***
— Красиво, правда? — они сидят на берегу. На темном небе яркие звезды и убывающая луна. В воздухе — запах свежей травы. В руках — бенгальские огни. Он помнит, что они отмечали. Но вот что отмечали? Кажется, Виктор сдал экзамен. Его приняли на работу. Отныне он - пожарный. Бутылка красного полусухого уже допита. Середина недели. А завтра дела: Славе — в школу, Виктору - на первый день стажировки. — Мне приятно, что ты поддерживаешь мои решения, — Виктор склоняется к Славе. В воздухе витает аромат мускатного ореха и апельсинов — это от одеколона Виктора. — Поддержишь ещё одно моё решение? — он гладит Славу по щеке и, обняв за плечи, медленно опускает на песок. Славе кружит голову от вина. Когда Виктор так близко, запах мускатного ореха и апельсинов проникает в лёгкие намного глубже. Славе мерещится, что он тонет в этом аромате. Палочка бенгальского огонька выскальзывает из его рук, падает и гаснет. Песок в волосах, на коже. Он засыпается в одежду, в кроссовки. Славе шестнадцать. Губы Виктора на его губах. И если бы Слава был чуточку трезвее, он бы испугался. Это его первый раз. Руки Виктора у него под толстовкой. Это их первый раз. А в ночном небе так ярко светят звезды.***
Свежий воздух холодит кожу и очень хорошо помогает мыслям проясняться. Свежий воздух очень хорошо помогает трезветь. На горизонте, выглядывая из-за серых пятиэтажек, поднимается солнце. Слава смотрит на свои наручные часы. Всё-таки они показывали четыре тридцать пять. А сейчас уже шесть. Он что, уснул на улице? Надо бы взять себя в руки и продолжить нормальную жизнь. Но как это сделать, если сердце вдребезги и в груди больно от каждого вдоха? Он поднимается с тротуара. И как только никто не вызвал полицию по его душу... Он снова смотрит на часы и в этот раз замечает, что его руки испачканы: на пальцах следы подсохшей крови, под ногтями песок. А на среднем и указательном пальцах обеих рук и вовсе оторваны ногти. Чем он занимался? О, это он помнит очень хорошо. Алкоголя в мире не хватит, чтобы он смог забыть. Он знает, что дома, посередине гостиной, стоит железный сундук. Он принёс его прошлым вечером. Вернул из недр природы. Но вот ключ с годами потерялся. А замок даже не заржавел. Хороший попался, медный. Что лежит в сундуке, он тоже помнит. И даже если зажмурится, изо всех сил пытаясь отогнать картинки-воспоминания содержимого сундука, всё равно не сможет забыть.***
— Ты это серьёзно? — Виктор в недоумении. Он не понимает, зачем им нужно заниматься такой ерундой. — Это наша капсула времени. Представь, как будет забавно потом откопать его. И как мило перебирать всё это, — Слава указывает на разнообразную мелочёвку внутри сундука. В двойном зиплоке, на всякий случай для подстраховки от промокания, их совместное фото — поход с друзьями. Они сидят у костра на старых сосновых брёвнах. Слава крепко держит кружку с чёрным чаем. Виктор сидит поодаль от него, но его рука лежит близко-близко к Славиной ноге. В таком же «защитном чехле» лежит письмо Славы с признанием в любви. Да, оно бумажное, и Слава потратил всю ночь и две тетради прежде, чем у него получилось красиво сформулировать свои мысли. Это письмо Слава подложил Виктору в бардачок в машину после их второго свидания. Стеклянный флакон из-под одеколона, наполненный песком, даже в комментариях не нуждается. Два билета в океанариум — ходили на втором свидании. Резиновый брелок с синим ёжиком из комедии «Соник в кино». На неё они ходили на третьем свидании. Конечно, они не сидели на последнем ряду, но это не мешало гладить друг друга в темноте по бедрам и коленям и держаться за руки, сцепив их в замок. На что-то посерьезней — например, поцелуи в шею — никто не решился. Люди могли заметить. — Поверить не могу, что ты меня уговорил на это, — Виктор качает головой. Он сидит в коридоре, в руках — складная лопатка. — Ну ведь не только тебе уговаривать меня на всякое... — Слава подмигивает своему возлюбленному, поднимается с пола и закрывает крышку сундука. Навесной замок звонко щёлкает, блокируясь — всё, скоро их любовь будет увековечена во времени.***
На джинсах осела уличная пыль. Слава хлопает себя по ногам и ягодицам, чтобы убрать её. Виктор не упускал ни единой возможности шлёпнуть его по заднице. И зачем только судьба свела их, если планировала потом развести?! Слава думает, что пора бы съездить к родителям. Он уже давно у них не был. А ведь они переживают: любимый сын всё чаще прогуливает колледж, начал пить. Мама звала в гости. Он уже не помнит, сколько раз она это делала. Однозначно надо съездить. А то сами приедут. А он развёл в квартире бардак: ещё чуть-чуть и будет похлеще, чем на свалке. Надо прибраться. Провести генеральную и убрать все вещи, взглянув на которые тянет разрыдаться и напиться. Или можно переехать. Подальше. Чтобы ничего не напоминало, как они были счастливы. Как он был счастлив. Слава решает, что займётся этим вопросом, как только вернётся домой. Но сначала нужно будет поспать хотя бы пару часов в кровати, вымыться и поесть. Вот бы кто-нибудь пришёл и вытащил за уши из этого депрессивно-алкогольного затворничества. Здорово было бы.***
— Я дико извиняюсь, но где здесь дорога? — Слава стоит, прижавшись спиной к большой старой берёзе. Он не увидел вокруг себя ни одной тропинки, а вот уверенно бредущего через траву человека в красной толстовке и со спортивной сумкой на плече, он замечает сразу. Слава приехал с одноклассниками на вечеринку. Девятый класс. Последний звонок. Алкоголь. Много алкоголя и все остальные сопровождающие таких мероприятий. Почему он заблудился? Поспорил, кто быстрее отыщет в лесных массивах лист папоротника. Зачем? Да просто по приколу. — Небезопасно шататься одному по лесу, — Виктор останавливается рядом. Его внимательно и без стеснения разглядывают с головы до ног. — Если что, ты тут тоже один. Шатаешься по лесу. Виктор возвращается с озера. Четыре раза в неделю он приезжает плавать и тренировать выносливость. Почему его не устраивает бассейн? Места мало, людей много, глубина не подходит, да и просто озеро правдоподобнее. В бассейн зимой хорошо ходить. — Я всё тут знаю как свои пять пальцев. — О, отлично. Подскажешь, где дорога? Никакого папоротника Слава, разумеется, не нашёл. Но и возвращаться на алкотусовку уже нет резона. Он почти трезвый. Ему бы остановку и автобус до города. — И что ты будешь делать? Шататься вдоль неё? Украдкой Слава заглядывает к Виктору в не до конца закрытую сумку. Он надеется, что не увидит в ней ни топора, ни молотка. — Домой поеду. Виктор не знает, где автобусная остановка. Зачем она ему? У него есть машина. Да и как часто ходят автобусы, он тоже никогда не обращал внимания. Поэтому совесть тут же начинает шептать, что он не имеет права оставить ребёнка одного ни в лесу, ни на трассе. Тем более когда от этого ребёнка несёт спиртягой. Пусть и выглядит он довольно неплохо. — Со мной поедешь. Сначала Слава планирует сказать, что ни за что не сядет хрен знает к кому в машину. А потом накатывает такая усталость, что он согласен на всё, лишь бы подальше из этого леса. Уже в машине Слава понимает, что очень даже не зря согласился. Представить страшно, сколько бы он времени потратил на автобусы и их ожидание. А голова у него тем временем начинает невыносимо болеть: он думает — от укачивания, но на самом деле от выпитого спиртного. Он подпирает её кулаком, облокотившись на ручку двери, и рассматривает водителя. Только уже из-под полуопущенных век. Так легче: меньше закатного солнца попадает в глаза. Виктор внимательно следит за дорогой, но бывает время от времени переводит взгляд на пассажира. Он так редко встречал в своей жизни курносых людей. А ведь они такие красивые.***
Слава подходит к урне и снимает с плеча рюкзак, расстегивает молнию и запускает в него руку. Отыскивает на ощупь недопитую бутылку водки и без прощальных речей забрасывает её в урну. Чтобы двигаться вперёд, нужно ясно мыслить и отдавать отчёт своим действиям. Как там говорится: «трезвость — норма жизни». Вот и ему пора вступить в такую жизнь. Рука натыкается в рюкзаке на пачку сигарет. Слава сжимает её в кулаке. Стоит тоже выкинуть. Он ведь никогда раньше не курил. Ни от одного из одноклассников не подцепил эту мерзкую привычку за всё время учёбы. А тут получите — распишитесь. Не так много времени прошло. Возможно, ещё не успел окончательно привыкнуть. Надо попытаться завязать. Но руку Слава разжимает, и пачка сигарет падает на дно рюкзака. Не всё сразу.***
— Ты специально свой телефон под сидение бросил? Виктор не тратит время на формальности в виде приветствия. Он самую малость в плохом настроении. Ему нужно готовиться к сессии, а вместо этого он тащится на старую учебную автоплощадку. Хорошо, хоть она недалеко от его дома. — Я положил, а не бросил, — Слава сидит на эстакаде, свесив ноги, и разве что не болтает ими, как пятилетний. Уже через десять минут после того, как Виктор высадил его около дома, Слава начал названивать на свой телефон. Хочешь встречу — создай повод. — Зачем? — Ты красивый. — Не протрезвел? Или уже снова накачался? — Виктор остаётся стоять внизу. И Славе приходится идти к нему. — Я трезвый. Просто я гей. — Ты не гей. Ты подросток, который ещё не определился. В поисках себя. Слава улыбается. Последний метр до Виктора преодолевает в два шага и, подскочив «нос к носу», целует. Быстро. Виктор выше сантиметров на пятнадцать. И Славе приходится встать на носочки. Из-за этого губы не попадают точно на губы: цепляют щеку и угол рта. — С ума сошёл?! — Виктор пятится, но не отталкивает Славу и даже не кричит. Не хватало, чтобы их кто-нибудь услышал и приперся посмотреть. — Я же сказал, что я гей, — Слава пожимает плечами. Он не видит ничего страшного в том, что сделал. Это даже поцелуем то назвать нельзя. — А ты не подумал, что я не гей? — Виктор хмурится. Он не любит обманывать, но он знает уголовный кодекс. Он знает, про что говорится в статье сто тридцать четыре и статье сто тридцать пять. У Виктора отличная память. Поэтому какое наказание ему светит, если кто-нибудь узнает и сообщит в полицию, он тоже хорошо помнит. — Жаль. Очень хочется, чтобы ты им был. — Хотеть не вредно, я с сопляками не встречаюсь. Слава не верит своим ушам. Неужели он, наконец-то, влюбился в человека, с которым есть шанс пятьдесят на пятьдесят, а не полный ноль — как в случаях с натуралами?! — То есть ты всё-таки «да»? Не думал, что так фартанёт! — Тебе не везло. Ещё раз говорю: мне не интересно, — Виктор сжимает зубы. Если, когда он пришёл, его настроение было плохим, то теперь оно стало ужасным. Он не в восторге, что ему пришлось так много врать сегодня. — Ну, ты хотя бы узнай меня, — Слава снова делает шаг навстречу к Виктору. — Всё, мне некогда, — Виктор достаёт из кармана чужой телефон и протягивает Славе. Тот забирает, разочарованно вздыхает, прячет мобильный в карман джинс, а потом снова делает попытку подскочить и поцеловать Виктора. — Ты не отвяжешься? — между ними расстояние в вытянутую руку. Виктор держит свою ладонь на чужом плече. — Я буду ждать. Здесь. Каждый день. В девять вечера. — Не надейся, — уверяет Виктор. Его пальцы сжимают капюшон Славиной толстовки. Ему очень хочется притянуть Славу к себе за этот капюшон и крепко обнять. Проверить, начнёт ли сердце биться быстрее. Но вместо этого он разжимает руку и отступает. — До встречи, — улыбается ему Слава, но Виктор молча качает головой и разворачивается. Он уходит и надеется, что больше никогда не увидит этого наглого мальчишку. Он надеется, что их пути больше никогда не пересекутся. Но уже через четыре дня Виктор сам идёт к автоплощадке. Ему интересно, действительно ли его готовы ждать каждый день и в любую погоду или это просто слова на ветер. Поэтому Виктор искренне рад, когда видит, что его не обманывали: Слава уже знакомо сидит на эстакаде и болтает ногами, но в этот раз у него на голове огромные наушники, и он едва слышно подпевает музыкантам из своего плейлиста. Виктор улыбается, глядя на эту картину, и что-либо проверять уже не видит смысла. У него в груди — быстро-быстро бьётся сердце, хотя он даже не бежал. Любовь с первого взгляда? Виктор в неё никогда не верил. Слава ей молниеносно проиграл.***
Слава хлопает по карманам джинс сперва спереди, потом и сзади. Абсолютно во всех карманах пусто. Вот она — радость, которой ему так не хватало. И выглядит она как потерянные ключи. Слава тяжело вздыхает. Ведь он знает, что добродушные соседи быстро вызовут полицию, если он останется спать под дверью. И им совершенно неважно, что он живёт в этой квартире уже не первый год. Ключи он находит в рюкзаке. Только пришлось высыпать всё его содержимое на придверный коврик. Наушники, зажигалка, синяя измятая пачка «Винстон», какие-то леденцовые конфеты, кошелёк с килограммом мелочи, библиотечная книжка. Собирать всё это нет желания. Слава открывает дверь и запинывает, всё своё рассыпавшееся барахло в квартиру. Утром разберется. Точнее уже завтра будет разбираться, если не отмахнётся от идеи с генеральной уборкой. Внутри квартиры мрачно, как в склепе. Слава уже даже не помнит, сколько времени не раскрывал шторы. На полу по углам и вдоль плинтусов клубится тополиный пух — налетел в открытое окно на кухне. На полу вне углов хрустит под ногами песок. Только паутины под потолком не хватает для полного сходства со склепом. Уму непостижимо сколько же здесь прибирать! Слава проходит прямо в обуви до дивана в гостиной. На журнальном столике газета — уже страницы пожелтели от времени и еле пробивающегося через шторы солнца. На первой полосе газеты фотография Виктора в рабочей форме. «Пожар в доме престарелых. Обрушение кровли, погиб молодой сотрудник» Слава отодвигает газету на угол стола. Поднимает с пола железный сундук и ставит его на столешницу прямо посередине. Теперь ему нужны отвёртка и молоток. Он хочет вскрыть эту капсулу воспоминаний, спрятать в неё всё то, от чего так больно в груди, и закопать поглубже с глаз долой. Нельзя цепляться за былое всю оставшуюся жизнь. Он должен с ним попрощаться. Ему пора идти вперёд. Пора съехать и вернуть ключи от квартиры родителям Виктора. Будет тяжело: Слава успел полюбить их, как своих. Но он обязательно справится.