***
Мне было очень тяжело смириться с тем, что мы так просто отдали туда дочь. Точнее... Что я просто подписал документы и оставил ее на воспитание. Приезжать к ней можно лишь раз в неделю, по выходным. И я ждал этого дня. Так ждал, что не мог думать о чем-то другом, хотя Серый и пытался меня отвлечь. Он меня водил в рестораны, кормил самой вкусной едой. А потом устраивал прогулки по вечернему городу. Мы ходили в театры, музеи и даже в парки. Казалось бы, вот то, чего мне так не хватало. У меня есть альфа. Он рядом. И у нас все хорошо. Только без Валеры мне тяжело. Мне было бы гораздо легче, зная, что дочка находится рядом, ждет нас дома или же сама где-то гуляет. Мне бы хотелось знать, что с ней все хорошо. В день встреч с дочерью я напек ее любимые пироги с яблоками и корицей. И оладушки сделал, чтобы накормить ее домашней едой. А еще собрал некоторые вещи, чтобы привести их. Может так Валере будет лучше там? Хотя, стоило бы с ней поговорить. Приехали мы ровно к часу свободных помещений. И нас привели в комнату, где можно было провести время с ребенком. Там был стол, диван и несколько кресел. Первым делом я стал раскладывать еду и принисенные гостинцы для дочери, чтобы накормить ее. Хотя пару часов назад был завтрак. Но от моей еды она вряд ли откажется. И вот настал момент, когда Валера вошла в команту в сопровождении тьютора. Только вот... Мне было сложно узнать свою дочь. На ней была форма учеников этого пансиона: белое платье с длинными рукавами и голубым воротничком и таким же фартуком. В такие платья одевали всех девочек альф. Омеги же носили розовые фартуки. Волосы Леры были очень гладко причесаны и собраны лентой с небольшим бантиком. На ногах обычные туфли с белыми гольфами. В принципе, вид образ очень красивый. Только вот лицо дочурки бледное, замученное, глаза уставшие. От былого веселого и жизнерадостного ребенка ничего не осталось. Даже кожа стал будто бы прозрачной. - Валерия, можешь провести время со своими родными. У тебя всего час. Тьютор уходит и оставляет нас одних. И в первую же секунду Лера бросается обнимать меня и тихо шептать: - Забери отсюда. Папочка, прости за все. Я больше буду себя так вести. - Тише, Валера, я тебя понял. Заберем. - Не говори об этом так громко. Он отходит от меня и после переводит взгляд на Серого. Ее лицо тут же меняется и она хмуро бубнит себе под нос: - А тебя я ненавижу. Серый от таких слов впадает в шоковое состояние и подходит ближе к дочери, чтобы узнать, что стряслось. Но она только отходит от нас и берет из контейнера пирожок. И только сейчас я замечаю на ее запястье синяк. Сильный такой синяк. Как будто ее кто-то держал. Или лупил. Меня это настораживает я подхожу ближе к дочери. Она ест пирожок так, словно ее не кормили несколько суток. А потом еще наливает себе сок, который мы принесли вместе с гостинцами. Я намного наклоняюсь к ней и шепчу на ухо: - Почему нельзя громко говорить? - Камеры со звуком, - отвечает она и показывает мизинцем на одну из них. Я не смотрю прямо в камеру. Знаю, что это палевно. - Меня тут бьют. После ее слов мне захотелось схватить ее в охапку и просто убежать из этого места. Всего за неделю моего ребенка из жизнерадостного превратили в тень. И еще избили. Да как такое возможно? Я ее не оставлю тут. - Серый, мы забираем ее немедленно. Я расторгну договор. - Ты не имеешь права забирать ее раньше реабилитации. Я отхожу от дочери и вплотную приближаюсь к альфе. Но он никак не реагирует: - Ее бьют тут. Здесь совсем не лечат таких детей. Она нормальный ребенок! - Ты опять кудахтаешь. Все идет по плану. Телесные наказания вполне допустимы в воспитании альф. Ты же знаешь. - Так воспитывали потому что не знали, как иными способами справится с такими как мы. Но здесь знают свое дело Наверняка она вела себя еще хуже, чем дома. Я слышу всхлип за своей спиной и поворачиваюсь. Лерочка плачет. А у меня сердце разрывается из-за этого. Иду к ней, чтобы приобнять за плечи и поцеловать в макушку. Прямо как в детстве, когда ее травили за то, что она растет в неполной семье. - Ты не останешься здесь. Я обещаю. - Забери, папочка. Я больше не буду себя плохо вести. Лера обнимает меня и в тот же миг к нам врываются тьюторы и охрана. Я машинально закрываю собой дочь. Не позволю им подойти ближе. Эти люди ужасны, если они бьют ребенка. - Валерия, вы нарушили правило пансиона на слезы и объятия с родственниками. Мы лишаем вас дальнейшего общения с вашими родителями. К нам идет Оливер, тот самый омега, что и показывал нам пансион и заключал этот договор. И выглядит он сейчас грозно. Хоть и улыбается и пытается сказать: - Такие правила. Отпустите воспитанницу. Приносим извинения за воспитание. - Она моя дочь. Я ее не пущу к вам. Валера берет меня за руку и сама прячется за спиной. Боится. Бедный ребенок, как же ее тут зашугали. Хорошо, что характер у нее в Серого. Хрена с два ее превратишь в совсем забитого человека, который и слова не скажет. Но вот сам Серый просто стоит и смотрит. Он пока ей никто. Даже не опекун. Просто отчим на словах. Хотя он же ее отец. Мог бы сказать что-нибудь. Или ему плевать? - Я ее не верну вам. Сейчас же расторгайте договор. - Вы не имеете права досрочно расторгать договор, - отвечает мне Оливер и встает прямо напротив, задирая подбородок. Низкий, собака. - Договор может расторгнуть только альфа при наличии бумаги о попечительстве за ребенка. И только в судебном порядке. А вы, как мне известно, омега одиночка. Поэтому отойдите в сторону. Воспитанием Валерии займутся профессионалы, если вас не удалось воспитать из нее порядочного подростка альфу. - Значит увидимся в суде, - спокойно говорит Серый и подходит к нам ближе. Валера крепко сжимает мою руку. Она боится. И я тоже боюсь. Серый вообще будет нас защищать? Он разве не видит, что все плохо? - Олег, Лера, идем домой. А вы, ждите иск в суд и кучу материалов в СМИ о том, какие методы воспитания вы используете. Альфа подошел к нам и помог уйти из той комнаты. Точнее, убежать. Потому что нам попробовали преградить дорогу и начали угрожать судом за то, что мы якобы воруем ребенка. Хотя мы спасали нашу дочурку. Только в машине мне удалось выдохнуть с облегчением. Мы были в безопасности. Хоть Серый и дал по газам, ибо за нам едва не погнались. И я очень этого боялся. Мне было страшно потерять дочурку и отдать ее тем извергам. Поэтому я всю дорогу крепко сжимал ее руку. Так было спокойнее. Так ощущалось, что она рядом и все закончилось. Хотя, на самом деле, все только начиналось.***
Уже дома у Леры случилась истерика. Она накричала на отца за то, что тот ее захотел отвезти в этот пансион. За то, что мы ее там оставили. И что даже не удосужились проверить, что это за место. Она плакала, кричала, била кулаками пол, лежала на нем и рвала на себе платье, которое было ее униформой. У меня от такой картины просто сердце разрывалось. Валера так и не сказал, что она там пережила. Хотя и не трудно было заметить синяки на руках и даже ногах, когда она сняла гольфы и бросила их на диван. - Я ненавижу тебя! Лучше бы ты не возвращался! Мне нормально жилось с папой! Зачем мне такой отец, который меня сплавил туда! - только и повторяла дочь, катаясь по полу. Серый предлагал мне вызвать врачей. Но я отказался. Побоялся, что дочку заберут в больницу и с ней опять что-то случится. Поэтому я отправил его за упоительными в аптеку и сам сел на пол, чтобы попробовать привести дочь в чувство. - Я сам не знал, что так выйдет. Уверен, что он не знал тоже... Валера резко остановилась и посмотрела на меня. Какой беззащитный ребенок. Что же она там пережила? - Почему вы меня туда сбагрили? - Хотели как лучше. Серый уверял, что там помогут тебе. И нам... Я ужасный папа. Не смог научить тебя управлять своей природой. Прости, я виноват. - Мне показали мою природу... Она тихонько поднялась на ноги. Действия дочери были очень медленными, будто бы она через силу все делала и была готова упасть в любой момент. Она со слезами снимала с себя платье. Под которым было избитое тело с ранами и кровоподтеками и синяками. От увиденного у меня просто слезы потекли по щекам. Как так? Мою дочь так избили? За что? Кто посмел? Да я руки оторву этим негодяям. - Тебя кто так избил? Воспитанницы? - Тьюторы и воспитатели. И охрана. Били за все. За то, что посмотрела в сторону омег или за выбившийся волос из прически. И ради профилактики. Били ногами, палками, розгами, ремнями с металлическими пряжками и проводами. Один раз, на физкультуре отходили скакалкой и ракеткой... Валера упал на колени и громко закричала, хватая себя за плечи. Ее трясло. Теперь уже сомнений не было. Я повезу ее больницу. Надо только одежду принести чистую. Надо зафиксировать побои. Как минимум. А лучше обратится к психологу. Мы точно напишем заявление на этот пансион. Я просто так это не оставлю. Да, сам вытираю слезы. Мне надо собраться с силами и помочь дочери. Кроме меня никто не сделает этого. - Волч, а почему Лера без одежды сидит на полу? Серый зашел в ее спальню без стука, хотя и дверь была открыта на распашку. А я просто пробирал ее вещи, ища что-то, в чем она может поехать к врачу. - А ты сам не увидел, что с ее телом? Там места живого нет, - я беру ее зеленую толстовку и поворачиваюсь к мужу. - Мы ее сейчас отвезем к врачу и снимем побои. Я собираюсь судится с ними. - Отлично. Поддерживаю тебя. У меня и еще есть компромат на этих негодяев. Я швыряю в альфу толстовку и громко закрываю комод: - Ты как можешь сохранять спокойствие? Твою дочь избили. В пансионе, куда ты ее предложил отвезти. Ее там не перевоспитали, а покалечили. И ты сейчас просто так стоишь с пакетом из пекарни... Ты что притащил булочки? - Поддержать дочь решил. А еще у тебя тоже истерика. Прими лекарства. Я буду ждать вас в машине. Он подошел ко мне и дал толстовку в руки. Да, он прав. У меня тоже башню сорвало. Я же ради дочери любого на тряпки порву. С ним поговорю потом. Вечером. У нас будет очень тяжелый разговор. А вот Лере надо помочь сейчас. Мне приходится взять еще е джинсы и носки, что лежали рядом и отнести эту одежду дочери, чтобы она оделась. К тому моменту Лера уже не рыдала, а просто сидела на полу в одной позе и смотрела в пустоту. Но на мой голос отреагировала и первым делом натянула толстовку. А еще попросила еды. Оказывается, ее сегодня лишили завтрака из-за того, что она ночью слишком громко скрипела кроватью.