После него.

      Накахара проклинал все, что осталось после него, проклинал огромные пустоты в собственном маленьком сердце. Они, успевшие привыкнуть друг к другу, уже не надеющиеся на возвращение, теперь лишь изредка перекидываются случайными взглядами. Теперь они выглядели, словно бродячие псы. ______________________       "Отвали." – бессчетное количество раз Чуя говорил эту фразу несносному Осаму. Этот оказался последним. На улице холодно, особенно для конца весны, но ни одного из легко одетых мальчиков это не заботит. Они стоят, не решаясь двинуться, посреди двора. Дом Дазая отбрасывает тень, которая широкой полосой ложится на землю, накрывая юношей темной вуалью. Шатен абсолютно, удивительно спокоен, на его лице легкая улыбка. Юноша пожимает плечами. Движения Осаму плавные, почти грациозные, в отличие от дерганных, даже больше, чем обычно, жестов Накахары. "Спасибо за скрашенное одиночество", - бархатный голос мешается с шумом ветра, треплющего мальчиков по волосам в каком-то почти успокаивающем жесте. Дазай, первым решившийся сдвинуться с места, уже подходит к подъезду. Порыв ветра почти сдувает с головы Накахары капюшон, и Чуя, механическим движением придерживающий его, так и стоит в нелепой позе в полном оцепенении. Они оба понимают, что это конец.       "Катись", - рычит Накахара в спину уже бывшему... другу? В рыжеволосом всё ещё бушует ураган, но уже наступающее на пятки сожаление тянет свои длинные худые руки, начинает сжимать изнутри. Приглушенное "Прощай" слышится из глубины подъезда. Фразы этих двоих, как и многое из того, что они делают, почти поэтично контрастны, и Дазай, поднимаясь по лестнице, думает именно об этом. Только когда он садится на холодный бетон, в его голову проникают совсем другие мысли, борясь со спасительной пустотой, норовящей завладеть сердцем и черепной коробкой. Из закушенной губы Накахары Чуи течет красный ручеек. "На вкус как сожаление." - думается рыжеволосому, будто примерзшему к земле.       Ветер гуляет по пустым улицам, сильный, ужасный ветер, дующий в спину, подталкивающий шагать быстрее, быстрее покидать это место. Такой же, как и в душе у Чуи: уже не буря, нет - леденящее запустение и сердце в цепких когтях сковывающей его печали. И Накахара идет: идет, пиная камушки, идет почти бездумно, сам не зная куда, только бы не домой. Ему хочется набрать чей-нибудь номер, купить огромную бутылку лимонада и играть в забавные игры, смотреть фильмы, пока ночь всецело не завладеет небом. Только вот сейчас он выглядит паршиво, и объясняться совсем не хочется. ...Да и веселиться желания нет.       Ему хочется забыть обо всем этом! Только как это сделать, когда сбоку от парапета стоят их качели, а рядом площадка, где они буквально постоянно проводили время вместе, подъезды, помнящие их смех, подколы? А там, вдалеке, их любимый "Магнит". Накахара вновь закусывает губу, глядя вниз. Пара капелек его крови падают на асфальт, мешаясь с пылью, оставляя грязно-коричневые жуткие пятна.       Комната, путь до коей не отпечатался в памяти Накахары, встречает Чую пустотой и темнотой. Может, так и лучше. Вчера Чуя был рад каждому напоминанию об Осаму в этом пространстве, и даже приобрёл еще два, намереваясь отдать их своему другу позже, а сейчас... ...Сейчас это все просто убивало его!       На телефон приходит уведомление. Хаха, о, ирония судьбы! Вот оно, вот оно, чёрт возьми, обновление игры, которого они с Осаму так долго ждали. Чуя ловит воздух ртом, разочарованно вздыхая, и злость мешается в Накахарином разуме с грустью. Сейчас он мог бы позвонить шатену, показать по видеосвязи книгу и фигурку, купленные специально для него, и потом долго-долго играть и смеяться вместе.       Но вместо этого Чуя садится за математику. Он всегда спасался работой, но сейчас очень сомневался в своем методе. Рыжий просто надеялся, что его мозг хоть бы и на ничтожные два часа будет занят исключительно цифрами. ______________________       Качели чужого двора. Рядом явно довольный происходящим Тачихара с банкой "Кока-колы". "Знаешь, чувак, мы давно так не гуляли", - сказал увлеченный и воодушевленный Мичидзо. Он почти светился. Чуя едва заметно скривился, но ответил, оттолкнувшись ногой от песка, подняв его мелкие частицы в воздух: "Ага".       Теперь они сидят за одной партой, как раньше. Тачи постоянно так радостно улыбался, изредка пихая Накахару локтем, что хотелось его ударить. Блуждающий взгляд Чуи часто останавливался на Дазае, теперь сидящем и переговаривающимся с другим человеком. Внутри формировалась обида, и жгла, как кровяной сгусток в горле, до слез в уголках глаз. Чуя концентрировал все свое внимание на уроке, поспешно записывая всё, что успел упустить за эти минуты наблюдения.       Теперь, когда с "Колой" покончено, Мичидзо кинул вопросительный взгляд в сторону Накахары, спросив: "Теперь куда?" Теплый и сухой почти летний ветер, вальяжно разгуливавший по улицам, казался ласковым. Чуя вдохнул полной грудью, раздумывая о том, куда идти дальше. Рыжеволосому хватает воспоминаний, связанных с Дазаем, вызываемых буквально всем в радиусе трех километров, поэтому он, пытаясь казаться расслабленным и скучающим, неосознанно манипулировал: "Давай в центр. Черт, мы исходили наш район вдоль и поперек! Пойдём, сядем на автобус". Такие манёвры для него в новинку, но он кое-чего поднабрался, проведя столько времени с Осаму. Чуя, не дождавшись ответа Мичидзо, решительно встал с качелей, шаркая, вновь потревожив улегшийся песок. Он направился в сторону остановки. Тачи поднялся следом, и, догнав Чую, перешел на бег. Со стороны Накахары послышалось недовольное "Эй!", и рыжий тоже ускорился, хрипло смеясь. Миновав пару ларьков, они наконец достигли немноголюдной остановки, и, уперевшись в колени, пытаясь перевести дух, искренне засмеялись, ловя недовольные взгляды утомленных жарой не по погоде одетых прохожих. Было тепло, скоро подъехавший автобус сверкал чистыми окнами. Чуя запрыгнул в него, махнув другу рукой. Тачи зашёл следом в той же ребячливой манере. Поездка была быстрой. Накахара, глядя на игру бликов на стёклах, весело думал: "Да к чертям Дазая!"       Походив по торговым центрам, расположенным в центре города, они разошлись ближе к вечеру, когда солнце уже близилось к горизонту. Тачихара проводил Чую до дома, который встретил рыжеволосого запахом сырников. Чуя, отведав приготовленного родителями, и поблагодарив за сытный ужин, отправился учить уж полюбившуюся ему геометрию. Закатный луч, красиво ложившийся на открытый учебник, подчеркивал строки нужных теорем. Накахара улыбнулся этому зрелищу. Вот она, учеба, такая, какой ее многие видят, до ужаса романтизированная. Материал оказался сложным, а Чуя учил очень добросовестно. В этом дне не было места для мыслей о Дазае. Сов-сем!       А вот в следующих сутках, по крайней мере, в их трети, которую Чуя проводил в школе, было очень много таких ужасных дум.       Осаму смеялся без него, играл без него, ходил в столовую без него. Дазай улыбался этой своей фальшивой ухмылочкой в привычной ему манере... Чуя только хмурился и пытался отвести взгляд на как можно большее количество времени.       Дождь бился в окна с такой силой, что становилось даже страшно, и в классе с занавешенными окнами было темно.       Толчок локтем вырвал из размышлений. "Чуя! Пс, ответ с минусом, да?" - обращение, особенно первое слово, прозвучало даже как-то строго, будто бы сосед был недоволен своим другом, на данный момент - тем, что юноша летает в облаках, и одним наставительным тоном просил не продолжать в том же духе. Хотя, почему будто бы? Теперь Тачихара что-то усердно писал, а Чуя, уже решивший все примеры и сегодня не желавший делать что-то наперёд, уже совсем забыл про то, что сидит на математике. Он, хоть и был не в восторге от поведения становившегося назойливым соседа, посмотрел в собственную тетрадь, и, подметив знак, обозначающий отрицательность числа рядом со значением ответа, обратив на себя внимание приятеля, легонько толкнув, молча кивнул. "Спасибо", - кинул на момент отвлекшийся Тачи, вновь принимаясь за учёбу.       На этом их диалог был завершен. А ведь раньше им часто делали замечания, потому что соседи постоянно весело болтали, хватали друг друга за руки и за ноги, пинались. А сейчас Чуя только морщится каждый раз, как его отвлекают, а Мичидзо недовольно притопывает каждый раз, как видит это выражение лица у Накахары. Его совсем не радует то, что происходит с его рыжеволосым знакомым, но мальчик относится к этому снисходительно, ведь он имеет хоть и смутное, но понимание о ситуации с Дазаем, на которого, кстати, Чуя его, Тачихару, частично променял ранее. Тачи просто радуется "возвращению" Накахары, хоть и осознает, что его счастье неуместно, и терпит все выходки Чуи. Друг, как-никак.       А Чуя в это время вернулся к своим мыслям. Ничего определенного они не касались, и Накахара думал то об урагане за зашторенным окном, подмечая то, что уже выглядывает солнце, то о теперь немного надоедливом внимании соседа по парте, то, чаще чем об остальном, о Дазае. Временами Накахара лениво поглядывал на доску, отмечая, что одноклассники еще не закончились уже сделанное им упражнение, иногда просто отслеживал улучшение погоды, иногда залипал на Тачихаре. В один из таких разов его приятель не выдержал, зло прошептав: "Да чего ты пялишься?" Чуя хотел было начать возмущаться дабы защитить себя, но ему не позволил высокий голос буквально влетевшего в комнату классного руководителя.       "На минутку, Алексей Игоревич, простите! На минутку! Внимание, дети. Внимание! Сегодня мы идём поздравлять выигравших пятиклассников с победой в конкурсе! Там много таких. Поэтому после этого урока в актовом зале!" - щебетала Наталья Евгеньевна, бегло оглядывая класс в поисках подходящих для этого действа людей. Взгляд на секунду дольше, чем на остальных, остановился на Чуе. О, нет. "Мира, ты же тоже участвовала, только в другой возрастной категории?" - спрашивала учительница. Взгляд педагога был направлен в сторону одноклассницы. Со стороны вопрошаемой последовал кивок. "Хорошо", – эта фраза от преподавателя значила, что девочка - одна из "избранных". Учительница осталась почти удовлетворенной, что можно было проследить по лицу. Значит, много людей не требуется. Её глаза блуждали по помещению в поисках других жертв. "Чуя! Ты тоже принимал участие!" - радостно подметила она, не давая рыжему, как и однокласснице права выбора, просто констатируя факт. "Да", - сухо и чуть растерянно ответил Накахара, который пребывал в прострации до этого. Его просто заставили участвовать в каком-то конкурсе, ладно, хорошо, терпимо! Но теперь его ещё и отправляют к каким-то детям. Чуя нервно скребет ногтями по поверхности парты, цепляя неровности.       "Осаму?" - продолжает учительница. На этот раз она говорит тише и с какой-то надеждой, так, что к её реплике в конце можно приписать "Ну хоть разочек...?!" В ответ следует краткое холодное: "Нет" Звучание этого голоса ломает Чую изнутри каждый раз. До сих пор. До сих пор! Черт, черт. Чуя поджимает губы. Ужасная привычка.       Очевидно, что Осаму попытались выбрать как неплохого ученика, до этого не участвовавшего в подобных мероприятиях, да не вышло. Выбор преподавательницы, явно не питавшей больших надежд насчет кандидатуры Дазая, уже пал на кого-то другого. Чуя слышал что-то вроде "Ты?" и "Ага...", и то чуть приглушенно. Звонок, вздох недовольного забранным от его урока временем Алексея Игоревича и прояснившееся небо.       Чуя шагает в актовый зал, где уже собрались ученики пятого класса. Десять минут он наблюдает за искрящимися жизненными силами детьми, бегающими по помещению. Рыжеволосый снова уходит в свои мысли, абсолютно будничные, может даже пустяковые. Кажется, его мозг просто пытается чем-то себя занять. В последние минуты перед звонком на урок Накахара вспоминает, что нужно бы подготовить речь, и на секунду все внутри него замирает. Он судорожно пытается что-то придумать, как можно быстрее,но чертов звон уже раздается, и теперь поздно. Да здравствует импровизация! Чуя делает шаг вперед.       "Дорогие пятиклассники!" - начинает рыжий, и сразу же запинается. Но следующий человек подхватывает. Аккуратненькая отличница тоже шагает, торжественно продолжая: "Вы выступили очень достойно! Конкурс, говорю по своему опыту, был ужасно сложен! Наша великая школа гордится Вами...". Дальше Чуя не слушал, утонув в лестных словах. Его скучающий взгляд встретился с точно таким же со стороны одного из пятиклассников. Ох, этого человека таким не завлечь! Кека.       Накахара улыбнулся ей, а Кека - ему. Чуя подмигнул. Ему нравилась эта тихая девочка, умная не по годам.       Голос вещал однородно, не меняя интонации, что утомляло. Исключительно искусственное освещение в зале с задвинутыми жалюзи тоже не привносило чего-то хорошего в атмосферу церемонии. Чуе хотелось скорее покинуть помещение.       Наконец, оратор, с недавних пор поглядывавшая на часы, кивнула (этот жест был чем-то вроде поклона), что обозначало окончание речи, и зазвучали бурные аритмичные аплодисменты, звук которых мешался с резким звоном, обозначавшим начало перемены. Мисс пунктуальность закончила точно в срок.       Дети, некоторые из которых теперь сжимали дипломы, изредка вздыхая и перешептываясь, покидали зал. Юноша все еще витал в облаках, когда Кека подбежала к нему, некрепко обнимая. "Привет!" - весело произнёс Чуя, прижимаясь к девочке, кивнувшей в ответ. После недолгой беседы о том, как у кого идут дела, Кека, склонив голову, тихо задала решающий вопрос: "А где Дазай?" Чуя вновь поджал губы. "Осаму... Больше не придёт", - ответил он, и сам удивился тому, насколько сухо, максимально безэмоцианально это прозвучало, хоть и сердце протестующе сжалось. Со стороны младшей последовало печально-понимающее "Ясно". Дальше разговор не шёл (по понятным причинам). "Мне пора... Скоро урок", - пытаясь казаться веселым, Накахара прощается, соврав о собственном расписании. Настроение теперь просто на нуле, хотя и до того было не многим лучше. Махнув рукой, рыжий разворачивается, не желая задерживаться. Вышло даже как-то грубовато. Чуя мысленно извиняется перед девочкой. Кека же не виновата.       Гардеробная, куда Накахара направился сразу же после того, как покинул актовый зал, кишит шумными школьниками, буквально срывающими свою верхнюю одежду с крючков. Куртки Осаму и Чуи висят на соседних крючках, как и всегда. Как назло. Рыжеволосый подходит к нужному месту, стараясь не направлять взгляд на бывшего друга. Сегодня ему хватило Дазая в жизни. Не нужно обращать внимания. К Осаму, едва не сшибая с ног Чую, подбегает их шумный одноклассник, судорожно сунув в руки шатена какое-то лакомство из автомата. Они делят сладость, смеются, и новый приятель шатена ,уже полностью одетый, срывает куртку Дазая с крючка, нарочито недовольным тоном кинув "Ну быстрее!". Вновь раздается до боли знакомый смех Осаму, уже накидывавшего куртку, и они вместе покидают гардероб.       Обида вновь стискивает горячее сердце, обливающееся кровью, скребет по ребрам. Хочется сплюнуть на пол, пинать стены и кидать камни, но Чуя только сжимает зубы, сжимает почти до скрипа.       На улице небо, затянутое тучами, утомленное ураганами, роняет скупые слезы на землю. А никто и не замечает. Некоторые только ворчат на погоду, а кто-то идет большой компанией, или с другом, как например, Дазай, видневшийся вдалеке, таким людям безразлична стихия.       А Чуя просто шагает в сторону дома, тоже уставший до ужаса, и он тоже, наверное, мог бы плакать, да только это не в духе рыжего. День мерзкий был. И дальше лучше не станет. Он придет, сделает уроки, повторит нужные для завтрашней контрольной по физике темы, может быть, поест, посмотрит что-нибудь или поиграет в видеоигры и ляжет спать. И абсолютно не важно, в каком порядке он будет выполнять пункты намеченного плана. За время, которое он провел без него, он стал чем-то похож на Дазая. Раньше он не понимал, как можно шататься по улицам без мыслей и цели, а ныне его путь домой являлся примером таких похождений.       Ключ проворачивается в замке, дверь открывается. Щелчок выключателя. Полдник. Учеба. Сон. Благодарность за ужин. Учеба. Сон. Чуя так устал, и апатия, завладевшая его разумом за эти несколько дней, сразу стала привычной. Если бы он из другого времени, скажем, он, только неделю назад, взглянул на нынешнего Чую, то ужаснулся бы.       Туманное утро встретило Накахару серостью будней. Умыться, съесть яичницу, расчесаться, взять собранный с вечера портфель. Сонный рыжеволосый действовал чисто механически, как и вчера - ужасно уставший рыжий. Поездка до школы на автобусе вышла почти романтичной. Туман оседал на стеклах мутными каплями, а ещё не до конца проснувшиеся люди, большинство из которых потупили взгляды в одну точку, были ужасно тихими. Атмосфера была такой особенной. Будто время замерло. Такие вещи обычно замечает Дазай, а Чуе нравилось их просто... Ощущать.       А школа была напротив, очень громкой. Все обнимались, бегали, приветствовали друг друга. Накахара ощущал себя вне времени, по каким-то причинам. Может, этот морок можно было б развеять одним до боли знакомым, насмешливым "Приветствую, коротышка"? Кто ж теперь знает?       Чуя проследовал к гардеробу, снимая с себя верхнюю одежду. Там он, кинув взгляд на соседний крючок, принадлежавший шатену, быстро повесил свою куртку и побежал в направлении кабинета русского языка. Такой простой маршрут был настолько приевшимся, что странное чувство, хоть и не усиливавшееся, не покидало Накахару. "Ты долгий", - недовольно проговорил Тачи в качестве приветствия, когда рыжий опустился на свой стул. Отвечать Чуя не сочел нужным.       Уроки быстро проносились один за другим, как и перемены, на которых Чуя просто играл в шутеры на телефоне вместе с Мичидзо. Наконец, прозвенел урок на последнюю перемену перед контрольной по физике. Накахара достал учебник, и, повторив материал и удостоверившись в своих знаниях, пробежавшись по основным вопросам вместе с Тачи, отправился на контрольную. Она была действительно несложной. Не нужно было даже задумываться, достаточно было одного знания материала. Почти все тесты физика были на заучивание. Сплошная зубрежка. Чуя, уже завершающий контрольную, вновь устремил взгляд в направлении Дазая.       Это уже получалось как-то непроизвольно, честное слово! И только Чуе хотелось начать ругать себя за подобные действия, как он заметил странности в поведении шатена. Осаму не писал. Он просто сидел, сложив руки на парте со склоненной головой, даже не притронувшись а листу с тестом. Шатен смотрел в одну точку абсолютно безжизненным взглядом. От этого Чуе хотелось обнять его, помочь, спасти от тотального одиночества и пустоты.       За эти мысли он был готов наступить себе на горло, вырывать рыжие пряди, кусать губы и царапать запястья. Накахара злился на себя, что было написано у него на лице, поэтому, ловя недоумевающе-удивленные взгляды соседа по парте, он вырвал из тетрадки-черновика страницу и принялся быстро переписывать ответы. "Так было нужно. Он бы сделал это для каждого, верно? Это просто помощь однокласснику", - Чуя успокаивал себя, как мог, пока строчил. Со всем негодованием, что бурлило в нём, Накахара смял листок, и осторожно посмотрев в сторону физика и удостоверившись в том, что он занят и вряд ли в скором времени обратит внимание на класс, прицелился и кинул скомканную бумажку прямо на парту шатена. В классе зашептались и захихикали. Рыжий ненавидел себя за это.       Он увидел только то, как Дазай ухмыльнулся уголком губ и спихнул предоставленные ему ответы с парты, скорее всего, растоптав их. Боже.       Хотелось биться головой об стол. "Те, кто сделал работу, могут идти", - хриплый голос физика произнёс спасительную фразу. Накахара, подписав выполненный тест размашистым почерком, едва удержался от того, чтобы швырнуть листок на стол преподавателю. Он вышел из класса. Чуя мог бы ходить кругами, топать или кричать, но он просто пошёл к классной комнате, в которой должен проходить следущий урок, подавляя приступ гнева. Он ненавидит Осаму Дазая всем своим существом.       На последнем уроке Чуя даже не пытался сосредоточиться. Он, сильно сжимая ручку, нервными движениям выводил какие-то каракули на полях тетради. Сочувствующий взгляд соседа, тактично молчавшего, жег шею и плечи. "Уйти. Убежать. Скрыться." - вертелось в голове рыжеволосого. Уйти. Стоп. Уйти... Чтобы что? Забиться в угол и, кусая губы, кричать? Чтобы провалиться в сон? Чтобы бессмысленно ожидать, пока станет все равно, заранее зная, что не перестанет чувствовать это? Чтобы оправдывать Осаму в своей голове, дабы не было так больно? Накахара не знает. Нужно просто покинуть помещение. Может, пройтись, развеяться. Он так и делает, когда остаётся пять минут до звонка, не выдержав ожидания. "Можно выйти?" - сказал Чуя перед тем, как покинуть школу.       И очередной день прошел. Прошел, по всей видимости, мимо Чуи, а по ощущениям даже по нему. Рыжеволосый только сейчас понял, насколько ж Дазай скрашивал его будни. Когда все дела были завершены, и пришло время ложиться спать, Чуя, не провалившийся в сон сразу же, видимо оттого, что был недостаточно утомленным для этого, вернулся к мыслям об Осаму. Почему? Почему все так? Горечь, почти физически ощущаемая, завладела разумом. Ему, почему-то, хотелось курить в форточку. Погружаться в сон Накахара начал спустя достаточно большое количество времени, посвящённого подобным размышлениям.       Проснулся Чуя разбитым. Приведя себя в относительный порядок (хотя бы физически), направился в школу. Первым уроком поставлена физика. Если Накахара завалил эту проверочную, он точно уйдет. Хотя, кого Чуя обманывает? Никуда он не денется, с его-то отношением к учебе.       Физик монотонно диктует оценки. "Осаму Дазай", - вещает учитель. Он, видимо, упустив из виду строку с оценкой, бегает глазами по листу. Чуя почти затаил дыхание, ожидая объявления его оценки. Накахара уверен, что Дазай ничего не писал, Чуя ж видел! Сам Осаму сидел, как всегда глядя в пустоту, и слушал преподавателя безо всякой заинтересованности. "Четыре, неплохо", - наконец, сказал физик, обнаружив нужную строчку. "Как так?" - звучало в голове Накахары. Как так? Пора бы привыкнуть к фокусам шатена, но сейчас не ожидавший чего-то подобного рыжеволосый был ужасно удивлен. И зол. Буквально, в гневе. Чуя даже сам не знал, какое чувство преобладало.       Фамилии с именами пролетали одна за другой. Рядом Мичидзо радовался своей "четверке". "Чуя Накахара...", - наконец, говорит физик, зачем-то делая паузу. Чуя поднимает голову. "Пять, молодец", - заканчивает мысль педагог. Накахара удовлетворен. Но это ощущение никак не способно перекрыть той злобы, что он ощущал по отношению к Дазаю. Он чувствовал себя вновь преданным. Дальше они решали задачи, на которые Чуе даже удалось отвлечься. Работа всегда была у него в приоритете.       Но эти чувства не давали покоя, поэтому со звонком он отправился в самую тихую рекреацию в школе, сел на скамейку и рвал бумажки, топтал их, рыча в пустоту. Так его учили справляться с гневом. Спустя пять минут его внимание было приковано к экрану телефона. Вернее, Чуя хотел бы, чтобы было так, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих устройство, бегающие глаза и закушенная нижняя губа выдавали его незаинтересованность. Он всё ещё испытывал это. Было, мягко говоря, неприятно от этой отвратительной ситуации, от собственной глупости, от поступка Дазая Осаму, видимо, заскучавшего и решившего напомнить о себе таким образом. Но эта яростно-красная муть потихоньку рассеивалась, хоть пока и не полностью уступая место привычным мыслям, но уже не застилая глаза пеленой злобы. Чуя вздохнул, открывая сайт с конспектами по химии. Дазай есть Дазай, ничего нового, а работать нужно.       Сделав подробные выводы, Чуя, хоть и не без труда, но занялся уроками. И действительно увлекся темой оснований, отключившись от внешнего мира, пока кое-что не вернуло Накахару в него. Чья-то рука на рыжей макушке.       "Ты все та же жалкая псинка, Накахара", - знакомый голос бархатом ложиться на поверхность уже привычной, но неестественной для школы тишины. Первые секунды Чуя не верит. А потом ему хочется глупо мотать головой, брыкаться и кричать. "Не прикасайся", - рычит Чуя, и ему хочется сломать обмотанную бинтами тонкую руку, наступить на неё, раздробив кости синеватых пальцев, сломать это изящество. Ему хочется, но он держит себя в руках. Чуя не глупец и не станет начинать драку, а время дружеских пинков, уже, кажется, прошло. "Тише, Чуя", - произносит Дазай, глядя на собеседника, как всегда, на манер самодовольного и самоуверенного юноши, сверху вниз. В голосе какая-то тяжесть, смешанная с извечными игривостью и издевкой, и не разберешь, что у шатена на душе, кроме того, что Осаму, наверное, паршиво.       Это вызывает смешанные чувства: в душе все еще что-то порывается кинуться на помощь, но сильный и независимый Чуя топчет эту часть себя, гневается на нее, ненавидит. А она сильнее. Сильнее, несмотря ни на что. Чуя не знает, что там за окном, он забыл, какой следующий урок, и из головы совсем вылетела химия, которую он так усердно учил несколько минут назад. В нем снова заиграла злость, и ее пламенные языки обжигали нутро юноши. Он не хотел разговаривать с Дазаем, нужно было соблюсти их негласный уговор о взаимном игнорировании, просто потому что Чуя имел какое-то понятие о самоуважении. Но ещё больше он желал беседовать с Дазаем, слушать его смех, касаться кожи, быть с Дазаем. И эти противоречия раздирали рыжеволосого. "Чуя...", - утомленно повторил Осаму, и Накахара почувствовал, что почему-то не может дышать. Они все еще находились в этом нелепом положении. "Убери руки", - Накахара пытается быть спокойным, но получается пока неважно. Дазай, удивительно послушный сегодня, опускает конечность. Рыжий хмурится, переживая всю гамму эмоций: от тоски и гнева до постыдной для него радости. "Нахрена приперся?" - настолько холодно, насколько это возможно, спросил Чуя, действительно желая услышать ответ. Что, скучно стало? Захотелось поиздеваться? От нечего делать? Что? Ну, что же? "Прости, Чуя", - произносит Осаму Дазай, который никогда не извиняется. Да и вряд ли подобные слова для него что-то значат. А Накахара не может решить, удивляться ему, или же нет. Но прощать он не собирается, даже только потому что не сможет. По крайней мере, сейчас. "Прости?" - рыжий пытается зеркалить усмешку, но выходит какой-то истеричный звук. "Мы поговорим позже, ладно?" - тяжелая тоска в голосе проявилась очень отчетливо только тогда, когда шатен начал пытаться говорить максимально мягко. "Я очень скучаю. Я так не хотел", - серьезно произнес Дазай. Прозвучало как-то даже по-детски. Осаму почти всегда звучал дурашливо, шутовски, глупо, но никак не по-детски. Даже сам факт сказанного стоил очень многого, а искренность Дазая стремительно давила в Чуе все сомнения. Да, Чуя своенравный и свободолюбивый, но также до чертиков верный. И та ситуация уже не казалась столь серьезной по сравнению с обрушившимися последствиями. Но Чуя молчал. "Чуя... Пойдём, пожалуйста?" - с долей какой-то нежности проговорил Осаму. "Я обязательно всё объясню", - заверил он, протягивая руку. И Чуя протянул свою в ответ, вновь доверившись. Рыжеволосый пообещал себе, что это в последний раз.       И уже этим вечером их качели торжествующе скрипели, будто радуясь возвращению почти законных "хозяев" этого островка земли. ______________________       "Чертова крыса!"- рыжий рычит и скалится, подведя итог рассказанной истории. Конец июня, лето в самом разгаре, кричат дети, радостно взмахивая ручками и улыбаясь всему подряд, а Дазай и Чуя, всем уже известный, извечный дуэт, сидят на качелях в их дворе. Дазай слушает Чую, грустно улыбаясь. Накахаре хочется спросить: "Ты чего?". Но вместо этого, чтобы не проявлять излишней заботы, он усмехается, оттолкнувшись ногой от земли: "Не вздумай здесь повеситься!" Дазай становится еще серьезнее. "Чуя...• ", - тихо зовёт он. Названный поворачивает голову, с интересом глядя на давнего знакомого. Осаму тихо вещает, его голос сливается с шелестом листвы, с которой развлекается игривый летний ветерок. "Помнишь?" - чуть громче заключает он. Накахара нахмуривает брови и поджимает губы, из которых вылетает тихое сухое "Помню". "Теперь ты понимаешь мой поступок", - с печальной усмешкой подвёл итог Осаму.       В голове рыжеволосого завертелись шестерёнки. Выходит, шатен напугал его тогдашнего друга до полусмерти не просто ради больной забавы или развлечения. И эти дни обоюдных страданий были просто из-за какой-то... Какой-то крысы, которая, видимо, ещё тогда хотела подставить Накахару. "Дазай чудесен" и "Дазай идиот" в рыжей голове смешались во что-то единое. Теперь, спустя месяц, настала очередь рыжего просить прощения. "Прости", - произнёс он, вновь сжав губы. Осаму ухмыльнулся теперь без той тени грусти: "Ты замечательный..." На этот раз Чуе удалось отзеркалить выражение лица Дазая: "Ты тоже, Осаму".