ты мне дашь или не дашь?

сереже весело. пиздец как весело. яркий неоновый свет не бьет по глазам, но разбавляет темноту и позволяет прочувствовать ту самую атмосферу. чужие образы интересные, красивые, сексуальные. образ сережи — забавный, но вписывается не меньше. пиво в его желудок тоже хорошо вписалось, настолько, что даже дало в голову. кто-то только подходит с опозданием, кто-то уже успел разогнаться. но сережа рад видеть всех. всех, кроме него. не придет — похуй. придет — похуй икс пять. стакан снова наполняется пивом, пока где-то рядом вова бормочет о том, что надо собираться так почаще, можно даже без повода. глаза непроизвольно выискивают знакомую фигуру, пока сережа поддакивает, но не находят. похуйпохуйпохуй. он даже спрашивать ни у кого про него не будет. даже у амины не спросит, хотя та, он уверен, догадывается, что его отсутствие заставляет тревожиться и кусать губы раза в три чаще. потому что сережа не умеет скрывать свои чувства и действовать невзначай; потому что за последнюю неделю сережа уточняет про него и вечеринку слишком много раз; потому что сережа от одного лишь его упоминания начинает бегать глазами и заметно напрягается всем телом. но нет, ему похуй, так ведь? именно поэтому, когда сережа успевает влить в себя уже значительное количество водки, потому что пива стало мало, он совсем-совсем не напрягается и не пытается стоять ровно, слыша радостные возгласы таких же пьяных ребят о том, что он все-таки пришел. «сереж, там ваня пришел, иди поздоровайся!». похуй. «там ванек подогнал, вон, амине подарок собирается дарить, пошли с нами, посмотрим». похуй. «серега, там твой-сладкий-мальчик-ванечка-дипинс с хазяевами стоит, уже виделись?». нет, не виделись. ему похуй. «сережа, ванек про тебя спрашивает, че не встречаешь?». спрашивает? поху- — приветик, ванюш, давно не виделись, — пешков улыбается натянуто и приторно, протягивая рюмку, почти до краев наполненную водкой — и как не разлил еще? — будешь? ваня смеется заливисто и громко, чуть ли не задыхается. сергею остается только глупо хлопать ресницами и не понимать вообще ничего. кроме того, что чужой смех разливается теплом по сердцу и согревает внутренности сильнее, чем водка без запивона. — здорова, серег, костюм ахуенный, — отдышался, вроде. — не, я водяру не пью, — и улыбается так привычно, тепло. — вообще пить не планировал, но ладно уж, на день рождения чуть-чуть можно, — он смотрит выжидающе и ждет какой-то реакции, а сергей подвисает и не может ее дать. потому что ваня красивый. потому что они не виделись больше месяца. потому что нет, ему не похуй. и ване, кажется, тоже. — ты как? на стримы твои захожу периодически, поздравляю с переездом. приглашай как-нибудь, только с зачетами разъебусь, — ваня снова смеется, подмигивает и отпивает из бутылки, а сережа думает, что заходит на каждый его стрим, и понимает, что пропустил тот момент, когда бессмертных достал алкоголь. — да мне заебись, — он не успевает договорить, потому что снимают отовсюду. конечно, ваню. все пьяные, что-то предлагают, тычут камерами почти в лицо. — э, не снимай его. сергей не знает, зачем снова это все начинает. для контента, потому что эти видео обязательно попадут в интернет? вот тут реально похуй. чтобы развеселить ваню? получается отлично и без таких выкидонов, хотя и над этим бессмертных хихикает, стоя у стенки и поглядывая из-под челки. потому что действительно беспокоится и, может быть, ревнует? ближе к правде, от которой сергей отказывается. откажется даже за деньги. ваню забирают к себе другие. остается только грустно улыбнуться вслед и пойти за второй бутылкой водки. ноги держат, но плохо. он все равно умудряется танцевать и веселиться, потому что пришел сюда ради амины, а не ради него. потому что лучше уж влить в себя еще пару шотов и пойти разъебываться под очередной далеко не самый лучший русский трек, чем наблюдать со стороны, выпивая четвертую-пятую банку пива, и загоняться, что не с ним. а он облокачивается на ярика, пока смеется, неловко танцует с куертовым, пытаясь повторить его движения, в перерывах пьет уже, кажется, вторую бутылку. что-то яркое и наверняка очень сладкое. сережа в хлам, кладет руки на накладной живот, кривляется на камеру, выкрикивая что-то, но глазами все равно бегает по противоположной стороне зала. встречается с чужими. неловко. не похуй. ваня улыбается и поднимает бутылку, как бы «за тебя». но тут не за него надо, тут надо за амину. но похуй, кажется, только самому бессмертных, потому что он делает несколько глотков и подмигивает. сергей не выдерживает, путается и в ногах, и в ваниных действиях и идет допивать водку. в глазах двоится, музыку хочется сделать лишь громче, чтобы перебить пьяный поток мыслей. но ползунок звука не двигается вверх, зато на помощь приходит вова. — пошли фоткаться, серег, отказ не принимается. он, в принципе, и не собирался говорить ничего против. но, оказывается, фотографироваться они будут не вдвоем. теперь не сопротивляться тяжелее. сергей пьяный вусмерть, пытается скрыть довольную улыбку и смущение, аккуратно обхватывая ваню сзади за плечи. тепло как-то, смех все же вырывается наружу. ваня тоже посмеивается и улыбается, пока вова ругается, что хочет нормальную фотку, симпатичную, без клоунства. — шефчик, ты че, пока я тут, без клоунства не получится, — сергей снова пьяно смеется и поправляет накладные усы и живот. ваню все еще выносит с его костюма. приятно? более чем. — малой, ты секунду постой нормально, потом дальше соблазнять школьника продолжишь. — э, какой я тебе школьник, вов, — ваня краснеет и смеется. факт соблазнения не отрицает. очень хочется доебаться, как в старые-добрые. потрепать по волосам, попытаться схватить за задницу, поныть о том, какой ванюша прелестный-красивый-сексуальный. только уже не в шутку. потому что ваня и правда чересчур сексуальный со своей ебаной цепочкой, в голубой футболке и пьяным блеском в глазах. ему бы оформить блеск на губах от слюны, смешавшейся в поцелуе. хочется до дрожи в пальцах. кажется, поплыл окончательно. вова, вроде, фотками доволен, а ваня держит свою третью бутылку — клюквенный гараж, сергей разглядел, — и смотрит, довольно улыбаясь. прищуриваясь. — ванюш, и как тебе не мерзко пить такую сладкую хуету, к тому же спиртованную? — говоришь мне ты, пьющий водку. — ну, знаешь, у нас с тобой, можно сказать, мэтч, — сергей хитро щурится в ответ и уже не контролирует свой язык, потому что ваню хочется очень. как и спиздануть что-то, о чем обязательно пожалеет с утра. — и как это понимать? я в тиндере мальчиков не ставил, серег, — но губки облизывает, ресничками хлопает и смотрит, как самый невинный мальчик, пока подходит ближе и демонстративно делает еще один глоток. сергей думает о том, что гараж — хуйня, но ванины губы, явно липкие и с химозно-ярким привкусом клюквы, вкусные и пьянят сильнее. — песня есть одна, наверное, ты даже ее знаешь. вот, про нас написали, точно в будущее глядели. — ну-ка, давай, напой на ушко, — кусает нижнюю губу и наклоняет голову ближе, — а то тут громко, не услышу. сергей даже не сглатывает нервно слюну, потому что слишком пьян. лишь придвигается ближе и довольно почти шепчет: «ванюш, ванюш, ванюш, ты мне дашь или не дашь?». рифмы в его словах — ноль. желания в ване — от нуля до бесконечности. — выпиваю литр водки, а ты клюквенный гараж? — приходится притянуть к себе за рубашку так, чтобы места между ними не осталось совсем, и прошептать, — действительно про нас. сергея трясет. он ждал всего, кроме ответной инициативности. ждал, что ваня отшутится, ждал, что его пошлют, ждал, что оттолкнут с обидными словами о том, что сергей снова взялся за гейскую хуету. но бессмертных все еще дышит прям в ухо, касается губами и говорит: «а что, если дам?». трясет от возбуждения, блять, а не от злости или нервяка. он даже не знает, что лучше. но думать о том, что делать дальше, не приходится, потому что водка внутри принимает решения намного увереннее, чем сам сергей. — в таком случае про нас есть еще одна песня, — они пьяно смотрят друг другу в глаза. ждут, кто же первый сорвется. — и какая же, сереж? — дышать, дышать, дышать. — я собираюсь тебя трахнуть, и это моя цель. я заберу тебя на часик, и ты знаешь, что в конце, — глаза вани распахиваются от удивления и, сергей уверен, удовольствия от происходящего. сука, он в курсе того, что делает, и совершенно не стесняется. — нет, не знаю, сереж. расскажешь? — делает глоток и слишком наигранно отводит глаза в потолок, принимая задумчивый вид. — хотя, лучше покажи. сергей смеется вслух, отодвигаясь от вани, чуть ли не сгибаясь пополам — жаль, накладной живот мешает. он в пьяном ахуе, думает, что все происходящее ему снится. но водка развязывает руки и язык, поэтому он хватает ваню за эту блядскую цепочку, притягивает обратно к себе и говорит почти в губы: «ты ж просил пригласить, на хату новую хотел посмотреть? так вот, приглашаю, ванечка. прямо сейчас», — отталкивает, усмехается и отбирает чужую бутылку из руки, делая пару глотков. сейчас реально похуй. потому что ваня усмехается в ответ и заказывает такси. потому что он даже не прощается с другими, только пишет амине, что было очень здорово, и извиняется за то, что уехал без предупреждения. потому что видит украдкой, как уже в такси ваня кладет руку на собственный пах и аккуратно сжимает его. и прекрасно его понимает. поэтому никакого румтура, конечно, не происходит. никому он нахуй не сдался, когда ваня сразу же, как только дверь за ними закрывается, прижимает к стене и льнет ближе, притирается пахом о пах, дышит прямо в губы, но не целует. все еще хитро выжидает, смотрит по-блядски распущенно и возбужденно. но водка в сергее не дает ему сомневаться, поэтому он касается губами первый, почти вгрызается в них, отчего ваня начинает тереться еще сильнее. накладной живот и усы давно отлетают куда-то в сторону благодаря стараниям бессмертных; вставшие члены, что болезненно давят друг на друга через ткань, уже заслуга обоих; искусанные губы и ниточка слюны, которую ваня наматывает на палец, позже слизывая, — вина алкоголя. вина ли? сережа только благодарен. и водке, и клюквенному гаражу, и амине за спонсорство спиртом. ваня, кажется, придерживается той же позиции, потому что выдыхает прямо в губы, запутывая одну руку в кудрявых волосах: — ебать я скучал. сережа в ахуе. целоваться и вжимать в стенку — это одно, но говорить о чем-то чувственном и эмоциональном — другое. потому что сережа думал, что ване похуй. потому что сережа думал (внушал себе), что ему похуй даже больше. — разве, — сережа мажет языком по щеке, — мы общались так, — прикусывает мочку, — чтобы ты мог по мне скучать? — как по тебе вообще можно не скучать? — ваня откидывает голову назад, давая больше пространства для поцелуев в шею, и тихонько шипит сквозь зубы. — как можно вести себя так, будто мы трахаемся каждый день, хотя даже не целовались ни разу? — сережа кусает шею сильнее, но ване, блять, только в кайф, кажется. — или после чмока на кукинге хуек привстал, а, ванюш? — и вжимается всем телом. — а ты проверь, — ухмыляется, блять, и перекладывает чужую руку со своей талии на натянутую ширинку. у сережи в голове: «и какой он школьник после этого? ебаный пиздец». на губах: «и правда привстал, ванечка. но это все еще какой-то ебаный пиздец». на языке: сладкая после гаража слюна и вкус одеколона. а еще чужие пальцы, мягко изучающие рот, десна и глубину глотки, пока сам сережа сжимает чужой член через брюки. ведет пиздец. помещение оглушается стонами, освещается пьяным и возбужденным блеском глаз, даже, кажется, дышит загнанно вместе с ними. но на внешнее похуй. сейчас волнуют только губы напротив, стоящие члены и горящие места укусов. и, конечно, пустующая кровать. заправленная постель — хорошо. незаправленная — плохо, так говорила мама. не заправленная по причине полуголого вани дипинса в ней — просто замечательно. правда, мнение матери в этом случае лучше не спрашивать. сейчас нужно спросить кое-что другое. — гондоны есть, ванюш? — сережа кусает ключицы, дует на них, захватывая губами цепочку. футболка и кофта лежат где-то на полу вместе с одеялом, но металл снимать не хочется. за него хочется хвататься и натягивать несильно, пока он будет втрахивать парня в свою кровать. ваня смотрит замыленно, расфокусировано, даже не понимает, о чем речь. просто мычит что-то, потому что рука сережи продолжает давить на член, и подставляется под укусы еще больше. — вань, — сережа хватает за щеки двумя руками и вжимает в постель своим пахом, — гондоны, спрашиваю, есть? — нет, бля, сделай уже что-нибудь. сережа возбужденный принимается искать контрацепцию по всем ящикам, периодически поглядывая на ваню, который, о боже, блять, разделся полностью. упаковка, найденная в одной из еще не распакованных сумок, — победа. покрасневший ваня на его кровати, скулящий и сжимающий яйца одной рукой, — поражение. потому что сдерживаться после такой картины нереально. смазка находится в той же сумке, бессмертных находится в мучительном ожидании. скоро найдется на сережином члене, кажется, ведь раздвинутые ноги и бедра, которые постоянно подкидываются вверх от нетерпения, — явный призыв. — наконец-то, блять, — ваня говорит быстро, сбивчиво, немного злостно, — сделай уже хоть что-нибудь. и сережа делает. кусает соски, спускается ниже, облизывая пресс, пока одним пальцем мягко надавливает на сфинктер, заставляя его чуть приоткрываться, но не входит. ваня скулит, вдыхает сквозь зубы, все еще подкидывает бедра вверх. сережа, блять, кончит сейчас от этой картины перед своим лицом. буквально перед лицом, потому что еще одним толчком ваня проезжается членом по его щеке, задевая головкой губы. — будь терпеливее, вань, не хочется сделать тебе больно, — хватает за цепочку и заставляет немного приподнять голову. — но мы можем организовать прелюдию немного по-другому, как смотришь на это? — сережа пьяно усмехается и целует, приподнимая ваню и направляя его так, чтобы он сел на четвереньки. от возникшей картинки в голове яйца тяжелеют и мечтают о скорейшей разрядке, но еще рано. поэтому сережа встает на кровати, утыкая ваню лицом в свой член, и говорит, чтобы тот растягивал себя сам, пока сосет, и обязательно смотрел в глаза. ваня даже не может отказать, потому что сергей уже льет смазку на его пальцы, а вкус чужого члена на губах уже слишком яркий. ваня совершенно точно не может отказать, потому что, может быть, смотреть снизу вверх в глаза, полные пьяного возбуждения, пока внутри двигается один палец, а от стен эхом раздаются сережины стоны, восхитительно. — бля-я-я-ять, какой же ты, сука, красивый, особенно на коленях передо мной. парень на это лишь издает смешок с членом во рту, начиная сосать усерднее и добавляя второй палец. сережа направляет его голову, хватаясь за волосы руками, иногда отрывает от члена и спускает к яйцам, чтобы смотреть на ваню и кусать губы, пока тот слегка проходится зубами, прежде чем взять оба яичка в рот с самым пошлым и сексуальным звуком на свете. его хочется оттянуть, когда уже начинает задыхаться, но он, блять, не позволяет. сосет лишь усерднее, пока воздух в легких не закончится окончательно. сергей плывет. — не забывай двигать пальчиками внутри себя, ванюш, — сергей усмехается и резко втягивает воздух ртом, потому что ваня берет слишком глубоко, по самые гланды — знает, как играться. — может быть, этим займешься ты, сереж? — отстраняется, чтобы сказать это, и смотрит щенячьими глазками. — а то я все равно забываю, когда вижу твой охуительно классный член. а разработать надо хорошо, он ведь такой большой. сергей совершенно точно в ахуе. кто бы мог подумать, что ванечка бессмертных может быть таким. кто бы, блять, мог подумать, что сергей предложит ему шестьдесят девятую и будет старательно вылизывать его гладкие яйца, уже тремя пальцами растягивая анус, пока сам ваня устроится сверху на нем и будет вырисовывать языком на его головке что-то, от чего даже коленки подрагивают. сережа, когда ехал на день рождения амины, точно даже мечтать о таком не мог. сережа, когда ехал на день рождения амины, считал, что ему похуй на ваню. сережа на дне рождения амины даже не хотел с ним здороваться. зато ваня, видимо, хотел. и не только поздороваться, но и постонать с членом во рту от пальцев пешкова в своей заднице. если бы сергей только знал раньше, он бы подошел к нему сразу, как ваня только приехал. он бы трахнул его прям там, в туалете, пока амина бы радостно кричала из-за подарков, а ванечка радостно кричал из-за удовольствия от члена в своей заднице. но наверстать упущенное никогда не поздно, поэтому сережа, возбужденный до предела, отстраняется и говорит, чтобы ваня сел на него сам. бессмертных лишь проезжается по его лицу еще раз, приподнимается на нем (сергей, кажется, умер, потому что ваня, сидящий вот так на его лице, это просто пиздец как горячо) и разворачивается с довольной улыбкой и членом, что от возбуждения аж прилегает к животу. — надеюсь, ты разработал меня достаточно хорошо, потому что хочется сразу объездить тебя, а не тратить время на привыкание к размерам. — а ты проверь скорее, ванюш. будешь прыгать в свое удовольствие, — они смотрят друг на друга как-то хищно, пока ваня приставляет смазанную головку в презервативе к колечку и начинает насаживаться. рот почти сразу открывается, глаза зажмуриваются, а с члена выделяется капля смазки, что течет прям по стволу. сергей проводит по нему большим пальцем, собирает жидкость и слизывает, чтобы потом самому распахнуть губы и издать громкий стон, потому что ваня, уже сидящий на члене, наклоняется вперед, кусает шею и начинает двигаться. и как же, он, блять, это делает. сережа видит, что действительно в удовольствие. только не исключительно в свое, но и в сережино, потому что ваня скачет на члене быстро, проезжается головкой по простате, стонет громко, упирается ладонями в его грудь и смотрит так сексуально, что хочется уже самому схватить его за бедра. что сережа и делает. ваня просто, нахуй, не дышит. потому что между быстрыми толчками сережи, который сжимает его бедра в самых чувствительных местах, приподнимая над собой, невозможно вдохнуть. потому что голова откинута назад, а сергей уже хватает его за цепочку, притягивая к себе. не повиноваться — ванина задача. но даже в математике ему больше нравились уравнения, ведь задачи для лохов. поэтому сережа все же притягивает его к себе, хватаясь за металл, целует в губы, замедляя темп, свободной рукой обводя колечко мышц, набухшее и растянутое из-за члена внутри, пока ваня совсем не позорно стонет в поцелуй и пытается ускориться, подмахивая бедрами. анус приятно горит из-за непрекращающегося трения члена внутри, щеки горят от удовольствия, сердце горит, кажется, от чувств? у сережи — сто процентов, потому что нет, на ваню ему не похуй. никогда не было и не будет. у вани — миллион, потому что полтора месяца без встреч и запрет на никнейм «жожо» в чате — жалкая попытка подавить чувства. а алкоголь и день рождения амины — не жалкая попытка в них признаться. и он обязательно успеет это сделать нормально, а пока сергей аккуратно переворачивает его, ставит раком и вбивается так старательно и глубоко, что никакой связной речи из его рта точно не услышать. там только «ахх!», и «бля-я-ять, сереж», и «сука, да» — так громко, что приходится иногда кусать подушку, чтобы сдерживаться. а сергею плевать на громкость совершенно. он лишь способствует ее увеличению: проводит зубами по загривку, вылизывает сзади плечи и лопатки, хватается за цепочку, все еще оттягивая ее, заставляя ваню закидывать голову назад. и смотреть-смотреть-смотреть в его такие, нахуй, красивые глаза. сжимать пальцами щеки, пока член размеренно двигается внутри. и одновременно кончить от интимности происходящего: у вани — рука на собственном члене, у сережи — узкие стенки мышц вокруг, сдавливающие до закаченных глаз, у них двоих — неозвученные чувства и взрывы мини-вселенных в зрачках, которые находят друг друга в приглушенном свете. дышать тяжело, отлипнуть друг от друга тоже, но приходится. они ничего не говорят, просто вытираются в тишине салфетками, сережа завязывает гондон в узел и кладет куда-то вниз, чтобы потом выкинуть, ваня натягивает трусы и забирается под одеяло. они молчат, и громкое сердцебиение говорит за них в этой тишине намного больше. и то, как они, не сговариваясь, одновременно тянутся за поцелуем, — тоже. потому что слова понадобятся с утра, а пока — реальность в виде поцелуев после секса из-за шуточной песни, блять. пока «ванюш, ванюш, ванюш, ты мне дашь или не дашь?» и «а что, если дам?» — амбассадоры лучшей ночи в жизни, кажется, обоих. потому что, блять, сереже не похуй, и он рад как никогда, что признал это еще там, в лофте, среди неоновых огней и полупустых бутылок дорогого алкоголя. потому что ване не похуй тоже. и сережа в этом не сомневается.