Не Новосиб. Коля!

— Ты так же в лаборатории делаешь? — беззлобно поинтересовался Екатеринбург, когда заметил, как Новосибирск перелил кофе через край чашки. — Ой, нет-нет-нет, — Коля тут же встрепенулся и быстро ответил на вопрос, будто бы тот предполагал это. Екатеринбург грустью покачал головой, а Новосибирск бросился искать что-то, чем можно было затереть образовавшуюся лужу. Они только готовились начать обсуждение введения НДТ* на уральские и сибирские заводы, которое обещало быть очень долгим, а Новосибирск уже будто спал на ходу. Когда тот убрал последствия своей рассеянности, Екатеринбург, почесав затылок, сказал: — Слу-ушай, я вот, старая голова, все чертежи дома забыл, а как без них-то будем? Может, ко мне поедем? Там и обсудим… Столетия неразделённой любви к лучшему другу научили Екатеринбург, как тому казалось, более-менее сносной актерской игре. Хотя, может, даже она растерялась за последний век супружеской жизни с этим же другом. Однако Новосибирск вряд ли сейчас обращал внимание на убедительность. Тот сейчас вообще мало на что обращал внимание. Меньше всего ему хотелось видеть семейную идиллию Юры и Кости, поэтому Коля на удивление отказался, хотя его рвение заботиться о сибирском федеральном округе знали все. Тогда Екатеринбургу пришлось прибегнуть к откровенному манипулированию и напомнить о сложной проблеме на одном из заводов, решение которой не требовало отлагательств. Новосибирск ощутимо поник, но без колебаний согласился. Костя в очередной раз с грустью подумал, что его собеседник даже для себя, а не для других в первую очередь был центром федерального округа, а не личностью. — Ты кого домой водишь? — сказал Челябинск, который встал руки в боки, увидев на пороге своего мужа, чья ладонь покровительственно лежала на плече Новосибирска. Юра вместе с Катей решил сегодня никуда не идти и заняться домашними делами в отсутствие Кости, поэтому был сейчас неприятно удивлён. — Юр, открой форточку, дышать не чем, — первым делом сказал Костя, махая руками. Запах с кухни, где что-то активно скворчало, шёл аппетитный, однако слишком бил в нос. И даже работающая вовсю вытяжка не помогала. «Я сейча-ас», — послышался голос Кати с кухни, а затем грохот передвигаемого табурета. Юра тут же побежал туда, чтобы проконтролировать опасные действия дочки, а потом вернулся обратно. — А я, что, по-твоему, мог понять это? — продолжал ершиться ревнующий Юра. — И ты не ответил на вопрос. — Ну, зачем ты так, Юр, — Костя примирительно развёл руками. — У парня проблемы, ему помощь нужна. Новосибирск, который стоял за Екатеринбургом и готов был от стыда провалиться сквозь богатую рудами землю, после этих слов невольно округлил глаза, но возражать не стал. Потому что Екатеринбург попал в точку. — Новосибу? Помощь? — скептически спрашивал Челябинск. — Не Новосибу. Коле, — уверенно поправил Костя. Юра в ответ на это молча вскинул брови, но в квартиру пустил. Уже совсем скоро они вчетвером обедали: Екатеринбург, Челябинск, Новосибирск и Снежинск. И за столом воцарилось бы неловкое молчание, если бы не постоянные вопросы Снежинска, адресованные неожиданному гостю. Кате, в отличие от остальных, было интересно не положение центра федерального округа, а научные опыты Новосибирска, и она уже успела напроситься в лабораторию. Коля подробно отвечал на все вопросы, но даже Юра заметил, что с ним что-то не так. После обеда Екатеринбург предложил помыть посуду вместе с Новосибирском, отправив двух хозяюшек отдыхать. Те согласились, и под ворчание Юры, вызванное такой характеристикой, пошли в комнату Снежинска на втором этаже дома. Сначала Екатеринбург и Новосибирск молча мыли посуду, но в какой-то момент Коля опять потерял концентрацию и едва не разбил тарелку. Тогда Костя забрал её и с тяжелым вздохом сказал: — Ну, рассказывай, что случилось. Новосибирск вместо ответа поджал губы и посмотрел в пол. Тогда Костя нахмурился этой упёртости Коли, взял того за плечи и усадил на стул. — Девушка? — вкрадчиво поинтересовался Екатеринбург, вспоминая состояние Челябинска, неразделённо влюблённого в Пермь. Вспоминая потребность того в человеке, кому можно было бы выговориться. Чаще всего им становился именно Костя. А ему самому тогда ещё некому было выговариваться. И как же без такой возможности тяжело жилось… Добродушный Екатеринбург не хотел обрекать на подобное кого-либо, а тем более Новосибирск — такого хорошего и ещё совсем юного паренька. — Парень, — через минуту тягостного молчания сглотнул Коля, смаргивая выступившие слёзы. Екатеринбург выдохнул. Начало было положено. — Ну, а кому, как не мне, рассказать о таком? — Костя радушно развёл руками. — Тебе же легче станет. — Не могу, — тут Новосибирск зажмурился и завертел головой. — Я Красноярску пост передам. Я не хочу больше! Не хочу! Не могу! Костя, и, возможно, вообще кто-либо, впервые видел Колю в таком состоянии. Перед Екатеринбургом сейчас был не тот Новосибирск, которого все знали — не серьёзный центр федерального округа или подающий большие надежды учёный-энтузиаст, а просто потерянный парень, похожий на самого Екатеринбурга в прошлом. — Так значит, это всё из-за Красноярска? — немного удивленно спросил Костя, который до этого момента думал, что дело в неразделённой любви. — И до чего он тебя довел? — нахмурившись, продолжил он. — Нет, не в этом смысле. Точнее, и в этом тоже. Я запутался, — после таких слов Новосибирск закрыл лицо руками. И через несколько молчаливых минут начал сдавленно говорить тихим голосом, не меняя положения. Поэтому Екатеринбургу пришлось сесть совсем рядом, чтобы разобрать речь своего собеседника. Новосибирск говорил о том, как резко у них всё закрутилось с Красноярском, как тот вдруг сменил гнев на милость… — Говорил, мол, сердцу не прикажешь, вот раньше я тебя не любил, а теперь люблю не могу. А я им восхищался ведь… Ну, такой давний большой город, крутой, был бы центром федерального округа, если б не я… Да и какой из меня… А Руся ластился ко мне, обнимал, подарки дарил… Достал для моих исследований ценные образцы породы, не пожалел! Ну и я был уверен, что тоже влюбился… Правда, потому что восхищался и чувствовал себя должником, а не потому что по-настоящему любил. И красивый Руся, очень красивый, даже сейчас… Да и не влюблялся я никогда… Не знаю, какого это. Только всё это я понял в самый последний момент, когда дело уже до постели дошло, — тут Новосибирск выдохнул, потёр покрасневшее лицо руками и продолжил, собравшись с мыслями: — Я понял, что не хочу. Это всё вдруг показалось странным и неправильным. Каким и было всегда. Я чувствовал себя виноватым перед ним. Нет. Чувствую. И не только за то, что струсил. За всё. За то, что, выходит, врал всё это время о своих чувствах. Что затмил его, стал центром, командую теперь им, маленький такой… Никчемный, жалкий. Я в себе разобраться-то не могу, какой мне федеральный округ… И я убежал тогда. А потом он мне не писал ничего, не звонил. Обиделся… И как не обидеться?! — на этом вопросе Коля резко ударил кулаками по столу. Но взгляда не поднял. — И я не писал, и не звонил. — бесцветно протянул Новосибирск. — Не знаю, что ему сказать… — Так, давай обобщим… Ты его любишь? — вкрадчиво спросил Екатеринбург, готовясь подвести итоги этой невесёлой истории. Новосибирск тут же отрицательно покачал головой. — А он тебя? Как думаешь? — Теперь — не знаю, — Коля честно и серьёзно высказал свое мнение. Екатеринбург хмурился. Он бы ответил без «теперь», да и, наверное, не так неопределённо. Ох как не нравилась ему вся эта ситуация. Такое поведение совсем не было похоже на обыкновенно злопамятного и мстительного Красноярска. Нежные, изнеоткуда взявшиеся чувства… Как сказал Новосибирск, сердцу, конечно, не прикажешь, но… Такое могло случится скорее с основательным, но юным и неопытным в сердечных делах Колей, чем с прожженным ловеласом Русей. Но не случилось даже с Сибиряковым. Коля вон как хорошо разобрал по полочкам то чувство, которое перепутал с любовью. Будто химическую реакцию на доске расписал. Однако больше всего Екатеринбурга в этой истории напрягало то, что Красноярск, вообще-то, встречался с Иркутском. И этого Новосибирск, по-видимому, не знал. Да и сам Екатеринбург узнал случайно, когда вместе с Красноярском проворачивал одну аферу, которую тот назал: «заставь приревновать Челябинск и сведи наконец давних друзей». А после этого плана, успешно приведенного в исполнение, осчастливленные Костя и Юра стали невольными свидетелями разборок Руслана с Дугаром. Но в том-то и суть, что позаигрывать с кем-нибудь — было обычным и, можно даже сказать, для Красноярска обязательным делом. Но чтобы отношения, чтобы с ухаживаниями и конфетно-букетным периодом… Но Екатеринбург решил оставить на потом все свои смутные догадки насчёт настоящего положения дел. В первую очередь нужно было поставить точки над «i» в отношениях Новосибирска и Красноярска, чтобы бедного парня наконец отпустило. Поэтому Костя размышлял о Русе и реальных мотивах всех его поступков, пока вместе с Колей рисовал большую древовидную схему всех возможных вариантов того, как будет развиваться предстоящий телефонный разговор. В его необходимости Екатеринбургу не пришлось убеждать Новосибирск. Да и схему, с которой должно было стать спокойнее, Коля рисовал самостоятельно, подходя к ней со своей обыкновенной ответственностью. И ему просто нужна была поддержка. Изредка оба города вздыхали. Коля — потому что считал, что готовится в очередной раз сделать Русе больно. А Костя — из-за сочувствия Коле, на которого навалилось так много. Когда Новосибирск закончил схему, в которой были проработаны, казалось, все возможные варианты развития беседы, он немедленно позвонил Красноярску. Разговор закончился быстро, но результативно для обеих сторон: во-первых, Коля теперь официально не состоял в отношениях, а, во-вторых, выглядел ещё хуже прежнего и, казалось, был готов прямо сейчас разреветься. Добиться от него чего-то объективного и вообще чего-то кроме самоуничижительных восклицаний не представлялось возможным, поэтому Костя решил просто дать Коле валерьянки и отправить спать. Его поселили в спальне Магнитогорска. Поэтому Новосибирск, который всегда думал о других больше, чем о себе, блёкло поинтересовался у Челябинска, показывавшего комнату: — А где Серёжа спать будет? — Ну, на данный момент с Химкам, — буднично произнёс Юра и ухмыльнулся. — А-а, — пространно протянул Новосибирск. Для него новостью стали не гомосексуальные отношения Магнитогорска, а то, с кем они были. — Если опять раньше вернется, переселим тебя на чердак, там у нас тоже хорошо, — обстоятельно рассуждал Челябинск, как будто подобное у них было в порядке вещей. — Да я ненадолго тут… У меня дела… — неловко протянул Коля и отвёл взгляд. — Посмотрим, — жестко, но уверенно сказал Юра. Забота от Челябинска — она такая. Когда Коля уснул, а точнее, отключился от ударной дозы успокоительного, Костя поговорил обо всём случившемся со своим мужем — Новосибирск ещё на этапе рисования схемы разрешил это сделать. В итоге, несмотря на позднее время, было принято решение немедленно звонить Красноярску и пытаться узнать, как и почему всё было на самом деле. Вертеться как уж на сковородке Руслану не позволила бы осведомлённость собеседников об их отношениях с Дугаром. На которые они могли в случае чего и надавить. Всё-таки, ситуация была серьёзная. Однако Красноярск никому из них не ответил. Тогда позвонили Иркутску — поговорить о его «лучшем друге». — Руслан у тебя? — Екатеринбург начал с места в картер, таким образом давая понять, что разговор серьёзный. — У меня, — судя по довольному тону, Ирктуск этого не понял. Либо же ему просто было слишком хорошо в этот момент. — Дашь ему трубку? — всё так же продолжал Костя. — Нет. — Почему? — Он пока говорить не может. — Почему? Иркутск гортанно хохотнул. Дугара забавляла настырность Кости. Что ж Руслан всем так сегодня запонадобился? — Рот у него занят, — с улыбкой в голосе пояснил Иркутск. — Пусть перезвонит тогда, когда его рот будет свободен, — ничуть не переменив тон, произнёс Екатеринбург и первым повесил трубку. Минут через пятнадцать позвонил Красноярск, — судя по тону и охрипшему голосу, такой же довольный, как его парень, и, видимо, ещё ничего не подозревающий. Екатеринбург вывалил на него всё сразу и потребовал объяснений. Сначала Красноярск молчал, и в телефоне слышалось только его дыхание. А ещё эхо. Значит, он тоже был на громкой связи. Значит, Дугар всё знал… — Папаши, вам своих детей что ли мало? — через минуту Красноярск заговорил едким и тяжёлым голосом. Руслан не дал кому-то из «папаш» ответить на вопрос, а вместо этого продолжил объяснятся — резко и обвинительно. Он говорил о том, как тоже хотел сделать больно — в ответ Новосибирску, занявшему его место. И воспользоваться решил, конечно же, методами, которыми решал (и создавал) все свои и чужие проблемы. Методами соблазнения. А в тот момент, когда они едва не занялись сексом, Руся сам хотел остановиться, чтобы рассмеяться над наивным Колей, да только тот опередил его и таким образом порушил все планы. Хотя, в каком-то смысле, Красноярск своего добился. Новосибирску было больно. Но мучился Коля будто бы только по своей воле и даже от своей чрезмерной «хорошести» и совестливости. Это неимоверно бесило Красноярск. Поэтому Руслан на полном серьёзе считал, что его тоже нужно пожалеть. Не успел Екатеринбург ничего ответить на эту наглую речь, как в дело вступил его муж. — Я, конечно, лезу не в свое дело, и вообще узнать этого всего не должен был, и тебе, Руся, по гроб жизни обязан… Но мы, города, не умираем, так что слушай сюда… — в Челябинске закипала ярость, будто он говорил не о своём приятеле, а о собственном сыне. Подобным образом он частенько ругался с Москвой из-за поведения Химок. В ответ на эту искреннюю и жаркую речь Красноярск лишь хрипло рассмеялся, а потом кокетливо сказал: — Папаши, ну, правда, что вы лезете не в свой округ? Коля — уже большой мальчик, не сынок вам. И вообще, меня сегодня уже наказали за все мои проделки. — Коля — большой город, а не большой мальчик, — отрезал Челябинск и первым повесил трубку, как это недавно делал его муж. Следующим утром Юра и Костя снова звонили Дугару, чтобы тот помог им уговорить Руслана рассказать Коле всю правду. Несмотря на характер и тон недавнего разговора, Иркутск был на их стороне. Он сам вчера, за некоторое время до звонка Екатеринбурга, испытал определённый шок от досадливого рассказа своего парня, который последовал за его разговором с Новосибирском. Так они всеми правдами и неправдами заставили упирающегося Красноярска согласиться. Да и что ему оставалось делать? Все равно его план пошёл прахом. Екатеринбург и Челябинск постучались в комнату, где спал Новосибирск, и, когда им тут же бесцветно ответили «войдите», без колебаний сделали это. Они протянули Коле, по-видимому, давно лежащему на кровати в одежде и смотрящему в потолок невидящим взглядом, телефон с Красноярском на связи. Новосибирск сначала слушал с тем же апатичным видом, но по мере объяснений его светлые глаза всё сильнее и сильнее расширялись. А под конец разговора он резко сел на кровати и отчетливо сказал: — Чего, блять?! Коля, наверное, впервые в жизни матерился. Несмотря на всю драматичность момента, Челябинск за спиной Екатеринбурга согнулся пополам от едва сдерживаемого смеха. Слышать подобное из уст Новосибирска было нелепым и даже в какой-то степени умилителным. Вскоре они закончили говорить, и вот Коля уже смотрел на Костю и Юру своими ясными глазами. Однако, по понятным причинам, сильно хмурился. — Ну и хуйня!.. — вздохнув, Коля лаконично подвёл итоги, вставая с кровати, а потом переменился в лице, которое приняло обыкновенное добродушное выражение. — Помочь с завтраком? Юра и Костя с облегчением рассмеялись. Самое страшное было позади. После совместного завтрака Новосибирск решил заняться тем, что всегда помогало ему снять стресс. Горохом. Только опыты в этих условиях было не провести, поэтому Коля вместе с Катей просто высаживал на подоконнике микрозелень для салатов. — А это точно вкусно? — скептически спрашивала Снежинск, будто бы они не выращивали горох, а синтезировали нечто совершенно новое. — Конечно, вкусно, — как можно увереннее ответил Екатеринбург. Он в это время мыл посуду, а Челябинск проверял холодильник, составляя список покупок. Майонез, понятное дело, опять закончился. Поэтому Юра с иронией добавил: — Особенно с мазиком, да, Катюш? На это обращение повернулись сразу двое, и Челябинск хлопнул себя по лбу. Столько лет прошло, а он всё никак не может отучиться от этой многовековой привычки. Две Кати по-доброму рассмеялись и вместе обняли Юру. Новосибирск смотрел на них и улыбался. Когда Екатеринбург ушёл в магазин, все домашние дела, запланированные на вчера, были деланы-переделаны в шесть рук, и Снежинск отправилась в свою комнату, Челябинск открыл форточку на кухне и стал в неё курить. Он покосился на сидящего рядом Новосибирска и многозначительно протянул ему сигарету: — Вот я когда по Аньке страдал, помогало… — Да я не по Руслану страдаю, — махнул рукой Коля и уверенно добавил. — А из-за него. — Дотошный какой… — с улыбкой покачал головой Юра. — Не удивительно, что тебя центром федерального округа сделали… Новосибирск смутился, а Челябинск похлопал того по плечу: — Прости-прости… Однако Новосибирск взял предложенную сигарету, зажёг её и едва успел затянуться, как открылась входная дверь, к ней побежала Катя с криком «Папа-а», а Челябинск вскочил с места… Коля зашёлся кашлем, сетуя на закон подлости, и тут на кухне появился Екатеринбург, на руках которого висели пакеты и подоспевшая помощница. — Ты чему ребёнка учишь?! — поражённый увиденным, Костя кинул грозный взгляд на своего мужа. Тот в своё оправдание лишь развёл руками. После той реплики Кости на секунду воцарилась абсолютная тишина, а потом кухня взорвалась дружным разноголосым смехом, моментами прерываемым кашлем Новосибирска… Обсуждение НДТ наконец успешно состоялось на следующий день за чаем. Правда, деловая беседа Екатеринбурга и Новосибирска изредка прерывалась пессимистичными замечаниями Челябинска и просьбами Снежинска, которая сидела вместе со всеми и рисовала Колю, не вертеться. Когда вечером Новосибирск засобирался домой, Снежинск удивлённо спросила у своих отцов: — А мы его разве не себе взяли? — Кать, он же не кот, чтоб его к себе брать! — ответил Челябинск. Екатеринбург в ответ на эту неосторожную реплику многозначительно посмотрел на мужа. — А кота возьмём, когда Коля уйдёт к себе? — Катя сначала заглядывала в глаза поочерёдно каждому из отцов, пытаясь найти поддержку, а потом с энтузиазмом развела руками. — Я назову его Коля и буду кормить горохом! — Не думаю, что этому коту понравится горох, даже если его будут звать Колей, — рассмеялся Новосибирск и потрепал Снежинск по голове. — Давай лучше я заведу кошку, а ты будешь у меня гостить и играть с ней. Договорились? — Договорились! — кивнула Катя и на прощание обнялась с Колей. Юра и Костя с облегчением выдохнули. Однако, когда Екатеринбург и Челябинск вышли провожать Новосибирск, то первый с предостережением сказал: — Теперь тебе действительно нужно будет заводить кошку… — Заведу-заведу, не бойтесь! — мечтательно улыбался Коля. — Мне теперь будет слишком скучно жить одному. — Следи, чтоб лабораторных крыс не поела! — нахмурившись, сказал Челябинск и хмыкнул, но потом переменился в лице и похлопал Новосибирск по плечу. — Удачи тебе, Коль. Звони почаще. — Спасибо вам! До встречи! — помахал рукой Коля, садясь в такси.