Верь мне

Донецк сидел в квартире, куда переехал совсем недавно. В его старое жилище ровненько прилетел снаряд, благо, самого Богдана дома не было. Боже, когда же все закончится, думал парень тогда, наспех собирая вещи и слушая указания обеспокоенного Кирилла по телефону. Непонятно, как связь еще работала. Чтобы не было лишних проблем, друг предложил переехать к нему, поэтому вот уже несколько дней Богдан живет в квартире Луганска. Кирилл не перестает ходить на собрания, надеясь, что хоть что-нибудь поменяется, но все тщетно. Москва и Киев никого и слушать не хотят. Стараются защитить свой народ любыми способами, перетягивают Луганск с Донецком друг на друга, словно одеяло. И вот в один из таких вечеров Кирилл вновь ни с чем вернулся домой. Он так сильно устал от всего происходящего, что сил нет ни на что. Луганск не знает, кому можно довериться, а кому не стоит. От решений зависят чужие жизни, это огромная ответственность. Богдан встретил его у входной двери. - Ну что? - спросил парень без особой надежды. В ответ лишь грустный вздох. - Ну не расстраивайся ты так, Кирюх. Пора привыкнуть. Кирилл молча прошел в квартиру и сел на диван. - Ты же знаешь, Москва и наш Киев в последнее время на нервах, необдуманно поступают... - Из-за этого должны погибать невинные люди..? - речь Богдана прервал разбитый голос Луганска. - Ты же понимаешь, мы с тобой ничего не можем сделать, пока эти оба нас не слушают, - Донецк подошел к Ольховко ближе, садясь перед ним на корточки, - Остается только ждать и надеяться. Луганск ничего не ответил. Лишь сжался еще сильнее, закрывая лицо руками. - Я так устал, Господи. Я не могу больше. Послышался тихий всхлип, из-за чего Богдан вышел из задумчивого транса и резко поднял голову. - Эй, Кирюх, ты чего? Все будет хорошо, чего ты раскис-то? - Донецк чуть приподнимается, чтобы осторожно убрать руки Кирилла от лица. Он так же бережно тянет их на себя и чуть сжимает. Луганск смотрит на него сквозь слезы. - Как ты можешь быть таким спокойным..? Мы не знаем, кому верить, как поступить, что делать... Кальмиус лишь нежно улыбается, смотря в чужие глаза. - Надо же хоть кому-то из нас быть в норме? Ты у меня ранимый, чувствительный, нужно приводить тебя в порядок, - брюнет, улыбаясь, перевел взгляд на руки Ольховко, медленно поглаживая их. Затем Донецк встал на ноги и сел рядом с Кириллом, чтобы приобнять того за плечи. - Ну же, Кирь, перестань плакать, я же с тобой! Луганск молча придвинулся к нему, прижимаясь лбом и заплаканными глазами к надежному плечу. - О-ох, что же мне с тобой делать? - Богдан мягко улыбнулся и погладил светлую макушку. - Я так устал... Снова громкий всхлип, из-за которого Донецк мягко отрывает Луганск от себя. Кальмиус вытирает чужие слезы, печально смотря в глаза напротив. Больно видеть, как в них тускнеет та небесная голубизна, а вместе с ней - надежда на хорошее и светлое будущее. Богдан задерживает руки на чужих щеках. - Можешь плакать, сколько тебе угодно, только не делай этого в одиночку. У тебя всегда есть и буду я, хорошо? - Он смотрит серьезно и получает тихий кивок. - Давай, иди сюда. Богдану и самому очень тяжело, хочется сорваться и кричать от безысходности. Но при виде такого разбитого Кирилла вся собственная слабость исчезает, потому что лицезреть такое родное лицо настолько разбитым действительно невыносимо. Именно поэтому Донецк сейчас обнял его настолько крепко, насколько мог, лишь бы показать, что бояться нечего, что он рядом. Они через столько всего прошли вместе, что даже мысли сдаться быть не может. Они все преодолеют. - Надеюсь, Москве мы можем верить... - В меня и себя верь! - возмутился Богдан. Луганск обвил руки вокруг шеи Богдана чуть крепче, шмыгая носом в последний раз. - Спасибо тебе. - М? За что это? - слышится с другой стороны. Ольховко отстраняется, берет руки Богдана в свои и ласково улыбается. - За все. Ты всегда рядом со мной. Не знаю, что бы сейчас делал без тебя. Лицо Донецка освещает яркая и теплая улыбка, такая же, как лучи давно не появлявшегося солнца из окна. - Я все что угодно сделаю, лишь бы ты почаще так улыбался. Богдан чуть привстал, убрал светлую прядь с чужого лба, а Кирилл почувствовал на освободившемся от волос месте поцелуй. Он не стал ничего говорить, любящий и благодарный взгляд сказал за него все. - Ну вот, вся рубашка мокрая, - Донецк отряхнулся одной рукой, второй все еще держа руку Луганска. Послышался тихий мягкий смех. Они все преодолеют.