла. И твоя смерть была бы в намного хуже, чем смерть Грейс. Я бы переносил её в разы тяжелее. Теперь она снова дышала. Глубоко и быстро, словно была в ярости. —Как? Как это было бы тяжелее потерять меня, чем её. Я видела тебя тогда. Я держала тебя, пока ты разбивался на части. Я смотрела, как ты кричал и плакал и напивался до отключки. Она вскочила, словно фурия, и метнулась к столику с алкоголем. Опрокинула стопку виски в один заход, почти не морщась, и продолжила: — Поэтому скажи мне, Томми, как я должна поверить, что ты бы перенёс мою сметь хуже, чем её? Томми встал с дивана и подошел к ней. Пустой стакан был отложен на стол, а другая рука легла на её лицо, не позволяя отвернуться: — Чарли был слишком мал, — Лиззи вздрогнула при упоминании маленького мальчика, потерявшего мать слишком рано, — Он скучал по Грэйс немного, но…тебя он знает всю жизнь. Ты была с ним дольше, чем Грейс. Ты его мама, хоть и не его мать. —Я никогда не пыталась заменить её Чарли, Том. Он кивнул: — Я знаю, я это знаю, Лиззи, — Он снова кивнул словно сам себе с тихим вздохом, — Руби — старше. Она бы хорошо тебя помнила и по-настоящему скучала. Лиззи снова вздрогнула и посмотрела на потолок, туда, где находилась детская. Но Томми повернул её за подбородок к себе. —Потом, есть я. Кто бы держал моё сердце в это раз? Она закатила глаза. —Я имею это в виду. Это не так, как с Грейс и я не хочу признавать… Признавать это ощущается неправильным, но… Он ненадолго прервался, словно колеблясь. —…но кажется чувства к тебе глубже, чем к Грэйс, хотя бы потому, что именно ты провела меня через её смерть. Лиззи посмотрела ему в глаза: смесь надежды и страха, но и их поглощало сомнение. Она сомневается во мне, думает, что это очередная ложь. Крепко же я облажался. Лиззи чуть отступила и села обратно на диван, прижал книгу к своей груди, словно щит. —И что это значит, Том? Что… Зачем говорить мне это сейчас? — Потому что ты почти умерла, но всё равно думала, что я убил виновного по причине большей, чем эта. Он налил себе виски, смотря как жидкость прекращает плескаться в стакане, как и мысли упорядочиваются в его голове. —Я говорю тебе это, потому что ты тот человек, к которому я иду когда мне тяжело, и ты не отказываешься от меня. Я говорю это тебе сейчас, потому что ты почти умерла, думая, что твой муж тебя не любит. А ты заслуживаешь это знать, Лиззи. Томми наблюдал, как она обрабатывала информацию, крепко укладывая в голове. Она подняла голову, так как и он привык видеть её. И когда её глаза встретились его, он понял, что они справятся. Это потребует немного времени и больше чем немного усилий. Но они с Лиззи будут в порядке. Она уверенно кивнула, понимая ход его мыслей и глубокие карие глаза приобрели тот самый, живой блеск. Искру, что так нечасто появлялась в его присутствии. —Хорошо, Мистер Шелби Это иная любовь, но Томми Шелби готов за нее бороться. —Хорошо, Миссис Шелби