Ебал я в рот вашу экономику!

Институт, экзамены, сессия... Нет, вешаться, конечно, не хочется, после института жизнь есть, но на неё ни сил, ни времени не хватает. Завидовать плохо, но Славе Мирон завидует. И ведь ничего сверхъестественного Слава не делает: просто вовремя сдаёт и вовремя встаёт. Это раскроет все события данной истории, но вот у Мирона встаёт не вовремя. — Чё следующим? — спрашивает Мирон, намеренно не проговаривая "т" в своём вопросе. Пусть Слава поймёт, насколько Мирону плевать; пусть увидит, насколько ему нет дела до учёбы; пусть Мирон закрепит за собой статус халтурщика и пусть этот вопрос звучит максимально "длягалочно". — Посмотри в расписании, — отвечает Слава, игнорируя злобные интонации, — Я немного занят, — он мило подмигивает Мирону, захлопывает учебник, кладёт за ухо дешёвую шариковую ручку с оранжевым корпусом и достаёт ещё одну книжку. Садятся они, по обыкновению, на дальние ряды аудитории. Чтобы видеть хоть что-то происходящее на доске и с преподавателем, он надевает очки. Фишка крепкого общения Славы и Мирона — взаимодополняемость, даже со стороны видно. Вот Слава, он, конечно, бывает грозным и шумным, но в стенах университета он милый, добрый, почти ботан. Сейчас, сгорбившись, конспектирует лекцию профессора мелким и неаккуратным почерком, чтобы побыстрее писать и чтобы побольше уместилось. А вот Мирон — он местное быдло, это понятно по тому, как он демонстрирует абсолютную незаинтересованность. Сидит, вытянув ноги и забросив руки за голову, глаза прикрыл, точно не на паре, а на пляже. У огромной доски движение: препод что-то пишет, что-то рисует, что-то объясняет, заглушённый шорох белого мела успокаивает и Мирон вот-вот заснёт. И заснул бы, но вдруг Слава в паре сантиметров от него громко чихнул. Естественно, "будь здоров". Не менее естественно, "спасибо". Сон как рукой сняло. На доске по-прежнему ничего особенно интересного, поэтому Мирон наблюдает за Славой, разглядывающим передний план. Особенное внимание приковывают его губы, которыми Слава сжимает ту самую оранжевую ручку. Он как-то толкает кончик своего языка в дырочку на колпачке; напрягает и снова расслабляет губы; обводит языком кончик ручки. Просто хватает её губами и, убрав пальцы, втягивает её вместе с щеками, а затем выталкивает языком. Нет, каждый второй студент имеет привычку тянуть в рот письменные принадлежности, но Мирон никогда не видел, чтобы это выглядело так эротично. Оторвать взгляд от Славы уже нельзя, процесс пошлых фантазий сорвался с ручника и полетел по встречке. Позу пришлось сменить на менее уверенную, закинуть ногу на ногу, пригнуться к столу: Мирон едва не лёг на него грудью. Слава продолжает невозмутимо что-то записывать, и даже двигая этой несчастной ручкой по листу бумаги, он продолжает обсасывать и облизывать её. Даже видно, как в свете весеннего солнца блестит на колпачке его слюна. Мирон старается не смотреть, напрягает ноги, руки, закусывает язык, пытается перегнать кровь из члена в менее интересные места, в любую другую точку тела. Всё бестолку. Тогда, закрыв глаза, Мирон пытается задуматься о чем-то совершенно не возбуждающем, но Слава никак не выходит из головы, настолько поглощённой мыслями, что Мирону даже не слышно, что к нему обращаются: — Тебе помочь? — риторическим этот вопрос оказался в ту же секунду, как Слава придвинулся чуть ближе и накрыл пах Мирона ладонью. Не получив от максимально удивлённого соседа никакого внятного ответа, Слава, минимизируя шум, спускается под стол. Конечно, Мирону было бы гораздо легче там поместиться, чем ему — так и спина болеть будет, и поясница, и коленки, скорее всего. Но кому тут помощь-то нужна? Трижды благодаря всех существующих богов за нелюбовь Мирона к ношению громоздких ремней, Слава легко расправляется с пуговицей на штанах, молния сдаётся сама. — У тебя презерватив есть? Я ручкой себе там ранку сделал случайно. — Есть. Из кармана сумки под стол телепортируется квадратная металлизированная упаковка ярко-красного цвета. Примерно тот же цвет принимает лицо Мирона по линии скул. А Славе хоть бы что: ведёт себя так, словно продолжает писать конспект. Мирон невольно усмехается, представляя, как Слава вновь достаёт ручку и продолжает свои записи, но уже у него на лобке. По взгляду Славы легко определить, что интереса к лекции он не потерял, всё так же слушает вполуха. Раскатав по члену резинку, приобретённую Мироном в ларьке вообще не для Славы, примерный ученик прилежно берёт в рот. Мирон блаженно откидывается спиной назад, закрывает лицо локтями, получая бескрайнее удовольствие от тепла и тесноты чужого рта. Слава давит языком на венки, пытается просунуть под ткань чужого белья руку; возится под столом, выбирая себе позицию поудобнее. "Таким образом" — вещает профессор у огромной доски, — "На последнем этапе решения этой задачи мы выводим три варианта дальнейших действий со вполне очевидными плюсами и минусами, которые нам предстоит разобрать". Слава слышит, Мирон — нет. Славе безусловно интересно: что вообще происходит в голове у человека, когда во время пары его член под столом сосёт другой парень? Язык у него влажный и тёплый, скользящий, по ощущениям безмерно длинный и натренированный. Слава заглатывать не спешит, но Мирон тоже торопить его не хочет. "Охуенно" — поощряет он Славу (хотя, скорее, язык Славы) и треплет потную чёлку, — "Просто охуенно". Мирону не надоест никогда, а вот Славе уже как-то скучно, хотя эти едва удерживаемые стоны и вздохи — тот ещё бальзам на душу. Тогда Слава поворачивает голову, член Мирона упирается ему в мягкую щёку, слишком мягкую, чтобы дать нужное давление. Мирон недовольно стонет, но Слава, двигая вдоль его члена рукой, словно просит потише. "Я так замечаю, вы чем-то не тем заняты" — говорит профессор и в груди что-то щёлкает у обоих. У Славы кровь приливает к голове, у Мирона — к головке. "Мирон, я не видел вас на своих занятиях уже месяц, а семестр подходит к концу, может, ответите на один вопрос, чтобы не получить автоматом неуд?". Слава из-под стола видит, как Мирон инстинктивно (инстинкт защиты от двоек) кивает головой. Препод спрашивает: "Какой из разобранных нами на занятии вариантов стратегических планов имеет более выгодные условия?". У Славы бешено колотится сердце, хотя профессор придирается явно не к минету во время лекции, он быстро вспоминает, что там говорилось об этих трёх вариантах. — Вариант, э... — тянет Мирон. Надо срочно что-то делать и Слава не находит идеи лучше: он кусает головку члена передними зубами и Мирон, ошарашенный внезапной болью, тянет букву "а" — Что же, вы правы, вариант "А" имеет меньше уязвимостей. Мирон, отдышавшись, пытается дать Славе подзатыльник, но промахивается. В качестве приносимых извинений, Слава берёт поглубже, стараясь ласкать головку уже не языком, а горлом. Мирон бы с удовольствием дал ещё пару громких ответов "а", но это было бы всё равно не очень уместно. Глотка у Славы, может, и не профессиональная, но хорошая, способная, и, как наверняка сказал бы профессор, перспективная. Слава не может расслабить горло, но Мирон думает, что это и не нужно: оно так хорошо и приятно сокращается. То расширяется, принимая ещё глубже, то рефлекторно сужается, сдавливая головку. Изредка Слава пытается зализать языком укус, впредь старается не задевать член Мирона зубами. — Слав, — приглушённо шепчет Мирон, — Я больше не выдержу. Мирон представлял это как предупреждение о том, что Славе придётся всё проглотить, но Слава этого делать категорически не хочет, он вытаскивает член изо рта, в последний раз проводит языком по красной головке и сжимает его у основания. Мирон неудовлетворённо хнычет. "А вытирать чем?" — думает Слава. Он выбирается из-под стола и озирается, всё так же держа член Мирона длинными пальцами. Затем, не найдя ничего особо подходящего, тяжко выдыхает, срывает с пружинки блокнота свежий конспект, совершает ещё пару поступальных движений рукой, и... — Что за предмет хоть был? — извиняющимся тоном спрашивает Мирон. Слава, невинно улыбаясь, выкидывает перепачканный спермой, мятый клетчатый листок с конспектом. — Это, понимаешь, Мирошка, была экономика... — Выходит, я эту экономику в рот ебал.