And you got me like, oh

В тот момент, когда Дальтзорн говорит ему, что Сквало не сможет пойти, и Курапике придется его заменить, он просто знает, что они снова встретятся сегодня ночью. Курапика был удивлен проснуться после того, как судьба решила, что свести их вместе было бы хорошей идеей. Он лежал в больнице с травмой не серьезнее, чем большой синяк прямо на затылке, и приказом взять недельный отпуск, потому что, по всей видимости, он чуть не умер от изнемождения и стресса. Довольно неплохо для того, кто вел себя как сучка на глазах у лидера Труппы теней. Его босс предположительно мертв, его тело нигде не найти, и все, что осталось – это жестоко ампутированная рука, которая была небрежно оставлена на столе. Вернувшись за Курапикой, Сенрицу нашла его в туалете. Мысль о том, что он рухнул из-за тотального недосыпа и ударился головой, была слишком хороша, чтобы решить, что он как-то вовлечен в дела пауков, поэтому они даже не провели экспертизу. Очень чистая работа, даже сам Курапика начал сомневаться в реальности произошедшего, снова сваливая все на галлюцинации. Что было неплохо, потому что с какой-то точки зрения, все его мысли после возвращения домой из больницы были сосредоточены на том, что у него даже не было шанса почувствовать стыд за свое поведение на дне рождения Неон. Тупо, подумал он, и его щеки покраснели от смущения, потому что он действительно чувствовал стыд несколько недель спустя произошедшего, за нежелательные воспоминания о руках Куроро на его теле, за то, как он прижимался лицом к его шее, за звуки его имени, срывающиеся с языка Паука, преследующие его теперь на постоянной основе. За поцелуй, украденный им, после того, как он мельком взглянул в его душу. Куроро заставляет его чувствовать себя до смешного печальным, и Курапика ненавидит это каждой фиброй своего существования. Он также ненавидит то, что он слишком хорошо знает, что это не было галлюцинацией. Он даже не помнит того, как шел в ванную. Сценарий слишком идеален, чтобы быть правдой. Слишком чистый, слишком тактичный. Его мир так не работает. Не может быть такого, чтобы сегодня вечером Курапика вновь не встретил его. Безызвестный подпольный аукцион - это дьявольская вечеринка, и Курапика не был бы удивлен, обнаружив, что Куроро капельмейстер. Это почти что традиция их отдела – посещать его, только чтобы убедиться, что все в безопасности и никто не умрет. Конечно, самые разыскиваемые преступники все равно устроят это, но это негласное правило федералов – присутствовать там со всеми. Хорошо, что не все знают, кто они такие, но верхи определенно знают. Главные. Курапика почти что вздрагивает от воспоминаний. Он надевает свой черный костюм, прикрепляет белую розу к лацкану вместе с номером - 404 - и даже решает надеть свою рубиновую сережку, которую Неон подарила ему на двадцать первый день рождения. Она ему нравится, хотя она немного слишком экстравагантная, чтобы носить ее повседневно. Он говорит себе, что ни капельки не волнуется, но когда он смотрит на себя в зеркало, его розовые щеки и сияющие глаза доказывают ему обратное. Тупица. Лучше бы ему тебя не заметить. И ты не должен даже думать о том, чтобы замечать его. Не проебись, ты не имеешь на это права. Это все еще загадка, почему он до сих пор, блять, жив. Эта мысль творит с ним невообразимое, нечто более беспокоящее, чем воспоминания о запахе Куроро, окутывающем голову Курапики. *** Курапика просит сигарету у Басё, прежде, чем они входят в аукционный холл. Он курит, игнорируя чужие удивленные взгляды, и потом просит еще одну. Басё посмеивается над ним, но все равно дает еще одну штуку, говоря ему, что они подождут его внутри. Чувство неправильности не покидает Курапику, все его тело гудит будто от электричества. Это чувство распустилось где-то в области желудка в машине, сперва он винил в этом свое нежелание участвовать в мероприятии, проводимом самыми необузданными убийцами и ворами мира, но сейчас это скорее как предупреждение. Предзнаменование. Очень плохое, такое отвратительное. Курапика морщится и делает еще одну затяжку, не в силах стряхнуть это чувство, темное и липкое, отравляющее клетки его кожи, заставляя ее поверхность неприятно покалывать. Он пытается сконцентрировать внимание на окружении – темное небо с разводами фиолетового и розового, холодный воздух, ветреный и свежий. Он не может сосредоточиться на чем-то конкретном - то, что должно быть связным течением окружающего его города, доходит до него в застывших кадрах дешевого рваного повествования. Плохой контакт с реальностью, оповещает его мозг, как ему однажды сказал его хороший друг Леорио. Ничто не якорит его, ничто не возвращает его обратно на землю. - Привет, красотка. Курапика почти вздрагивает от незнакомого голоса, потряхивая головой. Встретившись с парой голубых глаз, он невольно кривится, не в силах сохранять лицо спокойным и сдержанным из-за огромного уровня стресса. Пепел обжигает его пальцы, сигарета почти кончилась. - Нет, - говорит он, тряся головой и закрывая глаза. Теперь его мутит, что за хуйня. Мужчина настойчив. - Почему так грубо- - Я сказал нет, черт возьми, - рычит Курапика, глядя ему в лицо. Он симпатичный, но не более – голубые глаза, светлые волосы, татуировки на шее, выглядывающие из-под белого воротника его рубашки. Ничто не вызывает приятных чувств во внешности мужчины, особенно когда его лицо начинает краснеть от гнева. - Мальчик, ты хоть знаешь- - Знаю что? Кто ты такой? – усмехается Курапика, снова рассеянный, мечтая, чтобы у него была мятная жвачка. Или еще одна сигарета. - Ты не представляешь, насколько мне похуй, отъебись прямо сейчас. Мне неинтересно. Он поворачивается, чтобы уйти, но рука обвивается вокруг его талии и Курапика не понимает, почему он так удивлен. Он хмурится, сжимая обе руки в кулаки и именно в момент, когда он готов сложить полномочия главного детектива, шлейф очень знакомого одеколона наполняет его легкие, и Курапика улавливает очертания темного силуэта прямо позади него. Наконец-то. Блять… наконец-то. Курапика не признается даже под дулом пистолета, что он ждал встречи с ним, слишком слабый, чтобы отбросить нити электричества, посылающие импульсы возбуждения и жадности по частям его тела, несмотря на щемящее чувство неизбежной катастрофы. Может быть, именно это настоящая катастрофа. Может быть, преследование, направленное не на кого иного, кроме как на Курапику, может быть, что-то ужасное, что он чувствует на кончике носа, полностью связано с его собственной судьбой. - Добрый вечер, - слышит он голос Куроро где-то справа, и этот момент – преимущество, которое он использует, чтобы повернуться и изо всех сил ударить по руке светловолосого мужчину, что не так уж и много, но хотя бы что-то. - Тронешь меня снова, и я засуну твой хуй так глубоко в твою жопу, что ты почувствуешь его в своем ебаном горле, - шипит он, глядя ему прямо в глаза. Он знает, что не выглядит угрожающе, потому что он не такой, и он, естественно, не хочет думать о том, что присутствие Куроро заставляет его чувствовать себя спокойнее, чем раньше, но тем не менее, это так. И это ощущается хорошо. Даже если он не может быть уверен, что Куроро не ударит его по лицу прямо сейчас, потому что этот парень мог бы оказаться его другом из мафии или типа того. И, конечно же, согласно ужасным навыкам Курапики читать людей, Куроро не делает ничего такого. Он вежливо улыбается парню и кивает, его руки сцеплены за спиной, плечи широки и голова высоко поднята. - Торги скоро начнутся, Пуфф, - говорит он слишком сладким голосом, и это первая неправильная вещь, которую Курапика в нем замечает. Голос Куроро раньше никогда не был слащавым, а в его глазах никогда не было тени. Говоря о плохих предзнаменованиях, - Иди найди свое место, пока не стало слишком поздно. Парень хмурится, сверля взглядом обоих, но подчиняется. Курапика полностью поворачивается, чтобы посмотреть на Куроро, но вспоминает, что ему нужно быть в другом месте. Где угодно, но не здесь, если он тут задержится, то никогда не уйдет. - Мне, эм, тоже пора, - говорит он, безуспешно пытаясь отступать. Впервые за все время Куроро выглядит зло, когда он делает шаг вперед, закрывая Курапике путь. - Какого хуя ты делаешь? – бормочет он в его ухо, притягивая ближе и обнимая за талию, делая обстановку более интимной, - Ты – господи, ты рисковый, - он начинает отходить от здания, утягивая Курапику за собой. - Какого хуя, - ругается Курапика, пытаясь отстраниться, но Куроро его не пускает, - Что- - Во первых, тебя вообще не должно здесь быть, - рычит он в ответ со взглядом, устремленным вперед. - Я просто исполняю свои обязанности, - шипит Курапика, все еще отталкивая тело мужчины, но, тем не менее, следуя за ним, - Хоть объясни, что происходит? Или, может, вырубишь меня снова? Это было бы даже проще. - Я уже извинился и также сказал, что это для твоего же блага. - Я думал, ты хотел меня убить! - Ну, я определенно не хотел, - цыкает Куроро, открывая дверь черного джипа и пытаясь запихнуть Курапику внутрь, - Курапика, пожалуйста, садись в машину. - Я никуда не поеду, пока ты- - Я объясню все по пути, только сядь в машину. Я не шучу, - говорит он серьезно, разница в росте теперь очень заметна, - Ты знаешь, что можешь доверять мне. Нам нужно немедленно уезжать. Курапика сглатывает, внезапно осознавая, кем является человек перед ним. Но в то же время он чертовски хорошо знает, что тот буквально спас ему жизнь дважды (с половиной), и если бы он хотел причинить ему вред, его тело уже лежало бы холодным, обездвиженным и безжизненным в ближайшем морге. Он моргает и садится, раздраженно пристегиваясь. Мысль о том, чтобы позвать свою команду даже не посещает его, все равно весь вечер они будут вдалеке, так как разброс позиций на площади слишком большой. Куроро садится в машину несколько секунд спустя, громко закрывая дверь и заводя машину. - Куда мы едем? - снова спрашивает Курапика, еще не готовый сдаться. - Я везу тебя домой, - отвечает Куроро, включая свой телефон, - Есть в твоей команде кто-то, кто пришел, несмотря на то, что не должен был? - Что? Нет, все остальные есть в списке, - говорит Курапика, осознавая, что его собственного имени, скорее всего, там нет. Его глаза расширяются, когда он понимает, что они на самом деле уезжают, - Подожди, нет, я передумал, дай мне- - Паку, - гавкает Куроро, когда женский голос почти сразу же отвечает на звонок, - Ты все еще там? Хорошо, мне нужно, чтобы ты убрала всех федералов сейчас же, - говорит он, глядя на дорогу, темную и блестящую, - Я в машине. Да, наверное, - тянет он твердым голосом. Курапика бесстыдно изучает его лицо, освещаемое красными и розовыми огнями машин перед ними, - Спасибо, пока. Курапика отводит взгляд, скрещивая руки на груди. - В чем вообще смысл этого всего? Почему бы мне не уехать с моей командой? - Аукцион это ловушка. Все гости будут мертвы к концу вечера. - Что? - восклицает Курапика, вскидывая руки вверх, - Останови машину, мы должны- - Твои друзья будут в безопасности, поверь мне, - интонация Куроро терпеливая, но шипящая, его верхняя губа дергается. - Ты действительно думаешь, что я поверю тебе? Ты преступник, ты не- - Курапика, я обещаю тебе, твои друзья в безопасности, ты только что сделал им большое одолжение, когда уехал со мной так быстро, - Куроро презрительно кривится. - Но остальные- - Не должны тебя беспокоить. - Ты больной ублюдок, - выплевывает Курапика, снова отворачиваясь и сжимая руки в кулаки, он почти вертится на своем сидении, его тело напрягается и застывает, когда он отказывается принять свою беспомощность. Он слышит, как сырой смешок покидает губы Куроро и бросает взгляд на длинные бледные пальцы с белыми костяшками, сжимающие руль. Не может быть, чтобы Курапика мог сделать что-то, кроме как случайно убить их обоих. Курапика никак не может признать, что он полностью доверяет этому человеку. - Схуяли ты такой упрямый? – настаивает он, трясясь в слепой ярости, когда он осознает, что в такой позиции он ничего не может сделать. - Ты знаешь, чего я до сих пор не могу понять? Каким хуем ты до сих пор жив – дорога обретает резкий поворот, и Курапика издает удивленный вздох, - О чем ты вообще, блять, думал, посещая мероприятие такого рода? - Ну извини, что меня не предупредили о резне, которую ты планировал устроить сегодня вечером! – отчаянно кричит Курапика в ответ, - Как я уже говорил, я просто пытался исполнять свои обязанности! - Не я, и все равно, ты мог бы- - Ты не собираешься рассказывать мне, что происходит, да? - Верно, - слова Куроро пронзают воздух, как нож. - Дай угадаю, для моего же блага? - Именно так. - Почему тебя это вообще так сильно беспокоит, а? Ты так сильно хочешь посадить меня на хуй? - Ты бы, блять, был против? - Ну конечно нет! - голос Курапики превращается в настоящий крик, лицо краснеет и голова почти закипает. - У тебя абсолютно нет инстинкта самосохранения, верно, - бормочет Куроро, машина едет почти так же быстро, как бьется сердце Курапики. - И как ты верно подметил, я все еще не сдох, - спорит Курапика, замечая красный свет. - И слава, блять, богу, Курапика, ты абсолютно, - машина резко останавливается, и проходит мгновение, прежде, чем он понимает, что они у него на парковке, - бессмертен. Быстрым движением, которого он от себя не ожидал, уже отстегнувшись, Курапика забирается прямо на колени Куроро, соединяя их губы в грубом поцелуе, отдающим обидой, злостью и отчаянием. Прежде, чем он до конца понял, что он делает, руки легли на бедра, все больше отдаляя колени друг от друга и делая угол более удобным, чтобы заставить их тела прижиматься друг к другу ближе. Курапика вздрагивает от прикосновения, послушно выгибаясь, как тетива лука, и пальцы Куроро сильнее давят на мягкую кожу, вытягивая всхлип из Курапики, слишком возбужденного, чтобы сопротивляться. Он в ответ кусает нижнюю губу Куроро, чувствуя как вздрагивает грудь мужчины, и пробегается пальцами вверх по его плечам, останавливая одну руку на изгибе разгоряченной шее мужчины, пока другая сжимает в кулаке мягкие и густые волосы на затылке головы паука. Он безжалостно дергает, углубляя поцелуй, вдыхая горячее дыхание Куроро, их языки двигаются в унисон, отражая чужие движения, как мухи над горящей свечой, и прямо в тот момент, когда Курапика готов сдаться и вдохнуть, сильная волна света заставляет их отдалиться. Обе их головы поворачиваются в направлении его источника, но только на секунду. В следующее мгновение, они вновь смотрят друг на друга, нет нужды в словах из-за разгоряченных затуманенных взглядов, и Куроро открывает дверь своей машины. Курапика вылезает из нее, не беспокоясь о впечатлении, которое он вот-вот произведет на своего соседа, который только что подъехал. Его колени трясутся и тело внезапно холодеет, начиная откуда-то из глубин желудка. С сухим горлом он сглатывает и протягивает руку, почти хмурясь, когда кисть Куроро хватает ее с опозданием в секунду. Не бросая взглядов в его сторону, Курапика направляется в сторону двери с щеками, красными от ошеломляющей интенсивности своей похоти, звук их быстрых шагов невыносимо громкий в тишине ночи. Он понятия не имеет, как они сумели дойти до входа, не сожрав друг друга по пути, потому что в тот момент, когда Курапика ступает внутрь, его спина бьется об дверь и его втягивают в новый поцелуй, такой яростный и лихорадочно грубый, что воздух в один момент покидает его легкие. Курапика вытягивает руки, чтобы схватиться за воротник костюма Куроро, изгибаясь в позвоночнике, чтобы соединить их тела. Рука скользит под его собственный пиджак, чтобы прижаться к его талии, пока другая удивительно осторожно сжимает его бок, но Курапика слишком возбужден, тело буквально вибрирует от желания, естественно, через несколько часов там будет синяк, и только одна мысль о том, чтобы носить метки, которые Куроро оставит на его теле, расцветающие фиолетовым, голубым и ярко розовым, заставляет Курапику застонать с крепко зажмуренными глазами. Куроро не упускает возможности, наконец беря контроль над поцелуем, облизывая губы Курапики с быстрой силой, и может, это из-за нехватки кислорода, но с каждым ударом сердца связь Курапики с реальным миром становится все слабее и слабее. В текущем состоянии его разума темно и громко, рев крови в его ушах, давление в его щеках, удары его сердца об ребра Куроро слишком ошеломляющие. Он прерывает поцелуй с лихорадочным вздохом, когда Куроро скользит своей ногой между бедрами Курапики, слегка потираясь об его член, и затем горячие влажные губы спускаются к подбородку, к челюсти, к шее. - Дерьмо, - хрипло шипит Курапика, когда Куроро вгрызается в кожу за его ухом, и мужчина на секунду останавливается, испуская сладкий вздох, который обжигает это место, влажное от слюны. - А мы чувствительные, не так ли, - бормочет он низким хриплым голосом. - Иди в жопу, - выдавливает из себя Курапика, вибрации голоса Куроро возбуждают его настолько, что это даже смешно, его руки наконец-то стягивают пиджак Куроро. - Я пытаюсь, милый, - бормочет Куроро, и Курапике не хватает времени, чтобы ответить, потому что Куроро вновь прижимает его к себе, увеличивая трение между их пахами. Стон Курапики выходит удивительно высоким и сдавленным, когда он безуспешно пытается укусить его в ответ, снова сжимая волосы Куроро в кулаке. Быстрые и ловкие пальцы мужчины уже расстегивают его рубашку и скользят под нее, прикосновение его ладони к голой коже Курапики прокладывают дорожку прямо к возбужденному до боли члену, пока его зубы и губы все еще издеваются над кожей шеи Курапики, пока он, расстроенный и злой, оттягивает голову Куроро за волосы, наконец выдавив из себя сильную дрожь и силой сводя их губы вместе, потираясь о Куроро с болезненно стоящим членом. Хотя это совсем не то, что ему нужно, это ощущается чертовски хорошо, и Куроро, кажется, чувствует это, потому что он начинает прижиматься своими бедрами к бедрам Курапики, все еще яростно целуя его. Курапика теряется в глубоких прикосновениях Куроро, руки теперь бегут вверх по позвоночнику, по спине и лопаткам, и давление его тела, двигающегося волнами, слишком идеально, ритмично и достаточно сильно, чтобы заставить его откинуть голову в удовольствии, стукаясь ей об дверь. Не в силах контролировать себя, он позволяет своим стонам и крикам заполнить комнату, дурацкий рот Куроро снова на его шее, целует и кусает, и лижет, и с сильным вздрагиванием Курапика отпускает с крепко зажмуренными глазами и приоткрытым ртом, пока руки Куроро ласкают его ребра, он чувствует, как Куроро выпрямляется и позволяет своей голове упасть на его плечо, щеки краснеют от смущения, вздохи выходят сбивчивыми. Курапика думает, какая сила втянула его в эту удручающе жалкую позицию. Он винит в этом отсутствие секса в его жизни последние восемнадцать месяцев. - Господи, ты звучишь восхитительно, - шепчет Куроро в его ухо, зарывшись носом в взмокшие волосы Курапики, и его румянец усиливается против его воли. Каким-то образом Куроро чувствует это, потому что он отклоняется назад и нежно обхватывает ладонью его щеку, заставляя голову приподняться. Курапика отказывается смотреть на него, все еще возвращаясь к своим чувствам, - Здесь нечего стыдиться, дорогой. - Легко говорить, когда это не ты только что кончил в свои штаны, как подросток, - бормочет он с грустью, хотя ему не грустно. Куроро мягко посмеивается, и Курапика наконец решается посмотреть на него, удивленный слышать нежность в его голосе. Его сердце сжимается, когда он видит Куроро таким, с взлохмаченными волосами, темными обкусанными губами, глазами, сияющими даже в темноте комнаты. Как он может говорить, что я красивый, с таким лицом, удивляется Курапика, боясь ляпнуть что-то еще более унизительное. - Ты прекрасен, - говорит Куроро, и морщинки появляются в углах его глаз, когда он улыбается Курапике почти с любовью. - Конечно же, это был прекрасный опыт, - слабо выдавливает Курапика, его грудь слишком тяжелая, голова затуманена мыслями, в которых он не хочет признаваться, в частности себе, - А ты вообще планируешь засовывать в меня свой член или как? - А ты еще хочешь? - Я думаю, у нас уже был такой разговор. На мгновение Куроро хмурится, и когда к нему приходит осознание, щеки Курапики уже ярче граната. - Я думал, ты не помнишь эту ночь. - К сожалению, помню. - Ты был пьян, Курапика. Я не думал- - Ох, как будто ты, блять, не знаешь, что я хочу тебя, - Курапика закатывает глаза, вновь начиная злиться, - Ну типа, посмотри на себя. - Разве это не потому что я, э, разбираюсь в литературе? – произносит Куроро с издевкой, его большие пальцы мягко гладят руки Курапики. - Ты мешок с говном, - информирует его Курапика, нехотя тая от прикосновений, его руки покоятся на предплечьях мужчины, - Если ты не хочешь, просто- Куроро протягивает руку, чтобы схватить Курапику за запястье, и направляет его вниз, лицо нечитаемо, но глаза блестят цепочкой чертей вокруг серых радужек, чтобы поместить на свой стояк. Дыхание Курапики застревает в его горле. - Ох. - Да, ох. Теперь если- Но теперь Курапика быстрее, он соединяет их губы и толкает Куроро в направлении спальни. Этот поцелуй отличается от предыдущих, все еще уверенный и страстный, но медленный, как… как первый поцелуй между двумя людьми, которые наконец позволяют себе предаться ему. Курапике всегда было сложно принять, что его кто-то хочет, и этот раз не исключение. Но он хотел бы этого. С уверенностью можно сказать, что это самое сильное желание быть желаемым в ответ, которое он когда-либо чувствовал. Свидетельство о рвении Курапики бежит вниз по его бедрам, и хотя он знает, что время действительно неподходящее, и последнее, чего он хочет - это перестать чувствовать губы Куроро на своих, но некоторых может оттолкнуть зрелище штанов, полных спермы. - Подожди, - тянет Курапика тихим голосом, - Подожди, мои штаны испачканы, мне нужно- Куроро бессмысленно закатывает глаза и снова целует его, сбрасывая пиджак Курапики и начиная расстегивать оставшиеся пуговицы его рубашки. Она также быстро исчезает, заставляя Курапику дрожать, пока его не положат на кровать, и тело Куроро покрывает его гораздо более крохотную фигуру. Курапика обхватывает теплые щеки мужчины обеими руками, дыша в его губы, пока его пальцы поглаживают голую грудь, его ребра и живот, чтобы остановиться и расстегнуть его брюки. Когда они исчезают, губы Куроро отстраняются от губ Курапики, и он отклоняется, чтобы стянуть последние предметы одежды Курапики и взглянуть вниз на его обнаженное тело. Курапика чувствует, как его щеки вновь нагреваются, и он раздраженно цыкает, глядя в потолок. - Ну да, я в полном беспорядке, - ворчит он, скрещивая рук на своей груди, униженный. - Ты и представления не имеешь о том, насколько горячо ты выглядишь вот таким, верно, - слова Куроро заставляют его снова взглянуть на мужчину, чей взгляд пробегается вниз в… восхищении. Он знает, что он слишком тощий, низкий, его ноги смехотворно тонкие, и видеть, как мужчина вроде Куроро смотрит на него вот так… странно, - И это все для меня, - бормочет он, прежде чем наклониться, чтобы захватить губы Курапики в свои, по-видимому, так же увлеченный поцелуями, как и Курапика. Его пальцы обвиваются вокруг его худых запястий, раздвигая их и вдавливая в простынь, когда поцелуй прерывается и губы Куроро спускаются по шее Курапики, оставляя новые засосы рядом с уже существующими. Он не останавливается на этом, когда Курапика вздрагивает и его член снова твердеет, умудряясь целовать его ключицы, грудь, соски, вытягивая из него вздох, и затем он отпускает запястья Курапики, лишь чтобы обвить своими руками его бедра, подавая ему знак, чтобы тот согнул колени. Лицо Куроро теперь комфортно расположено между ног Курапики, и это, наверное, одна из самых горячих вещей, которые Курапика когда-либо видел, хотя он видел множество голов с множеством красивых лиц. Вышеуказанное красивое лицо озорно подмигивает ему, прежде чем поцеловать внутреннюю сторону левого бедра Курапики. Когда он высовывает свой язык, он не отводит взгляд от глаз Курапики и медленно начинает слизывать сперму с его кожи, глаза Курапики расширяются, а член дергается немедленно от этого зрелища. Куроро смеется, его дыхание обжигает мокрое пятно и посылает дрожь через все его тело. - Блять, - стонет Курапика, голова откидывается на подушки, он выгибается в талии, когда язык продолжает лизать до боли близко к его члену, но не касаясь его ни малейшим образом. Ему холодно, когда одна из рук покидает его кожу, но мгновение спустя она уже находится на его члене, постепенно поглаживая его и распределяя естественную смазку по всей длине. Он закусывает губу, чтобы не произнести ни звука, пальцы сжимают простынь, и синхронизация идеальна, потому что следующее, что он понимает - это что рука исчезла и теперь ее заменяют губы, которые тщательно обхватывают его. Дыхание Курапики застревает в горле, глаза расширяются, и если бы Куроро не обхватывал его так сильно, он бы, наверное, задушил его своими бедрами. Это ощущается восхитительно. Куроро знает наверняка, что он делает, когда он расслабляет свое горло, прежде чем головка члена Курапики касается его глотки, и медленно начинает двигать ртом, темные волосы падают каскадом на его татуировку. Зрелище настолько приятное, что оно почти заставляет Курапику кончить, когда он осмеливается взглянуть вниз снова, и когда он вспоминает, кем является этот мужчина, он понимает, что он, должно быть, больной на голову, потому что нет другого объяснения тому, что он все больше возбуждается от мысли, что лидер самой опасной криминальной группировки мира находится между его ног. Куроро отпускает его член, поглаживая его дважды, прежде чем вновь проглотить его, но на этот раз Курапика ощущает, как пальцы поглаживают его складку, все еще покрытую спермой. Он зажимает рот рукой, когда осознает, что он вот-вот будет растянут с помощью своей собственной спермы в качестве смазки. Он пытается расслабиться, когда чувствует худые пальцы Куроро у своего входа, изгибаясь в спине, но не слишком преуспевает в этом. Его грудь дрожит, поднимаясь и опускаясь слишком быстро, сердце почти вырывается из грудной клетки, когда Куроро начинает толкаться, все еще двигая губами. Курапика даже не чувствует боли растяжки из-за удовольствия от движений рта Куроро, и, когда он думает о себе в этом положении, обнаженном под умными губами и пальцами, то не может не стонать в собственную ладонь с крепко зажмуренными глазами. - Может хотя бы дашь мне послушать свой чудесный голос? – говорит Куроро хриплым голосом с красными губами и щеками, когда Курапика смотрит вниз. - Нет, - выдыхает Курапика, пытаясь восстановить дыхание, его лоб мокрый, а видение затуманено, - Это смущает, когда ты… ты делаешь то, что ты делаешь. Куроро посмеивается. - Я бы сказал, что мне нравится. - Тебе нравится смущать меня? - Мне нравится слышать, как ты стонешь для меня. Курапика вдыхает, отказываясь дать себе полную волю. - Хорошо, - тянет Куроро опасно мягким голосом, - Я понял. - Чт- Ах, блять! Куроро вставляет в него второй палец, не касаясь простаты, но внезапная боль, смешанная с блаженством выполняет свою работу, следуя ритму толчков, Куроро продолжает двигать ртом вокруг его члена, и это почти слишком много для Курапики, чтобы это вынести. Он прикладывает руку к губам, только чтобы быть немного тише, но прямо после этого Куроро находит точку и Курапика абсолютно теряется, выворачивая бедра и изгибая спину под сильным углом, и издает сдавленный звук, такой громкий и глубокий, что он даже не принадлежит его собственному голосу. - Вот так, милый, - говорит Куроро хриплым голосом, и Курапика понимает, что он, скорее всего, проник глубже в его горло такой реакцией. - Боже, ох, тебе больно? – спрашивает Курапика, почти сразу ж жалея об этом. - Нормально, - посмеивается он, целуя его бедро, - Никакого вреда не причинено. - Это прискорбно. Куроро хмыкает, немного сдвинувшись, прежде, чем вытащить свои пальцы и вставить их вновь, и в этот раз Курапика, все же, немного расслабляется. - Хороший мальчик. У Курапики нет возможности огрызнуться в ответ, потому что покалывающая волна удовольствия накрывает его вновь, и вновь, и вновь, пока он не превращается в трясущийся, тяжело дышащий беспорядок с пальцами, вцепившимися в простынь, и слезами в уголках глаз. - Блять, Куро- ох, - он больше даже не пытается сдержаться, в этом нет смысла, - Еще, пож- блять, пожалуйста! - Скажи, что тебе нужно, Курапика, - спрашивает он, раздвигая пальцы в стороны. - Господи, я так сильно тебя ненавижу- - Я так не думаю, - тянет Куроро, намеренно избегая простаты. - Еще один, - плюется он, проглатывая вздох. - Еще один что? - Иди нахуй, еще один палец, мне нужен еще один твой ебаный палец! И мой член в твоем рту, думает Курапика, но ему не хватает времени сказать это, так как третий палец входит в него, до боли медленно, и чувство растяжения такое приятное, что он закрывает глаза и прижимает голову к своему собственному плечу. - Хорошо? – спрашивает Куроро, ввинчивая их внутрь него, и Курапика отвечает еще одним всхлипом, слезы теперь текут по его разгоряченным щекам. Его член уже невозможно твердый, с него капает на живот, и когда Куроро снова принимает его в рот, Курапика понимает, что он на грани. Он сжимает зубы и старается успокоиться, но со следующим касанием к его простате он сходит с ума, всхлипывает и влажно хнычет. - Если т-ты не хочешь, чтобы я к-кончил вот так, - он окончательно теряет контроль надо своим телом, как и способность закончить предложение, которое начал, - тебе стоит остановиться прямо сейчас, - выпаливает он, но Куроро не останавливается. Вместо этого, он продолжает сосать и толкаться, свободной рукой неконтролируемо сжимая бедро Курапики, доводя его до второго оргазма, и Курапика может только позавидовать его выносливости, потому что через несколько мгновений он кончает снова, сильнее, чем в первый раз, прямо в расслабленное горло Куроро. Он не видит звезд, он видит пустоту – тьму, черную и тяжелую, но наполненную удовольствием, облегчением и чем-то еще, что он не может объяснить, чем-то, что сильнее всех слов, которые он знает, все же понимая свои чувства. Он чувствует, как Куроро выпускает из губ его обмякший член, и вспоминает о том, что все еще существует и что он все еще здесь, в своей спальне с мужчиной-проблемой, о котором можно кричать нет, никогда, ни за что на свете. Курапику потряхивает от чувства пустоты, когда пальцы исчезают, но он умудряется собраться, несмотря на головокружение. Он приподнимается, вжимаясь коленями в матрас и кладя руки на плечи Куроро, пока тот смотрит на него невозможными глазами, с грудью, такой же тяжелой, как у Курапики, обслюнявленным подбородком, покрытым спермой, и Курапика наклоняется, чтобы слизать ее, и грубый стон Куроро теряется в его губах. Курапика никогда не ощущал на вкус ничего подобного раньше, и хотя это немного странно, это делает с ним вещи, которые он не может до конца понять. На полпути к очередному заходу, Курапика понимает, что Куроро все еще полностью одет. Наконец успокоившимися пальцами Курапика начинает раздевать его, освобождая тело, за которое можно умереть, когда первой сползает рубашка, плечи покрыты бледными веснушками, а на правом плече - татуировка паука. Курапика проводит по ней большим пальцем, прижимаясь лбом ко лбу мужчины, и несколько мгновений они просто смотрят друг на друга, пока он расправляется с ремнем и молнией Куроро. - Ты все еще хочешь этого? – горячее дыхание паука обжигает щеки Курапики, губы Куроро находятся на расстоянии одного сердцебиения. - Почему ты думаешь, что нет? - Просто хотел убедиться. - И ты говоришь мне, что я слишком много думаю, грубый парень? – улыбается Курапика, на этот раз своей настоящей улыбкой, той. По которой скучает каждый день, той, которая была у него много лет назад, когда ему еще было, чему улыбаться. Он не хочет драматизировать, но он действительно думает слишком много. - Я противоположность слову грубый, - улыбается в ответ Куроро, и Курапика, наконец, верит, что именно доброта и восхищение освещают каждую черту этого мужчины. Он думает, что мог бы к этому привыкнуть. Нет, время действительно неподходящее. Неподходящее время, ужасный выбор, ужасный блядский человек. Который выглядит, как мечта, и относится к нему лучше, чем любой человек, с которым он когда-либо был - любой человек, чьи руки не по локоть в крови. - Да, - соглашается он, помещая поцелуй на татуировку креста Куроро и заставляя его стянуть брюки и нижнее белье. Он тратит мгновение, чтобы оценить ситуацию, - Смазка, верхний ящик, - приказывает он, когда колени слабеют от размера члена Куроро, - Нет и шанса, что эта штука поместится в мою задницу без нее. - Я мог бы кончить, пока ты- - Медлю, ну да, но, может, в следующий раз. Верхний ящик, пожалуйста, - повторяет Курапика, оседлав бедра Куроро и положив руки ему на плечи. Он хочет оставить поцелуй на каждой веснушке, разбросанной на мягкой молочной коже, как звезды на июльском ночном небе. Как черные огоньки в глазах Куроро. Он не думает о том, как сжимается его сердце, когда тень улыбки закрадывается в уголки губ Куроро, когда он упоминает следующий раз. - Знаешь, ты становишься все более и более вежливым после каждого оргазма, - говорит он, протягивая ему тюбик. - Это называется развитием персонажа, - возражает Курапика, выливая жидкость на пальцы и протягивая руку, чтобы провести ей по члену Куроро, тщательно смазывая его. То, как Куроро шипит, пока его хватка на боках Курапики становится все сильнее, звучит, как победа, но Курапика не улыбается. Он не может поверить, что его член стал таким твердым за такой короткий промежуток времени, хотя он не возбужденный подросток. Но что есть, то есть. Он почти отбрасывает тюбик в сторону, но пальцы Куроро на его запястье останавливают его. - Нет, себя тоже. Курапика выгибает бровь. - Я не хочу навредить тебе вот так, - объясняет мужчина, и в его глазах читается контроль над собой, хотя любой мужчина в такой позиции уже вытрахивал бы все дерьмо из Курапики. Трижды. Никогда и никто не был с ним так тактичен, и пока Курапика замирает, чтобы привыкнуть к осознанию, Куроро берет тюбик. - Я не- - Да, не хрупкий, я знаю, - вздыхает Куроро, приподнимая его так, чтобы тот встал на колени, нависая над Куроро, - Мне тоже нравится грубо, милый, но это не поддается обсуждению. Я не буду причинять тебе боль. Впервые за много лет Курапика не находит слов. Он позволяет смазанным пальцам Куроро скользнуть внутрь него еще раз, пока мужчина не будет доволен его состоянием, но слова все еще отдаются эхом в голове Курапики. Это не большая проблема, конечно, все люди разные, но для Курапики из всех мужчин, с которыми он когда-либо спал, да и даже из всех, кто ему нравился, этот самый любезный, по причинам, которые он не может понять. Возможно, это потому что Куроро такой со всеми, милый и вежливый, за исключением его преступной составляющей, но о ней сложно вспомнить. Курапика дает себе мысленную пощечину, потому что знает, что должен о ней помнить, но не первый раз за этот вечер его сердце болит при мысли об этом. Возможно, в нем начинает что-то развиваться, и это нехорошо. Для кого-то, кто не должен был быть даже вариантом на одну ночь, все остальное Курапика не может и не будет себе позволять. Он уже слышит звуки своей разваливающейся жизни, уже не говоря о сердце, а он чувствует такие вещи очень точно. Но он также знатный проебщик, поэтому вместо того, чтобы выгнать Куроро прямо сейчас, он отодвигается и берет в руку его член, пытаясь насадиться на него, свободной рукой упираясь в центр груди Куроро, его сердцебиение отдается эхом в кончики пальцев Курапики. Он опускается одним быстрым движением, голова падает на плечо Куроро, слезы скапливаются в уголках глаз от внезапной боли, которая парализует всю нижнюю часть тела. Стон Куроро прекрасен, он тихий и грубый, прямо как множество вещей в нем. Он зарывается головой в изгиб плеча Курапики, кисти сжимают его бедра, твердые и неподвижные, глубоко дыша и сгорая, как хвост кометы. Курапика пальцами хватает его волосы, глаза закрыты, а живот вздрагивает, натянутый, как оркестр перед тем, как сыграть финальную ноту. Мир замирает. Они дышат в унисон. И Курапика начинает двигаться. Это чувство не похоже на то, каким Курапика себе его представлял, наполняя его до точки невозврата, и в то же время разрывая его на части. С помощью сильных рук Куроро, он вырисовывает идеальные эллипсы движениями своих бедер, приспосабливаясь к размеру внутри него и создавая свой собственный ритм, пока пот выступает на его висках. Сказать, что это очень больно - ничего не сказать, но с нужным количеством смазки, вытекающей из него вместе с естественной смазкой Куроро, движения гладкие, несмотря на то, что у него не получается сжиматься вокруг него. Достаточно скоро он выгибается в спине, склоняя голову, и со следующим толчком Куроро попадает по простате, заставляя Курапику отчаянно всхлипнуть, впиваясь ногтями в кожу Куроро. - Курапика. - его голос словно магнит, словно луна надо океаном, словно чистейшая похоть. Все для него. Для ушей Курапики. Он почти смеется над иронией ситуации. - Скажи мне, - стонет он вместо этого, раскачиваясь выше, чем раньше, и насаживаясь полностью, вскрикивая, - Скажи, как я тебе? - Божественно, - задыхается Куроро, целуя вену на его шее и гладя кожу на его спине, - Ты божественен, Курапика, - повторяет он, заставляя его двигаться еще более размашисто, боль больше не препятствие, а катализатор. - Ты так хорошо принимаешь меня, милашка. - Блять, слава богу, - проглатывает он со всхлипом, теперь полностью оседлав Куроро, неконтролируемо насаживаясь на его член, со слезами, высыхающими на его шее. Куроро хватает его задницу, постепенные толчки встречаются с его бедрами, доводя Курапику до новой точки удовольствия с каждым новым движением; их стоны, и вздохи, и влажные грязные звуки, наполняющие воздух. Комната кажется слишком маленькой для них, а мир ощущается ошеломляюще узким для всего, что Курапика чувствует прямо сейчас. - Какой же ты, блять, узкий, - бормочет Куроро трясущимся голосом, - Такой узкий и хороший, и горячий – все для меня, - Курапика стонет от этих слов, проход жадно сжимается, когда он раскачивается вверх-вниз, стараясь принять каждый дюйм максимально глубоко, стараясь быть хорошим, хорошим, коим он уже является. Его бедра трясутся, будто в огне, и его грудь угрожающе пуста, когда маленьких поверхностных вздохов даже близко недостаточно. Его голова начинает кружиться, пальцы дрожат в волосах Куроро, но он продолжает насаживаться на член, твердый, как камень, губы обкусаны до крови, а глаза почти черные. Его собственный член болезненно дергается между их телами, реагируя на каждый толчок, каждое прикосновение, каждое движение. Когда Курапика снова вскрикивает, полностью лишившись воздуха, Куроро приподнимается, чтобы поцеловать его, и это дает Курапике шанс перевернуть его, обвиваясь длинными тонкими ногами вокруг его талии, когда тот устраивается между ними, почти выходя из распухшего колечка мышц Курапики. Спустя мгновение он входит снова, в полную силу, вытягивая из того удивленный вскрик, ногти оставляют длинные красные дорожки на спине Куроро, ссутуленной над Курапикой. Шлепки звучат беспорядочно, когда Куроро вбивается в Курапику, и его мантра - это не что иное, как сдавленная, плаксивая мешанина проклятий и имени Куроро, повторяющаяся, как будто бы это единственная вещь, которая имеет значение. От зрелища беспорядка, который он сотворил с юношей, и из-за, возможно, самого длинного полового акта, который у него когда-либо был, Куроро кончает первым, наполняя Курапику и хрипло вскрикивая, но он не останавливается, даже когда его член обмякает, стиснутый в сладкой шелковой теплоте Курапики. Его глаза блестят от слез, а взгляд почти бессознательный, он мог бы кончить от одного прикосновения к его члену, но жадное эгоистичное желание чувствовать, как Куроро втрахивает в него свою сперму с грязными громкими звуками, не отпускает его. Он больше не чувствует свое тело, он не чувствует простынь, боль, и не помнит своего ебаного имени из-за изнеможения, и когда он, наконец, достигает оргазма, глядя прямо в глаза Куроро, находящиеся в миллиметрах от его лица, он видит взрыв Суперновы, и его последняя мысль перед отключкой - что взрыв был отражением его собственных глаз.